А швейцарский франк, всячески подчеркивая свою нейтральность и независимость, тем не менее, близко повторял движение ЕВРО.
Играть или не играть? Я покосился на телефонный аппарат, точно на кусок взрывоопасного пластита с зарядом. Если подниму трубку, то начнутся необратимые процессы, последствия которых трудно предусмотреть. Или лучше сидеть и ждать, как охотник в засаде, верную котировку? Черт знает что?! Ожидание смерти — хуже самой смерти. Плюнуть на все и пойти ва-банк?! Пан или пропал?!
Мои муки прекратила Мая, возникшей доброй феей из воздуха. Дежурно поинтересовавшись делами, присела рядом, закинув ногу на ногу. Ах, какие это были ножки! Ноги в прозрачных колготках цвета южной антальской ночи! Была б моя воля… Воли не было, равно как и деньжат, чтобы проявить эту самую волю.
Потом я почувствовал тонкий запах дорогих духов и понял, что такую барышню не удивишь приглашением на богемские богатые Багамские острова.
— Какое настроение? — свела губы в улыбчивое сердечко.
— Боевое, — брякнул я. (И половое, добавил про себя.)
— Это хорошо, — и удивилась: почему я играю сразу по четырем валютам? Такое позволяют себе только многоопытные трейдеры? — Кто насоветовал? — и выразительно посмотрела на невыразительного Анатолия, занятого исключительно своими проблемами.
— Я сам, — с убеждением проговорил. — Играть так на миллион, любить так королеву.
— Миллион уже в кармане?
— Пока нет, — скромно притупил взор.
— А что так?
— Хочу понять главный закон буржуинов, — признался.
— Какой такой закон?
— Как из ничего сделать что-то, — руками обвел пространство вокруг себя, изображая холщовый мешок, набитый банковскими брикетами.
— Есть оптимальная система разумных рисков, — ответила на это девушка и пояснила, что именно по этой системе и трудятся большинство трейдеров.
— Клюют по зернышку, — прекрасно понял я.
И поинтересовался, играем ли мы хоть какую-нибудь роль в мировом валютном процессе?
Сдержанно улыбнувшись, Мая ответила, что никакого значения наша бурная деятельность не имеет — для мирового валютного сообщества. Тогда зачем мы тут все собрались, удивился я.
— Слава, это такая же работа, как печь пироги и тачать сапоги, последовал незамысловатый ответ.
— Пирожку пирожок рознь, — буркнул я. — Как и сапог сапогу.
— О чем речь? — не поняли меня.
Я бы ответил, да толком сам не знал, отчего смущена душа. Быть может, не нравилось ощущение того, что мы все копошимся в беспредельно глубокой бездне, где нет, и не будет ни одного проблеска солнечного света. Мы рождены в этой зловонной выгребной яме, и все попытки вырваться из неё обречены на неудачу. Свободные горы с хрустальным холодным воздухом нам только снятся. Пробуждаясь, мы вновь оказываемся в гниющей жиже повседневности. Такова люмпеновская доля кишащих тварей? Но кто установил эти законы бытия — законы низших двухмерных планет? Не мы ли сами порождаем их, страшась вырваться из границ, предписанных Высшей волей.
— Так о чем речь? — повторила вопрос Мая, высветив на экране график одной валюты — ЕВРО.
— Пустое, — отмахнулся я. — Хочу жить красиво, — и промолчал: — И умереть талантливо.
— Все хотят жить красиво, — проговорила девушка моей мечты и посоветовала открыть позицию: прикупить лот валюты Европейского сообщества. — Низкая котировка, — указала пальчиком на график. — Сегодня ниже не будет.
— Неужели? — засомневался я.
— Хозяин — барин.
— А что потом?
— Посмотрим, как сказал слепой.
Я понял, что выбора у меня небогат: либо рискую и после приглашаю длинноногую грезу на вечерне-искрящиеся танго, либо сижу дутым сычом в гордом одиночестве до скончания века.
Через минуту невидимый, но паршивый (судя по визгливому голосу) дилер получает по телефону указание прикупить на тысячу реальных долларов трейдера № 117 энное количество европейских евриков.
