— Точно сказать трудно, но будто вытягивает из тебя боль по ниточкам. Ощущение ужасное. Кажется, что вот-вот умрешь.
— Послушай, Юки, это все тот же Путь Змеи. Страшилки из плохого фильма ужасов. Какие-нибудь сосунки кропают подобные штучки в Голливуде. Нанюхаются всякой дряни и пишут о типе, который проникает в чужие мозги. Они назвали его Лэмонт Кранберри, поэтому нам неизвестно, украли они идею из романа «Тень» или придумали сами. Чушь собачья. Никто на это не купится, Юки. И в невменяемость тоже никто не поверит. — Эйхорд покачал головой и улыбнулся. Они посмотрели друг на друга.
— Нет, приятель, — прошептал Юки. — Нет. Не-е-е-е-е-ет, это не бред, я не псих, зачем бы мне пытаться... Послушай, ты уже говорил мне, нет, нет, приятель, пожалуйста, я не... Он берет меня силой своего мозга, — тихо заплакал Юки.
— Через тайный нервный переход?
— Да.
Эйхорд сидел неподвижно и наблюдал.
— Угу.
— Ты бы не был так паскудно самодоволен, если бы видел хоть некоторых из тех, кого он угробил. Та шлюха с перерезанным горлом и еще одна на крыше компьютерного центра, которую вы до сих пор не нашли, и остальные... — Водопад слез.
Эйхорд не мог дольше терпеть:
— Я хочу задать тебе еще один вопрос, Юки.
Хакаби глубоко вздохнул и приготовился.
— Может, это кататоническая месть потустороннего мира? — с невинными видом поинтересовался Джек.
Когда он закрывал дверь, вопль Юки «паскуда» все еще эхом отражался от стен.
Джек направился в ближайший бар. «Все равно я найду управу на этого ублюдка», — думал он, облизываясь при мысли о первых глотках «лекарственной» жидкости.
ДАЛЛАС
В другой день, в другое время, с другим настроением Джек бы не сидел за столом средь бела дня и не чертил на бумаге бессмысленные закорючки. Он бы уже находился в том доме и ждал бы, пока эксперты закончат свою работу. Но он вернулся в полицейский участок навеселе и был не в том настроении. Во-первых, хотелось все сделать самому — отправиться в дом, где трусливый Юки, как он его теперь называл, держал Донну прикованной к стене как животное. Занимался с ней сексом. Показывал ей непристойные фотографии и такие же вырезки из газет. Джека всегда поражало, как умеют смаковать секс и насилие и журналисты, и преступники. Будь его воля, он не допускал бы средства массовой информации к подобным вещам. Пресса сошла с ума! Первые страницы некоторых газет, телевизионные новости зачастую представляли собой торжество порнографии и насилия.
Он сидел пьяный и рисовал пушки, бутылочки с клеем, деревья, двери и пчелиные ульи. Он рисовал все, что приходило ему в голову. Так Джек поступал, когда хотел в точности припомнить какой-то разговор. Эйхорд не обожествлял электронику, как это делало большинство молодых полицейских. Сам он редко прибегал к помощи техники — предпочитал по возможности натуральную обстановку. Даже сейчас, ожидая, когда пройдет его опьянение, чтобы на ясную голову снова посмотреть видеокассету, Джек думал о том, как ему, в сущности, наплевать на новую технику. Компьютеры, правда, это нечто совсем другое. Но он разбирался в притворстве и понимал, как легко умный и социально опасный преступник может одурачить любую машину.
Самая большая ложь, масштаб которой трудно вообразить и которая стояла в одном ряду с «Ваш чек отправлен почтой», была «Нельзя обмануть объектив видеокамеры». Чушь. Можно легко обвести вокруг пальца и видеокамеру, и микрофон, и детектор лжи. По этому поводу написаны целые тома, но толку-то что. Перенося индивидуальности людей на механические и программируемые элементы высокой технологии, вы получаете в итоге либо нечто псевдочеловеческое, либо в высшей степени несовершенную науку. Даже в своей алкогольной затуманенности Джек продолжал «наблюдать» за Юки, представлял, как тот произносит: «Я никого из них и пальцем не тронул». Эйхорд знал, что те оттенки страха, злобы, искренней мольбы, которые он наблюдал в глазах Хакаби, находясь вместе с ним в комнате, на видеокассете пропадут или будут смазаны, искажены.
