– Не будьте смешной.
– Тогда зачем вы пришли? Это определенно не визит вежливости.
– Где вы храните свою коллекцию туфель? – Она произнесла эти слова с притворной беспечностью.
– Зачем вам это?
– Просто интересно. Ведь туфли – это моя жизнь, вы же знаете.
– Правда? – Женевьева достала сигарету из шкатулки слоновой кости, лежащей перед ней, и протянула Ольге. Та взяла сигарету.
– Конечно. Ведь я уже несколько лет работаю вместе с величайшим создателем обуви.
Женевьева взяла зажигалку и дала Ольге прикурить.
– А мне казалось, что вас интересуют вовсе не туфли.
– Неужели? – Женщина вскинула безупречную бровь, затянулась сигаретой, практически сразу зашлась в приступе кашля, едва вдохнув дым.
– Да. – Женевьева громко произнесла слово, и оно повисло в воздухе, какое-то мгновение они обе молчали.
– Вы ведь вчера были с Паоло, правда? – в конце концов выпалила Ольга. – Он рано отправил меня домой. Это все из-за вас.
– Это вас не касается.
– А что это за мягкий материал? – Она трогала основание кушетки. – Это ведь не дерево, правда?
– Это черепаховый панцирь. – На мгновение Женевьева с ужасом подумала, что Ольга затушит свою сигарету о кушетку. В голове этой женщины всегда существовали подводные течения, но сегодня это было особенно заметно. Но Ольга стряхнула пепел в пепельницу, и напряжение прошло.
– Так вы не покажете мне вашу коллекцию? Я слышала, у вас есть комната, забитая туфлями.
– Она не открыта для посещений, – коротко ответила Женевьева. – Мне хотелось, чтобы вы перешли, наконец, к цели своего визита.
– Хорошо, как вам угодно. Вы не подходите Паоло, и я хочу, чтобы вы оставили его в покое.
Женевьева скрестила руки на груди, словно пыталась защитить себя.
– Это не ваше дело.
– Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что оставите его в покое. Навсегда.
– Простите, но я не могу этого сделать. Не могу.
Ненавидящий взгляд был ей ответом. Похоже, женщина к чему-то готовилась.
– Эта кушетка очень неудобная. Лампа неяркая. Ваш мир полон нелепых, бесполезных, дорогих игрушек. – Она ударила подушку кулаком. – Держитесь подальше от Паоло!
– Нет.
И тогда она сделала это. Она затушила свою сигарету о черепаховое покрытие кушетки, а потом швырнула окурок в пепельницу.
– Я слишком давно знаю его, миссис Шелби Кинг. Я видела его со многими женщинами. Он раздавит и вышвырнет вас, – она протянула руку в ее сторону и щелкнула пальцами у нее перед лицом, – словно вы ничтожное мелкое насекомое. А если он не осмелится, это сделаю я.
Женевьева оттолкнула вытянутую руку Ольги и в гневе вскочила.
– Что вы, черт возьми, о себе возомнили, явились сюда и угрожаете мне в моем собственном доме! Портите мое имущество! Я пыталась разговаривать с вами по-человечески только ради Паоло, потому что вы дороги ему. Но, честно говоря, от вас один вред, и я обязательно расскажу ему, как вы обошлись со мной.
– Делайте что хотите. – Ольга встала и смахнула невидимую пыль со своего платья.
– Послушайте. – Женевьева попыталась успокоиться. – Если вы станете продолжать в том же духе, заставите Паоло выбирать между нами, вы еще можете пожалеть, что сделали это. Я знаю, что он любит вас, Ольга, но неужели вы действительно считаете, что он предпочтет подругу любовнице?
Неприятная улыбка тронула лицо Ольги.
– Так он сказал, что я всего лишь подруга?
Что-то перевернулось у Женевьевы в животе. У нее появилось непреодолимое желание уйти прочь, но она не могла бежать из собственного дома. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы заговорить вновь.
– Убирайтесь из моей квартиры.
– Он не для вашей коллекции, – заявила Ольга. – Вы не знаете его, как я. Он должен оставаться свободным. Именно это я и давала ему все годы – свободу.
– Вы слышали, что я сказала?
Наконец, она медленно двинулась к двери, но затем остановилась и взглянула на Женевьеву.
– Если вы еще раз встретитесь с Паоло, я все расскажу вашему мужу.
– Рассказывайте что хотите.
