Он никому не мог причинить вреда.
– Не мог, а причинил. – Эколог закрыл шею ладонью. – А я спокойно ходил по отделению! Нужно убираться отсюда, пока ничего не случилось!
– Уже случилось. – Виктор вытер внезапно вспотевшие ладони о халат. – Если бы я не заснул, то обязательно увидел, как Савичев выходит из палаты.
– Не нужно, Виктор! Не корите себя! – Ольга Николаевна отстранилась от дежурного и встала ближе к двери в ординаторскую.
– Очень интересно, – молодой милиционер с погонами старшего лейтенанта внимательно посмотрел на Плеханова. – Пока мойор Громыко розбирается с зоведующим, может, вы мне росскажете об убийстве?
Плеханову понравился милиционер. Он внушал доверие – невысокий, полноватый, со слегка оттопыренными ушами он был похож скорее на деревенского парня, да и разговаривал странно – безбожно «окал», к месту и не к месту выделяя гласную «о», но речь была абсолютно правильной. Видимо, долго учился, а от рязанско-тамбовского говора так и не избавился.
– Особенно рассказывать нечего. Я дежурил и нечаянно заснул. Проснулся оттого, что у одного из пациентов случился эпилептический припадок, побежал в палату. Потом прибежал Антон, вдвоем мы попытались помочь пациенту. Потом решили проверить больных. Вот, собственно, и все.
Антон кивнул, подтверждая слова Виктора, и добавил:
– Мы с Ольгой Николаевной тоже спали. А что, мне можно! Это не моя забота ночью психов охранять!
– Понятно. – Милиционер, наконец, протянул руку сначала Виктору, потом Антону, и представился, – Сомов Евгений Николаевич.
– Плеханов Виктор.
– Антон.
Старший лейтенант неловко улыбнулся медсестре и протянул ей руку. Ольга Николаевна, всхлипнув, закрыла лицо руками.
Из ординаторской вышел Геннадий Андреевич, он позвал Плеханова, чтобы тот зашел к майору.
– И вы тоже зайдите, – попросил врач милиционера.
Сомов пояснил Виктору:
– Буду покозания записывать.
* * *
За столом ординаторской сидел майор Громыко, на краю дивана – заведующий. Сомов притулился сбоку от стола, достал блокнот и приготовился записывать.
– Это не совсем официальный допрос, – пояснил не выспавшийся майор. – Можете считать нашу беседу, э-э-э, предварительным выяснением обстоятельств случившегося. Нам необходимо составить картину произошедшего.
Плеханов стоял в центре комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Фамилия, имя, отчество, год рождения, – обратился Громыко к Виктору и кивнул Евгению Николаевичу, чтобы тот записывал.
– Плеханов Виктор Евгеньевич, 1984 года рождения.
– Э-э-э, учитесь?
– Да. В медицинском институте, на пятом курсе дневного отделения.
– Хм. – Майор с сомнением посмотрел на Плеханова. – А почему здесь оказались?
– Я работаю ночным дежурным.
– Давно?
– Месяц.
– Каков график дежурства? Э-э-э, в котором часу вы приходите на работу, сколько раз в неделю дежурите?
– Прихожу вечером, к шести, ухожу в восемь утра. Дежурим вдвоем с напарником, через день, точнее, через ночь.
– Понятно. – Громыко покосился на Сомова, дабы удостовериться, что тот успел записать, и задал следующий вопрос: – Как зовут вашего напарника?
– Павел. Но его нет, он заболел.
– Э-э-э, вы дежурили один?
– Со мной была Ольга Николаевна. Это наша старшая медсестра. Она осталась помочь мне, так как сменщика не нашли. Мне помогал Антон.
– Он дежурный?
– Нет. Он временно находится в клинике, но он не пациент. Об этом вам лучше поговорить с Геннадием Андреевичем. – Виктор покосился на заведующего и увидел, как тот вздрогнул. – Я мало знаю.
– Э-э-э, расскажите, что произошло ночью. – Громыко потер кулаком правый глаз и зевнул, стараясь сделать это незаметно.
Плеханов вздрогнул, пришла пора рассказать о том, как он нарушил дисциплину и заснул, о том, как по его вине погиб человек.
