Она разом почувствовала себя свободной от объятий, от прикосновений и от видений. «Дьявольщина… вот дьявольщина!» — прорычал голос мужа, только что мягкий и ласковый.
Фрэнсис развернули за плечи. Она тихонько дрожала, выражение испуга и надежды застыло на лице.
— Иду! — крикнул Хок конюху и привлек ее к себе, едва касаясь ладонями лопаток.
— Все хорошо, все просто прекрасно, — сказал он негромко, на секунду прижавшись поцелуем к ее влажному лбу. — Чертовски жаль, что так получилось, но ты подошла очень, очень близко.
«Близко к чему?!»
— Голова не кружится? — спросил Хок улыбаясь (он все знал, а она — нет!).
Фрэнсис ощутила внезапный приступ глубочайшего смущения. Господи Боже, что это они только что делали! Как она теперь станет смотреть мужу в лицо? Она могла только отрицательно помотать головой в ответ.
— Мне придется выйти к ним, а вот тебе лучше остаться. Выйдешь, когда придешь в себя окончательно.
Это было очень кстати — остаться одной. К тому же Фрэнсис была уверена, что ноги в любом случае отказались бы ее держать. Сквозь ресницы она видела, как муж помедлил у двери, покачал головой и улыбнулся. Улыбка была вовсе не насмешливой, как она ожидала, а ласковой. Он вышел.
Фрэнсис осела на пол, совершенно без сил от потрясения.
«Что это было со мной? Почему я вела себя с таким полнейшим бесстыдством?»
А он… он трогал ее… там! Она содрогнулась, наполовину из протеста, наполовину от вернувшегося на миг ощущения сладкого напряжения. В тот момент она хотела, чтобы это продолжалось, чтобы напряжение росло, стягивая бедра невидимой сетью, готовой разлететься в любую секунду.
Фрэнсис просунула руку под брюки и робко, осторожно коснулась себя. Там было очень влажно и горячо. Это заставило ее отдернуть пальцы. Хотелось заплакать от непонятной обиды и застонать от чувства неполноты. Слабость неприятно смешалась в ней с напряжением, словно в крови бродила и крепла лихорадка.
— Что со мной? Почему мне так плохо? — спро-260 сила она вслух.
В запаснике было очень тихо, и, конечно, некому было ответить ей. Фрэнсис свернулась в комок прямо на полу, обхватив руками колени, и оставалась так долгое время.
Фрэнсис сидела за столом напротив мужа, делая вид, что поглощена содержимым тарелки, хотя там лежала пока лишь крохотная горка овощей.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не притвориться больной и все-таки выйти к ужину. Впрочем, отказ только усугубил бы ее положение: Хок на всякий случай прислал Отиса с посланием, что поужинает с ней в ее спальне, если окажется, что ей нездоровится.
Итак, она вышла к ужину, заранее воздвигнув вокруг себя невидимую стену на случай пошлых намеков и развязных шуточек. Однако до сих пор муж был не более разговорчив, чем она сама.
— Не хочешь ли ломтик запеченного лосося, Фрэнсис? — наконец спросил Хок самым будничным тоном.
Она покачала головой. Она не хотела ничего, будь оно запеченным, вареным, жареным или сырым.
— Тогда, быть может, кусочек тушеного каплуна?
На этот раз она ответила согласием, понимая, что к горке овошей на тарелке нужно хоть что-нибудь добавить. Лакей бросился к ней с судком. Лакей! Вот почему Хок молчит, подумала Фрэнсис. Он ждет, пока они останутся одни.
К ее облегчению, как лакеи, так и Отис оставались в столовой до конца ужина.
Хок пустился в воспоминания о своей долгой дружбе с Мелчерами и выкопал из памяти множество таких скучных подробностей, что Фрэнсис поневоле была убаюкана. Отправив в рот последний кусочек сливового пудинга, он откинулся на стуле, рассуждая вслух:
— Немного портвейна? Хм… пожалуй, нет… Фрэнсис, не перейти ли нам в гостиную?
Она встрепенулась. Вот уже несколько минут она готовилась к приказу немедленно подняться в спальню. Любезное приглашение Хока застало ее врасплох.
Отис отодвинул для нее стул. Фрэнсис поблагодарила его необычно смущенным голосом и застенчиво приняла руку мужа.
