У них есть радость? - любопытные глаза худышки повожали мелькавшие за черным окном огни пригородных многоэтажек.
- Обязательно должна быть. Ну хоть немного, - Филя старался не лгать.
- Мне столько нужно узнать... Завтра, ладно? - желтые глаза устали, начали моргать, она зевнула. - В окнах свет, люди ещё не спят. А ко мне уже пришел сон. Спой серенаду, ту, маленькую, что играла мама, или ласковую, что жила в шкатулке и улетела.
- Шкатулку я обязательно починю. Или научусь хорошо петь. Это совсем просто. Только не сегодня. Сегодня спою кое-как, - Филя обнял прижавшуюся к его груди теплое, драгоценное существо и стал укачивать, напевая с дрожащей хрипотцой, происходящей от волнения чувств. "Спи, моя радость, усни..."
Мужчина в тамбуре смотрел на них сквозь стекло и огонек сигареты выхватывал из темноты его улыбку. Комок застрял в горле певца. Он закашлялся, пряча лицо в волосах Теи. Исчезнуть, раствориться, вознестись... Умереть не разжимая объятий от разрыва сердца. Их общего сердца....
Тея высвободилась из его рук, села:
- Тебе страшно, я чувствую. Не надо петь. Возьми и читай книжку деда. Ту, старую. - Она потянулась к лежащему на лавке узлу. - Дед всегда читал, когда было страшно. Он говорил - молитва отгоняет Духов Тьмы.
- Духов?... Погоди... - пошарив в карманах куртке Фля достал бумажку.
- Эту записку передал мне один человек... - он осекся. - Да, человек по имени Севан. Слушай:
"Я нашел Источник. Я видел начертанное в глубине заклинание. Знаки на камне долгими веками наносили вода и солнце, скрывая свои тайны. Они знают, как остановить Алярмуса. Я видел штрихи, составляющие магический рисунок. И может быть, может быть кое о чем догадался. Вот малое, что удалось понять мне в тайнописи Источника:
"...часы можно перевернуть и тогда то, что было концом, станет началом, черное станет белым, тьма - светом, муки - радостью, безверие верой и Время добра начнет свой ход. Тот кто может перевернуть часы должен вспомнить ЖИВОЕ Слово. Его знали все, но забыли. Люди приходят и уходят, не победив зверя. Они могут спастись, если вспомнят главное. Но если они опоздают, часы начнут отсчитывать чужое время - время зла..."
В висках оглушительно лязгнуло, словно упали оковы. Филя камнем полетел в свистящую бездну, беспомощно кувыркался в темноте и, наконец, грохнулся о холодные камни. Рот наполнился кровью, в ушах дрожал гулкий звон, ледяное дыхание сковало тело. Ладно, посмотрим... Превозмогая боль, он поднял разбитое лицо и увидел странное. Он находился в центре арены черного цирка, оказавшегося при рассмотрении сводами каменной пещеры. Ряды амфитеатра заполняло кишащее месиво, среди которого острые лучи бегающих прожекторов выхватывали то узкую, сморщенную голову гада, то бледное человеческое лицо с точками неподвижных змеиных глаз. Публика неистовствовала, приветствуя явление Теофила. Шипение и свист затихли, как только голубое свечение сосредоточилось на центральной "ложе", возвышавшейся над остальным рядами. В туже секунду шпаги прожекторов скрестились возле Теофила и ослепительно вспыхнули. Он заслонил лицо рукой, а когда отнял её, понял, что не холодный огонь полыхал в центре "арены" там светились неземным светом прозрачные сферы гигантских песочных часов. Странным образом, вопреки законам физики, часы стояли косо, соприкасаясь с каменной плитой одной лишь точкой нижнего чугунного обода. Неустойчивое равновесие, казалось, было способно разрушиться от дуновения воздуха. И "песчинки" в стеклянных резервуарах были странные - живые и мертвые. В верхней части - золотые, как маленькие солнца, в нижней - угольно черные, мертвые. Причем тех, что были вверху и заливали все окрест теплым светом, осталось совсем мало. Одно из маленьких солнц двинулось в узкий перешеек. Вспыхнув прощальным светом, упало на гору угольных шаров и погасло, поглощенное зловещей чернотой. В узкое жерло двинулся новый пульсирующий сгусток света и Филя с ужасом понял, что наверху остались считанные одиночки, державшиеся жалкой обреченной горсткой.
