Очень хотел. Так хотел, что рискнул совершить нападение посреди улицы… Кто же он? Откуда он знает про кассету? Зачем она ему нужна?
Из кухни вошла жена:
— Ну, как ты, Вовка?
Он улыбнулся. Улыбка получилась кривой. Клоунской.
— Нормально.
— Ты уверен? Может, все-таки вызвать врача?
— Ну их к черту! К ним только попади — залечат и помру. Останешься вдовой. Впрочем, такие красавицы, как ты, надолго вдовами не остаю…
— Дурак, — сказала Татьяна, качая головой. — Какой же ты, Вовка, у меня дурак… Если оклемался, то давай рассказывай, что случилось.
— Хорошо, — сказал он серьезно. — Только ты никому… договорились?
Татьяна кивнула, подошла и села у изголовья. Он собрался с силами и доверительно произнес:
— Шел, поскользнулся, упал. Потерял создание, очнулся — гипс, закрытый пере…
— Ой, дурак, — сказала жена. Встала и вышла. Мукусеев закрыл глаза. При жене он ерничал, бутафории, не хотел показать, как ему худо… Татьяна вышла. Он полежал несколько минут, потом позвал: «Таня».
— Что? — спросила она быстро.
— У меня в нагрудном кармане куртки лежит листок бумаги с телефоном. Принеси, пожалуйста.
Через минуту жена принесла листок с двумя номерами. Против одного была написана буква "р". Против другого — "д". Ниже: Филиппов Евг. Ив.
Мукусеев долго смотрел на листок и даже, неловко перегнувшись, подвинул к себе телефон. И даже набрал несколько цифр того номера, который "д". Но потом передумал и положил трубку.
***
Антон Волкофф, избежавший задержания, которое для него было если и не смерти подобно, то гарантированно ставило крест на карьере разведчика, нажал кнопку «eject». Из видика с негромким жужжанием выползла кассета.
Волкофф взял ее в руку. Легкая, почти невесомая, она несла в себе мощь авианосца, рассекающего океанскую пустыню. Прекрасного авианосца под звездно-полосатым флагом — символа американской демократии и справедливости.
Он добыл эту кассету. Он рисковал, он совершал уголовные преступления, которые по законам любой страны карались жестоко. В России его действия — попади он в руки правосудия — могли бы привести его в Лефортово, а потом в страшные мордовские лагеря… И все же он добыл эту кассету. Вместе с тем он не добыл ничего, потому что кассета была всего лишь копией. А оригинал оставался неизвестно где — может быть, у Джинна, а может быть, в руках русской контрразведки.
Если кассета попала на Лубянку, то разведка уже бессильна. В этом случае игры с русскими продолжат дипломаты и мешки долларов… В принципе, зеленых бумажек с портретами усопших американских президентов не жалко — казначейство США печатает их в неограниченных количествах и распространяет по всему миру, навязывая зависимость от ничем необеспеченной бумаги. Впрочем, говорить, что денежки дяди Сэма не обеспечены ничем — ложь. Они обеспечены мощью американских флотов, авиации и белозубых морских пехотинцев, которые прививают человечеству уважение к американским ценностям — гамбургерам, силиконовым грудям и долларам.
Впрочем, Антон Волкофф не склонен был философствовать. Он знал одно: пока не исчерпаны все возможности добыть оригинал кассеты, его миссия не может считаться выполненной.
***
Полковник Филиппов позвонил генералу Сухоткину и сжато доложил о происшедшем в садоводстве.
— Спасибо, Евгений Иваныч, — сказал Сухоткин. — Красиво работаешь.
— Товарищ генерал — май…
— Пока еще генерал, но скоро, видно, стану полковником… Раненым обеспечить медицинскую помощь. Задержанных и убитого доставить в «точку 8». Заменить номера на автомобилях, по возможности уничтожить все следы. — Генерал замолчал, после паузы сказал.
— Ох и наворотили мы с тобой, Евгений Иваныч. Готовься… «благодарность» будем получать.
Спустя еще пять минут Сухоткин позвонил Лодыгину. Доложил. Лодыгин несколько секунд молчал. Это молчание напоминало падение железобетонной плиты.
— Ну спасибо, Борис Ефимыч, — произнес генерал-полковник. — Ну спасибо, ну удружил.
