Он был всегда и пребудет вовеки. А ваш наскоро сварганенный из плохо подогнанных железок скоро рухнет под собственной тяжестью. И останется только мой мир!
— Нет!!
— Спроси у Седого Орла, он знает!
Карина отшатнулась.
Глеб сидел неподвижно на своем месте. Ноздри хищно вывернуты, глаза уставлены на круг света, в котором, раскачиваясь в такт мелодии, пел свою песню Шаман по прозвищу Седой Орел.
Шаман водил головой из стороны в сторону, седые пряди бились по щекам. Он обшаривал взглядом ночь своего сна, пытаясь найти среди мельтешащих теней и духов того единственного, ради кого он пустился в путешествие в Нижний мир.
Седой Орел замер. В кромешной темени сна он увидел два янтарных огонька. Зверь смотрел ему в глаза.
И тогда Шаман, сломав ритм, через горло потянул длинную мелодию.
В ней было все, что существует в мире и что останется в нем, когда уйдет последний человек. Сухие губы старика вплетали в мелодию вязь страшных слов на давно умершем языке. Люди успели его забыть. Но Зверь должен был помнить. Это от него первые айдахо услышали эти звуки. Страшные в своей первозданной силе, безошибочно разящие, как стрелы, посланные умелой рукой.
И Зверь услышал. Скованный заклинанием, он выдал себя, выпрыгнув на свет.
Глеб неожиданно вскочил. Разбросал руки, как птица крылья на ветру. Страшно оскалился. И исторг наружу жуткий, рвущий внутренности вой.
Голос Шамана оборвался. А вой Зверя еще долго сотрясал стены.
Они выдержали. А люди нет.
Зал взорвался разноголосицей визгов, вскриков и подвываний.
Через секунду обезумевшая толпа билась в истерике, отбивая кулаки о столы, топая ногами и зверски вращая зрачками страшно расширенных глаз.
В вакханалии, захватившей всех без остатка, никто не заметил, что со сцены пропал седой старик.
Активные мероприятия
Машина стояла в переулке, откуда хорошо просматривался вход в клуб.
Владислав погладил ладонью ершик седых волос.
— Кстати, Наташа, все хочу спросить. Как ты свои висюльки моешь?
Наташа, с ногами забравшаяся на заднее сиденье, встряхнула головой. Тугие дрэды щелкнули по кожи куртки.
— Как и все. Шампунем.
— И не мешают?
— Привыкла. Надоест — срежу. — Она вздохнула. — Может, я пойду прогуляюсь.
— Нет. Из-за висюлек. — Владислав в зеркальце посмотрел на Наташу. — Он тебя, извини за намек, как облупленную знает. Спалишься по счету раз.
Наташа фыркнула.
Владислав цокнул языком.
— Не поняла. Придется объяснить. Тебе в «Лагуне» понравилось работать?
— Занимательно.
— То-то. И в нашей работе есть место для маленьких радостей. — Владислав послал через зеркальце острый взгляд. — Только учти, Наташенька. Одна ошибка — и ты у дока на игле. Далее по всем этапам.
Наташа подобралась.
— Спроси, за что. Отвечу.
— Ну, за что? — с плохо скрытым вызовом спросила она.
— За то, что ошибаются только дураки. А у дурака ума хватит продаться. Чтобы убедиться, что он такой дурак беспросветный, что даже продаться не смог, мы его прогоняем по конвейеру. Только ты не думай, что выдержишь, потому что все уже видела. Ты, как та целка, страшнее пальца еще ничего в жизни не видела!
— Очень образно. — Наташа отвернулась к окну.
— Зато — доходчиво.
— И что они там так раздухарились? — Она указала на окна клуба, в которых плясали и корчились длинные человекообразные тени. — Полтора часа уже отрываются.
— Отдыхают люди, не завидуй.
В рации, лежавшей на коленях Владислава, дважды пискнул зуммер.
Владислав ответил двойным нажимом на тангету.
— Все, клиент отваливать собрался. Готовься.
— Слава богу! — Наташа вытянула руки со сцепленными пальцами, с хрустом вывернула их в локтях.
— А мог бы девок к себе в офис завести. Тогда бы припухали до утра.
— Не-а, не прокатил бы номер. — Наташа усмехнулась. — Тебе, Владислав, не понять. А я только глянула на них, сразу просекла, «амур де ля труа» не прокатит. Девки друг друга порвать готовы.
— Уверена?
— Абсолютно.