В камине уютно потрескивала небольшая горка дров. Вечер выдался необычно прохладный, поэтому Фрэнсис устроилась поближе к огню. Она сцепила пальцы на коленях и сидела очень прямо, не отрывая взгляда от языков пламени.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил Хок. Ну вот, началось! Фрэнсис подавила желание съежиться.
Вот нюня! Нельзя же жить в постоянном страхе!
— Благодарю вас, милорд, очень хорошо, — ответила она почти непринужденно. — Как обычно.
— Жаль, — сказал Хок с легким вздохом.
Их глаза встретились. О да, в его взгляде была насмешка, но не обидная, а… ласковая?
— Сыграешь мне что-нибудь, Фрэнсис?
Она вскочила со стула рывком, усмотрев в вопросе мужа путь к спасению, пусть даже временному.
— С удовольствием! — воскликнула она с такой забавной и жалобной неопределенностью в голосе, что Хок едва сумел подавить улыбку.
Фрэнсис начала играть очень сложную сонату Гайдна и почти сразу обнаружила, что пальцы не подчиняются ей. —Наконец несколько напрочь испорченных аккордов заставили ее отдернуть руки с гримасой неудовольствия.
— Я бы предпочел услышать что-нибудь более нежное. Шотландскую балладу, например.
Оказывается, он уже стоял у нее за спиной! Его дыхание заставило щекотно шевельнуться тонкую прядку у виска.
— Боюсь, я не смогу играть, — призналась Фрэнсис, до того измученная нервным напряжением, что ей хотелось одновременно закричать во весь голос и разрыдаться.
Хок ничего не сказал на это. Он смотрел на поникшие белые плечи жены и, как никогда, хотел ласково коснуться ее, скользнуть ладонями вниз, к вздымающимся округлостям грудей.
Несколько часов назад они были так близки! Хок прикрыл глаза, вспоминая. Его пальцы бессознательно шевельнулись, словно чувствуя ответные движения Фрэнсис. Именно тогда он впервые понял, насколько права была Амалия: жену можно было разбудить, она была вполне способна испытывать такое же удовольствие, как и любовница… Хок вдруг сообразил, что молчание затянулось.
— Тогда, может быть, сыграем в пикет? Как ты смотришь на это? — спросил он поспешно.
Пикет? В прежние дни она была первоклассным игроком (отец лет с десяти вбивал ей в голову правила, чтобы всегда было с кем перекинуться в карты), но теперь… если ее мастерство игрока постигла та же участь, что и мастерство пианистки, то она вряд ли отличит короля от валета.
— Охотно, милорд, — все же ответила она, думая: почему он так подозрительно добр, так великодушен?
Лакей придвинул карточный столик ближе к камину и вышел. Вскоре в гостиной появился Отис с двумя нераспечатанными колодами карт.
Фрэнсис не без опаски уселась за столик. Хок отпустил прислугу и обратился к дворецкому, застывшему у двери на случай, если будут высказаны дальнейшие пожелания.
— Можете располагаться ко сну, Отис. Я сам позабочусь о том, чтобы погасить свечи.
— Как вам будет угодно, милорд.
Дворецкий замешкался в дверях, бросив украдкой взгляд на Фрэнсис. Ее светлость была такой странной в этот вечер, почти не раскрывала рта и очень мало ела. Ее бледность не на шутку тревожила Отиса.
— Миледи? — осторожно спросил он.
В этом единственном слове заключался настоящий ливень вопросов и целое море заботы. Фрэнсис заставила себя улыбнуться:
— Доброй ночи, Отис. Не волнуйтесь, я вполне здорова. Дворецкий с поклоном удалился.
— Будь любезна перемешать и раздать карты, а я налью нам по стакану бренди.
Фрэнсис облегченно перевела дух. По крайней мере он не сидел напротив, буравя ее взглядом. К тому моменту как объемистая круглая рюмка оказалась возле ее локтя, она справилась со своей задачей, не рассыпав карт и раздав нужное их количество.
Хок поднял свою стопку и раскрыл ее аккуратным веером.
— Как ты относишься к бренди, Фрэнсис? — спросил он как бы между делом, меняя некоторые карты местами. — Может быть, налить тебе вина?
Нет-нет, пусть будет бренди!