— Федор Иваныч…
— Передайте Филиппову мою личную благодарность, Борис Ефимыч, — перебил Лодыгин. — Не ожидал… Совершенно не ожидал от него такого «подарка». Что делать-то будем?
— Я распорядился срочно покинуть место происшествия. Задержанных доставить в «точку 8». Сам выезжаю туда.
— Хорошо, — сказал Лодыгин, — действуйте. А я попробую переговорить с академиком. Если поддержит — выкрутимся. Ну а уж если нет…
Лодыгин положил трубку аппарата спецсвязи. Он очень хорошо понимал, к каким последствиям может привести перестрелка в садоводстве… Отставки генерал-полковник не боялся. Он Родине служил, а не за паек генеральский. Лодыгин боялся за судьбу ГРУ. За то, что в кабинете начальника военной разведки сядет какой-нибудь Вадик Б. Допустить этого было нельзя. И ради спасения ГРУ Лодыгин готов был пойти на любой компромисс, заключить сделку хоть с чертом.
Генерал— полковник встал, подошел к окну. За окном шел дождь, а за сеткой дождя светилась миллионом огней Москва, столица Российской империи… разрушенной, оболганной, опоенной. В кабаках столицы глушили виски и кокаин, в подвалах -спирт и клей «Момент». Три дня назад начал вещать новый канал — НТВ. С «голубых экранов» москвичам сладко-сладко улыбнулась обворожительная Танечка М… Генерал-полковник Лодыгин отлично знал, на чьи деньги создавался новый канал. Он отлично знал, куда ведут Россию «дорогой реформ». Он отлично знал о той раковой опухоли, что вызревает в свободолюбивой Ичкерии… Он очень многое знал о бедах и болезнях России.
Позволить нанести удар по ГРУ в таких условиях было равносильно предательству. Генерал-полковник Лодыгин отвернулся от окна, подошел к столу и снял трубку с аппарата спецсвязи. Через несколько секунд он услышал голос Директора СВР Евгения Прямикова.
***
Сквозь маленькое вентиляционное окошко подвала «замка» Джинн видел, как уехали его товарищи. Он видел, как собирали гильзы и грузили в джип труп Студента. Как делали укол промедола раненому Потроху и засыпали землей пятна крови. Он видел мрачные лица Кавказова и Филиппова… Он даже испытывал желание выйти и сказать: ну вот он я — берите!
Они уехали. Джинн сел на ящик с дорогой финской сантехникой и закурил. В подвале было темно, сыро, пахло краской. Голос Ирины из темноты спросил:
— Они уехали?
— Да, — сказал он, — уехали.
— Мы можем вернуться?
— Нет.
— Почему?
Он не ответил. Обзор из крохотного вентиляционного окошка был плохой, и Джинн не был уверен, что уехали все. Более того, он думал, что пара-тройка бойцов осталась в доме.
— Почему мы не можем вернуться? — снова спросила Ирина.
— Потому, — сказал он, — что нас там ждут.
— Олег! — произнесла она. — Олег, объясни мне, что происходит.
Господи, подумал он, если бы я мог хотя бы себе объяснить, что происходит.
— Почему ты молчишь? — спросила она.
— Я не знаю, что происходит, Иришка. — Из темноты донеслись всхлипывания.
***
«Точкой 8» назывался один из объектов ГРУ в ближнем Подмосковье, недалеко от Апрелевки. Несколько гектаров земли, огороженных бетонным забором, находились в стороне от дороги. Скучная табличка на проходной извещала, что здесь находится «Испытательная станция № 8 гидрометеорологической службы АН СССР». Скучное название никому ничего не объясняло, да никто и не интересовался «испытательной станцией № 8». Стоит бетонный забор — и стоит. Сколько таких заборов на просторах России? Никто не знает, никто не считал.
В ноль часов восемь минут в серые ворота «точки 8» въехали четыре автомобиля: «рафик» и «нива» ГРУ, «лэндкрузер» одной из московских ОПГ и «москвич» полковника Филиппова. На «рафике» и «ниве» стояли милицейские номера. Ворота закрылись.
