А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Или вы подозреваете, что я уже владею тайной? Отсюда такое гостеприимство, попытки запугать, подкупить. Ведь вы полагаете, что я клюну на "власть и бессмертие"?
- Вам больше ничего не остается, товарищ. Скоро вы поймете, что я имею в виду. Поймете, какой выбор должны сделать.
- Нет силы, способной заставить меня перейти к вам. Просто потому, что я - другой.
Вождь снова расхохотался, приближенные захрюкали хором, как политбюро на выступлении Петросяна.
- Ты уже давно с нами, - ласково проговорил Сталин, когда веселье стихло. - Ты не другой. Ты один из нас. Дай левую руку. Ты видел это?
- Обычное родимое пятно. Я родился с ним. Во всяком случае, помню с детства, - Севан растопырил пальцы левой руки.
- С детства в Гудермесском приюте? Да, мы осведомлены о твоем происхождении лучше, чем безумный пастух, у которого ты пытался выяснить обстоятельства собственного рождения. Твоя мать не зря пела печальные песни и качала младенца над пропастью. Она хотела убить тебя.
- Что вам известно? Мне необходимо знать это... - Севан напрягся, это было заметно даже по его спине.
- Не сейчас. Ты должен завоевать права на свою кровь делом. Вам все подробно объяснят, Вартанов. После того, как будет заключено соглашение.
Гость решительно поднялся:
- Я ухожу.
- Ты никогда не уйдешь от нас. Ведь ты догадываешься, кто ты и кем станешь. Что бы не оставалось сомнений в правоте моих слов, что бы ты смог узнать свое подлинное лицо, смотри сам! Я прошу присутствующих снять маски, - рука Генералиссимуса двинулись к шее, прихватила край тягучего латекса. Пластиковые губы и усы поползли вверх, открывая нечто такое, отчего у Фили почернело в глазах и вопль ужаса застрял в складках пыльного бархата.
23
- И вот скажи на милость, нужен мне такой мужик? - Валя сменила компресс на лбу метавшегося в горячке сожителя. В кухне пахло Валокардином - его пили все - Валентина, её парализованная бывшая свекровь, безмолвным предметом лежавшая в комнате, и совсем занемогший Филя, разметавшийся на кухонном топчане. К травме головы прибавились царапины, большой синяк на запястье и растяжение связок ступни. В добавок, его постоянно рвало и трясло, как отравленного.
- Манеру взял - водяру квасить! Мне такие отношения кажутся бесперспективными. Одного уже пристукнули и ты катишься по наклонной плоскости. А потом окажется, что у тебя мамаша больная и после твоей смерти на мою жилплощадь по состоянию здоровья через суд претендовать будет. Ой, горишь весь. - Валентина высморкалась и скользнула ладонью за ворот влажной футболки.
- Брр, рука холодная, шершавая... - вздрогнул больной.
- Рабочая рука. Сколько она горшков вынесла, сколько полов перемыла, сумок перетаскала, картошки перечистила - одному Богу известно.
- Только ему и забот, что подвиги домохозяек отмечать, - механически опротестовал тезис Филя.
- Да, подвиги! - вспыхнула женщина. - Подвиги! Вот у вас, поэтов "душа, совесть", чувства возвышенные... А я вот скажу - совесть совестью, а все в этом мире - и хорошее и дурное - руки делают. Рукой крестятся, рукой убивают... - Валя кинулась к плите, увернуть огонь под "сбежавшим" бульоном: - Мой отец на огороде умер, когда картошку копал. Не на поле боя, не заради денег перенапрягся. Знал ведь, что сердце больное, а не делать не мог. Фронтовик, ветеран... Не мог сидеть сложа руки. Вот и у многих так. Возьми наших жековских баб. Ты их про смысл жизни спроси, они и не поймут. Помыть, протереть, дома убраться, обед приготовить, копейку для детей сэкономить по рынкам копаясь - вот он, их смысл. В него вся жизнь и уходит.
- Валь, тошнит чего-то... - Филя бурно задышал открытым ртом над подсунутым ему торопливой рукой тазом.
- Нехороший симптом. На опасный путь встал. Ты ж мужчина интеллигентный. Стихи о морской волне писал... О платье моем голубом... Валентина убрала таз, присела в ногах больного и припала к ним, причитая: Теперь что не день - новости в виде травм. Убьют ведь, Филечка... Люди-то какие сейчас пошли - сплошные киллеры!
