Когда таможенник повесил трубку, Джон представился.
— Ну и в чем дело? — спросил таможенный служащий.
— Вам звонили из...
— О, каждый день у меня уйма звонков. Вчера звонили от сенатора Баумана, предупредили, что вы придете. Это был первый случай, когда я получил указание непосредственно от сенатора.
— Есть какие-нибудь проблемы?
— Не надо делать из меня дурака. Твой приятель звонил несколько недель назад, просил ответить на устный запрос, полученный им от сенатора Баумана. Он наплел нам всякого дерьма, почему Бауман не хочет непосредственно связаться с нами, и почему все это не записано на бумаге, почему мы должны прислать ответ ему, а не сенатору. Но мы поверили ему.
В конце концов разве мы работаем не на одно и то же законное правительство?
— И теперь...
— Теперь ты здесь. А твой напарник мертв.
— Благодарю за сочувствие. Мы похоронили его вчера.
— Газеты писали, что копы квалифицировали это как дорожное происшествие.
— Происшествие с человеческой жертвой.
— Я не был с ним знаком лично, но разговоры по телефону оставили у меня впечатление, что он славный малый.
— Разговоры? Больше одного?
По лицу таможенного служащего скользнула улыбка, подобная клинку, вытащенному из ножен.
— Разве ты не в курсе? — спросил он. — Последний раз я разговаривал с Фрэнком Мэтьюсом на прошлой неделе. Он сказал, что не может ждать, пока все колесики завертятся. Поэтому он заклинал меня выдать хотя бы предварительные данные. Поскольку ваш офис уже был информирован, то нет необходимости передавать наш ответ вам. Единственное, что мы можем сделать, — переслать его сенатору.
— Если вы собираетесь так поступить, — заметил Джон, — то хочу напомнить, что сенатор Бауман требовал нечто иное.
— Не думаешь ли ты, что я стану вытягиваться по стойке смирно перед кем попало только потому, что относительно него звонил сенатор, — заявил таможенный служащий. — Я выполняю свою работу, стараюсь дать им все, что они заслуживают.
— Меня не беспокоит, чего они заслуживают, — сказал Джон. — Я так же, как и вы, выполняю свою работу.
— Правительство всегда готово проявить расторопность ради ваших парней из ЦРУ? — поинтересовался таможенник. — Даже получив формальное одобрение от нашего главного юрисконсульта, я предпринял ряд шагов, расспрашивая тут и там относительно этого дела.
— Кого расспрашивали? — поинтересовался Джон.
Безразлично. Небрежно.
— Официально я дошел даже до офиса нашего директора.
— А неофициально?
— Ну, Вашингтон маленький городок.
— Может, в таком случае нам стоит позвонить сенатору Бауману и рассказать ему, что вы заняты разглашением его дел по всему Вашингтону?
Таможенник нервно побарабанил пальцами по скоросшивателю.
— Зачем сенатору понадобилась эта ерунда?
— Кто знает, почему сенатор хочет то, что он хочет?
— Надо ли понимать, что этот запрос — первый шаг и в дальнейшем нам грозит парад марширующих во всех направлениях наших людей, исполняющих заказы сенатора Баумана?
— Не знаю, — сказал Джон. Он покачал головой. — Но, между нами говоря, я так не думаю. Вы ведь знаете Баумана.
Таможенник пристально посмотрел на Джона.
Протянул ему папку.
— Мы пошлем копии этого в соответствующие ведомства, — сказал он Джону.
— Прежде чем вы сделаете что-нибудь с запросом сенатора, настоятельно рекомендую вам получить его разрешение — в письменном виде.
Он встал, собираясь уходить.
— Все-таки из-за чего весь этот сыр-бор? — в который раз поинтересовался таможенник.
— Я всего лишь мальчик на побегушках, — ответил Джон.
Ближайшим укромным местом была скамейка в пустынном Музее американской истории на противоположной стороне улицы. Молчаливые охранники не обратили на него никакого внимания, так же, как и немногочисленные посетители музея.
