По-прежнему оставаясь внутри нее, он осторожно посадил Фрэнсис на край высокой кровати, потом опрокинул на спину.
— Ты сказала, что пришла заманить меня в постель. Ты добилась своего.
Несмотря на дурман в голове и во всем теле, Фрэнсис чувствовала что-то не правильное. Почему голос мужа звучит так, словно он зол на нее? Что она сделала?
Она содрогнулась всем телом, когда сладкое распирание внутри исчезло. Горячий рот прижался между ног.
— Хок!
— Молчи! Ты хотела этого, жена, и ты не будешь разочарована.
Он и правда был зол, больше на себя, чем на Фрэнсис, но ее возгласы и конвульсивные движения бедер заставили забыть обо всем остальном. Он слушал музыку громких стонов Фрэнсис, он упивался ее наслаждением, хотел видеть это снова и снова. И потому, вместо того чтобы снова взять ее, он решил повторить ласку.
Фрэнсис казалось, что в ней не осталось сил даже на то, чтобы шевельнуть кончиками пальцев. Судорожное, сладостное ощущение еще не успело отдалиться, растаять, когда снова пришло прикосновение, от которого она вскрикнула во весь голос. Что он делал с ней! Он был сразу везде, внутри и вне ее — его пальцы, его рот, — хотя ей казалось, что лучше быть уже не может.
Хок вновь насладился зрелищем, которое любил больше всего на свете. На этот раз он не стал дожидаться, пока затихнет дрожь ее бедер, и вошел в нее очень глубоко, с таким ощущением, словно все внутри этого податливого тела было задумано и устроено именно для него.
Хок уже не владел собой. Ее наслаждение было мощным возбуждающим средством. Он смутно сознавал, что ни в чем себя не ограничивает, что он почти жесток в своих исступленных толчках, но она не протестовала. Наоборот, она двигалась навстречу ему, тянулась сама и прижимала его еще ближе. Он чувствовал, что его затягивает бездонный омут, где на каждом витке ждет новое наслаждение. «Я не вернусь оттуда…» — подумал Хок со счастливым удивлением, и это была его последняя связная мысль…
— Я совершенно без сил, — прошептала Фрэнсис.
— Я тоже.
Фрэнсис ощущала свое тело невесомым и одновременно наполненным до краев. Усталость омывала ее мягкими волнами, навевая дремоту.
— Не оставляй меня одну, сказала она невнятно, едва сознавая, что ее укладывают на подушку и укрывают.
— Не оставлю, Фрэнсис… разрази тебя гром!
Хок притянул к себе ее — эту сладкую ловушку, — возмущенно и благодарно ощутив беззащитность и уязвимость ее тела. Фрэнсис доверчиво прижалась в ответ.
«Что ты наделала, Амалия! Твой проклятый совет превратил меня в бесхребетного слюнтяя!»
Хок поцеловал жену в лоб все еще влажный, и погрузился в забытье.
Глава 24
Если бы из двоих виноват был только один, ссоры не длились бы долго.
Ларошфуко
Маркиз бросил продолжительный взгляд сначала на своего насупленного сына, потом на невестку, не менее хмурую. Напряжение в комнате нарастало стремительно — казалось, оно повисло над столом невидимой, но весомой массой.
— Какой чудесный денек выдался сегодня! — наконец заметил маркиз.
Хок ограничился неопределенным звуком, несколько похожим на фырканье лошади, ужаленной оводом.
Фрэнсис вонзила вилку в ломтик яичницы. Она была в ярости, чувствуя электричество в кончиках пальцев. «Его убить мало, — думала она, — его мало искалечить! Два часа назад я проснулась счастливая, с дурацкой улыбкой на лице, чтобы обнаружить, что лежу одна в своей постели и — что уж совсем невыносимо вспомнить — в ночной сорочке, аккуратно застегнутой до самой верхней пуговки. Чтоб его черти взяли! Чтоб ему провалиться! Чтоб ему…»
Она чувствовала себя беспомощной и по уши влюбленной.
Все, хватит! Довольно он играл ею! Довольно она уступала! Больше никогда! Никогда!
