Фатерлянд. Домой, - опять оживился Клаус, счастливо улыбаясь.
Теперь, когда он сидел в тепле, за хорошим столом, рядом с приятными, добрыми людьми, ему казалось, что все несчастья, все невзгоды позади. Ведь если среди этого мирового кошмара, среди смерти и уничтожения, появился такой тихий островок, где живут добрые люди, которые говорят на разных языках, но понимают друг друга, думают об одном и том же, значит, все страшное уже позади. Мир близок, дом рядом. Стоит только подняться на вон ту гору, и можно будет увидеть и берлинские крыши, и дом на Рудерштрассе, и соседку Марту на подоконнике. Все-таки странно, что он вспоминает Марту чаще, чем жену. Что бы это значило?..
* * *
Модест Матвеевич давно готовился к этому дню.
Он по складу характера был человеком основательным. Поэтому и живопись его была столь востребована публикой, поэтому и все в жизни у него было хорошо устроено, что, в общем, не свойственно художникам...
Он готовился к этому дню. Огромную библиотеку, что не помещалась в кабинете и курительной, он поделил на две части. Одну, ту, что собирал сам, где по преимуществу были книги по искусству и дорогие, богато иллюстрированные издания популярных классиков, Модест подарил детям из художественного интерната для одаренных сирот. Он сам перевез почти тысячу этих отобранных за долгие годы книг в подмосковное Алабино, собственноручно перенеся каждую аккуратно запакованную пачку...
Написал дарственную. К дарственной приложил и три тысячи долларов наличными - на книжные. шкафы, на содержание библиотекарши...
Вторую половину библиотеки, ту, что собирали отец и дед, подарил Академии художеств. Эти книги сам не перевозил. За ними приехали какие-то порученцы. Подписали бумаги, натопали, наследили по коврам...
Картины в три приема перевез в свою галерею на Полянке. Исполнительному директору наказал продавать их только в хорошие руки - знающему толк покупателю.
Без книг и картин в огромной квартире стало пусто. Она омертвела, как мертвеет тело, когда его покидает душа.
Но Модест давно уже готовился к этому дню.
Он решил умереть, когда понял, что не может написать новую Лику. И когда понял, что не хочет писать ничего иного, кроме Лики. А зачем тогда жить? Ведь жить надо честно. Жить надо тогда, когда ты знаешь ответ на вопрос - зачем?
Он был из той касты людей, которые это понимают.
И он был честным человеком.
Модест давно готовился к этому дню. Он оплатил все счета. Он поговорил по телефону со всеми своими товарищами по Союзу, по Академии, по галерейному бизнесу. Он поговорил с ними осторожно выяснил - не должен ли кому?
А друзей у него не было. Единственным другом его была Лика.
Но она уже год как умерла от белокровия. И уже год, как Модест не мог по памяти написать ее нового портрета.
Модест Матвеевич закончил все свои земные дела.
Он переоделся в чистое. Надел белую сорочку. Повязал галстук, из тех, что дарила ему она... Надел любимый ею пуловер, который они вместе выбирали, когда были в Италии. Из гостиной он принес в кабинет бутылку рома и два стакана. Сел за стол... За стол, за которым работал еще дед - известный академик-искусствовед...
Модест открыл нижний ящик.
В глубине нащупал искомое... Старый добрый девятимиллиметровый "вальтер"... Вынул обойму. Внимательно, с интересом посмотрел на золотисто-красную пулю верхнего патрона.
Именно ей суждено пробить его седую голову. Именно ей...
Художник никогда не чурается деталей. Художник любовно выбирает кисти и холсты...
Он любовно погладил вороненую сталь. Защелкнул обойму в рукоять. Передернул затворную раму.
Он не стал выпускать пистолет из правой руки. Дело было уже начато. Вагон уже поехал.
Левою рукой он налил по половине в оба стакана. Один поставил перед фотографией. Перед ее фотографией. Она любила ром "Баккарди". И еще она любила людей, его девочка... Она знала, что умирает, и спешила щедро одарить ближних тем единственным, чем была богата. Любовью.
- Давай выпьем, - сказал Модест вслух.
Сказал, и левою рукою чокнулся с ней. В правой уже был пистолет.
Модест выпил.
Ну? Чего теперь ждать-то? Поехали!
И улыбнувшись ее улыбке, он поднял дуло к виску.