Спустя одиннадцать минут они снова распахнулись и впустили внутрь «волгу» генерала Сухоткина. «Волга», расплескивая лужицы на асфальте, подъехала к двухэтажному зданию, где уже стоял «москвич» Филиппова. Генерал энергично выскочил из машины, нажал на кнопку звонка. Дверь открыл Филиппов.
В большой, но безликой комнате с казенной мебелью, генерал и полковник сели за стол напротив друг друга.
— Рассказывай, Евгений Иваныч, — произнес Сухоткин. Филиппов спокойно и обстоятельно рассказал, что за Фроловым, видимо, следили. Наблюдением зафиксирован автомобиль «ВАЗ-2106» серого цвета, госномер… «Шестерка» провела разведку в садоводстве, затем появились два джипа с группой захвата. Номера джипов тоже известны, сейчас «пробиваются» через ГАИ. Труп неизвестного дактилоскопирован. Есть трое «пленных», один из которых — сотрудник милиции… С ними можно начинать работать.
— Хорошо, — сказал генерал. — Ты, Евгений Иваныч, их уже видел и представление составил. С кого начнем?
— Есть один слабачок. Под огнем обделался. Пожалуй, с него.
Вдвоем они спустились в подвал. В одном из помещений подвала лежал на носилках труп Студента со следами дактилоскопической краски на руках. За столом сидел Кавказов и что-то писал. Увидел генерала — вскочил.
— Давай сюда засранца, Витя, — сказал Филиппов. Кавказов вышел. Сухоткин и Филиппов сели за стол, развернули колпак настольной лампы так, чтобы он освещал труп. Спустя минуту вернулся Кавказов, привел «засранца», на стол положил водительское удостоверение, довольно толстый бумажник, ПМ со спиленным номером и связку ключей.
От «пленного» дурно пахло. Он стоял в свете настольной лампы и, не отрываясь, смотрел на труп. Филиппов взял в руки «права», прочитал вслух:
— Губарев Святослав Ильич.
— А? Что? — вздрогнул Губарев. Он только сейчас заметил присутствие Филиппова и Сухоткина. Он был сосредоточен на трупе. Труп, собственно, для того здесь и оставили… Губарик потек сразу. Только успевай вопросы задавать. Он говорил много лишнего и в данный момент не нужного: о группировке, о том, какой он хороший, о том, что спортсмен и любит свою жену… Он облизывал сухие губы и часто косился на труп. Ему задавали вопросы, и он отвечал охотно, торопливо: в садоводство их направил Артур. Артур — это бригадир. Бриневский фамилия, дважды судимый. Велено было взять мужика. Этот мужик какому-то барыге задолжал. Его выследили… Нет, не наши. Барыга какую-то частную контору нанимал, они и выследили. Уж тогда подключили нас. Артур сказал: барыга серьезный, его слушать как меня.
«Барыга» сильно заинтересовал Сухоткина и Филиппова. О нем расспрашивали очень подробно, но Губарев сам ничего о нем не знал. Смог только описать: «мотыль» чуть ли не под два метра, в очечках, говорит интересно… Вроде как сам-то он русский, но говорит с акцентом. Какой акцент? А хрен поймешь. Вроде как польский.
Через сорок минут Губарева передали Кавказову. Его сфотографировали, сняли «пальчики» и стали раскручивать дальше. А перед Сухоткиным и Филипповым предстал старший лейтенант милиции Кропоткин.
Мент попытался юлить, но Филиппов, послушав минут пять его словоблудие, сказал:
— Слушай, орел, внимательно. Ты, наверно, уже сам понял, что попал к серьезным людям. У нас тут ни адвокатов, ни прокуроров по надзору нет. Будешь с нами сотрудничать — выйдешь отсюда живым и невредимым. И даже с перспективами служебного роста. Не будешь — ляжешь рядом с этим, — кивок на тело Студента, — и твой труп никто никогда не найдет.
Филиппов блефовал. Но делал это весьма убедительно. Да и обстановка соответствовала… Мент поверил в реальность угрозы и стал давать показания. В целом его рассказ совпадал со словами Губарева, а описания Антона и водителя «шестерки» он дал гораздо более полное, чем Губарев. Его тоже передали Кавказову для дальнейшей обработки и вербовки.
