И назначь встречу на послезавтрашний вечер. Не раньше. Два дня тебе лежать, помни.
Ребята уходят.
— Вечером получишь полный отчет, — говорит Стась. — Не забудь позвонить Теляшу.
Когда мы с Леной остаемся одни, я еще некоторое время ворчу, потом берусь за телефон. С Теляшом я договариваюсь быстро.
— Михаил Александрович хочет вас видеть, — сообщает он ликующим голосом. — Но и наша договоренность остается в силе, надеюсь?
— Безусловно, — подтверждаю я. — До послезавтра.
— Ждем. Весьма ждем.
Я вешаю трубку.
Два дня проходят в лихорадочной деятельности.
За это время дал первые показания Горохов. Ему деться некуда. К тому же прилетел наш товарищ из Пунежа. И Горохова приперли к стенке уликами. Сначала он признается в нападении на Игоря. Потом в убийстве Клячко. Но все, что возможно, валит на Зуриха. И конечно, не просто валит, а выдает того с головой. Они, оказывается, еще в колонии познакомились, когда Зурих свой первый срок отбывал и Горохов тоже. С того времени Горохов не раз оказывал Зуриху различные и весьма опасные услуги и однажды за это «сел», но Зуриха в тот раз не выдал. Сейчас другое дело, сейчас ему, Горохову, «светит вышка». Дважды судимый за разбой, он совершил убийство и попытку второго. Сейчас ему пощады ждать не приходится, и он мечется, он готов на все. Страшное состояние…
Взят и Сенечка. Это просто мелкий хулиган. Он ничего не знает, кроме того, что Галина познакомила его с Толиком и последний посулил ему хороший куш за участие в драке. Но Зурих у Галины не появляется. Был, однако, зарегистрирован визит. Теляша в комиссионный магазин. Он о чем-то коротко переговорил там с Галиной. Судя по встрече, они до этого знакомы не были.
И вот настает вечер, когда мне надо идти к Теляшу.
Квартира его вот уже двое суток как взята под наблюдение. Но Зурих почему-то не показывается и там Значит, он придет туда позже, может быть, даже после меня. Не исключено, что Теляш хочет сперва поговорить со мной наедине. Но вдруг Зурих что-то учуял и скрылся из города? Конечно, золото великий магнит. Но Зурих не дурак, он понимает, что после той истории около бара Галина у нас на подозрении. И она легко может вывести на его след.
Впрочем, все это только наши предположения. Теляш ведь сказал, что Зурих хочет увидеться со мной.
Я одеваюсь и на этот раз весьма тщательно и продуманно. Прежде всего, скромность и солидность. Без всяких там курточек, свитеров. На мне сейчас белоснежная рубашка, модный галстук и темный, хорошо сшитый костюм. Все это тоже было учтено еще в Москве и прихвачено с собой, включая добротное пальто и шляпу.
Чувствую я себя вполне сносно. Голова, правда, временами слегка кружится, от слабости наверное. На щеке Лена припудривает мне несколько ссадин, их теперь почти не видно. Вот только еще больно глубоко вздохнуть. Но это уже пустяки.
В условленный час за мной заезжает Лева.
— Зурих появился? — нетерпеливо спрашиваю я.
Лева досадливо качает головой.
— Нет, чтоб ему сдохнуть.
Итак, Зуриха все еще нет у Теляша. Я чувствую, как во мне начинает расти беспокойство.
Мы прощаемся с Леной и уходим.
Она остается. И снова будет, конечно, волноваться. Ее роль кончилась. Она мне очень помогла, эта славная девушка. Она мне и сейчас помогает, одним своим присутствием даже, если хотите знать.
Машина несется по знакомым и незнакомым улицам. Мы всего пять или шесть дней в этом городе, а мне иногда кажется, что мы уехали из Москвы чуть не месяц назад.
Вот наконец и нужная нам улица. Машина останавливается. Лева исчезает. Мы уже обо всем условились, в том числе и о сигналах. Дальше я иду один, заворачиваю за угол и поглядываю на светящиеся номера домов. Холодно, сыро в тонких туфлях и легком пальто, под ногами чавкает грязь.
Вот и дом семнадцать. Я слегка надвигаю на глаза шляпу и толкаю тяжелую дверь подъезда. Квартира, Теляша на третьем этаже. Известно, что его жена и сын уехали на праздники к старикам родителям в Лузановку, под Одессу, и еще не вернулись. Таким образом, Богдан Осипович сейчас один, и обстановка для конфиденциальной встречи у него в доме самая подходящая.