- Как я тут оказался?.. - открыв мутные глаза, поинтересовался пострадавший.
- Как, как! Дружок твой притащил, между прочим, совершенно трезвый.
- Колька?
- Нет, огромный, с усищами, жгучий такой. И очень просил меня за тобой присматривать из дома не выпускать. Опасается за последствия.
- Ой, Валь, опять... - скорчился с рвотным спазмами Филя и, повисев лохматой головой над явившимся вновь тазом, откинулся на подушку. - Сон такой мерзкий приснился... анальгинчику бы... Анальгин, Жетон! Жетон!
- Какой тебе жетон?
- Телефон тащи, Валечка... Не пьяный я, ведь не пахнет... - Он дохнул широко разинутым ртом.
- Мало что вы сейчас там принимаете... Вчера несло "тройным", - она поставила на грудь больного черный старомодный аппарат, подклеенный изоляционной лентой. Тот набрал номер Севана и услышал сообщение "Абонент отключен". Тут же перезвонил Женьке.
- Спасибо, старик, что до койки доставил. Плохой я, - повинился слабым голосом.
- Это точно! Такие финты закручиваешь. Завез меня к чертям на кулички и бросил. Как козел чуть не до ура у карьера торчал. В милицию уже хотел заявлять. Сто раз трущобы обшарил - так темнотища же! Вдруг слышу стенания. Рядом в грязюке Филя вдугаря пьяный балдеет. Раскинулся - как на сочинском пляже. Ты мне весь салон, козел, заблевал и звал Сталина. Лучше бы я вместо этой прогулки Гальку лишний раз трахнул... Отойдите, господа. Нет у меня такой книги. Это вообще не художественный текст, это частная жизнь... Тут читатели моей высокохудожественной речью интересуются.
- Не пил я, - упрямо пробубнил больной. - Честное слово, Жень...
- Ага - на диспуте о путях постмодернизма до полночи в овраге сидел и одеколончика вместо чая хлебнул. Нет, мне такая любовь не нужна. Я по другому её представляю... Да при чем здесь Петрушевская? С другом поговорить нельзя? Проходите, господа и гости столицы, закрываюсь. - В трубке зачастили гудки.
- Ладно, ладно, друзья... Разберемся... - Филя стиснул зубы и с остервенением закрутил диск. Хорошо, что память на цифры особая. Отозвалась секретарша Оксана и вскоре раздался утомленный голос Николая.
- Привет, Моцарт! Рад.
- Коль, ты б не мог ко мне заехать? Болею я. Новости есть.
- Сегодня никак. Встреча с делегацией Боварии, банкет. Завтра утром вылетаю в составе делегации в Мюнхен. Как вернусь - тут же к тебе. Самому повидаться приспичило... - он помолчал в раздумьях. - Ладно, скажу сейчас, может тебе полезно знать. Помнишь ты мне одну штуковину оставлял? Спецы покопались... Дрянь дело, старик.
- Жучок?
- Не телефонный разговор. Но подумай серьезно над тем, что я говорил насчет твоего приятеля. Ты меня понял?
- Слушай, Колян... это все, что в гостинице тогда с Воронины в твердой обложке ... это правда было? Ну, ты сам видел? Ладно, извини, понял...
Валя отобрала телефон у поникшего сожителя:
- Сейчас доктор придет, я из платной поликлиники вызвала по знакомству. У него задолжность по оплате жилплощади большая, на просьбу откликнулся. Вот футболка и треники чистые. Давай переодену, мокрый совсем, секс-символ приходящий...
...Доктор беседовал долго, щупал живот, вдумчиво осмотрел язык. В процессе сбивчивого рассказа Трошина о посещающих его крайне реалистических гнусных видениях, молча строчил на рецептурных бланках и, наконец, с тяжким вздохом обернулся к больному.
- Плохо то, что вы не алкоголик. Тогда б все было ясно - белая горячка. А так - дифференциальный диагноз дать затрудняюсь. Нужны консультации специалистов разного профиля. Пока могу констатировать очевидное - пищевое отравление, капсулу имодиума сегодня и два последующих дня. Должно помочь. Кроме того, нервное перенапряжение, стресс. Вас что-то напугало и вызвало бурную реакцию. Лабильный тип психики. Говорить о более серьезных расстройствах может специалист. Назепам перед сном и утром. Полежите дня три. А потом, в зависимости от состояния, решайте, нужно ли обращаться к психиатру. Откровенно говоря, я бы посоветовал. Запускать такие дела не стоит.