Третьим в подвал привели Потроха. Потрох выглядел очень худо, едва держался на ногах, был бледен. С ним уже поработал врач, Кавказову врач сказал, что ничего страшного нет — пробиты мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Из кухни вошла жена:
— Ну, как ты, Вовка?
Он улыбнулся. Улыбка получилась кривой. Клоунской.
— Нормально.
— Ты уверен? Может, все-таки вызвать врача?
— Ну их к черту! К ним только попади — залечат и помру. Останешься вдовой. Впрочем, такие красавицы, как ты, надолго вдовами не остаю…
— Дурак, — сказала Татьяна, качая головой. — Какой же ты, Вовка, у меня дурак… Если оклемался, то давай рассказывай, что случилось.
— Хорошо, — сказал он серьезно. — Только ты никому… договорились?
Татьяна кивнула, подошла и села у изголовья. Он собрался с силами и доверительно произнес:
— Шел, поскользнулся, упал. Потерял создание, очнулся — гипс, закрытый пере…
— Ой, дурак, — сказала жена. Встала и вышла. Мукусеев закрыл глаза. При жене он ерничал, бутафории, не хотел показать, как ему худо… Татьяна вышла. Он полежал несколько минут, потом позвал: «Таня».
— Что? — спросила она быстро.
— У меня в нагрудном кармане куртки лежит листок бумаги с телефоном. Принеси, пожалуйста.
Через минуту жена принесла листок с двумя номерами. Против одного была написана буква "р". Против другого — "д". Ниже: Филиппов Евг. Ив.
Мукусеев долго смотрел на листок и даже, неловко перегнувшись, подвинул к себе телефон. И даже набрал несколько цифр того номера, который "д". Но потом передумал и положил трубку.
***
Антон Волкофф, избежавший задержания, которое для него было если и не смерти подобно, то гарантированно ставило крест на карьере разведчика, нажал кнопку «eject». Из видика с негромким жужжанием выползла кассета.
Волкофф взял ее в руку. Легкая, почти невесомая, она несла в себе мощь авианосца, рассекающего океанскую пустыню. Прекрасного авианосца под звездно-полосатым флагом — символа американской демократии и справедливости.
Он добыл эту кассету. Он рисковал, он совершал уголовные преступления, которые по законам любой страны карались жестоко. В России его действия — попади он в руки правосудия — могли бы привести его в Лефортово, а потом в страшные мордовские лагеря… И все же он добыл эту кассету. Вместе с тем он не добыл ничего, потому что кассета была всего лишь копией. А оригинал оставался неизвестно где — может быть, у Джинна, а может быть, в руках русской контрразведки.
Если кассета попала на Лубянку, то разведка уже бессильна. В этом случае игры с русскими продолжат дипломаты и мешки долларов… В принципе, зеленых бумажек с портретами усопших американских президентов не жалко — казначейство США печатает их в неограниченных количествах и распространяет по всему миру, навязывая зависимость от ничем необеспеченной бумаги. Впрочем, говорить, что денежки дяди Сэма не обеспечены ничем — ложь. Они обеспечены мощью американских флотов, авиации и белозубых морских пехотинцев, которые прививают человечеству уважение к американским ценностям — гамбургерам, силиконовым грудям и долларам.
Впрочем, Антон Волкофф не склонен был философствовать. Он знал одно: пока не исчерпаны все возможности добыть оригинал кассеты, его миссия не может считаться выполненной.
***
Полковник Филиппов позвонил генералу Сухоткину и сжато доложил о происшедшем в садоводстве.
— Спасибо, Евгений Иваныч, — сказал Сухоткин. — Красиво работаешь.
— Товарищ генерал — май…
— Пока еще генерал, но скоро, видно, стану полковником… Раненым обеспечить медицинскую помощь. Задержанных и убитого доставить в «точку 8». Заменить номера на автомобилях, по возможности уничтожить все следы. — Генерал замолчал, после паузы сказал.
— Ох и наворотили мы с тобой, Евгений Иваныч. Готовься… «благодарность» будем получать.
Спустя еще пять минут Сухоткин позвонил Лодыгину. Доложил. Лодыгин несколько секунд молчал. Это молчание напоминало падение железобетонной плиты.
— Ну спасибо, Борис Ефимыч, — произнес генерал-полковник. — Ну спасибо, ну удружил.
