Жаль с тобой расставаться. Хороший ты человек.
- Прощай, Андрей! Мне тоже очень жаль! Если бы таких людей, как ты, было побольше, то у нас все было бы хорошо.
- Нас много. Просто, мы разобщены. Этим они и пользуются.
- Может быть.
- Ступай. Если, вдруг, появится такая возможность, позвони.
- Хорошо, - пообещал я и спустился вниз. Натальи Викторовны нигде не было видно. Может, это и к лучшему.
Покинув квартиру Платовых, вышел из подъезда и направился к станции метро. Вдруг услышал за спиной знакомый звонкий голос:
- Эдуард Васильевич!
Я остановился, повернулся. Она подбежала. Лицо растерянное, несчастное.
- Что же вы так?... Даже не попрощались, - сказала она укоризненно.
- Я посчитал, что вас нет. Извините!
- Эдуард Васильевич, может быть все же передумаете?! - жалобно и просительно проговорила она.
- Нет, Наталья Викторовна, все уже окончательно решено. Я должен это сделать. Иначе... Иначе я окончательно потеряю к себе всякое уважение.
- Я так и думала, - совсем упадшим голосом произнесла она.
- Что вы думали?
- Что вы так ответите. Я сегодня всю ночь не спала, все думала, думала... Не знаю, возможно я и ошибаюсь, но только во всем этом есть что-то неправильное, нездоровое. Нельзя так. Нельзя до такой степени ожесточаться.
- Не знаю, возможно вы и правы, но только у меня обратной дороги нет. Извините!
- И потом... Я очень за вас боюсь, Эдуард Васильевич. Очень!
- Прощайте, Наталья Викторовна! Желаю вам всего хорошего. Даст Бог, ещё увидемся. - Я повернулся и зашагал прочь, будучи уверенным, что уже никогда её не увижу.
На место я прибыл без пятнадцати шесть. Обычно Сосновский заканчивает работу в семь. Но я не мог сегодня рисковать. Моя встреча с ним должна обязательно состояться.
Купил в киоске пару свежих газет, зашел в летнее кафе, которое наметил заранее, сел за столик. Всоре ко мне подошел официант и с уважением взглянув на форму, спросил:
- Что желаете?
- Черный кофе и бутерброд с сыром.
После того как официант ушел, развернул одну из газет. стал просматривать. Журналисты по-прежнему муссировали трагедию с атомной подводной лодкой. Но я, по опыту прежних провокаций, был уверен, что это лишь начало чего-то ещё более страшного и грандиозного. Господи! Как устали люди от всей этой крови, грязи, лжи, унижений. А сосновским все неймется, все мало. Знаю, что мой поступок, если все получится, вызовет неоднозначную реакцию, большинство меня осудит. Очень даже осудит. Но будут и такие, кто поймет. Ведь понял же меня такой замечательный человек, как Андрей Андреевич Платов. Не только понял, но и помог. Я много над этим думал. Были и у меня сомнения. Как им не быть, когда идешь на такое. Но интуитивно, каким-то шестым чувством я понимал, что поступаю правильно. Для меня это даже больше, чем вопрос жизни и смерти. Гораздо больше.
Официант принес заказ. Я стал пить кофе. зорко следя за происходящим около офиса. Я собой был недоволен, так как никак не мог побороть волнения. Когда же минутная стрела перевалила цифру "6", мое волнение усилилось. Стала колотить нервная дрожь. Сколько не уговаривал взять себя в руки, ничего не помогало. Нет, так не пойдет. В таком состоянии я только все провалю. Что же делать?! Может быть выпить для храбрости. Говорят помогает.
Я подозвал официанта и заказал сто грамм коньяку. Но выпить не успел. Увидел, как к офису подкатило два лимузина: "мерседес" Сосновского и машина сопровождения. Пора. Я достал пистолет из внутреннего кармана и переложил его в боковой, оставил на столе все деньги, которые были у меня в наличии, встал и медленно направился к офису. Удивительно, но волнение прошло. Была лишь одна решимость. Прокурорский мундир вызывал доверие и на меня поначалу никто не обратил внимания. Однако, когда до машин оставалось метров двадцать, меня заметил один из телохранителей Сосновского. Наши взгляды встретились. Не знаю, к каким он пришел выводам, увидев меня, но только, как мне показалось, он мне подмигнул. В это время из офиса вышел Сосновский и направился к машинам. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Я уже ничего и никого вокруг не видел, кроме этого уродливого, нелепого и страшного человека.
Он обратил на меня внимание, когда нас раделяло не более десяти метров. Вероятно, он сразу все понял, так как его лицо исказила гримаса панического страха. Он что-то закричал. Но я ничего не слышал, выхватил из кармана револьвер и принялся стрелять в Сосновского. Кажется, я разрядил в него весь барабан, прежде чем был сбит его телоханителями. Они принялись с ожесточением меня пинать. Но мне это уже было глубоко безразлично. Я даже не чувствовал боли. Главное - я это сделал! Сделал! Я видел поверженным своего злейшего врага, его стеклянные глаза. И это сделал я. Я впервые совершил по-настоящему мужской поступок. Это и есть мое покаяние. Теперь мне не стыдно будет посмотреть в глаза Анатолию. Все остальное не имеет никакого значения.