Ответ таможенной службы сенатору Бауману гласил:
«...на ваш запрос, исследование всех записей инспекции таможенной службы показывает, что нашими инспекторами зарегистрирована только одна международная грузоперевозка „Имекс, инк.“ за последние шесть месяцев — седьмого декабря прошлого года, из Балтиморского порта. Наши портовые службы изучили документацию, сопровождавшую перевозку материалов, за экспортом которых должен осуществляться контроль, отправленных от имени „Имекс, инк.“ и предназначавшихся Кувейтской военно-технической корпорации. Материалы были отправлены приписанным к Панамскому порту судном „La Espera“ с перегрузкой в Порт-Саиде, Египет. Форма ДСП-9 на груз службы контроля безопасности торговли при государственном департаменте и в точке выгрузки, а также расписка/подтверждение доставки груза, выданная американским посольством, были проверены и признаны удовлетворяющими всем требованиям. Было сочтено возможным не производить детального досмотра груза, особенно учитывая постоянную нехватку персонала, вызванную непрерывным сокращением финансирования».
Копии ДСП-9 службы контроля безопасности торговли не прилагалось, но прилагалась копия состоящего из двух предложений письма из американского посольства в Египте. В письме лишь говорилось, что посольство в курсе того, что груз будет переправлен из Египта в Кувейт, и не имеет возражений. Содержание груза точно не известно. Письмо подписал консул посольства:
Мартин Синклер.
Тот самый, что звонил Фрэнку по телефону девять дней назад. Джон воспользовался телефоном-автоматом на стене музея. В информационной системе государственного департамента подтвердили, что в их штате состоит Мартин Синклер, и дали его вашингтонский номер телефона.
— Офис помощника госсекретаря Виктора Мартинеса, — ответил на его звонок женский голос.
— Маленький вопрос, — сказал Джон Лэнг. — У меня есть некий документ, предназначенный Мартину Синклеру, а я не знаю его точного служебного адреса.
— Ничего удивительного, — сказала она. — Он перевелся обратно в Вашингтон настолько быстро, что его дело еще не догнало его.
Она назвала ему номер кабинета на втором этаже госдепартамента.
Еще один четвертак помог Джону связаться со знакомым, который работал в госдепартаменте. Джон сказал, что собирается нагрянуть к нему, и попросил заказать пропуск. Тот был озадачен, но согласился: в конце концов Джон был частью большого «мы».
«Ты слишком занят, чтобы беспокоиться из-за того, что я так и не появился у тебя. Слишком занят, чтобы выяснять у охранников, входил ли я вообще в здание. А в службе безопасности зарегистрируют, что я приходил к тебе, а не к Мартину Синклеру», — подумал Джон.
Здание государственного департамента было выстроено на несколько десятков лет позже, чем громадное, занимавшее целый квартал здание таможни. Госдеп сохранил в своем облике стиль пятидесятых: путаница перегородок, гладкий бетон и литой металл, неоткрывающиеся стеклянные окна с опущенными зелеными венецианскими жалюзи; низкие белые звукоизолирующие потолки в покрытых кафелем коридорах, помеченных желтыми, серыми и синими полосами на стенах; двери из светлого дерева.
Сотрудников, попадавшихся ему навстречу в коридорах, переполняло ощущение собственной значительности, они всем своим видом стремились продемонстрировать занятость; большинство — в костюмах или рубашках, галстуках и подтяжках. Джон мимоходом заметил, как один мужчина передавал другому какой-то документ со словами: «Это должно их расшевелить». Оба мужчины улыбнулись. В одном из коридоров Джон уловил запах попкорна. Он насчитал около десятка женщин, попавшихся навстречу. Почти все они были в деловых костюмах, коричневых или черных, с тщательно причесанными волосами.
У входа в офис заместителя госсекретаря по сельскохозяйственному развитию, проблемам засухи и помощи голодающим Виктора Мартинеса Джон столкнулся с двумя мужчинами лет пятидесяти, выходившими из дверей. Один из них говорил другому: «Отлично, я определенно удовлетворен этим. Я просто представить себе не могу твое лицо во время дачи показаний».
Секретарша в приемной указала на ближайшую дверь и потянулась к телефону, но Джон попросил ее не беспокоиться, потому что его старый друг Мартин ждет его.