— А теперь что? — нервничаю, внутренним зрением видя, как в никуда слетает листва с «моего» долларового счета.
— Все будет хорошо и даже лучше, — загадочно отвечает Мая. — Смотри и учись, — и признается, что она хочет одного, чтобы я прошел все этапы большого пути маленького (начинающего) трейдера. — Видишь, — снова обращает мое внимание на экран, — котировочка пошла вверх, а это значит…
— … надо снимать бабки!
— Щас, — перекинула левую ногу на правую: о, какие это были ножки!.. Надо ждать высшего подъема и в этой высшей точки закрывать позицию.
— Закрывать позицию?
— Продавать, — объяснила, — валюту. И закрывать свою котировку.
— А как угадать высшую точку?
— Вопрос правильный, — кивнула. — Нужен опыт. Интуиция. И отрешенность.
— Отрешенность?
— За порогом биржи оставь все свои проблемы: семью, детей, любовниц и проч. Может, тогда почувствуешь себя частицей МСБС. А это даст возможность повысить коэффициент удачи.
— Семьи нет, детей нет, любовниц… — запнулся, — тоже нет. Где же удача?
— Не там её ищешь.
— Что?
— Прекрати пялиться на мои ноги, — улыбнулась улыбкой стервозной коброчки. — Все внимание на экран.
Я ощутил, как краска стыда заливает мою пролетарскую физиономию, попорченную тушинским драчливым детством. Последний раз я сгорал от стыда, когда в семь свои лет лазил смотреть голых теток в бане. Они были жирно-безобразны и походили на гуттаперчевых диковинных зверей. Мы глазели на них во все глаза через открытые окна, словно желая разгадать загадку интереса дядек к уродливым телам теток.
Потом одна из них, бегемотиха, приметив нашу юную ватагу, ничего умного не придумала, как влезть на оцинкованную лавку и продемонстрировать нам свой огромный, похожий на сдутый шар, зад. Затем она выгнулась и я увидел…
М-да. Наверное, мне повезло, что я родился в рабочей простой советской семье, любой иной буржуазный барчук тут же бы потерял интерес к себе и жизни, увидав неприглядное, поросшее жестким курчавым мраком око беспредельной жути.
Тем временем события на ВБ развивались по своим законам, ведомым специалистам, и неизвестным таким простакам, как я. Линия графика ЕВРО медленно тянулась вверх, будто её выводила некая неуверенная детская рука.
— Может… того, — первым не выдержал я, — закрываем позицию.
— Минут через десять, — ответила Мая.
— Почему?
— Мне так кажется.
«Кажется» — что за веселенький способ заработать миллион? Сомневаюсь я, что с такими душевными установками можно оторвать от мирового капитала даже пятак.
Я ошибся: когда мы закрыли позицию, выяснилось, что за час моей нервотрепки нами честно заработано 30 пунктов. Сколько-сколько, не понял. Около трехсот долларов. И что, их можно получить, не верил своему счастью.
— Разумеется, — и девушка пригласила следовать за собой.
Я это сделал со сдержанным энтузиазмом, понимая, что меня хотят провести дорогой, скажем так, удачи. Конечно, сумма мала, да главное положить в здание воздушного замка первый реальный кирпич.
Покинув операционный зал, мы деловым шагом ступили в коридор. Его пол был затянут ковролином по цвету приятным для глаз. А какой у нас самый симпатичный цвет, повышающий адреналин в крови? Правильно — зелененький. И поэтому передвигались мы по коридору с хорошим настроением. Во всяком случае, будущее для меня обрисовывалось самыми радужными красками, где вышеупомянутый цвет преобладал.
Решив, что настал мой звездный час, я поинтересовался, чем занята вечером моя милая спутница? Не желает ли провести его в приятном обществе молодого человека-с? Девушка глянула на меня, как парижская графиня на клошара, выползающего из-под копыт королевской кареты. Этого мимолетного разящего взгляда хватило, чтобы я понял свое место, находящееся, очевидно, между замусоренным железнодорожным полотном и тырновским нужником. Мои переживания по поводу безответной любви прервал голос Маи:
— Вечером я учусь.
— Где? — спросил невольно.