Она подкрепила свои слова торопливым глотком из рюмки. Огненная струйка скользнула вниз по горлу и приземлилась где-то внутри пустого желудка Фрэнсис. Она тупо уставилась на веер карт в руке, едва слушая то, что говорил ей Хок.
— Если бы не армия, мне бы не стать опытным игроком. На войне бывают периоды затишья — ты ведь знаешь это? — когда офицерам мало что остается, кроме как муштровать нижние чины. В таких случаях чаще всего играют не на деньги, а на интерес. И слава Богу, потому что мне приходилось видеть, как переходят из рук в руки целые воображаемые состояния. — Хок поднял взгляд на Фрэнсис и улыбнулся. — Начнем?
Игра продолжалась около получаса. На Хока произвело впечатление то, как играет Фрэнсис, но это не мешало ему внутренне посмеиваться над ее растущим опьянением. Он был доволен, что предложил ей именно бренди: каждый новый глоток помогал ей еще немного расслабиться.
— Еще рюмку?
Фрэнсис покачала головой, и гостиная мягко качнулась вокруг в унисон с этим движением. Она шлепнула об стол десяткой червей и хихикнула, когда муж прикрыл ее карту червонной дамой.
— Ты не следишь за игрой, — заметил он.
Когда партия была закончена, Хок подсчитал очки и собрал карты в колоду со словами:
— Жаль, что мы не играли на деньги. Ты проигралась в пух и прах, жена. — Он отбросил карандаш и потянулся. — Какой долгий был день!
— Очень, — согласилась Фрэнсис, вертя в руке забытую восьмерку пик.
— Я только сейчас понял, как сильно устал.
— Я тоже, — кивнула она, туманно сознавая, что это к лучшему, но не зная почему.
— Как ты могла проиграть с такими хорошими картами? Она вяло пожала плечами.
— Пойдем наверх или сыграем еще?
На ее раскрасневшемся лице сменилось несколько не вполне ясных выражений. Тревога осталась.
— Что вы собираетесь делать… наверху? — вдруг спросила она.
— Может быть, приму ванну.
— Я бы тоже хотела…
— Увы, Фрэнсис, мы не уместимся в ванне вдвоем. Какая жалость, правда?
Она посмотрела внимательно, но не могла до конца уловить смысл этих слов.
Хок поднялся на ноги и еще раз хорошенько потянулся. Она не отвела взгляда. «Он знает, как красив», — подумала она отрешенно, почти благодушно. Она попробовала зажмуриться из чистого упрямства, но добилась лишь того, что увидела мужа голым — вначале спиной к ней, в каплях воды озера Лох-Ломонд, а потом и лицом, на кромке скалы.
Но теперь все иначе, сказала она себе. Теперь он — ее муж, и все между ними предельно ясно и отвратительно. Бежать ей некуда. Остается только молчать и терпеть.
— Вы придете ко мне? — спросила она прямо.
Хок, не ожидавший открытого выпада, вздрогнул. Он не знал, что будет лучше: ободряюще улыбнуться или безразлично пожать плечами. Что, если в ней все еще длилось, тлело воспоминание о тех минутах в запаснике? Бессознательное воспоминание, вызванное и подогретое выпитым бренди? Если бы только, если бы только это было так!
— Я еще не думал на эту тему, — ответил он и, поскорее вышел.
Разбуженное желание было настолько сильным, что он мог испортить все, опрокинув Фрэнсис на ковер прямо перед камином.
Несколько минут она сидела, уставившись на тлеющие угли. Пробегающие по ним уютные огоньки завораживали, навевая дремоту. Ее тело, уставшее от напряжения, наконец полностью расслабилось, на душе тоже было легко, упоительно лениво.
Она не без труда заставила себя подняться и задуть свечи, оставив одну, чтобы освещать дорогу.
Оказывается, Агнес уже приготовила ванну. Спальня была наполнена ароматом каких-то трав, от воды поднимался приветливый парок.
— Его светлость сказал мне, что вы примете ванну, — объяснила Агнес, словно это было в порядке вещей.
Очень мило с его… с его стороны…
Горничной не понадобилось много времени, чтобы понять состояние хозяйки. Под хмельком, подумать только! Уж в эту ночь ей достанется, думала Агнес, вне себя от волнения. Она вспомнила, что, когда граф отдавал ей распоряжение насчет ванны, его глаза так и горели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Фрэнсис развернули за плечи. Она тихонько дрожала, выражение испуга и надежды застыло на лице.