— Забавно у вас все устроено.
— Хочешь посмотреть?
Владислав развернулся, обжег Наташу холодным взглядом.
— Смотри, вышли! — Она указала на лобовое стекло.
Владислав рывком развернулся. Положил одну руку на руль. Второй поднес рацию к губам.
— «Круг»! Всем приготовиться, — бросил он в рацию.
Дверь клуба распахнулась, полоса света растеклась по площадке.
По полосе, как по тропинке, пошли, покачиваясь три фигуры. Мужчина вел, обхватив за плечи, двух девушек. Или они поддерживали его. С такого расстояния разобрать было сложно.
Владислав поднес к глазам миниатюрный бинокль.
Дорожка погасла, и фигуры растворились в потемках.
Владислав чертыхнулся.
Через две минуты фигуры всплыли в пятне неяркого света.
Диспозиция поменялась. Мужчина опирался на плечо одной девушки. Вторая шла сбоку. Вдруг она остановилась. Принялась нервно размахивать руками.
— Кажется, ты была права, — пробормотал Владислав. — Не складывается у них втроем.
Наташа налегла грудью на подголовник переднего сиденья, подалась вперед, чтобы лучше видеть.
Перепалка продолжалась. Девушка зашла вперед, преградив паре дорогу.
Мужчина махнул рукой, и девушка отлетела в потемки.
— Интересно, кто там ху из ху, — зло усмехнулся Владислав, подкручивая колесико фокуса. — Одинаково одеты, сучки. А лиц… Вот, черт.
Пара сдвинулась с пятачка света и пропала из глаз.
— Брать здесь будем? — напряженным шепотом спросила Наташа.
— Как карты лягут. Но лучше, конечно, не дать ему сесть за руль.
Владислав обшаривал биноклем темный участок от тыльной стены типографии, к которой присоседился клуб, до ближайших домов, светом окон освещавших асфальтовую дорожку.
Дикарь
Он знал, что век зверя короток. Слишком многим нужна твоя жизнь, чтобы протянуть хоть на день собственную. И слишком много охотников, выцеливающих тебя забавы ради или по какой-то только им ведомой нужде.
— Как я от вас всех устал! — тихо простонал Дикарь.
Впереди была стена. За спиной — охотник.
Он сотни раз представлял себе, как оно будет. Каждый раз последний миг перед щелчком капкана или прицельным выстрелом представлялся по-новому. Не угадал!
Сейчас пред ним была сырая облупившаяся кладка типографской стены. А за спиной — всего лишь девчонка. Ноздри Дикаря щекотал острый жеребячий запах, исходящей от ее кожи.
Витая струя, упиравшаяся в землю, оборвалась. Дикарь застегнул штаны.
— Слушай, брось все и иди за мной, — произнес он, не оглянувшись. — Мы с тобой одной крови, я сразу это понял. Только увидел, сразу понял — мое! У нас получится, я точно знаю. С этой дурой, — Дикарь нервно дернул головой, указав куда-то вбок, — ничего бы не вышло. Нет в ней этого. Одни понты и пафос. А ты — другая. Настоящая. Вместе мы продержимся. Я сейчас сигану через флажки. Беги со мной!
— Ну побегу, а что дальше? — раздался за спиной чуть хриплый от напряжения голос.
Дикарь, закинув голову, хохотнул.
— Дальше эти идиоты сделают все, чтобы мир рухнул! Они ни на что не способны, мне ли этого не знать! Ни убить, ни ребенка сделать не способны, а взялись спасать мир! Полудохлые импотенты, кролики саблезубые. А мнят себя львами! Когда все рухнет и сгорит к чертовой матери, придет наше время. Мы родим новое племя двуногих зверей. Сильных, мудрых и хищных. Настоящих царей природы.
— Ты псих, Глеб. Просто нежить.
Он круто развернулся.
— Хоп! — только и услышал он.
И следом стальная оса ужалила в грудь, чуть выше индейского медальона…
Активные мероприятия
Рация неожиданно ожила.
— «Первый»! У меня — два «щелчка»! Как понял? Два «щелчка»! — все с теми же нотками паники повторил мужской голос.
— Кто? «Второй», кто стрелял?! — прорычал Владислав в рацию.
— Не видел. Только слышал «щелчки».
Владислав скрипнул зубами.
— «Круг»! Сопровождавших «Архитектора» задержать! — Он отдал команду своим обычным, лишенным эмоциональной окраски голосом.