Девушка обучалась в финансово-экономическом институте, и этот факт меня необыкновенно взбодрил. Учеба — причина уважительная. Лучше конспектировать бух. учет, чем прожигать молодую жизнь в злачных местечках.
— А на каком курсе? — терзал спутницу.
— На третьем, — и спросила: — Это тебе интересно?
— Должен же знать, с кем имею дело, — нашелся.
— Ох, чудило, — одобрительно качнула головой. — И как тебя сюда занесло?
— Ветром, — ответил. — Майским, — промолчал.
Дальнейшие события, связанные с получением трех кредиток, мне тоже понравились — понравились своей простотой и четкостью, хотя и не без ущерба для моего богатого внутреннего мира.
— Леночка, посмотри № 117, - попросила моя спутница, когда мы прибыли в банковское помещение. — Наш новый трейдер, — указала на меня. — Грезит заработать миллион.
— Похвальное стремление, — по-доброму усмехнулась Леночка, похожая на пухленькую голубоглазую куклу из магазина «Детский мир».
— Слава, — шаркнул ногой.
— Очень приятно, — смазливая барышня пальчиками щелкала по клавиатуре. — У нас миллионеры идут через одного, — пошутила. — Так. Двести девяносто долларов пятьдесят пять центов. До миллиона далеко. Будем брать?
— Будем, — горячился я, — брать. А миллион потом.
— Пожалуйста, — проговорила Леночка. — Назавтра. — И, увидев мое общее остолбенение, объяснила. — Такой у нас порядок.
— Леночка, — выступила моя добрая фея. — В виде исключение. А то наш друг до завтра не доживет.
Всем своим разболтанным видом я подтвердил, что так оно и будет наложу на себя руки. От нетерпения мацнуть банковские билеты, присланные нам в благотворительных целях по ленд-лизу.
Кукольная банковская прелестница выразительно вздохнула, мол, что с вами, несостоявшиеся миллионерами, делать и произвела необходимые расчеты на своем ПК.
— В кассу, — выдав металлический жетончик, указала на дверь, обороняемую двумя военизированными автоматчиками.
— Я здесь подожду, — сказала Мая. — Надеюсь, найдешь дорогу обратно.
— Если не пристрелят, — тоже отшутился.
Через несколько минут я испытал настоящий шок. Таких глубоких чувств я давненько не переживал — и вот, пожалуйста.
Нет, меня не пытались пристрелить. Более того, миловидная женщина средних лет с сиреневыми по цвету глазами, походившая на постаревшую кинозвезду отечественного кинематографа Н. Ф., была предупредительна и улыбчива.
Правда, находилась она за бронированным, подозреваю, стеклом, что ничуть не мешало нашему производственно-прозаическому общению.
— Новенький, — приняла через щель жетончик.
— Трейдер, — сдержанно кашлянул я, словно стесняясь этого высокого звания халявщика.
— Желаю успехов, — манипулировала на клавиатуре, смотря на экран монитора. — Двести девяносто долларов…
— … и пятьдесят пять центов! — поспешил я и потерял дар речи.
Почему? Дело в том, что мой взгляд, наконец, упал на стол кассира. И когда это произошло, то я ощутил, как земля уходит из-под ног.
Известно, к деньгам мое отношение равнодушное, как бальзаматора к трупу. Но, оказывается, есть и этому предел, после которого наша психика начинает ломаться, повизгивая от неприятных чувств, точно передавленная дворовая псина.
В чем же дело? Я увидел долларовые брикеты, упакованные в полиэтиленовую пленку. Эти брикеты валялись на столе, словно кизяки на хозяйственном дворе. Протяни руку — и возьми. Нет, хуюшки. Не успеешь протянуть руки — как протянешь ноги. Такая диалектика нашего мира, жестокого и несправедливого.
— Распишитесь, — услышал голос кассира и увидел листочек, выползающий из бронированной щели. — В получении. А сумму прописью…
— Спасибо, — сдавленно прохрипел, выводя каракули. — Пару миллиончиков-то, — кивнул на брикеты, — есть?
— Ага, — пожала плечами бухгалтер-кассир. — Бумага.