...Запускать нельзя! - строго сказала больному проводившая врача Валентина. Ее глаза живописно покраснели, как у Венер на полотнах Возрождения и формы под трикотажным халатом были точь в точь ренессансные. Колени вот голые, круглые, горячие...Филя протянул руку к сокровищам и простонал: - "Нельзя, нельзя..." А мы запускали и будем запускать. Не знаешь, о чем он это?
- О ракетах. Чего ж ещё в таком состоянии запустишь? - вздохнула Валя, встряхнув перегревшийся термометр и скорбно запахивая ткань над панорамой своей цветущей без всякого употребления женственности.
24
В салоне Боинга, следующего рейсом в Лос-Анджелес не обращали на себя внимание два россиянина. Они сидели рядом, но не беседовали, а были плотно погружены в чтение журналов - деловые партнеры, утомленные наскучившими перелетами.
В загранпаспорте блондина с могучей шевелюрой отчетливо значилась фамилия Трошин, никакого отношения ни к Ришару, ни к Укупнику не имеющая. Однако сходство наблюдалось разительное, заставляя поглядывать в сторону пассажира любопытную стюардессу. Перед тем, как отправиться в путешествие, Филя попытался собственноручно, пользуясь вторым зеркальцем, лишить себя кудрей, но потом, осмеянный за неряшество и скаредность Жетоном, достригался в салоне "Бонтон". Новые очки, ботинки, твидовый костюм, пуловерчик, рубашки и всякая мелочь влетели в копеечку. Филя не стеснялся в приобретениях необходимого гардероба - оплачивал экипировку сообщника за казенный счет Севан. Ему надо - он и оплачивал. А самому Филе и так сошло бы - - какие нежности при нашей бедности? И вообще, в таком сомнительном положении? Несмотря ни на что терзали Филимона относительно Вартанова самые тяжкие подозрения.
События после посещения бункера Сталина развивались следующим образом. В результате упорных размышлений, Филя решил: визит к психиатру отменяется, а темное дело раскапывается вглубь и вширь. Но без физической самодеятельности - заходить с интеллектуальных флангов. Выздоровев от пищевого отравления, он ни с кем из доброжелателей встречаться не стал. Нехотя объяснил Жетону:
- Попал в какую-то сторожку, хотел у мужиков про местность выспросить. Выпил с ними малость для знакомства. Повело страшно... больше ничего не помню. Спасибо, что к Вальке меня доставил. Я твой должник.
- Меня-то тебе, положим, не дотащить. Да и сто граммами отравы, что они там бухали, Евгения Ухова с ног не свалишь, - черные глаза Жетона превратились в подозрительные щелки, в голосе прозвучала ирония. - Тогда все понятно... И Сталиным алкаши, выходит, тебя здорово припугнули.
- Что-то в разговоре по культ личности всплывало, - уклонился Филя. Ты лучше мне литературку подбери самую рейтинговую. И крутизну авангардную. Отлежаться решил, слиться с прекрасным.
Набрав кипу произведений наиболее продвинутых концептуалистов и кумиров массовой литературы, Теофил углубился в чтение.
Почти месяц его никто не беспокоил, да и он сам не рвался к контактам: надо было осмыслить ситуацию. Результат осмысления вылился в литературный труд. Жетон подозревал, что Филя взялся за дело - начал строчить детектив. Он слезно просил забыть интеллигентские замашки, не использовать фраз, длиннее трех-пяти слов, не забывать о сексе - двигателе литературного прогресса, а главное - поменьше думать и не стеснять себя в использовании ненормативной лексики. Филя и в самом деле что-то записывал, но показать отказывался.
Наконец, Трошин протянул Жетону напечатанный на какой-то допотопной машинке текст:
- Извини, что так долго молчал. Не хотел тебя в дерьмо втягивать. Прочти, теперь ты все поймешь сам.
Евгений жадно схватил бумаги, пробежал взглядом страницу.
Размашистые смоляные брови поползли на казацкий лоб.
- Чегой-то я не вразумляю...
- Это ж черновик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41