Селин приподняла юбку, любуясь нежным изгибом своих икр и изящными лодыжками. Густые волосы, которые всегда были собраны в тугой маленький узел на затылке, сейчас мягкими локонами обрамляли ее лицо. Щеки порозовели от возбуждения, она чувствовала себя абсолютно непринужденно, пока не увидела хозяйку. Женевьева не разглядела выражения ее лица, потому что девушка вздрогнула и отвернулась, но могла представить себе то невероятное наслаждение, которое испытывала Селин в этот момент.
Она никогда не обращала внимания на горничную. Да и зачем? Это была забитая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с неяркими волосами и привычкой поспешно исчезать при ее появлении. Женевьева выросла в доме полном слуг, узнавала об их существовании только тогда, когда они совершали промахи. А этот проступок, несомненно, был для Селин ужасным.
– Мадам! Мне так жаль!
– Они тебе как раз? – прошептала Женевьева.
– Прошу вас, мадам. – Селин проворно скинула туфли и укладывала их в открытую коробку. – Они такие красивые. Я не смогла удержаться, мадам. Я…
– Они ведь тебе как раз, правда? – переспросила Женевьева. – Они идеально тебе подходят.
– Вы ведь не уволите меня, правда? – Девушка надевала свои собственные туфли, плоские коричневые башмаки со шнурками и квадратными носами. – Я никогда раньше не делала ничего подобного, это больше не повторится.
На улице снова загудела машина.
– Я с трудом в это верю.
– Я думала, что вы уже вышли к машине вместе с мистером Шелби Кингом. Мне и в голову не пришло… Моя мама больна, мадам. Я не знаю, что с нами станет, если я потеряю эту работу.
Снова послышался автомобильный гудок.
– Пожалуйста, мадам.
Женевьеву странно взволновала сцена, свидетельницей которой она так неожиданно стала. Конечно, эти туфли изумительно смотрелись на девушке, это тронуло ее, но было здесь и что-то еще. Она случайно вторглась в личную жизнь другого человека, неожиданно разгадала чьи-то горячие, страстные желания и страхи в тот момент, когда запуталась в своих собственных. Селин каким-то удивительным и приятным образом пробудила ее от самой себя.
– Женевьева! – послышался снизу голос Роберта.
– Все в порядке, – ласково сказала она девушке. – Ты можешь работать дальше. Оставь эти туфли себе. Но ни слова мистеру Шелби Кингу, пусть это будет нашим секретом.
Где-то вдалеке послышался телефонный звонок.
14
Дождь падал на золотистую бархатную накидку, элегантно отороченную роскошным мехом австралийского опоссума, капли стекали по золотым лайковым туфелькам от Андре Перуджи. Дождь хлестал по украшенной драгоценными камнями атласной ленте на ее голове и по прическе от Лины Кавальери. Дождь проливался на Женевьеву, когда она стучала в дверь магазина Паоло Закари и ждала, промокшая, взволнованная и возбужденная, никогда ранее не ощущавшая такого беспокойства.
Наконец, за дверью послышалась возня с отпираемым засовом.
– Миссис Шелби Кинг.
– Мистер Закари.
– Вы слишком великолепно одеты для визита к скромному сапожнику, если позволите мне выразить свое мнение.
– Позвольте войти. Я сыта по горло вашими играми.
– А я – вашими. Вы позволите взять вашу накидку?
Она сунула ему в руки накидку, со смущением вспомнив, как сделала это в первый раз, и быстро прошла внутрь.
В магазине было абсолютно темно. Сквозь плотно зашторенные окна не проникал ни малейший лучик света. Когда Закари закрыл парадную дверь, их окутал кромешный мрак.
Совсем рядом в темноте послышался его голос:
– Пожалуйста, снимите туфли и чулки.
– Я ничего не вижу. Не могли бы вы раздвинуть шторы или включить свет?
– Снимите туфли и чулки.
Роберт сейчас, должно быть, подъезжает к рю Камбон без нее. Сейчас наверняка устанавливают лестницы.
– Включите свет, мистер Закари.
– Снимите туфли и чулки. Наверняка вы способны справиться со столь простой задачей.