А он, этот негодяй, не чувствовал по отношению к ней даже простой симпатии, иначе он не поступил бы с таким полнейшим бездушием. Подумать только, проснулся пораньше, чтобы не дать ей возможности открыть глаза на его плече! И даже одел ее, чтобы уничтожить все следы ночной интимности… возможно, он даже разглядывал ее. А она как последняя дура в этот момент видела сентиментальные женские сны!
— Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Фрэнсис ледяным голосом, нарушая тягостную тишину.
Хок даже не поднял взгляд от тарелки с тостом, который жевал, яростно двигая челюстями.
— Уезжает? — маркиз был поражен до глубины души. — Что это за чушь ты несешь, Фрэнсис?
— Возвращение вашего сына в Лондон — вопрос нескольких дней, милорд, — продолжала Фрэнсис, поскольку Хок не собирался отвечать и сосредоточил все свое внимание на содержимом тарелки. — Не понимаю, что вас так удивляет. Для вас не секрет, что он не испытывает к Десборо-Холлу ничего, кроме глубочайшего безразличия. Впрочем, так же он относится ко всему на свете…
— Кстати, отец, — перебил Хок, ненадолго опуская вилку и нож, — я перевел на имя Коньона, твоего секретаря, деньги в сумме пяти тысяч фунтов. По возвращении они будут ожидать тебя в «Чендозе». Впредь прошу не тратить на пустые прожекты ни ваших денег, ни моих.
Это уж было слишком! Фрэнсис отодвинулась от стола с намеренным грохотом и швырнула салфетку поверх своей почти нетронутой еды.
— Какая впечатляющая демонстрация власти! — воскликнула она с ядовитым сарказмом. — Вам на все наплевать, милорд, кроме собственных удовольствий!
— Не только собственных, осмелюсь напомнить, — огрызнулся Хок тем же тоном.
Фрэнсис вспыхнула, теперь уже не от смущения. Возмущение заставило ее забыть всякую щепетильность.
— Повторяю, вам на все наплевать! Продавайте лошадей, продавайте все! Возвращайтесь в Лондон! Мне тоже наплевать, к вашему сведению.
— Для начала я постараюсь разгадать загадку Летуна Дэви, — ответил Хок, неожиданно меняя тон на более мягкий.
— Какую загадку? — заинтересовался маркиз.
— Получается, что кобыла по имени Пандора перешла ц иной мир задолго до того, как ожеребилась Летуном Дэви, — объяснил Хок. — Я хочу сам посмотреть купчую. Обязанности, обязанности… им нет числа. Поразительно, сколько они отнимают времени и энергии. За сутки совершенно выбиваешься из сил.
— Вы не заслуживаете умереть естественной смертью, милорд! Вас следует высечь, заковать в кандалы… — задохнулась от эмоций молодая женщина.
— И кто же это сделает? Уж не ты ли, Фрэнсис?
— Выпороть вас? Да я бы получила величайшее удовольствие!
— Возможно, я тоже…
— Дети, дети! Прекратите же ссориться хоть на пару минут! — воззвал маркиз. — А вот и Рози, как нельзя более кстати. Рози, еще чашку чаю, пожалуйста.
До тех пор, пока горничная не вышла, за столом царила тишина.
— У загадки должно быть какое-то простое объяснение, — предположил маркиз после ее ухода, надеясь перевести разговор в более мирное русло. — Что говорит по этому поводу Бел-вис?
— Он понятия не имеет, что это значит, — ответила Фрэнсис, успевшая, образно выражаясь, опустить свои встопорщенные перышки. — Ему очень не нравится вся эта история
— Я уверен, все объяснится, когда я посмотрю купчую, — сказал Хок уверенно, отмахнувшись от проблемы мановением руки.
Однако несколько часов спустя он был неприятно удивлен. Купчая, в которой он надеялся найти все необходимые сведения, попросту отсутствовала. С помощью Маркуса Хок обыскан каждый дюйм кабинета и несколько других мест, где хранились архивы Десборо-Холла. Купчая как сквозь землю провалилась. Более того, не удалось найти также купчие на Тамерлана и Гордость Кланси. Хок счел это очень странным, но не намерен был забивать этим голову. Рано или поздно бумаги должны были найтись. Что бы Невил ни сделал с ними, не уничтожил же он купчие, без которых лошади не допускались до скачек!