– Я пришел на дежурство как обычно, сел на свое рабочее место. Полистал журнал происшествий за ночь и случайно заснул. – Виктор виновато посмотрел на Геннадия Андреевича, но тот уставился в пол и не видел взгляда дежурного. – Проснулся от грохота – у одного из пациентов случился эпилептический припадок – он упал с кровати. Прибежал Антон, мы успокоили человека, потом отправились проверить остальных больных. Дверь в палату Семенова была открыта и мы сразу пошли туда. Павел Петрович лежал на полу, рядом сидел Савичев. Он водил пальцем в луже крови. В руках у него была заточенная вилка.
Плеханов ожидал, что майор его перебьет, но тот молчал и, казалось, вообще задремал. Вместо Громыко голос подал старший лейтенант.
– Значит, все дежурные спали? Ольга Николаевна, вы, и даже Антон, которому, кстати сказать, бодрствовать было вовсе не обязательно?
– Да.
– А почему вы заснули?
– Просто я уже две ночи не спал. То есть спал, но мало. С одиннадцатого на двенадцатое у нас произошло небольшое ЧП, а следующей ночью мы с друзьями были в клубе.
Громыко очнулся и поинтересовался:
– Э-э-э, что за ЧП?
Геннадий Андреевич, до этого времени сидевший на диване без движения, поднял голову и извиняющимся тоном произнес:
– Я вам рассказывал.
– Ах, да! Значит, с одиннадцатого на двенадцатое ваш подопечный исколол себе руки вилкой, а с тринадцатого на четырнадцатое.… Впрочем, мы не будем делать поспешных выводов, подождем результатов экспертизы. Женя, трупом уже занимаются?
– Сомо собой. Фотограф и судмедэксперт сейчас в полате.
– Пусть работают. На чем мы остановились?
Сомов посмотрел в блокнот.
– На том, что молодые люди обноружили Савичева рядом с покойным.
– Продолжайте, – сонным голосом попросил майор.
Плеханов недоуменно посмотрел на вновь задремавшего Громыко. Наверное, этот милиционер видел в своей жизни столько трупов, что уже не реагирует ни на кровь, ни на факт убийства, ни на преступников с заточенной вилкой.
– Я попросил Антона сбегать за Ольгой Николаевной, а сам включил свет и пощупал у Семенова пульс. Пульса не было. Когда Антон вернулся вместе с медсестрой, он отобрал вилку у Савичева и отдал мне. Ольге Николаевне стало дурно, она выбежала из палаты, Антон пошел за ней. Я спросил у Александра Алексеевича, зачем он убил Семенова, а тот ответил, что не убивал, а вилку ему подложил какой-то добрый человек.
Громыко вновь оживился, но потом, вспомнив, где находится, спросил у заведующего:
– Э-э-э, скажите, какой диагноз у подозреваемого?
– Если кратко, то шизофрения.
– Так-так-так. А галлюцинаций у него не бывает?
– Бывают, – подтвердил Геннадий Андреевич. – Но в основном, кхе, слуховые.
– Если «в основном», значит, пусть редко, но бывают и зрительные. Очень интересно.
Плеханов понял, что майор милиции не поверил словам Савичева. А ведь вилку ему действительно могли подложить! Вряд ли Александр Алексеевич смог придумать такое.
– Савичев не мог никого убить, – негромко сказал Виктор.
– Почему?
– Ему нужна была только своя кровь! Он и руки резал, чтобы на кровь посмотреть! И сегодня тоже.
– Ага, – Громыко ткнул пальцем в блокнот своего помощника. – Запиши это. Резал руки и смотрел на кровь.
– Вы не понимаете! – Виктор умоляюще посмотрел на заведующего. – Геннадий Андреевич, скажите!
Заведующий откашлялся.
– Формально Виктор Евгеньевич прав. История болезни Савичева подтверждает, что ему была нужна именно своя кровь. Но я, кхе, не смогу за это поручиться. Болезнь с течением времени могла незаметно трансформироваться.
Громыко вновь ткнул пальцем в блокнот Сомова.
– Записывай.
Плеханов без сомнения нашел в словах заведующего рациональное зерно. Болезнь могла трансформироваться. В институте они проходили, что мания преследования с течением времени превращает преследуемого в преследователя, и человек становится опасным для окружающих. Не могло ли подобное произойти и с Савичевым? Но Виктор никак не мог представить безобидного Александра Алексеевича, вонзающего вилку в шею Семенова. К тому же, руки у него были порезаны.