Она, вздохнув, пробормотала: «Хорошо» – и наклонилась, чтобы скинуть промокшие туфли от Перуджи.
– Могу я хотя бы сесть.
– Да, конечно.
Но в темноте она не могла добраться до кушетки, а он не пошевелился, чтобы помочь ей. Женевьева неуклюже начала расстегивать подвязки. До нее донеслось его шумное дыхание, и она поняла, что он отошел в другой конец комнаты.
Женевьева стянула один чулок, затем другой, едва не потеряв равновесие.
– Для вас же будет лучше, мистер Закари, если вы припасли для меня туфли.
В ответ раздался смешок. Он взял ее под руку и повел в другой конец комнаты.
– Садитесь.
Женевьева провела рукой по кушетке, чтобы убедиться, что она действительно здесь, и осторожна села. Услышала, как его шаги удаляются по деревянному полу, с трудом сумела разглядеть неясные очертания фигуры, а затем… он стал спускаться вниз по лестнице.
– Эй! Вы ведь не собираетесь оставить меня здесь одну!
– Боитесь темноты? – Где-то внизу скрипнула дверь.
Женевьева с особенной ясностью слышала тиканье часов, шум уличного движения и звон церковных часов. Девять часов! Первые гости наверняка уже прибыли на праздник.
Послышался скрип половиц. Он поднялся по лестнице, затем опустился на колени у ее ног. Женевьева с трудом смогла различить его силуэт.
– Дайте мне вашу левую ногу.
Его ладонь. Сила его пальцев. И вот… странное ощущение, словно… Ей показалось, будто он положил всю ее ступню себе в рот.
– И вашу правую ногу, пожалуйста.
Она вдруг представила себе шелковистую кожу младенцев, пушистые перья, нежный мех, легкие облака.
– Пожалуйста, включите свет, мистер Закари. Я хочу убедиться в том, что ваши туфли столь же прекрасны на вид, как и на ощупь.
– Что ж, но у нас есть небольшая проблема.
– Какая проблема? Раздвиньте шторы, я должна увидеть мои новые туфли.
Вздох.
– Все дело в вашем платье, миссис Шелби Кинг.
– А что такого в моем платье?
– Мне кажется, что оно абсолютно не сочетается с моими туфлями. Думаю, вам лучше снять его.
Женевьева нервно расхохоталась, не в силах сдержаться.
– Но я говорю серьезно, мадам.
– Вы хотите увидеть меня в нижнем белье? Все дело в этом?
В комнате воцарилось молчание. Женевьева почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях.
– Тогда вам лучше отдать мне накидку. Я должна что-нибудь надеть.
– Ваша накидка такого же ядовито-оранжевого цвета, как и платье, разве вы забыли?
Она жалела, что не видит его лица.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях, – повторил Закари. – А вы жаждете, чтобы я увидел вас в нижнем белье. А если быть точнее, вы хотите, чтобы я увидел вас без белья.
– Вы так думаете?
– Да, я так думаю.
– Ну, я не из таких женщин, мистер Закари. А теперь включите, пожалуйста, свет.
Тишина. Шуршание шин по мокрым улицам. Стук дождя в оконные стекла. Скрип половиц, раздающийся всякий раз, когда Закари медленно проходил по комнате. Взволнованное дыхание двух людей.
Женевьева осторожно сняла украшенный драгоценностями ободок с головы и положила его на кушетку. Ее руки дрожали, когда она потянулась к шее и принялась медленно расстегивать застежки платья. Перед ней творческий человек, успокаивала она себя. Это все равно что позировать художнику. «Мне уже приходилось делать это прежде. Лулу делает это каждый день».
«Мне нечего стыдиться». Она расстегнула застежки на корсете.
Раздался скребущий звук, в другом конце комнаты вспыхнуло пламя спички. В свете огонька она разглядела его лицо, тонкие губы, на которых играла полуулыбка. Ласковые глаза не смотрели на нее. Закари зажег свечу и задул спичку. Затем зажег одну за другой все шесть свечей, переплетенных в серебряной клетке, свисающей на цепи с потолка. Он осторожно раскрутил клетку левой рукой, и по стенам затанцевали причудливые тени и блики света. Затем он встал и немного отошел влево, ее взору предстало длинное серебряное зеркало в другом конце комнаты.