После такого утомительного и пыльного занятия, как копание в бумагах, Хок решил подышать свежим воздухом и прошелся до выгонов. На одном из них Фрэнсис, по-мужски верхом на Летуне Дэви, отрабатывала на редкость сложные маневры. «Наездница она превосходная», — против воли подумал Хок. Летун Дэви без малейшего протеста следовал каждому движению поводьев, казалось даже, что жеребец выполняет ее требования охотно, с радостью. Верховая одежда Фрэнсис — назвать ее наряд амазонкой не поворачивался язык — состояла из блузы и плотной юбки в глубокими разрезами по бокам, позволявшими свободно маневрировать стременами.
Когда они встретились позже, она пропахла лошадиным потом, а вместо прически на голове было нечто невообразимое. Хок испугался, что лошадь сбросила ее, и он испытал вспышку тревоги. Впрочем, довольный вид Фрэнсис сразу успокоил его. В одной ее руке был зажат грязный конверт, в другой листок бумаги — короткое письмецо.
— Это от отца и Софии! — объявила она, врываясь в гостиную счастливым ураганом.
У нее совсем вылетело из головы, что еще утром она дала себе слово никогда больше не разговаривать с мужем.
— Да? — равнодушно бросил Хок, которому не было никакого дела до новостей из «Килбракена».
— Они оба здоровы. София спрашивает вашего разрешения на то, чтобы привезти в Десборо-Холл моих сестер. Им понадобится обновить гардероб, и она хочет узнать, как много денег мы сможем выделить на это. Как вы смотрите на то, чтобы через месяц…
Хок, который во время всей тирады смотрел на Фрэнсис во все глаза, вскочил с кресла в порыве возмущения:
— Я вынужден был жениться на вас, мадам, и ничего не могу поделать насчет вашего присутствия здесь, но пусть я лучше сгорю в аду, чем по Десборо-Холлу будут болтаться ваши сестрицы, путаясь у меня под ногами! И еще меньше, мадам, мне улыбается перспектива тратить на них свои деньги! Вы уже потратили достаточно, так что кредит семьи Килбракен этим исчерпывается. Прошу вас так и отписать вашему папаше!
Фрэнсис приоткрыла рот в совершеннейшем изумлении.
— Неужели София думает, что я повезу всю эту
Кучу юбок — вас в том числе — с собой в Лондон?
Что я буду таскать вас по балам, загоняя мужей в приготовленные сети?
В этот момент Фрэнсис вышла из своего неуместного оцепенения.
— Мерзавец! — крикнула она пронзительно, не заботясь о том, услышат ли слуги.
Миссис Дженкинс и Отис, проходившие через холл к лестнице, застыли с разинутыми ртами.
— Подлый, низкий, скупой, ничтожный англичанишка! Ты смешон, ты жалок, и я ненавижу тебя!
Она затопала ногами, на мгновение задохнувшись от бешенства, круто повернулась, пахнув запахом конюшни, и вылетела вон из гостиной, оставив Хока одного вдыхать оставшийся после нее запах конюшни.
Вот теперь самое время подумать о возвращении в Лондон, решил он угрюмо. В конце концов ему удалось добиться от жены презрения.
Фрэнсис между тем бродила кругами по кабинету управляющего, бормоча под нос самые грубые шотландские ругательства и награждая мужа эпитетами, которые заставили бы его поежиться.
— По какому поводу такой гнев? — спросил маркиз, появляясь в дверях.
Разумеется, он прекрасно знал, по какому. Ничто так не способствует покою в доме, считал он, как наличие дворецкого, готового тотчас поставить хозяина в известность о самом незначительном событии. Чем выше лояльность дворецкого, тем выше и его ценность. Лояльность Отиса была высока необычайно.
— Ваш сын, будь он проклят! — вскричала Фрэнсис, упирая руки в бока.
— Что же он наделал? — поощрил маркиз, которому было любопытно услышать историю из первых рук.
— Он отказался потратить часть денег на моих сестер! Он не только отказался сопроводить их в Лондон и вывезти в свет, но даже запретил их появление в Десборо-Холле! Пусть бы у него отвалились все пальцы на ногах, пусть бы он разбил себе голову об…
Фрэнсис помедлила, не сумев подобрать подходящего к случаю предмета.