А сам дом сейчас окружен. Контролируются и все подступы к нему, все входы и выходы, лестницы, чердак. Слишком крупный и опасный хищник должен попасть в капкан, его нельзя упустить. Условлено, что ребята войдут в квартиру по первому моему сигналу. Им может быть цветок, который я передвину — горшки с цветами стоят там на всех подоконниках и хорошо видны с улицы, — любой новый предмет, который я поставлю на подоконник, взмах рукой возле окна — человеческий силуэт легко просматривается на фоне легких тюлевых занавесок, наконец мой звонок дежурному по управлению и любые слова, которые я при этом скажу. В последнем случае сигнал будет передан ребятам по радио.
Словом, все готово. Дело за самым главным — чтобы появился Зурих. Его беспрепятственно пропустят в квартиру, если он будет один. Но Зуриха пока нет. И где он скрывается, неизвестно. И появится ли он вообще у Теляша — тоже неизвестно. И это всех нас чрезвычайно беспокоит. Неужели весь поиск придется начинать сначала? Ведь так было уже не раз.
Я медленно поднимаюсь на третий этаж. Кожей чувствую, как чьи-то глаза следят за мной. Но это свои. Любая другая слежка была бы мгновенно обнаружена.
Звоню. За дверью слышатся быстрые шаги. Щелкает замок, и дверь распахивается. На пороге стоит Теляш. Множество морщинок в радостной улыбке расползлись по желтоватому лицу, глаза за круглыми стеклами очков сияют восторгом. Он подобострастно жмет мне руку и помогает снять пальто. Около зеркала я не спеша причесываюсь. Затем из передней проходим в столовую.
Все тут красиво и современно. Прозрачные нейлоновые занавески, за которыми видны горшки с цветами. В серванте переливается хрусталь. Посреди комнаты на круглом полированном столе ваза с фруктами, большая китайская пепельница. У стен удобные кресла, тахта под красивым ковром, спускающимся со стены. Рядом дверь в соседнюю комнату, вероятно, спальню.
Мы усаживаемся на тахту и закуриваем.
— Где же Михаил Александрович? — интересуюсь я.
— Будет. А пока… Вы звонили в Москву?
— А вы сомневались?
— Чтоб мне не жить, если я сомневался. И что же?
— Получено добро на семь тонн.
— О-о! Гран мерси, — Теляш, жмурясь, потирает руки и вдруг хитренько смотрит на меня сквозь очки. — Но Григорий Макарович, кажется, болен? Он в больнице.
Ого! Дело у них поставлено. Но выходит, что Теляш кому-то проговорился? Я с сомнением смотрю на него и хмурюсь.
— М-да…
— Неувязочка? — сочувственно осведомляется Теляш.
— Довольно крупная, — отвечаю я.
— Выходит, играете втемную? — спрашивает Теляш. — За такие номера, я извиняюсь, у нас в Одессе…
— Лучше не договаривайте, — с неожиданной суровостью перебиваю я его. — Не вешайте себе еще один камень на шею, милейший.
— То есть? — иронически переспрашивает Теляш. — Или я ослышался, или что?
— То самое. Вы звонили Григорию Макаровичу позавчера. И говорили с его супругой. Так?
— Ну так…
Теляш, опешив, таращит на меня глаза.
— А я звонил вчера. И со вчерашнего дня, к вашему сведению, Григорий Макарович уже дома. Не угодно ли проверить?
— Так вы, таки да, умница, чтоб мне не жить! — Он всплескивает руками и с восторгом смотрит на меня.
— Я-то умница. А вот кто вы? — угрожающе спрашиваю я.
— Кто я? Я всего только осторожный человек, — усмехается Теляш. — И я, ей-богу, никуда не звонил. Так… Дошли слухи.
— Ах, вот оно что! Слухи? И вы всего только осторожный человек? Но слишком осторожный человек часто оказывается предателем, вам известно? — гневно спрашиваю я.
Я нисколько не притворяюсь, я киплю к нему ненавистью. Пружинисто вскочив, я сую правую руку в карман, словно у меня там пистолет. Теляш в страхе шарахается в сторону.
— Но, но! Осторожнее! Вы что?!.