Она сделала шаг вперед, затем еще, с интересом разглядывая себя. Ее кожа золотилась в мерцании свечей, ее глаза казались черными и странно расплывчатыми, изгибы тела, грудь, бедра выглядели мягкими, неясными, ускользающими.
Женевьева бросила взгляд на свои ноги. Глубокие красные туфли, словно языки, словно кровь, озаренные яростным сиянием больших, украшенных драгоценностями пряжек. Каблучки-шпильки.
– Туфли сделаны из генуэзского бархата. – Закари стоял у нее за спиной, положив руки на ее обнаженные плечи. – Каблуки из стекла. – Он прижался губами к ее шее. – А пряжки украшены бриллиантами.
Он нежно обнял ее за талию и увлек к пурпурной кушетке. Откинувшись на спинку дивана, Женевьева закинула руки за голову и свободно вытянула вперед ноги. Она попыталась заглянуть в его глаза, но так и не смогла разгадать его странный взгляд. Он осторожно коснулся ее левой ступни, слегка приподняв ее, чтобы они оба могли полюбоваться туфелькой, а затем наклонился и поцеловал носок, пряжку, каблучок, лодыжку и нежную ямочку под коленкой… Она была абсолютно обнажена, потому что надела эти туфли. Их живой и яркий красный цвет на фоне ее белой кожи заставлял чувствовать себя более чем обнаженной.
Женевьева взглянула на руку, ласкающую ее ступню. Праздник перестал занимать ее мысли, он больше не существовал для нее. Ничто больше не имело значения. Ни Роберт, ни Гай Монтерей. Только рука Закари, касающаяся ее ноги. Только его прикосновения, его губы. Она была рождена для этого момента. Для него.
15
Около одиннадцати часов вечера такси Женевьевы подъехало к дому графа Дюваля на рю Камбон. Все вокруг застилала плотная пелена дождя.
Она поспешно вытащила зеркальце из украшенной кисточками сумочки и оглядела свое лицо. Свежий макияж выглядел безупречно, так же как и поспешно приведенная в порядок прическа. Но все-таки в ее внешности появился какой-то беспорядок.
«Я скажу Роберту, что меня ограбили… Я выходила из магазина Закари со своими новыми туфлями, в темном переулке ко мне подошел человек и приказал отдать ему кошелек. Да, именно так. Нет, не то, он обязательно обратится в полицию. Это не подходит…»
Двое привратников спустились по ступенькам, их ноги хлюпали по промокшему насквозь голубому ковру. Один из них нес стул с мягким сиденьем.
Водитель распахнул дверцу, раскрыл над ней зонт, стал ждать, пока привратники устанавливали стул.
– Если мадам пожелает присесть, мы могли бы внести ее в дом, не причинив вреда этим прелестным красным туфелькам.
– Спасибо. Я не стану возражать.
Приподнимая подол ярко-красного шелкового платья от Натальи Гончаровой, с дерзким низким вырезом и слегка присборенного на левом бедре под жемчужным украшением (она приготовила его для открытия выставки, но потом решила надеть платье от Шанель), стараясь не намочить туфли от Закари, Женевьева уселась на стул, мужчины подняли ее и понесли в дом.
«Я скажу, что упала в обморок в магазине Закари и должна была поехать домой и прилечь. Меня рвало. Я была абсолютно разбита, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю и решимость, чтобы добраться сюда, я все еще очень слаба…»
Привратники опустили стул на пол в холле, и Женевьева протянула свой плащ служителю. До нее донеслись музыка и громкие голоса.
Двери в танцевальный зал были распахнуты.