Джек продолжал рисовать картинки, размышляя о том, что ему делать. Он отправится в этот старый мрачный дом в одиночку. Тут его передернуло. Такая дрожь знакома солдатам в траншеях: они-то знали, что значит идти по краю. Он отправится туда один, полностью сосредоточенный, запрограммированный на неожиданность не только сорока годами жизни, но также «Шепотом летучей мыши» и подобными фильмами 30-х и 40-х годов о заброшенных домах с потайными дверями, замурованными тайниками и прочим.
Он будет прикасаться к обычному дереву, подсознательно ожидая увидеть изысканно украшенные дубовые панели и винтовые лестницы. Вдыхать запахи страха, духов и собственного одеколона, зная при этом, что воздух насыщен электричеством из фильма «Затерянный город», а сумасшедший ученый уже где-то подключает свои провода. Он сотрет пыль рукой, и это будет та же рука, которая судорожно сжимала ручку кресла, когда в кино шел очередной фильм ужасов и на экране скелет клал костяшки пальцев на плечо Ментену Морленду. Джек знал правду. Что бы он ни нашел, какая-то часть его самого сживется со всем этим. Его собственная книга комиксов все больше и больше становилась реальностью. Как-нибудь он сам начнет складывать в пустую коробку из-под сигар газетные вырезки.
Он размышлял о том, как будет действовать, и продолжал рисовать. Сейчас он соберется с мыслями и пойдет посмотреть последние записи бесед с Юки. Интересно, удастся ли ему заметить что-нибудь новенькое.
А завтра, возможно, проверит дом, когда там никого не будет. Теперь Джек хотел отправиться туда вместе с Донной Баннрош. Возможно, что-нибудь и прояснится, когда она вновь увидит то место, где Хакаби недели держал ее в заточении. Что она подумает, когда снова окажется там, когда нахлынет приступ дикой ярости? Какие мысли вообще приходят в голову в подобной ситуации?
Может, еще что-нибудь важное всплывет на поверхность? Или она заметит какую-то деталь, которая вызовет забытый ужас. Где он хранится, ключ к этому странному и непостижимому человеку, который претендовал на звание «величайшего убийцы в мире», а потом отрекся? Ключ к симпатичному парню шести с лишним футов росту, вынужденному демонстрировать свое хозяйство незнакомым людям или похитить и изнасиловать женщину, чтобы привлечь к себе внимание. Сумеет ли она не упустить ту ниточку, которая приведет его, Джека, к полному пониманию этого персонажа? Есть ли хоть малейшая, надежда на то, что он видел, как хоронили трупы, именно таким образом, как он сам описывает?
Джек позвонил и в психиатрическую клинику в Бостоне, с которой одно время ему приходилось сотрудничать, и кое-кому в Прескотте, штат Аризона, и своему руководству, чтобы получить разрешение на доступ к определенной информации. То да се. Он было собрался позвонить Донне Баннрош и спросить ее кое о чем, что они упустили в последней беседе, но передумал.
Эйхорд посмотрел на лист бумаги, испещренный рисунками. Рисунок номер один — пистолет, стреляющий в мишень, в центре которой бычий глаз. В нем красовалось слово «ФЛИППО», написанное печатными буквами.
Рисунок номер два... Из бутылочки льется клей, а из клея вырастает дерево. Подобным образом Джек мог прокрутить в своей памяти почти шестьдесят чисел и имен, и ассоциации будут ясными и понятными ему. Каждый символ представлял собой ключ к памяти, и он предпочитал этот способ работе с микрофоном и магнитофоном. Правда, пользовался иногда магнитофоном в машине, но в других случаях отдавал предпочтение рисункам. Это были не просто картинки, или какая-то игра, или свободные ассоциации.
Они предназначались для того, чтобы зафиксировать изменение тона голоса или паузы в разговоре, словом, те мельчайшие подробности и оттенки, которые могли содержать в себе какой-то намек. Этим способом Джек приучил себя запоминать пропущенное, не отраженное на пленке. Потому что зрительные образы намертво запечатлевались в памяти.