Рот Ольги приоткрылся, между зубами показался кончик языка.
– Думаю, мистеру Шелби Кингу будет очень интересно узнать о малышке Жозефине, вы так не считаете?
– Что?
– Всего хорошего, миссис Шелби Кинг. – Ольга помахала рукой, и Женевьева снова увидела мелькнувший между ее зубами кончик языка. Словно змеиное жало.
40
– Я делал туфли, которые будут выглядеть как бабочки-адмиралы. – На линии были помехи, голос Закари звучал нечетко. – Я говорил тебе, что не мог сделать их правильно, сколько ни старался? Только сегодня утром я понял, в чем дело. Это была моя самая неудачная идея. Туфли не бабочки и не должны превращаться в них. Они не порхают в воздухе, а, наоборот, твердо привязывают нас к земле. В общем, это было утро интересных открытий. А у тебя?
– У меня тоже было весьма интересное утро, – ответила Женевьева. – Ко мне заходила Ольга. Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, Паоло. О вас с Ольгой. На этот раз я хочу знать всю правду.
Молчание.
– По ночам меня мучили кошмары, – послышался, наконец, Голос Закари. – Ужасные кошмары, связанные с тем, что много лет назад произошло с моей матерью. Кто-то приходит к ней в комнату и… ну, это были ужасные сны. Обычно я просыпался от собственного крика. Однажды ночью Ольга услышала меня. Она пришла ко мне в комнату и легла со мной в постель. Сначала она просто гладила меня по голове, успокаивая, поглаживала мои виски. Это помогло мне заснуть. Когда я проснулся, она уже ушла.
– Как трогательно.
– На следующую ночь она снова пришла, а потом снова. Я был мальчишкой. Я был… совсем неопытным. Она многому научила меня.
Женевьева ясно видела перед собой кончик высунутого между зубами языка. Словно змеиное жало.
– Я был молод и горяч. Я не давал выхода страстям. А она тогда была моложе и нежнее.
Снова повисла тишина. Звук его дыхания или же это просто помехи на линии?
– Это продолжалось несколько лет. Но все закончилось, когда я съехал из ее квартиры. Мы никогда об этом не говорили. Действительно никогда. Никто об этом не знал, даже ее дети. Она сразу же возвращалась в свою комнату, когда все заканчивалось. Мы никогда не проводили вместе всю ночь.
Женевьева закрыла глаза. Ее рука, с силой сжимавшая трубку, расслабилась.
– Ты должна простить меня! – Его голос стал громче. – Это похоже на твою историю с фотографом. Всего лишь приключение, оно в прошлом.
– Как ты мог?
– Не суди меня, Женевьева. Я не судил тебя.
– Ты предал меня.
– Что?
– Я доверила тебе свой секрет. А ты все рассказал Ольге.
41
Вокруг царил ужасный беспорядок, как после кораблекрушения. Кровать была завалена грудой неряшливых ночных рубашек и пестрыми лоскутными одеялами. На единственном стуле высилась гора одежды – ворох шелковых платьев, пыльных меховых горжеток. Бесприютные черные чулки валялись на полу, словно сброшенная кожа, среди ярких шарфов, старых газет и засохших яблочных огрызков. Раковина в углу комнаты была доверху завалена грязной посудой, капли из подтекающего крана мерно барабанили по ее поверхности. На стойке громоздилась батарея пустых бутылок и бокалов, с винным осадком на дне. На трюмо в беспорядке выстроились открытые баночки с кремами и коробочки с пудрой, несколько замысловатых сережек, кольцо с крупной бирюзой, ожерелье из фальшивого жемчуга, блюдца, наполненные сигаретным пеплом. Кто-то красной помадой написал на зеркале «1е chat noir». Стены были увешаны рисунками и фотографиями: Лулу в высокой шляпе с перьями, обнаженная Лулу с коварной улыбкой на губах, Лулу, танцующая в пачке балерины, Лулу в свадебном платье, с ослом и букетиком фиалок, Лулу в саване, Лулу, парящая на крыльях над Парижем, Лулу в виде кошки, пять лиц Лулу с разными выражениями: улыбающееся, хмурое, смеющееся, плачущее и просто бесстрастное. Скрипка, которая, без сомнения, тоже изображала Лулу, серии треугольников, в которых тоже чувствовалось что-то от Лулу, мушка Лулу на простом белом листе. Лулу Ч наиболее часто рисуемая и фотографируемая в Париже женщина. Лулу от Пикассо, Шагала, Матисса, Леже, Миро, Бранкузи, Ман Рэя. И конечно, подлинная Лулу с Монпарнаса, представленная так публике Фредериком Кэмби.