– Он порезал свои руки, – Виктор посмотрел на Громыко, но тот, лишь невозмутимо кивнул Сомову, чтобы тот записал показания.
– Э-э-э, а как насчет вилки? – обратился милиционер к Геннадию Андреевичу. – Безопасность соблюдаете? Как я понял, это уже вторая вилка за последние три ночи.
Геннадий Андреевич побледнел.
– Кхе, мы принимаем все меры. Строго следим за предметами, которые можно применить не по назначению, принимаем меры.
– Плохо принимаете, – устало сказал майор. – Первую вилку вы куда дели?
Виктор покраснел.
– Положил в карман халата, а потом выбросил. Кто бы ей стал есть?
– Э-э-э, куда выбросили?
– В корзину под столом.
Громыко помрачнел.
– Значит, Савичев мог достать эту вилку. Или не мог?
– Не мог. Наверное. – Заведующий неуверенно посмотрел на майора. – Вообще-то вход в ординаторскую пациентам запрещен, к тому же большую часть времени здесь кто-нибудь находится.
– Э-э-э, «большую часть времени». Женя, запиши.
– Если рассуждать логически, скорее всего это была та же вилка. Не мог он достать сразу две, – неуверенно выдохнул заведующий.
– А что говорит обслуживающий персонал столовой? Впрочем, их мы допросим отдельно. Скажите, э-э-э, Виктор, вечером перед убийством, в поведении Савичева вам ничего не показалось подозрительным?
– Нет. По-моему, он был такой же, как всегда. Я никогда бы не поверил, что он может причинить кому-то вред.
– А как по вашему, где он мог достать, э-э-э, вилку? Или две, если это были разные столовые приборы.
– Я вам уже говорил, Александр Алексеевич сказал, будто вилку ему подложили.
– Э-э-э, я помню. А вы сами-то как думаете?
– Думаю, он сказал правду. – Твердо ответил Плеханов.
– А если нет?
– Тогда он мог взять ее, например, у кого-нибудь из пациентов. – Оживился Геннадий Андреевич. – Например, к эпилептику часто приходит сестра. Она могла принести. Но, я этого не утверждаю.
– Хорошо. Женя, записал?
– Зописал.
– Может быть, вы хотите добавить что-нибудь? – спросил майор.
Плеханов отрицательно покачал головой.
– Тогда вы можете идти.
* * *
После утомительной процедуры допроса, и после того, как врачи забрали тело Семенова в морг, к Виктору подошла медсестра.
– Никогда бы не поверила, что Савичев мог убить человека. Если была бы малейшая какая-то возможность ошибки, я, скорее всего, подумала на Матвеева. Он самый агрессивный из пациентов нашего отделения.
Виктор понимающе кивнул. Он тоже не верил в виновность Савичева. И дело было не только в его профессиональных знаниях – он немного разбирался в психологии пациентов, – а в словах, которые произнес обвиняемый. Вилку ему подложили. Верить или не верить психически больному человеку – вот какой вопрос стоял сейчас перед Виктором. Таким же вопросом задался и майор Громыко. Этот грузный милиционер с одиннадцатилетним опытом работы в отделе убийств повидал многое; подозреваемые всегда стараются найти удобный повод, чтобы отвести от себя подозрение. Некоторым это удавалось, но майор не был склонен верить сумасшедшему. Плеханов понял позицию Громыко и не настаивал. В конце концов, милиции виднее. Однако он не мог успокоиться, пока с кем-нибудь не поговорит.
– Вы уверены в невиновности Савичева? – спросил он медсестру.
Ольга Николаевна опустила глаза.
– Я рассказала милиции историю болезни Александра Алексеевича, да и Геннадий Андреевич подтвердил, что Савичеву была нужна только своя кровь. Своя! Не чужая!
– Но они вам не поверили.
– Дело даже не в этом. Все улики против Савичева. Его нашли на месте преступления, руки его были в крови, вилка…
– Они забрали ее для снятия отпечатков. Правда, там будут и мои пальцы, и отпечатки Антона. Вы знаете, что Савичев разрезал себе руку?
– Да, я сама его перебинтовывала.
– Может, он не виновен?
– Не знаю. Мы прекрасно знаем пациентов, их истории и особенности заболевания, и если Савичев действительно убийца, Геннадию Андреевичу придется пересмотреть его диагноз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47