А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

.. Тебе никогда не дадут разрешение на приобретение оружия, не выдадут права на вождение автомобиля. И не забудь встать на учет по месту своего жительства в диспансере.
Опять же - вполне безразличный и легкий кивок в ответ.
- Где ты намерен жить, Гриша?
Нестеров помолчал и ответил буднично.
- Меня из Риги призывали... Но теперь это заграница.
- Да. Я созвонился с твоим братом в Москве. Приехать за тобой он не может, но он тебя ждет.
- Мы сводные братья... По отцу...
- А какие у вас были отношения?
По лицу Гриши скользнула все та же рассеяная, неопределенная улыбка.
- Он старше меня на три года... Ну, бил меня часто.
- Бил? По настоящему?
Лурье вспомнил, что все это уже давно знает, и все эти вопросы задавал неоднократно.
- Нет... Дрались, когда играли. Мальчишками... Но ведь теперь он другой. Да и я тоже.
- Хуже то, что и жизнь другая.
Лурье примолк, неожиданно сообразив: что бы он сейчас не говорил пациенту о жизни за стенами больницы, все это будет сродни обьяснению людоеду Тихоокеанских островов принципа работы компьютера. Он, Лурье, и сам-то для себя не мог внятно осмыслить - в чем качественно и существенно изменилась за последнее десятилетие бытие российское! Изменилось! Встало с ног на голову или наоборот, но вот кто бы обьяснил глубинно - в чем состоят эти изменения?!
- Марк Семенович, а вы не можете... - вопросительно начал Гриша и примолк.
- Что?
- Оставьте меня здесь. Если можно.
- В больнице?
- Дворником оставьте. Кочегаром или санитаром.
Просьбы подобного рода были врачу не в диковинку - больные, долго просидевшие в этих стенах, часто не хотели возвращаться в прежнюю жизнь, где уже были порваны все связи, и где подчас не желали их возвращения самые юлизкие люди.
- Гриша. - мягко начал Лурье. - Ты ещё молод. Впереди ещё длинная, интересная, забавная жизнь, поверь мне. Скажу интимно - побыстрей найди себе женщину. Это моментально стабилизирует твое мировозрение, отношение ко всему, и просто все войдет в норму.
- Тогда в шахту пойду. - прервал его Гриша. - Или в рыбаки.
- Почему?
- Там хорошо зарабатывают.
Лурье вздохнул.
- Сразу начал с ошибки. Нынче шахтеры бастуют, денег им не выплачивают месяцами, прежних заработков и почета там нет. Нет и прежнего богатого рыболовецкого флота. Я повторяю, Гриша, - за этими стенами другой мир. Ищи счастье в других сферах.
Ни возражений, ни согласия на это предложение врач не получил, от чего-то обиделся и спросил сухо.
- Ни о чем меня больше спросить не хочешь?
- Мы же много говорили. - он опять улыбнулся мягко, почти по детски. - Марк Семенович, а те убийства... Мне их теперь списали?
- Убийства, Гриша, не списывают. По закону ты чист. Ты был болен. Мой тебе совет - постарайся об этом вообще не вспоминать.
- Да... Я и не вспоминаю. То есть я плохо все помню.
Лурье произнес резко.
- Перестань. Что-то ты должен помнить хотя бы о том, как пять лет назад придушил у нас здесь дряхлого старика.
Гриша отвел взгляд в сторону, слабо улыбался, глядел на свет лампочки и не мигал.
- Не молчи, Гриша. Теперь об этом можно сказать откровенно. Боятся уже нечего, ты за все рассчитался.
- Я помню, как старик хрипел... Негромко... И дергал ногами. Мне и сейчас страшно. - он словно встряхнулся и посмотрел Лурье в глаза. - Но я думаю, что никого не хотел убивать. Никогда.
- Фамилия старика была Покатилов. А у тебя на руках в то утро оказались свежие царапины. Покатилов пытался защищаться.
- Да. Царапины... Царапины были, конечно. - он прерывисто и глубоко вздохнул. - Марк Семенович, я и сейчас не буду отрекаться, как и тогда...
Старик был грязный, всегда сопливый, ходил под себя... Я помню, чавкал очень противно, когда ел, как свинья, с хрюканьем. Жрал, а не кушал. Но не убивать же за это?
- Разумеется. - согласился врач, не услышав ничего нового. - Больше об этом не вспоминай. Все минуло.