Она появилась на пороге в оранжевом кимоно, с сигаретой в длинном мундштуке из черного дерева. Ее соблазнительная вычерченная мушка была сегодня больше, чем обычно, и совсем не там, где ей полагалось быть, – справа, а не слева. В ней чувствовалось нечто странное, возможно, она волновалась, но это могло быть и проявлением враждебности.
– Насчет той ночи… – начала Женевьева.
– Знаешь, – перебила ее Лулу. – Кэмби сбежал с той шлюхой, Виолеттой. Ты представляешь? На самом деле я должна быть в ярости, но я волнуюсь. Он был не в себе в тот момент, и она могла этим воспользоваться. Точно такая же история произошла пару лет назад, и все закончилось Мальмезоном. Ты знаешь, это психиатрическая больница.
– Дорогая! – Женевьева раскрыла объятия. Какое-то время они стояли посреди беспорядка, крепко обнимая друг друга. Когда, наконец, разжали объятия, Лулу вытирала глаза тыльной стороной руки, размазывая по лицу подводку и тени.
Я убеждаю себя, что он вернется, – сказала она. – Он всегда возвращается. Но все же я беспокоюсь. Когда я встречу Виолетту, выцарапаю ей глаза и спалю ее волосы.
– Есть что-нибудь выпить? – Женевьева уселась на кровать.
– Где-то было. – Лулу встала на колени и заглянула под кровать, обнаружила там полбутылки дешевого скотча. – Это пойдет?
– Давай сюда. – Женевьева открутила крышку и глотнула прямо из бутылки, наслаждаясь огнем, опалившим ее горло.
– О, шери. – Лулу печально покачала головой и села рядом с Женевьевой. – Мы такая бестолковая пара. Мы так поддаемся минутному настроению. А затем начинаем говорить, не думая, и от этого адова пропасть разверзается под ногами.
– Я больше не хочу ссориться с тобой, – воскликнула Женевьева. – Ты единственный человек, с которым я могу откровенно поговорить. Я никогда не встречала человека, который понимал бы меня, как ты.
– Я. чувствую то же самое. Я так скучала по тебе, Виви. – Лулу взяла бутылку и отпила глоток, какое-то время они сидели молча.
Наконец Женевьева заговорила:
– Ты слышала о Нормане Беттерсоне?
– Да, вчера вечером. Эдвард Хаусен ворвался в «Койот» и рассказал всем. Они за полчаса выпили три стакана в память о Беттерсоне. Когда принялись наполнять стаканы по новой, Хаусен отправился рассказать новость в клуб «Жокей». Думаю, тяжелая у него выдалась ночка.
– Помянем Нормана. – Женевьева подняла бутылку, выпила и протянула ее Лулу, та сделала то же самое.
– Сегодня похороны Гая Монтерея, – сообщила Лулу. – Ты слышала?
– Нет. А как же Шепот? Их похоронят вместе?
Лулу покачала головой:
– По всей видимости, она была замужем за американцем. Он заберет ее домой.
– Он не может так поступить!
– Очевидно, может.
– Но они любили друг друга. – Женевьева откинулась на кровать и лежала, глядя на испещренный пятнами потолок. – Странная любовь, но все равно любовь. Они умерли вместе, держась за руки. Они должны вместе лежать в земле.
– Шери. – Лулу ласково погладила ее по щеке. – Дело ведь не в Гае Монтерее, правда? Что случилось?
Женевьева снова села на кровати.
– Я собиралась уйти от Роберта и остаться с Паоло. Но я только что узнала, что он предал меня, и теперь я не понимаю, как поступить.
Лулу встала и положила мундштук на трюмо. Она наполнила стакан молочно-белой водой из-под крана и, повернувшись спиной к Женевьеве, залпом выпила его. Когда она снова заговорила, по-прежнему стояла к ней спиной, опершись о раковину:
– Что значит – он предал тебя?
– Он рассказал своей ведьме Ольге о малышке Жозефине. Ты можешь себе представить?
– Он признался?
– Конечно нет. Но как еще она могла об этом узнать?
Воздух наполнился едким запахом, что-то горело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49