По одному куратору с двумя помощниками на каждое направление и право использовать любые ресурсы, лишь бы выгорело дело.
Глеб стряхнул с себя маску демократически настроенного и прогрессивно мыслящего начальника-технократа. И стал тем, кем любил быть, — охотником на двуногих.
Он без стука распахнул первую дверь. Встал на пороге. Вдавил взглядом обратно в кресло приставшего было начальника службы безопасности. Молчал и не без удовольствия следил, как с лица еще минуту назад столь уверенного в себе человека стекает удивление и медленно серой отечностью проступает тревога. А потом — страх. Липкий его запах Глеб почувствовал на расстоянии.
Глеб захлопнул дверь, сделал три бесшумных шага к столу.
— Сергей Дмитриевич, раздолбай на входе докладывает мне, что происшествий не случилось. А в офисе у кое-кого вот-вот начнется ломка!
Сергей Дмитриевич нервно дрогнул губами.
— Я же предупреждал, Глеб Павлович, такой гадюшник под боком! Наши на этих обкуренных лабухов насмотрятся, а потом…
Глеб посмотрел ему в глаза, и Сергей Дмитриевич осекся.
Глеб перегнулся через стол, нажал кнопку селектора.
— Любовь Викторовна, добрый день. У нас деньги есть? — спросил он добродушно-игривым тоном.
Из динамика раздался хохоток полной жизнерадостной женщины.
— Денег нет и не будет! — выдала она дежурный ответ. — Добрый день, Глеб Павлович.
— И тем не менее через полчаса выплатите Эдельману двести долларов на представительские расходы, — распорядился Глеб.
— Глеб Павлович, он свой фонд давно выскреб до донышка! — взмолилась бухгалтер.
— Потому что работает лучше всех. У него сейчас идет важный контракт, так что изыщите возможность, Любовь Викторовна.
Глеб оторвал палец от кнопки, им же, острым и твердым, нацелился на переносье Сергея Дмитриевича.
— Когда этот засранец выскочит за дозой, пустишь за ним «хвост». Засечешь контакт. Барыгу сегодня же сдать ментам.
Сергей Дмитриевич с готовностью кивнул.
— Сделаем. А с Шуриком Эдельманом что делать? Может, по почкам? Для профилактики.
Глеб сузил глаза.
— По голове, — отчетливо прошептал он. — Чтобы вылетело все, что он за два года здесь узнал.
Прочитав немой вопрос в глазах Сергея Дмитриевича, Глеб отрицательно повел головой.
— Сделай из него растение — и хватит. Три дня на исполнение. Вопрос закрыт.
Не попрощавшись, Глеб вышел в коридор.
Табличек на дверях не было за ненадобностью. Свои и так знали, где кто сидит. А чужих сюда не пускали.
Глеб коротко постучал и распахнул дверь в кабинет аналитиков.
Альберт Семенович оторвал взгляд от пасьянса из карточек, разложенных на столе. Молча, кивком, поприветствовал.
Был он человеком в летах, невзрачным и нелюдимым. Но светлее головы, чем у него, Глеб еще не встречал. Мозг Альберта Семеновича легко справлялся с объемом работы, непосильным для коллективного разума оперативно-аналитического управления КГБ. И главное, работал куда качественнее. Свои его прозвали Альбертом Вторым, в память об Альберте Первом — Эйнштейне. И хотя буйной седой шевелюры не имел и атомных бомб не разрабатывал, Альберт Семенович кличку принял как должное.
— Где народ? — Глеб указал на три пустующих кресла.
— В «поле». Услал, мозги проветрить, — ответил Альберт Семенович. — В «Горбачев-фонде» какая-то конференция, пусть покрутятся, не помешает.
— Не слишком им много свободы даете?
— Только делу польза. Эта субстанция быстро прокисает, если ученый варится в собственном соку. — Он постучал по высокому морщинистому лбу.
Глеб сел в свободное кресло, расслабившись, вытянул ноги. Отчетливо произнес всего одно слово:
— Матоянц.
По отечному лицу Альберта Семеновича пробежала тень.
— Никаких подвижек, — после паузы ответил он.
— Может быть, проворонили? — спросил Глеб.