Оркестр исполнял шумную и веселую импровизацию, по залу скакали танцоры в костюмах, пестреющих фантастическими полосами и безумными зигзагами. На их головах красовались невообразимые бесформенные шляпы или конические колпаки. Нувориши флиртовали с потомственной богатой аристократией под возвышающимися в зале металлическими скульптурами Леже. Красота мило болтала с богемой на фоне тканевых коллажей Делоне, выполненных в зеленых, красных, голубых и сверкающих желтых тонах. Обслуживающий персонал метался по залу, проносил в воздухе подносы. Норман Беттерсон потирал подбородок. Вайолет де Фремон в безупречных ярко-розовых туфлях, которые могли быть созданы только Паоло Закари, вцепилась в руку графа Этьена, ее величественного супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Она никогда не обращала внимания на горничную. Да и зачем? Это была забитая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с неяркими волосами и привычкой поспешно исчезать при ее появлении. Женевьева выросла в доме полном слуг, узнавала об их существовании только тогда, когда они совершали промахи. А этот проступок, несомненно, был для Селин ужасным.
– Мадам! Мне так жаль!
– Они тебе как раз? – прошептала Женевьева.
– Прошу вас, мадам. – Селин проворно скинула туфли и укладывала их в открытую коробку. – Они такие красивые. Я не смогла удержаться, мадам. Я…
– Они ведь тебе как раз, правда? – переспросила Женевьева. – Они идеально тебе подходят.
– Вы ведь не уволите меня, правда? – Девушка надевала свои собственные туфли, плоские коричневые башмаки со шнурками и квадратными носами. – Я никогда раньше не делала ничего подобного, это больше не повторится.
На улице снова загудела машина.
– Я с трудом в это верю.
– Я думала, что вы уже вышли к машине вместе с мистером Шелби Кингом. Мне и в голову не пришло… Моя мама больна, мадам. Я не знаю, что с нами станет, если я потеряю эту работу.
Снова послышался автомобильный гудок.
– Пожалуйста, мадам.
Женевьеву странно взволновала сцена, свидетельницей которой она так неожиданно стала. Конечно, эти туфли изумительно смотрелись на девушке, это тронуло ее, но было здесь и что-то еще. Она случайно вторглась в личную жизнь другого человека, неожиданно разгадала чьи-то горячие, страстные желания и страхи в тот момент, когда запуталась в своих собственных. Селин каким-то удивительным и приятным образом пробудила ее от самой себя.
– Женевьева! – послышался снизу голос Роберта.
– Все в порядке, – ласково сказала она девушке. – Ты можешь работать дальше. Оставь эти туфли себе. Но ни слова мистеру Шелби Кингу, пусть это будет нашим секретом.
Где-то вдалеке послышался телефонный звонок.
14
Дождь падал на золотистую бархатную накидку, элегантно отороченную роскошным мехом австралийского опоссума, капли стекали по золотым лайковым туфелькам от Андре Перуджи. Дождь хлестал по украшенной драгоценными камнями атласной ленте на ее голове и по прическе от Лины Кавальери. Дождь проливался на Женевьеву, когда она стучала в дверь магазина Паоло Закари и ждала, промокшая, взволнованная и возбужденная, никогда ранее не ощущавшая такого беспокойства.
Наконец, за дверью послышалась возня с отпираемым засовом.
– Миссис Шелби Кинг.
– Мистер Закари.
– Вы слишком великолепно одеты для визита к скромному сапожнику, если позволите мне выразить свое мнение.
– Позвольте войти. Я сыта по горло вашими играми.
– А я – вашими. Вы позволите взять вашу накидку?
Она сунула ему в руки накидку, со смущением вспомнив, как сделала это в первый раз, и быстро прошла внутрь.
В магазине было абсолютно темно. Сквозь плотно зашторенные окна не проникал ни малейший лучик света. Когда Закари закрыл парадную дверь, их окутал кромешный мрак.
Совсем рядом в темноте послышался его голос:
– Пожалуйста, снимите туфли и чулки.
– Я ничего не вижу. Не могли бы вы раздвинуть шторы или включить свет?
– Снимите туфли и чулки.
Роберт сейчас, должно быть, подъезжает к рю Камбон без нее. Сейчас наверняка устанавливают лестницы.
– Включите свет, мистер Закари.
– Снимите туфли и чулки. Наверняка вы способны справиться со столь простой задачей.
Она, вздохнув, пробормотала: «Хорошо» – и наклонилась, чтобы скинуть промокшие туфли от Перуджи.
– Могу я хотя бы сесть.
– Да, конечно.
Но в темноте она не могла добраться до кушетки, а он не пошевелился, чтобы помочь ей. Женевьева неуклюже начала расстегивать подвязки. До нее донеслось его шумное дыхание, и она поняла, что он отошел в другой конец комнаты.