Он поднимает руки, как бы защищаясь от удара.
В этот момент дверь соседней комнаты открывается. В столовую спокойно заходит высокий, очень прямой, почти с меня ростом, седоватый человек с мятым и одутловатым лицом. Лохматые черные брови нависли над зоркими, очень живыми глазами, под которыми видны синие мешки.
— Ну, ну, граждане, — мягко, но властно говорит он. — Не надо ссориться. Это прежде всего глупо.
Зурих! Вот ты, оказывается, какой!
Он обращается ко мне и иронически осведомляется:
— Так вы и есть Олег Иванович?
— С кем имею честь? — сухо и подчеркнуто недоверчиво отвечаю я вопросом на вопрос.
— Михаил Александрович. К вашим услугам.
— Выходит, этот тип…
— Не надо обижать нашего хозяина, — все так же властно перебивает меня Зурих. — Лучше сядем и поговорим.
Он лениво опускается в кресло. Я, все еще хмурясь, сажусь в другое, напротив. Между нами на тахте размещается Теляш. Но тут же вскакивает и бежит к серванту. Через минуту на маленьком столике между мной и Зурихом появляется бутылка с вином и три хрустальных бокала. Теляш торжественно наполняет их. Рука его при этом слегка дрожит.
Значит, Зурих все эти дни скрывался здесь. И может быть, не один. И тот, второй, сейчас сидит в соседней комнате и ждет только команды…
— Выпьем! — в восторге объявляет Теляш. — За сотрудничество! За дружбу! За… за доверие!
Зурих снисходительно улыбается. Мы чокаемся.
— Надо, друзья мои, выпить еще и за предприимчивость, — самодовольно объявляет Зурих, разваливаясь в кресле. — И особенно за умных людей. Их немного. Тем более очень умных.
Он достает сигарету, и Теляш услужливо подносит ему зажженную спичку.
— Что я имею в виду? — затянувшись и кивнув Теляшу, продолжает Зурих. — Жизнь весьма сложная штука, и далеко не каждому дано в ней разобраться. Ну, Олег Иванович этого постигнуть не может в силу своего возраста. Вы, уважаемый Богдан Осипович, в силу, я бы сказал, некоторой территориальной удаленности от мозговых центров. Так вот, сложность жизни в сложности господствующей системы. А эта сложность имеет и обратную сторону. Чем сложнее, допустим, система управления, производства, экономических связей, тем больше в такой системе уязвимых, слабых точек и звеньев. И умный человек может эти звенья использовать, если с ними столкнется. Но очень умный сам находит их, даже, если хотите, предвидит, где они могут находиться. Именно так: предвидит и находит.
Я замечаю, что они все, жулики всех, так сказать, рангов, любят пофилософствовать, каждый на своем уровне, конечно. Это как-то утверждает их в собственных глазах. А человеку, даже жулику, надо самоутвердиться. Жулику особенно, хоть в чем-то.
— Вы, Михаил Александрович, умеете предвидеть и находить, как никто, — объявляет Теляш и даже закатывает глаза.
— Да, я умею, — спокойно подтверждает Зурих.
«От скромности ты не умрешь», — думаю я. Но все же про себя вынужден признать, что некоторый резон в его рассуждениях есть.
— И вторая проблема — это люди, — Зурих продолжает упиваться нашим вниманием. — Человек — это тоже система, хотя и не такая уж сложная. Цель его одна: он хочет хорошо жить. Что значит хорошо? Красиво, богато, вкусно, вольготно. Не так ли? Кто ему это предложит, за тем он и пойдет. Любой человек… почти любой, — подумав, сам себя поправляет Зурих. — Умный, встретив, использует такого человека. Очень умный его найдет. Так я нашел многих, к слову сказать.
«Мы их тоже нашли, многих. И тебя, к слову сказать, — зло думаю я. — Найдем и остальных».
Он продолжает все пристальней изучать меня. Что это может значить?
— А теперь разрешите мне задать вам несколько вопросов, — медленно произносит Зурих. — Откуда вы знаете Григория Макаровича, если не секрет?
— Выяснять будете один вы? — снова вопросом на вопрос отвечаю я.
— Сначала я, — резко произносит Зурих. — Вы искали связь с нами. Вы к нам пришли. Логично?
— Пожалуй, — соглашаюсь я.
— Тогда отвечайте на вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52