— Иду! — крикнул Хок конюху и привлек ее к себе, едва касаясь ладонями лопаток.
— Все хорошо, все просто прекрасно, — сказал он негромко, на секунду прижавшись поцелуем к ее влажному лбу. — Чертовски жаль, что так получилось, но ты подошла очень, очень близко.
«Близко к чему?!»
— Голова не кружится? — спросил Хок улыбаясь (он все знал, а она — нет!).
Фрэнсис ощутила внезапный приступ глубочайшего смущения. Господи Боже, что это они только что делали! Как она теперь станет смотреть мужу в лицо? Она могла только отрицательно помотать головой в ответ.
— Мне придется выйти к ним, а вот тебе лучше остаться. Выйдешь, когда придешь в себя окончательно.
Это было очень кстати — остаться одной. К тому же Фрэнсис была уверена, что ноги в любом случае отказались бы ее держать. Сквозь ресницы она видела, как муж помедлил у двери, покачал головой и улыбнулся. Улыбка была вовсе не насмешливой, как она ожидала, а ласковой. Он вышел.
Фрэнсис осела на пол, совершенно без сил от потрясения.
«Что это было со мной? Почему я вела себя с таким полнейшим бесстыдством?»
А он… он трогал ее… там! Она содрогнулась, наполовину из протеста, наполовину от вернувшегося на миг ощущения сладкого напряжения. В тот момент она хотела, чтобы это продолжалось, чтобы напряжение росло, стягивая бедра невидимой сетью, готовой разлететься в любую секунду.
Фрэнсис просунула руку под брюки и робко, осторожно коснулась себя. Там было очень влажно и горячо. Это заставило ее отдернуть пальцы. Хотелось заплакать от непонятной обиды и застонать от чувства неполноты. Слабость неприятно смешалась в ней с напряжением, словно в крови бродила и крепла лихорадка.
— Что со мной? Почему мне так плохо? — спро-260 сила она вслух.
В запаснике было очень тихо, и, конечно, некому было ответить ей. Фрэнсис свернулась в комок прямо на полу, обхватив руками колени, и оставалась так долгое время.
Фрэнсис сидела за столом напротив мужа, делая вид, что поглощена содержимым тарелки, хотя там лежала пока лишь крохотная горка овощей.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не притвориться больной и все-таки выйти к ужину. Впрочем, отказ только усугубил бы ее положение: Хок на всякий случай прислал Отиса с посланием, что поужинает с ней в ее спальне, если окажется, что ей нездоровится.
Итак, она вышла к ужину, заранее воздвигнув вокруг себя невидимую стену на случай пошлых намеков и развязных шуточек. Однако до сих пор муж был не более разговорчив, чем она сама.
— Не хочешь ли ломтик запеченного лосося, Фрэнсис? — наконец спросил Хок самым будничным тоном.
Она покачала головой. Она не хотела ничего, будь оно запеченным, вареным, жареным или сырым.
— Тогда, быть может, кусочек тушеного каплуна?
На этот раз она ответила согласием, понимая, что к горке овошей на тарелке нужно хоть что-нибудь добавить. Лакей бросился к ней с судком. Лакей! Вот почему Хок молчит, подумала Фрэнсис. Он ждет, пока они останутся одни.
К ее облегчению, как лакеи, так и Отис оставались в столовой до конца ужина.
Хок пустился в воспоминания о своей долгой дружбе с Мелчерами и выкопал из памяти множество таких скучных подробностей, что Фрэнсис поневоле была убаюкана. Отправив в рот последний кусочек сливового пудинга, он откинулся на стуле, рассуждая вслух:
— Немного портвейна? Хм… пожалуй, нет… Фрэнсис, не перейти ли нам в гостиную?
Она встрепенулась. Вот уже несколько минут она готовилась к приказу немедленно подняться в спальню. Любезное приглашение Хока застало ее врасплох.
Отис отодвинул для нее стул. Фрэнсис поблагодарила его необычно смущенным голосом и застенчиво приняла руку мужа.