Я заставил взять в руки и себя, и «бумагу», мне причитающую: две сотенки, одну полсотенки и четыре импортных червончика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Играть или не играть? Я покосился на телефонный аппарат, точно на кусок взрывоопасного пластита с зарядом. Если подниму трубку, то начнутся необратимые процессы, последствия которых трудно предусмотреть. Или лучше сидеть и ждать, как охотник в засаде, верную котировку? Черт знает что?! Ожидание смерти — хуже самой смерти. Плюнуть на все и пойти ва-банк?! Пан или пропал?!
Мои муки прекратила Мая, возникшей доброй феей из воздуха. Дежурно поинтересовавшись делами, присела рядом, закинув ногу на ногу. Ах, какие это были ножки! Ноги в прозрачных колготках цвета южной антальской ночи! Была б моя воля… Воли не было, равно как и деньжат, чтобы проявить эту самую волю.
Потом я почувствовал тонкий запах дорогих духов и понял, что такую барышню не удивишь приглашением на богемские богатые Багамские острова.
— Какое настроение? — свела губы в улыбчивое сердечко.
— Боевое, — брякнул я. (И половое, добавил про себя.)
— Это хорошо, — и удивилась: почему я играю сразу по четырем валютам? Такое позволяют себе только многоопытные трейдеры? — Кто насоветовал? — и выразительно посмотрела на невыразительного Анатолия, занятого исключительно своими проблемами.
— Я сам, — с убеждением проговорил. — Играть так на миллион, любить так королеву.
— Миллион уже в кармане?
— Пока нет, — скромно притупил взор.
— А что так?
— Хочу понять главный закон буржуинов, — признался.
— Какой такой закон?
— Как из ничего сделать что-то, — руками обвел пространство вокруг себя, изображая холщовый мешок, набитый банковскими брикетами.
— Есть оптимальная система разумных рисков, — ответила на это девушка и пояснила, что именно по этой системе и трудятся большинство трейдеров.
— Клюют по зернышку, — прекрасно понял я.
И поинтересовался, играем ли мы хоть какую-нибудь роль в мировом валютном процессе?
Сдержанно улыбнувшись, Мая ответила, что никакого значения наша бурная деятельность не имеет — для мирового валютного сообщества. Тогда зачем мы тут все собрались, удивился я.
— Слава, это такая же работа, как печь пироги и тачать сапоги, последовал незамысловатый ответ.
— Пирожку пирожок рознь, — буркнул я. — Как и сапог сапогу.
— О чем речь? — не поняли меня.
Я бы ответил, да толком сам не знал, отчего смущена душа. Быть может, не нравилось ощущение того, что мы все копошимся в беспредельно глубокой бездне, где нет, и не будет ни одного проблеска солнечного света. Мы рождены в этой зловонной выгребной яме, и все попытки вырваться из неё обречены на неудачу. Свободные горы с хрустальным холодным воздухом нам только снятся. Пробуждаясь, мы вновь оказываемся в гниющей жиже повседневности. Такова люмпеновская доля кишащих тварей? Но кто установил эти законы бытия — законы низших двухмерных планет? Не мы ли сами порождаем их, страшась вырваться из границ, предписанных Высшей волей.
— Так о чем речь? — повторила вопрос Мая, высветив на экране график одной валюты — ЕВРО.
— Пустое, — отмахнулся я. — Хочу жить красиво, — и промолчал: — И умереть талантливо.
— Все хотят жить красиво, — проговорила девушка моей мечты и посоветовала открыть позицию: прикупить лот валюты Европейского сообщества. — Низкая котировка, — указала пальчиком на график. — Сегодня ниже не будет.
— Неужели? — засомневался я.
— Хозяин — барин.
— А что потом?
— Посмотрим, как сказал слепой.
Я понял, что выбора у меня небогат: либо рискую и после приглашаю длинноногую грезу на вечерне-искрящиеся танго, либо сижу дутым сычом в гордом одиночестве до скончания века.
Через минуту невидимый, но паршивый (судя по визгливому голосу) дилер получает по телефону указание прикупить на тысячу реальных долларов трейдера № 117 энное количество европейских евриков.
— А теперь что? — нервничаю, внутренним зрением видя, как в никуда слетает листва с «моего» долларового счета.