Лурье открыл стол, извлек тонкую красную папку и спросил, сменив тон.
- Лет восемь назад, ты пытался писать нечто вроде воспоминаний. Эти записки сохранились.
Гриша тихо засмеялся, словно что-то зарокотало в его широкой груди.
- Записки сумасшедшего? Было дело... Меня тогда заставили. Это на второй, кажется, год. Попросил один врач, латыш. В той больнице, в Риге. Он думал, что это мне поможет. Если я все запишу честно и откровенно. Он давал мне бумагу и карандаш.
Лурье быстро перелистнул с десяток страниц, отпечатанных на машинке.
- А я думал, что тебе пишущую машинку дали. В палату.
- Нет, я на машинке не умею. Карандашом писал. - легкое любопытство мелькнуло на его лице. - Это "Синий свет"?
- Да. - кивнул Лурье. - "Синий свет". Название понятно. Ночью в наших палатах включают дежурные синие лампочки. Но получается, что тот доктор потом перепечатал твои записки на машинке... Тоже понятно.
- Что?
- Всего, что здесь написано, ты сам написать не мог. Не по твоим способностям и тем более возможностям, Гриша. Кто-то тебе крепко помог создать это творение. У тебя был профессиональный соавтор. Это ловко состряпанная полуфальшивка.
- Зачем? - без интереса спросил Гриша.
Лурье давно понимал - "зачем"? Тогда там, в Риге 1990 года, латышский врач заставил Нестерова писать эти "записки сумасшедшего" со своими целями. Тот врач, перепечатывая труд больного, наверняка что-то вставил от себя. И это была не медицинская, не научная работа. Врач-латыш хотел создать документальный труд о быте и нравах Советской Армии. Нравах диких и нечеловеческих. Тому врачу было наплевать на своего пациента Нестерова его, латыша, подталкивала ненависть к "оккупацинному режиму" в родной Латвии и он, судя по всему, готовился этот полубред сумасшедшего опубликовать за границей. Латышский врач руками своего больного Нестерова хотел всему миру поведать - ЧТО творится в психиатрических отделениях Вооруженных Сил СССР. Ну что ж, теперь эти намерения латыша оставались на его свободолюбивой прибалтийской совести.
- Хорошо. - легко сказал Лурье и протянул папку. - Перечитай как-нибудь на досуге.
- Зачем? - Гриша пожал плечами. - Возьмите себе. Или сожгите.
- Григорий, - терпеливо возразил Лурье. - Мне твой труд не нужен. В историю твоей болезни он тоже не включен. А тебе, как я твердо убежден, со временем это поможет во многом разобраться.
- В чем? - с легким интересом спросил Гриша.
- В самом себе. В том, что с тобой произошло. Надо знать свое прошлое, чтоб не бродить в потемках настоящего.
Гриша слегка нахмурился, но ответил мягко.
- Мне не охота об этом вспоминать.
- Хорошо. - согласился Лурье. - Пусть пока твой опус остается у меня. Когда ты устроишся, напишешь и я тебе его вышлю почтой. Пройдет время и ты прочтешь всё это с большим интересом. И я уверен - с большой пользой!
- Моджет быть... Меня сегодня после завтрака выпустят?
- Да. Документы будут готовы. Ты сразу в Москву, к брату?
- Не знаю... Николай позвал немного пожить у него.
- Санитар Кислов? Пожалуй, это хорошо. - Лурье открыл стол и вытащил из него плоскую записную книжку с медными уголками. - Держи, Гриша мой подарок на память. Там записан Московский телефон твоего брата, я вчера с ним говорил. Позвони, предупреди его, если будешь задерживаться, он тебя ждет. Будем прощаться?
- Будем прощаться. - обыденно ответил Гриша.
Они коротко и сильно обнялись, Лурье подавил вздох и поднял телефонную трубку:
- Сима, Кислов вышел на дежурство? Пусть приходит за Нестеровым. - он положил трубку и сказал с фальшивой бодростью. - Последнее, Гриша! Поначалу будь особо осторожен в "переборе" с вином и женщинами! Эти два соблазна для тебя, как, впрочем, и для всех - крайне опасны. Но именно к ним тебя и потянет, что закономерно. Любишь водку?
- Не знаю... Я ж десять лет в рот ничего не брал.
- Вот и сохраняй режим здоровой жизни! - Лурье дал совет, с его точки зрения, заведомо вздорный, поскольку сам же утверждал в дружеской компании: "При нашей жизни да ещё не пить, не курить - так вовсе станешь импотентом!"