— Пока справляемся. — Альберт Семенович приложил палец к одной из карточек, лежавших перед ним. — Наши даже засекли передачу «Кондпетролем» акций компании, аффилированной в структуру Матоянца. Но это — «шум». Отдали за старые долги в пакете с другими, более ценными. О реальной атаке на наследство Матоянца пока нет даже речи. — Он замялся. Поднял глаза старого сенбернара на Глеба. — Извините, Глеб Павлович, я не совсем в курсе, насколько мы включены в его проект «Водолей»?
— На все сто. То есть — по уши, — поморщившись, ответил Глеб.
— Ага.
Морщины на лбу у Альберта Семеновича пришли в движение. Подумав, он еще раз заключил:
— Ага.
— И это все?
— Подробнее я распишу в докладной. Но общий вывод: сейчас выходить из проекта — преждевременно. Несмотря на любые издержки, надо оставаться в деле. Тот самый случай, когда лучше затеряться среди ждущих, чем оказаться первым среди бегущих.
Глеб разглядывал тупые носки бутсов.
— Сколько протянется такое положение? — спросил он.
— Взрыва следует ждать со дня на день. — Альберт Семенович откинулся в кресле.
Глеб поднял на него холодный взгляд.
— Поясните.
Альберт Семенович сделал недовольное лицо. Долгие речи давались ему с трудом и были малоприятны.
— Прежде всего отмечу, что я полностью не в курсе этого проекта «Водолей». — Он прикоснулся пальцем к одной из карточек. — Но в данном случае я на вас не в обиде, Глеб Павлович. Излишняя масса информации не устраняет неопределенность, а наоборот, лишь усугубляет ее. Это — аксиома. Для анализа достаточно три, пять, максимум — семь критериев, иначе захлебнешься в информации. Так, мне достаточно знать, что Матоянц разворачивал некий проект под условным названием «Водолей». Предполагаю, что его смерть неким образом связана именно с ним. Почему?
Он замолчал и уставился на Глеба.
— Да, почему? — спросил Глеб, зная привычку Эйнштейна втягивать в разговор.
— Потому что другие «маркеры» его активности остались неизменными. Никаких пиков, никаких резких спадов. Вывод очевиден — корень в проекте. Не имея информации, все же рискну предположить, что работы подошли к критической отметке. Тут возможны два варианта: либо ликвидация куратора проекта не способна повлиять на его результат, либо наоборот — катастрофична для проекта. Весь вопрос, кем был Матоянц: Королевым или Чубайсом. Это условные термины, как вы догадываетесь.
— Тогда уточните.
— Королев создал космическую отрасль с нуля и ушел из жизни, когда баллистические ракеты уже приняли на вооружение, а запуск кораблей с человеком на борту был поставлен на поток. Его смерть для космонавтики явилась трагическим, но абсолютно не критическим событием. Произойди она раньше, это была бы катастрофа. С Чубайсом все наоборот. Он ничего не создавал, Днепрогэсов не строил и атомных станций к очередному съезду КПСС в строй не вводил. Он получил в управление то, что уже было создано до него. Впрочем, как многие ему подобные. Пусть твердят, что он гениальный менеджер, мне это до лампочки. Я твердо знаю, исчезни Чубайс сегодня, лампочки все равно будут гореть. Как горели до него. Это физика, а не менеджмент.
Глеб хмыкнул и кивнул.
— Мысль понятна. Теперь уточните, что вы называете «ликвидацией».
Альберт Семенович перевел дух.
— Я имею в виду «ликвидацию» в специальном смысле этого слова. Решение ликвидировать конкурента всегда продиктовано логикой. Патологических убийц в бизнесе и политике нет. Даже Сталин, пусть и трижды патологическая личность, в своих чистках и ликвидациях был логичен и последователен. Любую логическую систему можно легко раскрыть. Но смерть Матоянца в той форме, в которой она последовала… Вы понимаете, что я имею в виду? Она — абсолютно не прогнозируема. Вероятность — ноль и ноль десятых! И тем не менее она — очевидный факт. — Альберт Семенович поиграл карточкой, заштрихованной в черный цвет. Вздохнул. — И с ним я ничего поделать не могу. Факт не встраивается в логику системы.