В камине уютно потрескивала небольшая горка дров. Вечер выдался необычно прохладный, поэтому Фрэнсис устроилась поближе к огню. Она сцепила пальцы на коленях и сидела очень прямо, не отрывая взгляда от языков пламени.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил Хок. Ну вот, началось! Фрэнсис подавила желание съежиться.
Вот нюня! Нельзя же жить в постоянном страхе!
— Благодарю вас, милорд, очень хорошо, — ответила она почти непринужденно. — Как обычно.
— Жаль, — сказал Хок с легким вздохом.
Их глаза встретились. О да, в его взгляде была насмешка, но не обидная, а… ласковая?
— Сыграешь мне что-нибудь, Фрэнсис?
Она вскочила со стула рывком, усмотрев в вопросе мужа путь к спасению, пусть даже временному.
— С удовольствием! — воскликнула она с такой забавной и жалобной неопределенностью в голосе, что Хок едва сумел подавить улыбку.
Фрэнсис начала играть очень сложную сонату Гайдна и почти сразу обнаружила, что пальцы не подчиняются ей. —Наконец несколько напрочь испорченных аккордов заставили ее отдернуть руки с гримасой неудовольствия.
— Я бы предпочел услышать что-нибудь более нежное. Шотландскую балладу, например.
Оказывается, он уже стоял у нее за спиной! Его дыхание заставило щекотно шевельнуться тонкую прядку у виска.
— Боюсь, я не смогу играть, — призналась Фрэнсис, до того измученная нервным напряжением, что ей хотелось одновременно закричать во весь голос и разрыдаться.
Хок ничего не сказал на это. Он смотрел на поникшие белые плечи жены и, как никогда, хотел ласково коснуться ее, скользнуть ладонями вниз, к вздымающимся округлостям грудей.
Несколько часов назад они были так близки! Хок прикрыл глаза, вспоминая. Его пальцы бессознательно шевельнулись, словно чувствуя ответные движения Фрэнсис. Именно тогда он впервые понял, насколько права была Амалия: жену можно было разбудить, она была вполне способна испытывать такое же удовольствие, как и любовница… Хок вдруг сообразил, что молчание затянулось.
— Тогда, может быть, сыграем в пикет? Как ты смотришь на это? — спросил он поспешно.
Пикет? В прежние дни она была первоклассным игроком (отец лет с десяти вбивал ей в голову правила, чтобы всегда было с кем перекинуться в карты), но теперь… если ее мастерство игрока постигла та же участь, что и мастерство пианистки, то она вряд ли отличит короля от валета.
— Охотно, милорд, — все же ответила она, думая: почему он так подозрительно добр, так великодушен?
Лакей придвинул карточный столик ближе к камину и вышел. Вскоре в гостиной появился Отис с двумя нераспечатанными колодами карт.
Фрэнсис не без опаски уселась за столик. Хок отпустил прислугу и обратился к дворецкому, застывшему у двери на случай, если будут высказаны дальнейшие пожелания.
— Можете располагаться ко сну, Отис. Я сам позабочусь о том, чтобы погасить свечи.
— Как вам будет угодно, милорд.
Дворецкий замешкался в дверях, бросив украдкой взгляд на Фрэнсис. Ее светлость была такой странной в этот вечер, почти не раскрывала рта и очень мало ела. Ее бледность не на шутку тревожила Отиса.
— Миледи? — осторожно спросил он.
В этом единственном слове заключался настоящий ливень вопросов и целое море заботы. Фрэнсис заставила себя улыбнуться:
— Доброй ночи, Отис. Не волнуйтесь, я вполне здорова. Дворецкий с поклоном удалился.
— Будь любезна перемешать и раздать карты, а я налью нам по стакану бренди.
Фрэнсис облегченно перевела дух. По крайней мере он не сидел напротив, буравя ее взглядом. К тому моменту как объемистая круглая рюмка оказалась возле ее локтя, она справилась со своей задачей, не рассыпав карт и раздав нужное их количество.
Хок поднял свою стопку и раскрыл ее аккуратным веером.
— Как ты относишься к бренди, Фрэнсис? — спросил он как бы между делом, меняя некоторые карты местами. — Может быть, налить тебе вина?
Нет-нет, пусть будет бренди!