— Федор Иваныч…
— Передайте Филиппову мою личную благодарность, Борис Ефимыч, — перебил Лодыгин. — Не ожидал… Совершенно не ожидал от него такого «подарка». Что делать-то будем?
— Я распорядился срочно покинуть место происшествия. Задержанных доставить в «точку 8». Сам выезжаю туда.
— Хорошо, — сказал Лодыгин, — действуйте. А я попробую переговорить с академиком. Если поддержит — выкрутимся. Ну а уж если нет…
Лодыгин положил трубку аппарата спецсвязи. Он очень хорошо понимал, к каким последствиям может привести перестрелка в садоводстве… Отставки генерал-полковник не боялся. Он Родине служил, а не за паек генеральский. Лодыгин боялся за судьбу ГРУ. За то, что в кабинете начальника военной разведки сядет какой-нибудь Вадик Б. Допустить этого было нельзя. И ради спасения ГРУ Лодыгин готов был пойти на любой компромисс, заключить сделку хоть с чертом.
Генерал— полковник встал, подошел к окну. За окном шел дождь, а за сеткой дождя светилась миллионом огней Москва, столица Российской империи… разрушенной, оболганной, опоенной. В кабаках столицы глушили виски и кокаин, в подвалах -спирт и клей «Момент». Три дня назад начал вещать новый канал — НТВ. С «голубых экранов» москвичам сладко-сладко улыбнулась обворожительная Танечка М… Генерал-полковник Лодыгин отлично знал, на чьи деньги создавался новый канал. Он отлично знал, куда ведут Россию «дорогой реформ». Он отлично знал о той раковой опухоли, что вызревает в свободолюбивой Ичкерии… Он очень многое знал о бедах и болезнях России.
Позволить нанести удар по ГРУ в таких условиях было равносильно предательству. Генерал-полковник Лодыгин отвернулся от окна, подошел к столу и снял трубку с аппарата спецсвязи. Через несколько секунд он услышал голос Директора СВР Евгения Прямикова.
***
Сквозь маленькое вентиляционное окошко подвала «замка» Джинн видел, как уехали его товарищи. Он видел, как собирали гильзы и грузили в джип труп Студента. Как делали укол промедола раненому Потроху и засыпали землей пятна крови. Он видел мрачные лица Кавказова и Филиппова… Он даже испытывал желание выйти и сказать: ну вот он я — берите!
Они уехали. Джинн сел на ящик с дорогой финской сантехникой и закурил. В подвале было темно, сыро, пахло краской. Голос Ирины из темноты спросил:
— Они уехали?
— Да, — сказал он, — уехали.
— Мы можем вернуться?
— Нет.
— Почему?
Он не ответил. Обзор из крохотного вентиляционного окошка был плохой, и Джинн не был уверен, что уехали все. Более того, он думал, что пара-тройка бойцов осталась в доме.
— Почему мы не можем вернуться? — снова спросила Ирина.
— Потому, — сказал он, — что нас там ждут.
— Олег! — произнесла она. — Олег, объясни мне, что происходит.
Господи, подумал он, если бы я мог хотя бы себе объяснить, что происходит.
— Почему ты молчишь? — спросила она.
— Я не знаю, что происходит, Иришка. — Из темноты донеслись всхлипывания.
***
«Точкой 8» назывался один из объектов ГРУ в ближнем Подмосковье, недалеко от Апрелевки. Несколько гектаров земли, огороженных бетонным забором, находились в стороне от дороги. Скучная табличка на проходной извещала, что здесь находится «Испытательная станция № 8 гидрометеорологической службы АН СССР». Скучное название никому ничего не объясняло, да никто и не интересовался «испытательной станцией № 8». Стоит бетонный забор — и стоит. Сколько таких заборов на просторах России? Никто не знает, никто не считал.
В ноль часов восемь минут в серые ворота «точки 8» въехали четыре автомобиля: «рафик» и «нива» ГРУ, «лэндкрузер» одной из московских ОПГ и «москвич» полковника Филиппова. На «рафике» и «ниве» стояли милицейские номера. Ворота закрылись.
Спустя одиннадцать минут они снова распахнулись и впустили внутрь «волгу» генерала Сухоткина. «Волга», расплескивая лужицы на асфальте, подъехала к двухэтажному зданию, где уже стоял «москвич» Филиппова. Генерал энергично выскочил из машины, нажал на кнопку звонка. Дверь открыл Филиппов.