2002 год г.Новосибирск
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
- Прощай, Андрей! Мне тоже очень жаль! Если бы таких людей, как ты, было побольше, то у нас все было бы хорошо.
- Нас много. Просто, мы разобщены. Этим они и пользуются.
- Может быть.
- Ступай. Если, вдруг, появится такая возможность, позвони.
- Хорошо, - пообещал я и спустился вниз. Натальи Викторовны нигде не было видно. Может, это и к лучшему.
Покинув квартиру Платовых, вышел из подъезда и направился к станции метро. Вдруг услышал за спиной знакомый звонкий голос:
- Эдуард Васильевич!
Я остановился, повернулся. Она подбежала. Лицо растерянное, несчастное.
- Что же вы так?... Даже не попрощались, - сказала она укоризненно.
- Я посчитал, что вас нет. Извините!
- Эдуард Васильевич, может быть все же передумаете?! - жалобно и просительно проговорила она.
- Нет, Наталья Викторовна, все уже окончательно решено. Я должен это сделать. Иначе... Иначе я окончательно потеряю к себе всякое уважение.
- Я так и думала, - совсем упадшим голосом произнесла она.
- Что вы думали?
- Что вы так ответите. Я сегодня всю ночь не спала, все думала, думала... Не знаю, возможно я и ошибаюсь, но только во всем этом есть что-то неправильное, нездоровое. Нельзя так. Нельзя до такой степени ожесточаться.
- Не знаю, возможно вы и правы, но только у меня обратной дороги нет. Извините!
- И потом... Я очень за вас боюсь, Эдуард Васильевич. Очень!
- Прощайте, Наталья Викторовна! Желаю вам всего хорошего. Даст Бог, ещё увидемся. - Я повернулся и зашагал прочь, будучи уверенным, что уже никогда её не увижу.
На место я прибыл без пятнадцати шесть. Обычно Сосновский заканчивает работу в семь. Но я не мог сегодня рисковать. Моя встреча с ним должна обязательно состояться.
Купил в киоске пару свежих газет, зашел в летнее кафе, которое наметил заранее, сел за столик. Всоре ко мне подошел официант и с уважением взглянув на форму, спросил:
- Что желаете?
- Черный кофе и бутерброд с сыром.
После того как официант ушел, развернул одну из газет. стал просматривать. Журналисты по-прежнему муссировали трагедию с атомной подводной лодкой. Но я, по опыту прежних провокаций, был уверен, что это лишь начало чего-то ещё более страшного и грандиозного. Господи! Как устали люди от всей этой крови, грязи, лжи, унижений. А сосновским все неймется, все мало. Знаю, что мой поступок, если все получится, вызовет неоднозначную реакцию, большинство меня осудит. Очень даже осудит. Но будут и такие, кто поймет. Ведь понял же меня такой замечательный человек, как Андрей Андреевич Платов. Не только понял, но и помог. Я много над этим думал. Были и у меня сомнения. Как им не быть, когда идешь на такое. Но интуитивно, каким-то шестым чувством я понимал, что поступаю правильно. Для меня это даже больше, чем вопрос жизни и смерти. Гораздо больше.
Официант принес заказ. Я стал пить кофе. зорко следя за происходящим около офиса. Я собой был недоволен, так как никак не мог побороть волнения. Когда же минутная стрела перевалила цифру "6", мое волнение усилилось. Стала колотить нервная дрожь. Сколько не уговаривал взять себя в руки, ничего не помогало. Нет, так не пойдет. В таком состоянии я только все провалю. Что же делать?! Может быть выпить для храбрости. Говорят помогает.
Я подозвал официанта и заказал сто грамм коньяку. Но выпить не успел. Увидел, как к офису подкатило два лимузина: "мерседес" Сосновского и машина сопровождения. Пора. Я достал пистолет из внутреннего кармана и переложил его в боковой, оставил на столе все деньги, которые были у меня в наличии, встал и медленно направился к офису. Удивительно, но волнение прошло. Была лишь одна решимость. Прокурорский мундир вызывал доверие и на меня поначалу никто не обратил внимания. Однако, когда до машин оставалось метров двадцать, меня заметил один из телохранителей Сосновского. Наши взгляды встретились. Не знаю, к каким он пришел выводам, увидев меня, но только, как мне показалось, он мне подмигнул. В это время из офиса вышел Сосновский и направился к машинам. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Я уже ничего и никого вокруг не видел, кроме этого уродливого, нелепого и страшного человека.
Он обратил на меня внимание, когда нас раделяло не более десяти метров. Вероятно, он сразу все понял, так как его лицо исказила гримаса панического страха. Он что-то закричал. Но я ничего не слышал, выхватил из кармана револьвер и принялся стрелять в Сосновского. Кажется, я разрядил в него весь барабан, прежде чем был сбит его телоханителями. Они принялись с ожесточением меня пинать. Но мне это уже было глубоко безразлично. Я даже не чувствовал боли. Главное - я это сделал! Сделал! Я видел поверженным своего злейшего врага, его стеклянные глаза. И это сделал я. Я впервые совершил по-настоящему мужской поступок. Это и есть мое покаяние. Теперь мне не стыдно будет посмотреть в глаза Анатолию. Все остальное не имеет никакого значения.
2002 год г.Новосибирск
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46