Он бросил черную карточку поверх пасьянса из карточек, заполненных мелким почерком и непонятными значками.
— Такого быть не может, чтобы никто до нас не додумался, как выйти из этого интеллектуального тупика, — с усмешкой вставил Глеб.
Альберт Семенович ответил понимающей полуулыбкой.
— Безусловно, да. Не нам одним мозги даны, не одни мы ими кормимся. Например, существует теория Брумля. Согласно ей любое явление, чья вероятность была исчезающе мала, произойдя, порождает цепочку затухающих явлений одной с ним природы. Как бы это сказать… Происходит мощное вторжение в систему извне, совершенно чуждая системе сила использует ее как поле для самореализации. Некоторые считают, что жизнь на земле появилась именно таким образом.
— Чуждое системе явление, — с расстановкой повторил Глеб. — Занятно.
— Еще одна трагедия в семье, так я понял? — вскинув взгляд на Альберта Семеновича, спросил он. — Подобная смерти самого Матоянца?
Тот вздохнул и кивнул.
— Только с небольшим уточнением, Глеб Павлович, — заметил он. — Не подобная ей, а той же природы. Или из того же источника, если вам угодно.
— Вероятность?
— Чем дольше тянется патовое состояние, тем она больше, — помедлив, ответил Альберт Семенович. — Сейчас — шестьдесят процентов, не меньше.
— Можно вычислить источник?
Альберт Семенович снова показал ему карточку, заштрихованную черным.
— Для таких случаев люди и выдумали Бога. А я не Господь, Глеб Павлович. И среди моих коллег в аналогичных структурах, насколько известно, такого не числится.
Глеб посмотрел на черную карточку, с трудом отвел глаза.
— И никакой связи с проектом «Водолей»?
Альберт Семенович пожал плечами.
— Я бы мог ответить, что любое явление в мире есть часть иного процесса. Зачастую, иного уровня и с полярным знаком. Поэтому результат либо превосходит ожидания, либо хоронит надежды. Как вышло с нашей перестройкой. «Ракомстройкой». — Он выдавил кислую улыбочку. — Исключать, что проект «Водолей» задел некие глубинные структуры или срезонировал с более высокими иерархиями, я не могу. Но это уже мистика. От слова «misty» — «туман». А в тумане я ничего разглядеть не могу. Поэтому и предлагаю подождать, пока вихрь событий не разорвет его в клочья.
— А как насчет принятия решения в условиях дефицита информации? — с иронией спросил Глеб.
— А! — отмахнулся Альберт Семенович. — Оставьте это студентикам с курсов менеджмента. И американцам. Они, дети малые, еще не наигрались в войнушку с индейцами. А умные люди ждут. Ждут годами и десятилетиями. Тихо работают на перспективу и предоставляют другим право видеть в тумане то, что левой задней захочется. Как китайцы. Строят себе Поднебесную и строят. Не перестройкой занимаются и реформы чудят, а строят Империю. Или евреи. По шейкелю с души уже три тысячелетия собирают на Великий Израиль. И ведь построят! Не так быстро, как мы Храм Христа Спасителя, но построят непременно. У нас вышел лубок, а у них — Храм.
Глеб встал, по диагонали пересек кабинет.
У стены стоял журнальный столик с шахматной доской. Фигуры были замусоленными и потертыми, как карты в старой колоде. Глеб машинально взял белого ферзя, погладил пальцем, потом поднес к носу. Одернул руку и поставил фигуру на место.
— Кто выигрывает? — спросил он не оглядываясь.
— Пока Кольцов, — подал голос Альберт Семенович. — Но если черт его дернет двинуть пешку на Н-5, через пять ходов получит мат. От того самого ферзя, которого вы держали в руках.
Глеб хмыкнул.
— А Жеренко додумается, как считаете?
— Он не думает, а видит. Просто видит ситуацию — и все. Причем, как я давно заметил, именно на пять шагов вперед.
Глеб развернулся и с интересом посмотрел на Альберта Семеновича.
— Да? А вы мне об этом не говорили.