Женевьева стянула один чулок, затем другой, едва не потеряв равновесие.
– Для вас же будет лучше, мистер Закари, если вы припасли для меня туфли.
В ответ раздался смешок. Он взял ее под руку и повел в другой конец комнаты.
– Садитесь.
Женевьева провела рукой по кушетке, чтобы убедиться, что она действительно здесь, и осторожна села. Услышала, как его шаги удаляются по деревянному полу, с трудом сумела разглядеть неясные очертания фигуры, а затем… он стал спускаться вниз по лестнице.
– Эй! Вы ведь не собираетесь оставить меня здесь одну!
– Боитесь темноты? – Где-то внизу скрипнула дверь.
Женевьева с особенной ясностью слышала тиканье часов, шум уличного движения и звон церковных часов. Девять часов! Первые гости наверняка уже прибыли на праздник.
Послышался скрип половиц. Он поднялся по лестнице, затем опустился на колени у ее ног. Женевьева с трудом смогла различить его силуэт.
– Дайте мне вашу левую ногу.
Его ладонь. Сила его пальцев. И вот… странное ощущение, словно… Ей показалось, будто он положил всю ее ступню себе в рот.
– И вашу правую ногу, пожалуйста.
Она вдруг представила себе шелковистую кожу младенцев, пушистые перья, нежный мех, легкие облака.
– Пожалуйста, включите свет, мистер Закари. Я хочу убедиться в том, что ваши туфли столь же прекрасны на вид, как и на ощупь.
– Что ж, но у нас есть небольшая проблема.
– Какая проблема? Раздвиньте шторы, я должна увидеть мои новые туфли.
Вздох.
– Все дело в вашем платье, миссис Шелби Кинг.
– А что такого в моем платье?
– Мне кажется, что оно абсолютно не сочетается с моими туфлями. Думаю, вам лучше снять его.
Женевьева нервно расхохоталась, не в силах сдержаться.
– Но я говорю серьезно, мадам.
– Вы хотите увидеть меня в нижнем белье? Все дело в этом?
В комнате воцарилось молчание. Женевьева почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях.
– Тогда вам лучше отдать мне накидку. Я должна что-нибудь надеть.
– Ваша накидка такого же ядовито-оранжевого цвета, как и платье, разве вы забыли?
Она жалела, что не видит его лица.
– Я хочу увидеть вас в моих туфлях, – повторил Закари. – А вы жаждете, чтобы я увидел вас в нижнем белье. А если быть точнее, вы хотите, чтобы я увидел вас без белья.
– Вы так думаете?
– Да, я так думаю.
– Ну, я не из таких женщин, мистер Закари. А теперь включите, пожалуйста, свет.
Тишина. Шуршание шин по мокрым улицам. Стук дождя в оконные стекла. Скрип половиц, раздающийся всякий раз, когда Закари медленно проходил по комнате. Взволнованное дыхание двух людей.
Женевьева осторожно сняла украшенный драгоценностями ободок с головы и положила его на кушетку. Ее руки дрожали, когда она потянулась к шее и принялась медленно расстегивать застежки платья. Перед ней творческий человек, успокаивала она себя. Это все равно что позировать художнику. «Мне уже приходилось делать это прежде. Лулу делает это каждый день».
«Мне нечего стыдиться». Она расстегнула застежки на корсете.
Раздался скребущий звук, в другом конце комнаты вспыхнуло пламя спички. В свете огонька она разглядела его лицо, тонкие губы, на которых играла полуулыбка. Ласковые глаза не смотрели на нее. Закари зажег свечу и задул спичку. Затем зажег одну за другой все шесть свечей, переплетенных в серебряной клетке, свисающей на цепи с потолка. Он осторожно раскрутил клетку левой рукой, и по стенам затанцевали причудливые тени и блики света. Затем он встал и немного отошел влево, ее взору предстало длинное серебряное зеркало в другом конце комнаты.
Она сделала шаг вперед, затем еще, с интересом разглядывая себя. Ее кожа золотилась в мерцании свечей, ее глаза казались черными и странно расплывчатыми, изгибы тела, грудь, бедра выглядели мягкими, неясными, ускользающими.