Она подкрепила свои слова торопливым глотком из рюмки. Огненная струйка скользнула вниз по горлу и приземлилась где-то внутри пустого желудка Фрэнсис. Она тупо уставилась на веер карт в руке, едва слушая то, что говорил ей Хок.
— Если бы не армия, мне бы не стать опытным игроком. На войне бывают периоды затишья — ты ведь знаешь это? — когда офицерам мало что остается, кроме как муштровать нижние чины. В таких случаях чаще всего играют не на деньги, а на интерес. И слава Богу, потому что мне приходилось видеть, как переходят из рук в руки целые воображаемые состояния. — Хок поднял взгляд на Фрэнсис и улыбнулся. — Начнем?
Игра продолжалась около получаса. На Хока произвело впечатление то, как играет Фрэнсис, но это не мешало ему внутренне посмеиваться над ее растущим опьянением. Он был доволен, что предложил ей именно бренди: каждый новый глоток помогал ей еще немного расслабиться.
— Еще рюмку?
Фрэнсис покачала головой, и гостиная мягко качнулась вокруг в унисон с этим движением. Она шлепнула об стол десяткой червей и хихикнула, когда муж прикрыл ее карту червонной дамой.
— Ты не следишь за игрой, — заметил он.
Когда партия была закончена, Хок подсчитал очки и собрал карты в колоду со словами:
— Жаль, что мы не играли на деньги. Ты проигралась в пух и прах, жена. — Он отбросил карандаш и потянулся. — Какой долгий был день!
— Очень, — согласилась Фрэнсис, вертя в руке забытую восьмерку пик.
— Я только сейчас понял, как сильно устал.
— Я тоже, — кивнула она, туманно сознавая, что это к лучшему, но не зная почему.
— Как ты могла проиграть с такими хорошими картами? Она вяло пожала плечами.
— Пойдем наверх или сыграем еще?
На ее раскрасневшемся лице сменилось несколько не вполне ясных выражений. Тревога осталась.
— Что вы собираетесь делать… наверху? — вдруг спросила она.
— Может быть, приму ванну.
— Я бы тоже хотела…
— Увы, Фрэнсис, мы не уместимся в ванне вдвоем. Какая жалость, правда?
Она посмотрела внимательно, но не могла до конца уловить смысл этих слов.
Хок поднялся на ноги и еще раз хорошенько потянулся. Она не отвела взгляда. «Он знает, как красив», — подумала она отрешенно, почти благодушно. Она попробовала зажмуриться из чистого упрямства, но добилась лишь того, что увидела мужа голым — вначале спиной к ней, в каплях воды озера Лох-Ломонд, а потом и лицом, на кромке скалы.
Но теперь все иначе, сказала она себе. Теперь он — ее муж, и все между ними предельно ясно и отвратительно. Бежать ей некуда. Остается только молчать и терпеть.
— Вы придете ко мне? — спросила она прямо.
Хок, не ожидавший открытого выпада, вздрогнул. Он не знал, что будет лучше: ободряюще улыбнуться или безразлично пожать плечами. Что, если в ней все еще длилось, тлело воспоминание о тех минутах в запаснике? Бессознательное воспоминание, вызванное и подогретое выпитым бренди? Если бы только, если бы только это было так!
— Я еще не думал на эту тему, — ответил он и, поскорее вышел.
Разбуженное желание было настолько сильным, что он мог испортить все, опрокинув Фрэнсис на ковер прямо перед камином.
Несколько минут она сидела, уставившись на тлеющие угли. Пробегающие по ним уютные огоньки завораживали, навевая дремоту. Ее тело, уставшее от напряжения, наконец полностью расслабилось, на душе тоже было легко, упоительно лениво.
Она не без труда заставила себя подняться и задуть свечи, оставив одну, чтобы освещать дорогу.
Оказывается, Агнес уже приготовила ванну. Спальня была наполнена ароматом каких-то трав, от воды поднимался приветливый парок.
— Его светлость сказал мне, что вы примете ванну, — объяснила Агнес, словно это было в порядке вещей.
Очень мило с его… с его стороны…
Горничной не понадобилось много времени, чтобы понять состояние хозяйки. Под хмельком, подумать только! Уж в эту ночь ей достанется, думала Агнес, вне себя от волнения. Она вспомнила, что, когда граф отдавал ей распоряжение насчет ванны, его глаза так и горели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64