Альберт Семенович пожал плечами:
— Он и сам-то не отдает себе отчета. Что вы хотите, молодой еще. Талант есть, ума не надо. — Он шулерским махом смел карточки со стола, ловко перетасовал. — Я вот так думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Глеб стряхнул с себя маску демократически настроенного и прогрессивно мыслящего начальника-технократа. И стал тем, кем любил быть, — охотником на двуногих.
Он без стука распахнул первую дверь. Встал на пороге. Вдавил взглядом обратно в кресло приставшего было начальника службы безопасности. Молчал и не без удовольствия следил, как с лица еще минуту назад столь уверенного в себе человека стекает удивление и медленно серой отечностью проступает тревога. А потом — страх. Липкий его запах Глеб почувствовал на расстоянии.
Глеб захлопнул дверь, сделал три бесшумных шага к столу.
— Сергей Дмитриевич, раздолбай на входе докладывает мне, что происшествий не случилось. А в офисе у кое-кого вот-вот начнется ломка!
Сергей Дмитриевич нервно дрогнул губами.
— Я же предупреждал, Глеб Павлович, такой гадюшник под боком! Наши на этих обкуренных лабухов насмотрятся, а потом…
Глеб посмотрел ему в глаза, и Сергей Дмитриевич осекся.
Глеб перегнулся через стол, нажал кнопку селектора.
— Любовь Викторовна, добрый день. У нас деньги есть? — спросил он добродушно-игривым тоном.
Из динамика раздался хохоток полной жизнерадостной женщины.
— Денег нет и не будет! — выдала она дежурный ответ. — Добрый день, Глеб Павлович.
— И тем не менее через полчаса выплатите Эдельману двести долларов на представительские расходы, — распорядился Глеб.
— Глеб Павлович, он свой фонд давно выскреб до донышка! — взмолилась бухгалтер.
— Потому что работает лучше всех. У него сейчас идет важный контракт, так что изыщите возможность, Любовь Викторовна.
Глеб оторвал палец от кнопки, им же, острым и твердым, нацелился на переносье Сергея Дмитриевича.
— Когда этот засранец выскочит за дозой, пустишь за ним «хвост». Засечешь контакт. Барыгу сегодня же сдать ментам.
Сергей Дмитриевич с готовностью кивнул.
— Сделаем. А с Шуриком Эдельманом что делать? Может, по почкам? Для профилактики.
Глеб сузил глаза.
— По голове, — отчетливо прошептал он. — Чтобы вылетело все, что он за два года здесь узнал.
Прочитав немой вопрос в глазах Сергея Дмитриевича, Глеб отрицательно повел головой.
— Сделай из него растение — и хватит. Три дня на исполнение. Вопрос закрыт.
Не попрощавшись, Глеб вышел в коридор.
Табличек на дверях не было за ненадобностью. Свои и так знали, где кто сидит. А чужих сюда не пускали.
Глеб коротко постучал и распахнул дверь в кабинет аналитиков.
Альберт Семенович оторвал взгляд от пасьянса из карточек, разложенных на столе. Молча, кивком, поприветствовал.
Был он человеком в летах, невзрачным и нелюдимым. Но светлее головы, чем у него, Глеб еще не встречал. Мозг Альберта Семеновича легко справлялся с объемом работы, непосильным для коллективного разума оперативно-аналитического управления КГБ. И главное, работал куда качественнее. Свои его прозвали Альбертом Вторым, в память об Альберте Первом — Эйнштейне. И хотя буйной седой шевелюры не имел и атомных бомб не разрабатывал, Альберт Семенович кличку принял как должное.
— Где народ? — Глеб указал на три пустующих кресла.
— В «поле». Услал, мозги проветрить, — ответил Альберт Семенович. — В «Горбачев-фонде» какая-то конференция, пусть покрутятся, не помешает.
— Не слишком им много свободы даете?
— Только делу польза. Эта субстанция быстро прокисает, если ученый варится в собственном соку. — Он постучал по высокому морщинистому лбу.
Глеб сел в свободное кресло, расслабившись, вытянул ноги. Отчетливо произнес всего одно слово:
— Матоянц.
По отечному лицу Альберта Семеновича пробежала тень.
— Никаких подвижек, — после паузы ответил он.
— Может быть, проворонили? — спросил Глеб.