— Я с удовольствием предоставлю вашим сестрам необходимые средства. У меня есть также отдаленный кузен, человек добрейшей души, который охотно примет их под свое покровительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Ты сказала, что пришла заманить меня в постель. Ты добилась своего.
Несмотря на дурман в голове и во всем теле, Фрэнсис чувствовала что-то не правильное. Почему голос мужа звучит так, словно он зол на нее? Что она сделала?
Она содрогнулась всем телом, когда сладкое распирание внутри исчезло. Горячий рот прижался между ног.
— Хок!
— Молчи! Ты хотела этого, жена, и ты не будешь разочарована.
Он и правда был зол, больше на себя, чем на Фрэнсис, но ее возгласы и конвульсивные движения бедер заставили забыть обо всем остальном. Он слушал музыку громких стонов Фрэнсис, он упивался ее наслаждением, хотел видеть это снова и снова. И потому, вместо того чтобы снова взять ее, он решил повторить ласку.
Фрэнсис казалось, что в ней не осталось сил даже на то, чтобы шевельнуть кончиками пальцев. Судорожное, сладостное ощущение еще не успело отдалиться, растаять, когда снова пришло прикосновение, от которого она вскрикнула во весь голос. Что он делал с ней! Он был сразу везде, внутри и вне ее — его пальцы, его рот, — хотя ей казалось, что лучше быть уже не может.
Хок вновь насладился зрелищем, которое любил больше всего на свете. На этот раз он не стал дожидаться, пока затихнет дрожь ее бедер, и вошел в нее очень глубоко, с таким ощущением, словно все внутри этого податливого тела было задумано и устроено именно для него.
Хок уже не владел собой. Ее наслаждение было мощным возбуждающим средством. Он смутно сознавал, что ни в чем себя не ограничивает, что он почти жесток в своих исступленных толчках, но она не протестовала. Наоборот, она двигалась навстречу ему, тянулась сама и прижимала его еще ближе. Он чувствовал, что его затягивает бездонный омут, где на каждом витке ждет новое наслаждение. «Я не вернусь оттуда…» — подумал Хок со счастливым удивлением, и это была его последняя связная мысль…
— Я совершенно без сил, — прошептала Фрэнсис.
— Я тоже.
Фрэнсис ощущала свое тело невесомым и одновременно наполненным до краев. Усталость омывала ее мягкими волнами, навевая дремоту.
— Не оставляй меня одну, сказала она невнятно, едва сознавая, что ее укладывают на подушку и укрывают.
— Не оставлю, Фрэнсис… разрази тебя гром!
Хок притянул к себе ее — эту сладкую ловушку, — возмущенно и благодарно ощутив беззащитность и уязвимость ее тела. Фрэнсис доверчиво прижалась в ответ.
«Что ты наделала, Амалия! Твой проклятый совет превратил меня в бесхребетного слюнтяя!»
Хок поцеловал жену в лоб все еще влажный, и погрузился в забытье.
Глава 24
Если бы из двоих виноват был только один, ссоры не длились бы долго.
Ларошфуко
Маркиз бросил продолжительный взгляд сначала на своего насупленного сына, потом на невестку, не менее хмурую. Напряжение в комнате нарастало стремительно — казалось, оно повисло над столом невидимой, но весомой массой.
— Какой чудесный денек выдался сегодня! — наконец заметил маркиз.
Хок ограничился неопределенным звуком, несколько похожим на фырканье лошади, ужаленной оводом.
Фрэнсис вонзила вилку в ломтик яичницы. Она была в ярости, чувствуя электричество в кончиках пальцев. «Его убить мало, — думала она, — его мало искалечить! Два часа назад я проснулась счастливая, с дурацкой улыбкой на лице, чтобы обнаружить, что лежу одна в своей постели и — что уж совсем невыносимо вспомнить — в ночной сорочке, аккуратно застегнутой до самой верхней пуговки. Чтоб его черти взяли! Чтоб ему провалиться! Чтоб ему…»
Она чувствовала себя беспомощной и по уши влюбленной.
Все, хватит! Довольно он играл ею! Довольно она уступала! Больше никогда! Никогда!
А он, этот негодяй, не чувствовал по отношению к ней даже простой симпатии, иначе он не поступил бы с таким полнейшим бездушием. Подумать только, проснулся пораньше, чтобы не дать ей возможности открыть глаза на его плече! И даже одел ее, чтобы уничтожить все следы ночной интимности… возможно, он даже разглядывал ее. А она как последняя дура в этот момент видела сентиментальные женские сны!
— Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Фрэнсис ледяным голосом, нарушая тягостную тишину.
Хок даже не поднял взгляд от тарелки с тостом, который жевал, яростно двигая челюстями.
— Уезжает? — маркиз был поражен до глубины души. — Что это за чушь ты несешь, Фрэнсис?
— Возвращение вашего сына в Лондон — вопрос нескольких дней, милорд, — продолжала Фрэнсис, поскольку Хок не собирался отвечать и сосредоточил все свое внимание на содержимом тарелки. — Не понимаю, что вас так удивляет. Для вас не секрет, что он не испытывает к Десборо-Холлу ничего, кроме глубочайшего безразличия. Впрочем, так же он относится ко всему на свете…
— Кстати, отец, — перебил Хок, ненадолго опуская вилку и нож, — я перевел на имя Коньона, твоего секретаря, деньги в сумме пяти тысяч фунтов. По возвращении они будут ожидать тебя в «Чендозе». Впредь прошу не тратить на пустые прожекты ни ваших денег, ни моих.
Это уж было слишком! Фрэнсис отодвинулась от стола с намеренным грохотом и швырнула салфетку поверх своей почти нетронутой еды.
— Какая впечатляющая демонстрация власти! — воскликнула она с ядовитым сарказмом. — Вам на все наплевать, милорд, кроме собственных удовольствий!
— Не только собственных, осмелюсь напомнить, — огрызнулся Хок тем же тоном.
Фрэнсис вспыхнула, теперь уже не от смущения. Возмущение заставило ее забыть всякую щепетильность.
— Повторяю, вам на все наплевать! Продавайте лошадей, продавайте все! Возвращайтесь в Лондон! Мне тоже наплевать, к вашему сведению.
— Для начала я постараюсь разгадать загадку Летуна Дэви, — ответил Хок, неожиданно меняя тон на более мягкий.
— Какую загадку? — заинтересовался маркиз.
— Получается, что кобыла по имени Пандора перешла ц иной мир задолго до того, как ожеребилась Летуном Дэви, — объяснил Хок. — Я хочу сам посмотреть купчую. Обязанности, обязанности… им нет числа. Поразительно, сколько они отнимают времени и энергии. За сутки совершенно выбиваешься из сил.
— Вы не заслуживаете умереть естественной смертью, милорд! Вас следует высечь, заковать в кандалы… — задохнулась от эмоций молодая женщина.
— И кто же это сделает? Уж не ты ли, Фрэнсис?
— Выпороть вас? Да я бы получила величайшее удовольствие!
— Возможно, я тоже…
— Дети, дети! Прекратите же ссориться хоть на пару минут! — воззвал маркиз. — А вот и Рози, как нельзя более кстати. Рози, еще чашку чаю, пожалуйста.
До тех пор, пока горничная не вышла, за столом царила тишина.
— У загадки должно быть какое-то простое объяснение, — предположил маркиз после ее ухода, надеясь перевести разговор в более мирное русло. — Что говорит по этому поводу Бел-вис?
— Он понятия не имеет, что это значит, — ответила Фрэнсис, успевшая, образно выражаясь, опустить свои встопорщенные перышки. — Ему очень не нравится вся эта история
— Я уверен, все объяснится, когда я посмотрю купчую, — сказал Хок уверенно, отмахнувшись от проблемы мановением руки.
Однако несколько часов спустя он был неприятно удивлен. Купчая, в которой он надеялся найти все необходимые сведения, попросту отсутствовала. С помощью Маркуса Хок обыскан каждый дюйм кабинета и несколько других мест, где хранились архивы Десборо-Холла. Купчая как сквозь землю провалилась. Более того, не удалось найти также купчие на Тамерлана и Гордость Кланси. Хок счел это очень странным, но не намерен был забивать этим голову. Рано или поздно бумаги должны были найтись. Что бы Невил ни сделал с ними, не уничтожил же он купчие, без которых лошади не допускались до скачек!