Джон легонько постучал в дверь кабинета — больше для секретарши в приемной, чем для того, кто сидел внутри. Джон уже повернул ручку двери, когда из-за двери раздалось:
— Входите.
— Мартин Синклер? — поинтересовался Джон, войдя и закрыв за собой дверь.
— Да. Вы с бумагами от домовладельца?
Мартин Синклер оказался тридцатилетним мужчиной с русыми волосами. На нем была белая рубашка, галстук в полоску. На носу очки в черепаховой оправе.
— Нет. — Джон помахал своим удостоверением. — Я из ЦРУ.
Синклер бросил на него испуганный взгляд. Прошептал сдавленным голосом:
— Оставьте меня в покое!
В офисе лежала гора нераспакованных коробок. Одна полка была забита отчетами, на другой же стояла лишь выцветшая черно-белая фотография, запечатлевшая команду из шести человек на ялике во время университетских гонок. Фотография белокурой жены, держащей на руках улыбающуюся маленькую девочку, висела на стене.
— Я здесь не для того, чтобы доставлять вам неприятности, — с казал Джон.
— Придумай что-нибудь получше.
— Вы...
— Всем известно, кто я.
— Вы были консулом по политическим вопросам при посольстве в Египте.
— В Каире не меньше полудюжины политических консулов.
Джон нахмурился:
— Вы один из нас?
Офицеры разведки ЦРУ часто работали под крышей госдепа.
— Нет, чтоб я сдох.
— Вы подписали расписку/подтверждение...
— Я подписывал кучу писем, это была моя работа.
— ...для компании, называвшейся «Имекс», относительно...
— Что это? Какая-то проверка?
— Что?
— Идите к черту. Все вы.
— Все, что я хочу знать, это...
Выражение страдания сменило на лице Синклера исчезнувшую улыбку.
— Чем меньше знаешь, тем дольше проживешь, — заметил он.
— Я больше беспокоюсь за вас, чем за себя.
— Правильно. Вы и тот, другой парень.
— Фрэнк Мэтьюс.
— И я сказал ему то же самое, что сейчас повторяю вам: ничего.
— Он мертв.
Синклер сжался на своем стуле:
— Это меня не касается.
— Зато касается меня. Клиф Джонсон, президент той компании, с бумагами которой вы имели дело, мертв тоже.
Синклер пробормотал дрожащим голосом:
— Столько смертей в этом мире.
— Суровая необходимость диктует...
— Не слишком ли поздно для суровой необходимости?
— Нет.
— Уверен, что да. Скажи своим хозяевам, я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Пожалуйста. Мне на вас наплевать. Поэтому скажу одно, катитесь вы к дьяволу. До сих пор я оставался самим собой, и я не хочу изменять своим принципам. Имею я на это право?
— Вы поступаете неразумно.
Мартин Синклер бросил свои очки на стол, встал.
— Если у вас есть какое-нибудь дело к заместителю госсекретаря, то встретимся в его кабинете. Если вы здесь с какой-либо другой целью, то вы зря теряете свое время. Не каждый может позволить себе такую роскошь.
Синклер вышел из своего кабинета.
Через две минуты Джон покинул здание госдепа. Он поймал такси у подъезда, назвал адрес джаз-бара на окраине Джорджтауна.
В такси было сухо и тепло. На водителе были тонкая рубашка, вязаная шапочка и шерстяное кашне. У него были темно-коричневая кожа и густые волосы. На глазах, несмотря на сумрачное небо, черные пластмассовые солнцезащитные очки.
— Сегодня утром было прохладно, — заметил водитель. — Сейчас, правда, немного потеплело.
— Откуда ты? — спросил Джон.
— Пакистан, сэр.
— Из какой местности в Пакистане?
— Лахор.
Картинка железнодорожного вокзала в Лахоре всплыла у Джона в памяти: пыль, женщины, орущие на детей, солдаты с винтовками наперевес и без тени улыбки на лице.
Когда такси остановилось и Джон облокотился на переднее сиденье, чтобы заплатить, он заметил, что нога водителя на педали газа была босой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52