В большой, но безликой комнате с казенной мебелью, генерал и полковник сели за стол напротив друг друга.
— Рассказывай, Евгений Иваныч, — произнес Сухоткин. Филиппов спокойно и обстоятельно рассказал, что за Фроловым, видимо, следили. Наблюдением зафиксирован автомобиль «ВАЗ-2106» серого цвета, госномер… «Шестерка» провела разведку в садоводстве, затем появились два джипа с группой захвата. Номера джипов тоже известны, сейчас «пробиваются» через ГАИ. Труп неизвестного дактилоскопирован. Есть трое «пленных», один из которых — сотрудник милиции… С ними можно начинать работать.
— Хорошо, — сказал генерал. — Ты, Евгений Иваныч, их уже видел и представление составил. С кого начнем?
— Есть один слабачок. Под огнем обделался. Пожалуй, с него.
Вдвоем они спустились в подвал. В одном из помещений подвала лежал на носилках труп Студента со следами дактилоскопической краски на руках. За столом сидел Кавказов и что-то писал. Увидел генерала — вскочил.
— Давай сюда засранца, Витя, — сказал Филиппов. Кавказов вышел. Сухоткин и Филиппов сели за стол, развернули колпак настольной лампы так, чтобы он освещал труп. Спустя минуту вернулся Кавказов, привел «засранца», на стол положил водительское удостоверение, довольно толстый бумажник, ПМ со спиленным номером и связку ключей.
От «пленного» дурно пахло. Он стоял в свете настольной лампы и, не отрываясь, смотрел на труп. Филиппов взял в руки «права», прочитал вслух:
— Губарев Святослав Ильич.
— А? Что? — вздрогнул Губарев. Он только сейчас заметил присутствие Филиппова и Сухоткина. Он был сосредоточен на трупе. Труп, собственно, для того здесь и оставили… Губарик потек сразу. Только успевай вопросы задавать. Он говорил много лишнего и в данный момент не нужного: о группировке, о том, какой он хороший, о том, что спортсмен и любит свою жену… Он облизывал сухие губы и часто косился на труп. Ему задавали вопросы, и он отвечал охотно, торопливо: в садоводство их направил Артур. Артур — это бригадир. Бриневский фамилия, дважды судимый. Велено было взять мужика. Этот мужик какому-то барыге задолжал. Его выследили… Нет, не наши. Барыга какую-то частную контору нанимал, они и выследили. Уж тогда подключили нас. Артур сказал: барыга серьезный, его слушать как меня.
«Барыга» сильно заинтересовал Сухоткина и Филиппова. О нем расспрашивали очень подробно, но Губарев сам ничего о нем не знал. Смог только описать: «мотыль» чуть ли не под два метра, в очечках, говорит интересно… Вроде как сам-то он русский, но говорит с акцентом. Какой акцент? А хрен поймешь. Вроде как польский.
Через сорок минут Губарева передали Кавказову. Его сфотографировали, сняли «пальчики» и стали раскручивать дальше. А перед Сухоткиным и Филипповым предстал старший лейтенант милиции Кропоткин.
Мент попытался юлить, но Филиппов, послушав минут пять его словоблудие, сказал:
— Слушай, орел, внимательно. Ты, наверно, уже сам понял, что попал к серьезным людям. У нас тут ни адвокатов, ни прокуроров по надзору нет. Будешь с нами сотрудничать — выйдешь отсюда живым и невредимым. И даже с перспективами служебного роста. Не будешь — ляжешь рядом с этим, — кивок на тело Студента, — и твой труп никто никогда не найдет.
Филиппов блефовал. Но делал это весьма убедительно. Да и обстановка соответствовала… Мент поверил в реальность угрозы и стал давать показания. В целом его рассказ совпадал со словами Губарева, а описания Антона и водителя «шестерки» он дал гораздо более полное, чем Губарев. Его тоже передали Кавказову для дальнейшей обработки и вербовки.
Третьим в подвал привели Потроха. Потрох выглядел очень худо, едва держался на ногах, был бледен. С ним уже поработал врач, Кавказову врач сказал, что ничего страшного нет — пробиты мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45