После такого утомительного и пыльного занятия, как копание в бумагах, Хок решил подышать свежим воздухом и прошелся до выгонов. На одном из них Фрэнсис, по-мужски верхом на Летуне Дэви, отрабатывала на редкость сложные маневры. «Наездница она превосходная», — против воли подумал Хок. Летун Дэви без малейшего протеста следовал каждому движению поводьев, казалось даже, что жеребец выполняет ее требования охотно, с радостью. Верховая одежда Фрэнсис — назвать ее наряд амазонкой не поворачивался язык — состояла из блузы и плотной юбки в глубокими разрезами по бокам, позволявшими свободно маневрировать стременами.
Когда они встретились позже, она пропахла лошадиным потом, а вместо прически на голове было нечто невообразимое. Хок испугался, что лошадь сбросила ее, и он испытал вспышку тревоги. Впрочем, довольный вид Фрэнсис сразу успокоил его. В одной ее руке был зажат грязный конверт, в другой листок бумаги — короткое письмецо.
— Это от отца и Софии! — объявила она, врываясь в гостиную счастливым ураганом.
У нее совсем вылетело из головы, что еще утром она дала себе слово никогда больше не разговаривать с мужем.
— Да? — равнодушно бросил Хок, которому не было никакого дела до новостей из «Килбракена».
— Они оба здоровы. София спрашивает вашего разрешения на то, чтобы привезти в Десборо-Холл моих сестер. Им понадобится обновить гардероб, и она хочет узнать, как много денег мы сможем выделить на это. Как вы смотрите на то, чтобы через месяц…
Хок, который во время всей тирады смотрел на Фрэнсис во все глаза, вскочил с кресла в порыве возмущения:
— Я вынужден был жениться на вас, мадам, и ничего не могу поделать насчет вашего присутствия здесь, но пусть я лучше сгорю в аду, чем по Десборо-Холлу будут болтаться ваши сестрицы, путаясь у меня под ногами! И еще меньше, мадам, мне улыбается перспектива тратить на них свои деньги! Вы уже потратили достаточно, так что кредит семьи Килбракен этим исчерпывается. Прошу вас так и отписать вашему папаше!
Фрэнсис приоткрыла рот в совершеннейшем изумлении.
— Неужели София думает, что я повезу всю эту
Кучу юбок — вас в том числе — с собой в Лондон?
Что я буду таскать вас по балам, загоняя мужей в приготовленные сети?
В этот момент Фрэнсис вышла из своего неуместного оцепенения.
— Мерзавец! — крикнула она пронзительно, не заботясь о том, услышат ли слуги.
Миссис Дженкинс и Отис, проходившие через холл к лестнице, застыли с разинутыми ртами.
— Подлый, низкий, скупой, ничтожный англичанишка! Ты смешон, ты жалок, и я ненавижу тебя!
Она затопала ногами, на мгновение задохнувшись от бешенства, круто повернулась, пахнув запахом конюшни, и вылетела вон из гостиной, оставив Хока одного вдыхать оставшийся после нее запах конюшни.
Вот теперь самое время подумать о возвращении в Лондон, решил он угрюмо. В конце концов ему удалось добиться от жены презрения.
Фрэнсис между тем бродила кругами по кабинету управляющего, бормоча под нос самые грубые шотландские ругательства и награждая мужа эпитетами, которые заставили бы его поежиться.
— По какому поводу такой гнев? — спросил маркиз, появляясь в дверях.
Разумеется, он прекрасно знал, по какому. Ничто так не способствует покою в доме, считал он, как наличие дворецкого, готового тотчас поставить хозяина в известность о самом незначительном событии. Чем выше лояльность дворецкого, тем выше и его ценность. Лояльность Отиса была высока необычайно.
— Ваш сын, будь он проклят! — вскричала Фрэнсис, упирая руки в бока.
— Что же он наделал? — поощрил маркиз, которому было любопытно услышать историю из первых рук.
— Он отказался потратить часть денег на моих сестер! Он не только отказался сопроводить их в Лондон и вывезти в свет, но даже запретил их появление в Десборо-Холле! Пусть бы у него отвалились все пальцы на ногах, пусть бы он разбил себе голову об…
Фрэнсис помедлила, не сумев подобрать подходящего к случаю предмета.
— Я с удовольствием предоставлю вашим сестрам необходимые средства. У меня есть также отдаленный кузен, человек добрейшей души, который охотно примет их под свое покровительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64