- Теперь ты понял, - прозвучал со всех сторон голос. Он не имел знакомого сталинского акцента, но Филя узнал его. Говорил тот, кто содрал в бункере усатую маску генералиссимуса с омерзительной головы студенистого червя.
- Ты понял, где находишься и кто я, Любимец Бога! Хитрость состоит в том, что каждому воздается по вере его и по его фантазии. Ты видишь то, что сумел вообразить. А сколь правильно отражает суть твое воображение? Разбирайся сам, хилый упрямец. И смотри, внимательно смотри! Эти часы показывают смену власти. Смену эпох, смену пути. Видишь, как обстоят дела в божественном ведомстве? Впечатляющая картина - там остались лишь жалкие крупицы добра. Внизу - несметная сила зла, если тебе понятней объясняться в таких терминах. Раньше, по замыслу Верховного Архитектора, часы лежали, означая равновесие сил и бесконечность времени. Нам удалось почти поднять их - помогли мировые войны, революции всяческие бойни, затеянные людьми. Добро стремительно потекло вниз, укорачивая свой век. Последние частицы света вот-вот сорвутся, обратятся в прах, как поседевшие одуванчики.
- Последние! Последние! - загалдел амфитеатр. Глаза кишащих вокруг часов гадов сверлили Теофила. Клубясь в нетерпении, зрители были готовы сорваться с места, чтобы сомкнуть кольцо в центре арены и раздавить пришельца.
- Но часы едва держатся! Они могут упасть! И тогда вновь воцарится равновесие! - воскликнул он, протягивая руки к стеклянной башне. Достаточно одного толчка.
- Ошибаешься! Для равновесия необходимо равное наполнение сторон. Если часы упадут, когда последняя крупица проскользнет в жерло и в чаше добра воцарится абсолютная пустота, ничто не сможет остановить наше время. За этим мы и собрались здесь. Часы будут лежать, обозначая застывшую вечность, вечную пустоту, лишенную тепла. Означая полную власть зла. Ни одна крупинка не сможет переместится в добро. - Алярмус, издевательски выделявший скрипучим голосом слова "добро" и "зло", зашелся в смехе - свист и скрежет вихрем пронеслись под сводом пещеры.
Теофил вскочил, озираясь на гогочущих гадов.
- Если вы победили, если все уже решено, то почему я здесь? Почему вы пугаете меня? Значит... Значит, боитесь сами? Боитесь, что я испорчу ваше представление? Что открою мерзкую ложь? Что расскажу, как много на земле сострадания и любви? Ваши часы лгут! Вы спрятали их в подземелье, что бы скрыть от лучей солнца. Они не могут удержать Свет, потому что здесь царит мрак!
- Часы сами провалились сквозь землю, когда стали слишком тяжелы. Зло потянуло их к нам. Твои собратья были бессильны удержать равновесие - ведь у них теперь нет души. Маленькое врожденное уродство - пометина на руке и скользкая холодная жижа вместо крови. Твое зрение не способно различить такие пустяки. Но ты знаешь, на что способны такие двуногие - руки, душа, кровь - только помеха обитателям Ада. И они избавляются от ненужных придатков, ловко избавляются, черти! Любовь, вера, милосердие - пустой звук, бессмысленное сотрясение воздуха.
- Не правда! Я люблю Тею. Мы будем жить очень долго и наши дети родятся с чистыми руками. С верой и милосердием в теплой крови! - протянув к часам ладони, что есть мочи прокричал Филя. Эхо грянуло под каменными сводами, вспышка озарила его лицо - в горстке иссякающего Света появилась новая искра. - Ага, все правильно, правильно!
- Пустяки, - выдохнул Алярмус и вместе с воющим протяжным звуком в жерло проскочил и погас очередной золотистый шар. - Сущие пустяки эта твоя песчинка. На земле продолжают уничтожать друг друга твои подзащитные, истребляя Свет. Они потеряли свой путь. Оглянись - нас много. Мы все заодно и мы знаем, чего хотим.
- Мы тоже. Мы хотим остаться людьми! Мы... - Теофил схватился за голову, ероша торчащие дыбом волосы. - Я понял! Понял!.. Мы должны прийти все вместе, держа в ладонях свою песчинку! Вместе... Добрые люди...
Хохот тварей сотряс подземелье.