Снял машину с ручного тормоза. Завел мотор.
И неожиданно рванул с места так, что Наташу швырнуло на заднее сиденье.
Разметав колесами лужу, машина вырвалась из засады. Заложила крутой вираж и на полном ходу нырнула в темный проезд, ведущий к клубу.
* * *
У облупленного каменного забора типографии скопилась темнота густая, как чернила.
Пришлось включить точечные фонарики. Острые лучики заскользили параллельно земле, высвечивая пологие бугорки и кучки мусора.
— Есть! — раздался справа свистящий шепот Наташи.
Владислав, не выключая фонарик, встал с корточек и пошел на звук.
Глеб Лобов лежал навзничь на спекшейся груде бумажной трухи.
Переворачивать не пришлось, чтобы найти раны.
Рубашка лоснилась от крови. Чуть выше индейской бляхи чернели две маленькие дырочки.
— Точно в аорту, — произнес Владислав. — Чистая работа.
Сидевшая на корточках Наташа подняла белое в темноте лицо.
— Что делать? — прошептала она.
Владислав промолчал. Смотрел куда-то поверх среза забора.
Очнулся и коротко выдохнул:
— В машину!
Наташа подскочила, рванулась вперед, к узкой дорожке.
Владислав цепкими пальцами поймал ее за локоть. Развернул к себе лицом.
— Дура. Его — в машину, — отчеканил он.
В клубе раздался новый всплеск подвываний и глухой топот. Из высоких окон наружу сочился багровый свет, заляпанный черными разводами теней.
На запрокинутом лице Глеба плясали тени. Багровые отблески тускло вспыхивали на страшно выкаченных глазах.

Глава тридцатая. «Дороги, которые нас выбирают»
Странник
Максимов уронил руку с дивана, на ощупь нашел пиликающий мобильный.
Протер глаза и уставился на дисплей.
— Ненормальная, — недовольно пробормотал Максимов, разобрав цифры номера.
— Да, Лиза, слушаю.
В трубке слышалось дыхание. На заднем фоне на полных оборотах низко гудел движок автомобиля.
Максимов отчетливо представил себе приплюснутый «мицубиси эклипс» Лизы, торпедой несущийся по ночному городу. Невольно поежился.
«Нет, не везде хорошо, где нас нет. Если гонит, как тогда, с похорон Матоянца, да еще так же „под шафэ“, может легко оказаться без башни. В прямом смысле», — подумал Максимов.
— Слушаю!
— Максим, я хочу вас видеть, — после паузы промяукала Лиза.
— Законное желание, но не вовремя.
— Ты не один?
— Какая разница, если я уже сплю!
— Могу объяснить. Вот приеду… И объясню.
Максимов промолчал, закусив губу, чтобы не сказать все, что подумал.
— Хочешь меня, Максим? Я тебя — очень, очень, очень!
«Так, пол-литра как минимум приняла, — определил по придыханиям и шепелявости Максимов. — Выросли девочки, нечего сказать».
— Ну, давай адрес, Максим! — потребовала Лиза.
— Карина с тобой?
— А-а-а. А я губу раскатала! Карина, как же… Пять «лимонов» наследства.
— Слушай, девочка, я же и по попе ремнем дать могу!
— Пра-а-вда-а? Как мило! Я уже штанишки снимаю.
— Так, овц… девочка, — с трудом поправил себя Максимов, — Карина с тобой?
— Козел! — выплюнула Лиза. — А насчет Карины позвони Глебу Лобову. Семьсот сорок пять, пятнадцать пятнадцать. Он как раз сейчас на ней лежит. А я…
Связь оборвалась.
Максимов нажал на повторный набор. Но Лиза трубку не взяла. Терпения Максимова хватило дождаться десятого гудка.
Он потер переносицу. Потом поскреб затылок.
Прошел к столу, включил настольную лампу. Из стаканчика для карандашей вытряс пластинку сим-карты.
«Биплюсовская» ни разу не задействованная карта — гарантия сохранения инкогнито.
Заменив сим-карту в телефоне, Максимов набрал номер Лобова.
Абонент на связь выходить не захотел. После десятого гудка Максимов нажал на кнопку отбоя.
Отложил телефон. Сел, подперев голову руками.
Часы равнодушно показывали пятнадцать минут второго. Им, железным, было все равно, как и на что убивают время люди.
За неполных три часа глубокого забытья, в которое погрузил себя Максимов, организм едва успел прийти в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79