— Все будет хорошо и даже лучше, — загадочно отвечает Мая. — Смотри и учись, — и признается, что она хочет одного, чтобы я прошел все этапы большого пути маленького (начинающего) трейдера. — Видишь, — снова обращает мое внимание на экран, — котировочка пошла вверх, а это значит…
— … надо снимать бабки!
— Щас, — перекинула левую ногу на правую: о, какие это были ножки!.. Надо ждать высшего подъема и в этой высшей точки закрывать позицию.
— Закрывать позицию?
— Продавать, — объяснила, — валюту. И закрывать свою котировку.
— А как угадать высшую точку?
— Вопрос правильный, — кивнула. — Нужен опыт. Интуиция. И отрешенность.
— Отрешенность?
— За порогом биржи оставь все свои проблемы: семью, детей, любовниц и проч. Может, тогда почувствуешь себя частицей МСБС. А это даст возможность повысить коэффициент удачи.
— Семьи нет, детей нет, любовниц… — запнулся, — тоже нет. Где же удача?
— Не там её ищешь.
— Что?
— Прекрати пялиться на мои ноги, — улыбнулась улыбкой стервозной коброчки. — Все внимание на экран.
Я ощутил, как краска стыда заливает мою пролетарскую физиономию, попорченную тушинским драчливым детством. Последний раз я сгорал от стыда, когда в семь свои лет лазил смотреть голых теток в бане. Они были жирно-безобразны и походили на гуттаперчевых диковинных зверей. Мы глазели на них во все глаза через открытые окна, словно желая разгадать загадку интереса дядек к уродливым телам теток.
Потом одна из них, бегемотиха, приметив нашу юную ватагу, ничего умного не придумала, как влезть на оцинкованную лавку и продемонстрировать нам свой огромный, похожий на сдутый шар, зад. Затем она выгнулась и я увидел…
М-да. Наверное, мне повезло, что я родился в рабочей простой советской семье, любой иной буржуазный барчук тут же бы потерял интерес к себе и жизни, увидав неприглядное, поросшее жестким курчавым мраком око беспредельной жути.
Тем временем события на ВБ развивались по своим законам, ведомым специалистам, и неизвестным таким простакам, как я. Линия графика ЕВРО медленно тянулась вверх, будто её выводила некая неуверенная детская рука.
— Может… того, — первым не выдержал я, — закрываем позицию.
— Минут через десять, — ответила Мая.
— Почему?
— Мне так кажется.
«Кажется» — что за веселенький способ заработать миллион? Сомневаюсь я, что с такими душевными установками можно оторвать от мирового капитала даже пятак.
Я ошибся: когда мы закрыли позицию, выяснилось, что за час моей нервотрепки нами честно заработано 30 пунктов. Сколько-сколько, не понял. Около трехсот долларов. И что, их можно получить, не верил своему счастью.
— Разумеется, — и девушка пригласила следовать за собой.
Я это сделал со сдержанным энтузиазмом, понимая, что меня хотят провести дорогой, скажем так, удачи. Конечно, сумма мала, да главное положить в здание воздушного замка первый реальный кирпич.
Покинув операционный зал, мы деловым шагом ступили в коридор. Его пол был затянут ковролином по цвету приятным для глаз. А какой у нас самый симпатичный цвет, повышающий адреналин в крови? Правильно — зелененький. И поэтому передвигались мы по коридору с хорошим настроением. Во всяком случае, будущее для меня обрисовывалось самыми радужными красками, где вышеупомянутый цвет преобладал.
Решив, что настал мой звездный час, я поинтересовался, чем занята вечером моя милая спутница? Не желает ли провести его в приятном обществе молодого человека-с? Девушка глянула на меня, как парижская графиня на клошара, выползающего из-под копыт королевской кареты. Этого мимолетного разящего взгляда хватило, чтобы я понял свое место, находящееся, очевидно, между замусоренным железнодорожным полотном и тырновским нужником. Мои переживания по поводу безответной любви прервал голос Маи:
— Вечером я учусь.
— Где? — спросил невольно.