- Знаю! - сжал кулаки Теофил. - "Тот, кто может перевернуть часы, должен вспомнить Живое слово!" - так написано в послании Источника.
Шум затих. В барабанные перепонки врезался тонкий свист. Звук нарастал, превращаясь в шипение. Заметались по сводам зеленые лучи, высекая из камней искры. Скользкие в амфитеатре задвигались, сбивались в клубки.
- Хватайте его! - голос Аляруса тонул в шипении, словно проткнули гигантскую шину. Теофил рванулся в сторону от катящихся прямо на него скользких комков извивающейся слизи.
- Я вспомню, вспомню... Сейчас...
... - Вспомню... - бормотал он, выныривая из сна. - Все вместе! Каждый со своей песчинкой! Со своим маленьким солнцем... Живое слово... Брр... Что это было?.. Если я сойду с ума, что будет с Теей? Детка, детка... Господи, что же делать?
Теофил осторожно пошевелился, стараясь не разбудить прижавшуюся к нему девушку. Пустой вагон, громыхая на стыках, несся в промозглую ночь. Куда, куда они бегут? Кто спрячет, поможет, поймет? Кто поверит, протянет руку? Да разве от них уйдешь? Севан не солгал - на беглецов объявлена охота. "Они заразят тебя и обрюхатят твою девочку..." За дверью в темноте тамбура маячит темный силуэт гонца подземелья, караулящего добычу. Сейчас важно только одно - спасти Тею!
- Спи, спи, радость моя... - Филя осторожно подсунул под золотистую голову тючок с имуществом и поднялся. Несколько мгновений стоял над спящей, боясь потерять сознание от мысли, что видит её в последний раз. Кончиками пальцев коснулся шелковистых волос, словно благословляя и решительно двинулся в конец вагона. Поезд тормозил у неизвестной станции. Теофил вышел в тамбур и тронул за плечо отвернувшегося от него путника. Тот понял знак и стоило лишь дверям отвориться у темного перрона, выскочил вслед за ним в дождливую ночь. Филя пробежал вдоль вагона, заглядывая в рябые от потеков окна. В полумраке светился белый платок Теи и ореол золотых волос - как на иконе. С трудом оторвав взгляд, Филя обернулся к преследователю.
- Я в вашем распоряжении, - сказал он тому, кто неслышно стоял рядом. Рука в перчатке медленно поднялась, легла на стекло, скрыв лицо Теи и скользнула вниз, оставляя размытый след. Набрав в легкие воздуха, Теофил сжал кулаки и что есть мочи саданул врага в бок. Ответный удар сбил его с ног. Повисли на шнурке свалившиеся очки, мокрый асфальт охладил взорвавшуюся болью челюсть. Разноцветные круги поплыл в охватившей его темноте.
48
Состав дернуло, Тея проснулась и застыла, словно нырнула в полынью, даже дыханье занялось. В вагоне никого не было! За окном медленно плыла освещенная тусклыми фонарями платформа и в их холодном свете, среди лоснящейся влагой черноты остался холмик сжавшегося тела. Она сорвалась с места и побежала против движения, не сводя глаз с лежавшего.
Вагон кончился, путь заслонили двери. Она скребла и колотила стекло, дергала ручку, пальцы свело от напряжения, выломанные ногти оставляли кровавые следы.
- Пожалуйста! Пожалуйста! - молила Тея.
Открылись! Но впереди ещё вагон, ещё двери, ещё вагон и - последнее окно, за которым лишь отблеск убегающих рельс. Тея заскулила, как скулил её раненый пес, вцепилась пальцами в толстую, сомкнутую намертво резину.
- Помогите, помогите мне, солнечные цветы, помоги, Источник! Пустите меня к нему!
Злобно лязгнув, створки на секунду разошлись, выпустив девушку. Она выпала на мокрый асфальт и замерла, что бы не свалиться с края площадки. Прямо у её колен перрон обрывался, за ним начиналось царство клубящихся рельс и перемигивающихся во тьме красно-синих огненных глаз. Впереди, в бегущих отсветах уходящей электрички, остался Теофил и она позвала его:
- Мой! Мой!
Ветер сорвал платок, теребил длинные намокшие волосы, теплая соленая влага текла по щекам. Жизнь сжалась в тугой комок под ребрами и он так сильно, так непереносимо болел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41