— Пока справляемся. — Альберт Семенович приложил палец к одной из карточек, лежавших перед ним. — Наши даже засекли передачу «Кондпетролем» акций компании, аффилированной в структуру Матоянца. Но это — «шум». Отдали за старые долги в пакете с другими, более ценными. О реальной атаке на наследство Матоянца пока нет даже речи. — Он замялся. Поднял глаза старого сенбернара на Глеба. — Извините, Глеб Павлович, я не совсем в курсе, насколько мы включены в его проект «Водолей»?
— На все сто. То есть — по уши, — поморщившись, ответил Глеб.
— Ага.
Морщины на лбу у Альберта Семеновича пришли в движение. Подумав, он еще раз заключил:
— Ага.
— И это все?
— Подробнее я распишу в докладной. Но общий вывод: сейчас выходить из проекта — преждевременно. Несмотря на любые издержки, надо оставаться в деле. Тот самый случай, когда лучше затеряться среди ждущих, чем оказаться первым среди бегущих.
Глеб разглядывал тупые носки бутсов.
— Сколько протянется такое положение? — спросил он.
— Взрыва следует ждать со дня на день. — Альберт Семенович откинулся в кресле.
Глеб поднял на него холодный взгляд.
— Поясните.
Альберт Семенович сделал недовольное лицо. Долгие речи давались ему с трудом и были малоприятны.
— Прежде всего отмечу, что я полностью не в курсе этого проекта «Водолей». — Он прикоснулся пальцем к одной из карточек. — Но в данном случае я на вас не в обиде, Глеб Павлович. Излишняя масса информации не устраняет неопределенность, а наоборот, лишь усугубляет ее. Это — аксиома. Для анализа достаточно три, пять, максимум — семь критериев, иначе захлебнешься в информации. Так, мне достаточно знать, что Матоянц разворачивал некий проект под условным названием «Водолей». Предполагаю, что его смерть неким образом связана именно с ним. Почему?
Он замолчал и уставился на Глеба.
— Да, почему? — спросил Глеб, зная привычку Эйнштейна втягивать в разговор.
— Потому что другие «маркеры» его активности остались неизменными. Никаких пиков, никаких резких спадов. Вывод очевиден — корень в проекте. Не имея информации, все же рискну предположить, что работы подошли к критической отметке. Тут возможны два варианта: либо ликвидация куратора проекта не способна повлиять на его результат, либо наоборот — катастрофична для проекта. Весь вопрос, кем был Матоянц: Королевым или Чубайсом. Это условные термины, как вы догадываетесь.
— Тогда уточните.
— Королев создал космическую отрасль с нуля и ушел из жизни, когда баллистические ракеты уже приняли на вооружение, а запуск кораблей с человеком на борту был поставлен на поток. Его смерть для космонавтики явилась трагическим, но абсолютно не критическим событием. Произойди она раньше, это была бы катастрофа. С Чубайсом все наоборот. Он ничего не создавал, Днепрогэсов не строил и атомных станций к очередному съезду КПСС в строй не вводил. Он получил в управление то, что уже было создано до него. Впрочем, как многие ему подобные. Пусть твердят, что он гениальный менеджер, мне это до лампочки. Я твердо знаю, исчезни Чубайс сегодня, лампочки все равно будут гореть. Как горели до него. Это физика, а не менеджмент.
Глеб хмыкнул и кивнул.
— Мысль понятна. Теперь уточните, что вы называете «ликвидацией».
Альберт Семенович перевел дух.
— Я имею в виду «ликвидацию» в специальном смысле этого слова. Решение ликвидировать конкурента всегда продиктовано логикой. Патологических убийц в бизнесе и политике нет. Даже Сталин, пусть и трижды патологическая личность, в своих чистках и ликвидациях был логичен и последователен. Любую логическую систему можно легко раскрыть. Но смерть Матоянца в той форме, в которой она последовала… Вы понимаете, что я имею в виду? Она — абсолютно не прогнозируема. Вероятность — ноль и ноль десятых! И тем не менее она — очевидный факт. — Альберт Семенович поиграл карточкой, заштрихованной в черный цвет. Вздохнул. — И с ним я ничего поделать не могу. Факт не встраивается в логику системы.
Он бросил черную карточку поверх пасьянса из карточек, заполненных мелким почерком и непонятными значками.