Номер три... Он рассеянно нарисовал три пересекающихся буквы "О".
На этот раз Джек скатал рисунок в шарик, попытался позвонить еще в пару мест, а потом отправился смотреть видеокассеты с Юки. Ничего нового не увидел. Просто какой-то раздраженный, странный человек. Когда он услышал, как Юки произносит «нервный переход», никакого позывного не уловил. Никаких неоновых огней. Никакой сигнальной лампочки над дурацкой башкой Юки. Пустая трата времени. У Джека кружилась голова. Он чувствовал себя пьяным, старым и голодным. Пробормотав: «А пошло все...» — он встал и ушел. Никто не знал, куда он направился, а если бы даже и знал, все равно всем было наплевать.
Очутившись рядом с торговым центром «Лидо», Джек зашел в магазин, купил немного ветчины, свежую булочку, пахнувшую так соблазнительно, что Эйхорду захотелось съесть ее прямо на месте, и баночку сладкой горчицы, которая стоила почти три доллара. Он не мог в это поверить и попросил кассиршу удостовериться. Она еще раз перебрала ценники, и, мой Бог, все оказалось правильным.
Он мечтал об этой горчице с тех пор, как Чинк и Чанк уши прожужжали ему о ней. Горчицу делали в местечке под названием Вульф-Айленд, штат Миссури, и Джеку твердили — стоит только попробовать, и ты будешь готов убить за нее.
Он опустил монетку в автомат и, повинуясь какому-то импульсу, начал было набирать номер фирмы «Джонс — Селеска», но вовремя спохватился. Джек просто не в состоянии был пережить еще один отказ. Он отправился в мотель, зашел в свой номер, швырнул спортивный пиджак на стул, вытащил нож и отрезал ломоть ветчины в дюйм толщиной, намазал булочку горчицей и откусил от нее такой огромный кусок, что вместе с булочкой чуть не прихватил и большой палец. Он не понимал, насколько голоден, пока не забрался в машину с пакетом еды и не заметил, что пускает слюни, как какой-нибудь псих. Джек сглотнул и надавил на газ.
По крайней мере, горчица того стоила. О да. Она, безусловно, стоила три доллара. Джек не мог припомнить, чтобы когда-либо ел такой вкусный сандвич с ветчиной. Он сидел на кровати в номере мотеля в одних носках, задрав ноги на вертящийся стул стоимостью девятнадцать долларов, запивая ветчину холодной кока-колой, и воображал себе жилище Ноэль. Да уж, наверное, они знают, как жить — эти богачи.
Самое смешное, думал Эйхорд, что вовсе не имеет значения, одеваетесь ли вы у Ноймана, покупаете ли кожаные изделия у Гуччи, а за фарфором посылаете во Францию и не беспокоитесь о том, можете ли вы позволить себе трехдолларовую горчицу или нет, и при этом ваш холодильник забит ароматнейшим хересом... даже если у вас на тарелке лежит осетр ценой в пятьдесят долларов, то сандвич с ветчиной все равно остается сандвичем с ветчиной. Так ради чего тратить свою жизнь? Все равно по утрам приходится натягивать брюки. Все равно попадешь в уличные пробки, не важно, едешь ли ты в обшитом кожей «роллс-ройсе» или в отделанном виниловой пленкой форде. Как любил приговаривать один из его друзей: «Детка, только конец имеет значение, а в конце всех уравнивает смерть».
Джек решил вынести мусор, потому что не хотел, чтобы в номере ночью воняло. Выйдя на улицу, он заметил рядом с мусорным баком какую-то голодную неопределенной породы собаку без ошейника. Она с опаской посмотрела в его сторону, а Эйхорд сказал:
— Эй, приятель, поди сюда. — Он уселся на корточки, но собака не двинулась с места. — Подойди, дружище, я тебя не обижу.
Собака продолжала наблюдать за ним, не двигаясь с места.
— Какой же ты породы? — Джек рассмотрел, что это был очень тощий кобель. — Ладно, парень, мы устроим тебе праздник. Ты не против? — Собака и ухом не повела. Эйхорд попытался приблизиться к ней, но та вскочила и скрылась за баком. Уличная собака относилась с опаской к незнакомцам, и это помогало, ей выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34