В кабинете появился Кислов, низкорослый плотный мужчина лет сорока, спросил бодро.
- Можно забирать отпущенца, Марк Семенович?
- Да.
- Пошли, Григорий! - Кислов крепко стукнул его по плечу. - Последний раз идешь под конвоем! Еще пара часов и - свобода, брат!
Лурье посмотрел им в след и подумал, что это, в конечном счете, неплохо, что Кислов присмотрит за Нестеровым на первых порах. Адаптация в новых условиях дело тяжкое и наставник в лице простого, но по житейски прочного мужика не помешает. Тем более, что знали они друг друга пять лет, с первого дня прибытия сюда Григория Викторовича Нестерова.
На миг мелькнуло соображение, что на волю выходит, быть может, потенциальный и непредсказуемый убийца, который может нанести удар внезапно, без подготовки и мотивировок. Быть может, годами будет жить неприметно и тихо, а затем в мозгу его соскочат какие-то незримые шестерни и стремление убивать заполнит все существо. С такими, как Нестеров, во всем мире не знают, что делать: то ли держать в "психушках" до скончания века, то ли выпускать на волю с риском для окружающих. Вопрос в одном - когда, где и кто подвернется Грише Нестерову под руку? Но, может быть, ничего подобного не случится. Дай-то Бог.
Пусть Гришке повезет, подвел итог Лурье своим размышлениям и принялся подготавливать свои личные дела к передачи приемнику, поскольку и до его отбытия на Землю Обетованную оставалось уже немного времени.
...Кислов вел Гришу по знакомым коридорам и уверенно наставлял.
- Сейчас позавтракаешь плотненько, попрощаешься с корешами, документы получишь, я тебя упакую клево и вечерком увидимся. Помнишь где?
- Да. На центральной почте.
- Правильно. Погуляй до вечера, я вахту сдам, забегу в детский сад за своим Олежкой и освобожусь. Водки не пей, понял? Пивком побалуйся, на Ярославль посмотри, в кино сходи. Ничего не покупай, облапошат.
- Ладно... Послушай, Коля, я тебе не помешаю?
- Брось! Я тебя вечером на квартиру пристрою, договорился, рядом жить будешь. - он глянул на часы. - Восемь. Машка, наверное, пришла. Пойдем, я тебя сразу приодену по моде.
Они спустились в подвал и добрались до кладовой, где рыхлая, мясистая женщина средних лет причесывалась у большого осколка зеркала на стене.
- Привет, Машка! - бодро гаркнул Кислов. - Уходит клиент, надо его обмундировать по человечески!
- Что тебе здесь, бутик готового шмотья? - сварливо задребезжала кладовщица.
- Машка! Мужик десять лет отсобачил! Его из армии взяли, барахло потерялось, пошуруй у себя, не бойся, за мной не заржавеет.
Последняя фраза сменила настроение у кладовщицы и она окинула Гришу взглядом портнихи, прикидывающий размер одежды клиента.
- Найдем что-нибудь...
За четверть часа Гриша примерил чистую рубашку, костюм, крепкие туфли - все было ношеным, но вычищенным и отглаженным. После сердитых переговоров Кислова с Машкой, выдали и куртку, из натуральной кожи. Тоже не новая, но нарядная, прочная и мягкая.
- Возьми все в палату, там переоденешься. - подмигнул Кислов. - Скажи тёте "спасибо" и не трепыхайся, у нас с Машкой свои расчеты. Пойдем, слопаешь свой последний казенный харч.
Они поднялись из подвала на второй этаж и, уже открывая специальным ключом двери в отделение, Кислов сказал.
- Я тебе докину немного денег, пообедай в кафе "Волга", это в центре, недорого. Не пей без меня, ещё раз прошу. Тебе после такого карантина глотка хватит, чтоб с копыт слететь. Не торопись, все будет.
- Что? - спросил Гриша.
- Жизнь будет, деньги будут, бабы будут, водкой зальешься! А?!
... Он вернулся в свою палату на четыре койки и сразу почувстовал себя здесь уже чужим, уже отстраненно. Его здесь уже не было, хотя он совершенно точно знал, что будет происходить в течении ближайшего часа. И что с однообразием тиканья часов будет происходить до вечера. И сегодня, и завтра, и послезавтра. Новости здесь случались крайне редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70