Девушка обучалась в финансово-экономическом институте, и этот факт меня необыкновенно взбодрил. Учеба — причина уважительная. Лучше конспектировать бух. учет, чем прожигать молодую жизнь в злачных местечках.
— А на каком курсе? — терзал спутницу.
— На третьем, — и спросила: — Это тебе интересно?
— Должен же знать, с кем имею дело, — нашелся.
— Ох, чудило, — одобрительно качнула головой. — И как тебя сюда занесло?
— Ветром, — ответил. — Майским, — промолчал.
Дальнейшие события, связанные с получением трех кредиток, мне тоже понравились — понравились своей простотой и четкостью, хотя и не без ущерба для моего богатого внутреннего мира.
— Леночка, посмотри № 117, - попросила моя спутница, когда мы прибыли в банковское помещение. — Наш новый трейдер, — указала на меня. — Грезит заработать миллион.
— Похвальное стремление, — по-доброму усмехнулась Леночка, похожая на пухленькую голубоглазую куклу из магазина «Детский мир».
— Слава, — шаркнул ногой.
— Очень приятно, — смазливая барышня пальчиками щелкала по клавиатуре. — У нас миллионеры идут через одного, — пошутила. — Так. Двести девяносто долларов пятьдесят пять центов. До миллиона далеко. Будем брать?
— Будем, — горячился я, — брать. А миллион потом.
— Пожалуйста, — проговорила Леночка. — Назавтра. — И, увидев мое общее остолбенение, объяснила. — Такой у нас порядок.
— Леночка, — выступила моя добрая фея. — В виде исключение. А то наш друг до завтра не доживет.
Всем своим разболтанным видом я подтвердил, что так оно и будет наложу на себя руки. От нетерпения мацнуть банковские билеты, присланные нам в благотворительных целях по ленд-лизу.
Кукольная банковская прелестница выразительно вздохнула, мол, что с вами, несостоявшиеся миллионерами, делать и произвела необходимые расчеты на своем ПК.
— В кассу, — выдав металлический жетончик, указала на дверь, обороняемую двумя военизированными автоматчиками.
— Я здесь подожду, — сказала Мая. — Надеюсь, найдешь дорогу обратно.
— Если не пристрелят, — тоже отшутился.
Через несколько минут я испытал настоящий шок. Таких глубоких чувств я давненько не переживал — и вот, пожалуйста.
Нет, меня не пытались пристрелить. Более того, миловидная женщина средних лет с сиреневыми по цвету глазами, походившая на постаревшую кинозвезду отечественного кинематографа Н. Ф., была предупредительна и улыбчива.
Правда, находилась она за бронированным, подозреваю, стеклом, что ничуть не мешало нашему производственно-прозаическому общению.
— Новенький, — приняла через щель жетончик.
— Трейдер, — сдержанно кашлянул я, словно стесняясь этого высокого звания халявщика.
— Желаю успехов, — манипулировала на клавиатуре, смотря на экран монитора. — Двести девяносто долларов…
— … и пятьдесят пять центов! — поспешил я и потерял дар речи.
Почему? Дело в том, что мой взгляд, наконец, упал на стол кассира. И когда это произошло, то я ощутил, как земля уходит из-под ног.
Известно, к деньгам мое отношение равнодушное, как бальзаматора к трупу. Но, оказывается, есть и этому предел, после которого наша психика начинает ломаться, повизгивая от неприятных чувств, точно передавленная дворовая псина.
В чем же дело? Я увидел долларовые брикеты, упакованные в полиэтиленовую пленку. Эти брикеты валялись на столе, словно кизяки на хозяйственном дворе. Протяни руку — и возьми. Нет, хуюшки. Не успеешь протянуть руки — как протянешь ноги. Такая диалектика нашего мира, жестокого и несправедливого.
— Распишитесь, — услышал голос кассира и увидел листочек, выползающий из бронированной щели. — В получении. А сумму прописью…
— Спасибо, — сдавленно прохрипел, выводя каракули. — Пару миллиончиков-то, — кивнул на брикеты, — есть?
— Ага, — пожала плечами бухгалтер-кассир. — Бумага.
Я заставил взять в руки и себя, и «бумагу», мне причитающую: две сотенки, одну полсотенки и четыре импортных червончика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50