Конец
Санкт-Петербург, 2004
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Теперь, когда он сидел в тепле, за хорошим столом, рядом с приятными, добрыми людьми, ему казалось, что все несчастья, все невзгоды позади. Ведь если среди этого мирового кошмара, среди смерти и уничтожения, появился такой тихий островок, где живут добрые люди, которые говорят на разных языках, но понимают друг друга, думают об одном и том же, значит, все страшное уже позади. Мир близок, дом рядом. Стоит только подняться на вон ту гору, и можно будет увидеть и берлинские крыши, и дом на Рудерштрассе, и соседку Марту на подоконнике. Все-таки странно, что он вспоминает Марту чаще, чем жену. Что бы это значило?..
* * *
Модест Матвеевич давно готовился к этому дню.
Он по складу характера был человеком основательным. Поэтому и живопись его была столь востребована публикой, поэтому и все в жизни у него было хорошо устроено, что, в общем, не свойственно художникам...
Он готовился к этому дню. Огромную библиотеку, что не помещалась в кабинете и курительной, он поделил на две части. Одну, ту, что собирал сам, где по преимуществу были книги по искусству и дорогие, богато иллюстрированные издания популярных классиков, Модест подарил детям из художественного интерната для одаренных сирот. Он сам перевез почти тысячу этих отобранных за долгие годы книг в подмосковное Алабино, собственноручно перенеся каждую аккуратно запакованную пачку...
Написал дарственную. К дарственной приложил и три тысячи долларов наличными - на книжные. шкафы, на содержание библиотекарши...
Вторую половину библиотеки, ту, что собирали отец и дед, подарил Академии художеств. Эти книги сам не перевозил. За ними приехали какие-то порученцы. Подписали бумаги, натопали, наследили по коврам...
Картины в три приема перевез в свою галерею на Полянке. Исполнительному директору наказал продавать их только в хорошие руки - знающему толк покупателю.
Без книг и картин в огромной квартире стало пусто. Она омертвела, как мертвеет тело, когда его покидает душа.
Но Модест давно уже готовился к этому дню.
Он решил умереть, когда понял, что не может написать новую Лику. И когда понял, что не хочет писать ничего иного, кроме Лики. А зачем тогда жить? Ведь жить надо честно. Жить надо тогда, когда ты знаешь ответ на вопрос - зачем?
Он был из той касты людей, которые это понимают.
И он был честным человеком.
Модест давно готовился к этому дню. Он оплатил все счета. Он поговорил по телефону со всеми своими товарищами по Союзу, по Академии, по галерейному бизнесу. Он поговорил с ними осторожно выяснил - не должен ли кому?
А друзей у него не было. Единственным другом его была Лика.
Но она уже год как умерла от белокровия. И уже год, как Модест не мог по памяти написать ее нового портрета.
Модест Матвеевич закончил все свои земные дела.
Он переоделся в чистое. Надел белую сорочку. Повязал галстук, из тех, что дарила ему она... Надел любимый ею пуловер, который они вместе выбирали, когда были в Италии. Из гостиной он принес в кабинет бутылку рома и два стакана. Сел за стол... За стол, за которым работал еще дед - известный академик-искусствовед...
Модест открыл нижний ящик.
В глубине нащупал искомое... Старый добрый девятимиллиметровый "вальтер"... Вынул обойму. Внимательно, с интересом посмотрел на золотисто-красную пулю верхнего патрона.
Именно ей суждено пробить его седую голову. Именно ей...
Художник никогда не чурается деталей. Художник любовно выбирает кисти и холсты...
Он любовно погладил вороненую сталь. Защелкнул обойму в рукоять. Передернул затворную раму.
Он не стал выпускать пистолет из правой руки. Дело было уже начато. Вагон уже поехал.
Левою рукой он налил по половине в оба стакана. Один поставил перед фотографией. Перед ее фотографией. Она любила ром "Баккарди". И еще она любила людей, его девочка... Она знала, что умирает, и спешила щедро одарить ближних тем единственным, чем была богата. Любовью.
- Давай выпьем, - сказал Модест вслух.
Сказал, и левою рукою чокнулся с ней. В правой уже был пистолет.
Модест выпил.
Ну? Чего теперь ждать-то? Поехали!
И улыбнувшись ее улыбке, он поднял дуло к виску.
Конец
Санкт-Петербург, 2004
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38