Женевьева бросила взгляд на свои ноги. Глубокие красные туфли, словно языки, словно кровь, озаренные яростным сиянием больших, украшенных драгоценностями пряжек. Каблучки-шпильки.
– Туфли сделаны из генуэзского бархата. – Закари стоял у нее за спиной, положив руки на ее обнаженные плечи. – Каблуки из стекла. – Он прижался губами к ее шее. – А пряжки украшены бриллиантами.
Он нежно обнял ее за талию и увлек к пурпурной кушетке. Откинувшись на спинку дивана, Женевьева закинула руки за голову и свободно вытянула вперед ноги. Она попыталась заглянуть в его глаза, но так и не смогла разгадать его странный взгляд. Он осторожно коснулся ее левой ступни, слегка приподняв ее, чтобы они оба могли полюбоваться туфелькой, а затем наклонился и поцеловал носок, пряжку, каблучок, лодыжку и нежную ямочку под коленкой… Она была абсолютно обнажена, потому что надела эти туфли. Их живой и яркий красный цвет на фоне ее белой кожи заставлял чувствовать себя более чем обнаженной.
Женевьева взглянула на руку, ласкающую ее ступню. Праздник перестал занимать ее мысли, он больше не существовал для нее. Ничто больше не имело значения. Ни Роберт, ни Гай Монтерей. Только рука Закари, касающаяся ее ноги. Только его прикосновения, его губы. Она была рождена для этого момента. Для него.
15
Около одиннадцати часов вечера такси Женевьевы подъехало к дому графа Дюваля на рю Камбон. Все вокруг застилала плотная пелена дождя.
Она поспешно вытащила зеркальце из украшенной кисточками сумочки и оглядела свое лицо. Свежий макияж выглядел безупречно, так же как и поспешно приведенная в порядок прическа. Но все-таки в ее внешности появился какой-то беспорядок.
«Я скажу Роберту, что меня ограбили… Я выходила из магазина Закари со своими новыми туфлями, в темном переулке ко мне подошел человек и приказал отдать ему кошелек. Да, именно так. Нет, не то, он обязательно обратится в полицию. Это не подходит…»
Двое привратников спустились по ступенькам, их ноги хлюпали по промокшему насквозь голубому ковру. Один из них нес стул с мягким сиденьем.
Водитель распахнул дверцу, раскрыл над ней зонт, стал ждать, пока привратники устанавливали стул.
– Если мадам пожелает присесть, мы могли бы внести ее в дом, не причинив вреда этим прелестным красным туфелькам.
– Спасибо. Я не стану возражать.
Приподнимая подол ярко-красного шелкового платья от Натальи Гончаровой, с дерзким низким вырезом и слегка присборенного на левом бедре под жемчужным украшением (она приготовила его для открытия выставки, но потом решила надеть платье от Шанель), стараясь не намочить туфли от Закари, Женевьева уселась на стул, мужчины подняли ее и понесли в дом.
«Я скажу, что упала в обморок в магазине Закари и должна была поехать домой и прилечь. Меня рвало. Я была абсолютно разбита, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю и решимость, чтобы добраться сюда, я все еще очень слаба…»
Привратники опустили стул на пол в холле, и Женевьева протянула свой плащ служителю. До нее донеслись музыка и громкие голоса.
Двери в танцевальный зал были распахнуты.
Оркестр исполнял шумную и веселую импровизацию, по залу скакали танцоры в костюмах, пестреющих фантастическими полосами и безумными зигзагами. На их головах красовались невообразимые бесформенные шляпы или конические колпаки. Нувориши флиртовали с потомственной богатой аристократией под возвышающимися в зале металлическими скульптурами Леже. Красота мило болтала с богемой на фоне тканевых коллажей Делоне, выполненных в зеленых, красных, голубых и сверкающих желтых тонах. Обслуживающий персонал метался по залу, проносил в воздухе подносы. Норман Беттерсон потирал подбородок. Вайолет де Фремон в безупречных ярко-розовых туфлях, которые могли быть созданы только Паоло Закари, вцепилась в руку графа Этьена, ее величественного супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49