— Такого быть не может, чтобы никто до нас не додумался, как выйти из этого интеллектуального тупика, — с усмешкой вставил Глеб.
Альберт Семенович ответил понимающей полуулыбкой.
— Безусловно, да. Не нам одним мозги даны, не одни мы ими кормимся. Например, существует теория Брумля. Согласно ей любое явление, чья вероятность была исчезающе мала, произойдя, порождает цепочку затухающих явлений одной с ним природы. Как бы это сказать… Происходит мощное вторжение в систему извне, совершенно чуждая системе сила использует ее как поле для самореализации. Некоторые считают, что жизнь на земле появилась именно таким образом.
— Чуждое системе явление, — с расстановкой повторил Глеб. — Занятно.
— Еще одна трагедия в семье, так я понял? — вскинув взгляд на Альберта Семеновича, спросил он. — Подобная смерти самого Матоянца?
Тот вздохнул и кивнул.
— Только с небольшим уточнением, Глеб Павлович, — заметил он. — Не подобная ей, а той же природы. Или из того же источника, если вам угодно.
— Вероятность?
— Чем дольше тянется патовое состояние, тем она больше, — помедлив, ответил Альберт Семенович. — Сейчас — шестьдесят процентов, не меньше.
— Можно вычислить источник?
Альберт Семенович снова показал ему карточку, заштрихованную черным.
— Для таких случаев люди и выдумали Бога. А я не Господь, Глеб Павлович. И среди моих коллег в аналогичных структурах, насколько известно, такого не числится.
Глеб посмотрел на черную карточку, с трудом отвел глаза.
— И никакой связи с проектом «Водолей»?
Альберт Семенович пожал плечами.
— Я бы мог ответить, что любое явление в мире есть часть иного процесса. Зачастую, иного уровня и с полярным знаком. Поэтому результат либо превосходит ожидания, либо хоронит надежды. Как вышло с нашей перестройкой. «Ракомстройкой». — Он выдавил кислую улыбочку. — Исключать, что проект «Водолей» задел некие глубинные структуры или срезонировал с более высокими иерархиями, я не могу. Но это уже мистика. От слова «misty» — «туман». А в тумане я ничего разглядеть не могу. Поэтому и предлагаю подождать, пока вихрь событий не разорвет его в клочья.
— А как насчет принятия решения в условиях дефицита информации? — с иронией спросил Глеб.
— А! — отмахнулся Альберт Семенович. — Оставьте это студентикам с курсов менеджмента. И американцам. Они, дети малые, еще не наигрались в войнушку с индейцами. А умные люди ждут. Ждут годами и десятилетиями. Тихо работают на перспективу и предоставляют другим право видеть в тумане то, что левой задней захочется. Как китайцы. Строят себе Поднебесную и строят. Не перестройкой занимаются и реформы чудят, а строят Империю. Или евреи. По шейкелю с души уже три тысячелетия собирают на Великий Израиль. И ведь построят! Не так быстро, как мы Храм Христа Спасителя, но построят непременно. У нас вышел лубок, а у них — Храм.
Глеб встал, по диагонали пересек кабинет.
У стены стоял журнальный столик с шахматной доской. Фигуры были замусоленными и потертыми, как карты в старой колоде. Глеб машинально взял белого ферзя, погладил пальцем, потом поднес к носу. Одернул руку и поставил фигуру на место.
— Кто выигрывает? — спросил он не оглядываясь.
— Пока Кольцов, — подал голос Альберт Семенович. — Но если черт его дернет двинуть пешку на Н-5, через пять ходов получит мат. От того самого ферзя, которого вы держали в руках.
Глеб хмыкнул.
— А Жеренко додумается, как считаете?
— Он не думает, а видит. Просто видит ситуацию — и все. Причем, как я давно заметил, именно на пять шагов вперед.
Глеб развернулся и с интересом посмотрел на Альберта Семеновича.
— Да? А вы мне об этом не говорили.
Альберт Семенович пожал плечами:
— Он и сам-то не отдает себе отчета. Что вы хотите, молодой еще. Талант есть, ума не надо. — Он шулерским махом смел карточки со стола, ловко перетасовал. — Я вот так думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79