Невероятное количество ступенек. Словно Женевьева взбиралась на высокую гору.
– Оскар Уайльд в какой-то степени мой кумир, – говорил Монтерей. – Он лучше кого-либо, живого или мертвого, в блеске острейшего ума, в сочетании утонченных чувств. Каким-то образом он никогда не надоедает. «Портрет Дориана Грея» – просто блистательное произведение. Я немного похож на него, вам не кажется?
– На Уайльда?
– На Дориана Грея.
На верху лестницы Женевьева обернулась, чтобы взглянуть на него.
– Что вы хотите этим сказать? – Вдруг у нее перехватило дыхание.
– Что случилось? – спросил Монтерей.
– Смотрите?
С потолка свисал скелет, одетый в желтый дождевик, изо рта у него торчал презерватив. Монтерей усмехнулся:
– Вот это да. Вам не кажется это забавным?
– Это просто ужасно. – Женевьева собиралась сбежать вниз по ступенькам, но он преградил ей дорогу.
– Он умер в Париже. Я имею в виду Уайльда. В отеле «Эльзас» на рю де Бёю-Ат. Знаете, какими были его последние слова? Глядя на безвкусные обои, он сказал: «Они меня убивают. Кому-то из нас придется уйти». По всей вероятности, обои победили писателя.
– Я ухожу. – Женевьева попыталась пройти мимо Гая, но он по-прежнему стоял у нее на пути.
– Вам понравился мой набросок черепа? – Теперь Монтерей понизил голос и говорил шепотом. – Вы сохранили его? Я очень надеюсь, что да.
– Но вы сказали, что это шутка!
– Это был подарок, моя милая. Специально для вас.
– О чем вы говорите?
– Вы прекрасно знаете.
Собрав силы, Женевьева отпихнула его в сторону. Когда она сбежала вниз, из комнаты на первом этаже неожиданно выскочила Лулу и схватила ее за руки. Она где-то потеряла свой тюрбан и была босой.
– Милая моя, ты должна это увидеть!
– Лулу, где ты была? Нам нора ехать.
Но Лулу тянула ее за собой.
В центре выложенного бирюзой пола находилось углубление, в нем располагалась просторная ванна, там лежали четверо обнаженных людей, две женщины и двое мужчин. Одним из них оказался Норман Беттерсон. В дальнем конце обнаженная пара сидела на краю, болтая ногами и распивая коктейли, еще одна обнаженная пара сжимала друг друга в страстных объятиях в углу, частично скрываясь от взглядов за широкими листьями тропического растения.
– Пойдем, Виви. – Лулу развязывала завязки на своем платье.
– Чей это дом? – Женевьева изо всех сил старалась не смотреть.
– Что? – Лулу боролась с застежками.
– Я спросила, чей это дом?
– Какой-то американки с забавным именем, – откликнулась Лулу. – Но в любом случае кому до этого есть дело?
– Не бойтесь скелета, – послышался сверху голос Гая. – Это всего лишь маленькая девочка. Я позаимствовал ее из магазина медицинских товаров.
– Ну, пойдем же! – хохотала Лулу. – Чего ты ждешь?
22
В квартире было темно и тихо. Женевьева, стараясь не шуметь, закрыла входную дверь, скинула туфли и на цыпочках прокралась в комнату. Наполовину раздевшись, села на кровать, бездумно уставилась в пространство. Она дома, все осталось позади, так почему же она не чувствует себя в безопасности? Почему ей просто не посмеяться над событиями прошедшего вечера, почувствовав облегчение оттого, что Роберт быстро уснул, а затем самой улечься в кровать?
И тут в дверь два раза постучали.
– Женевьева? – Роберт подергал дверную ручку. – Заперто! Зачем ты запираешься от меня?
– Дорогой мой, это не имеет к тебе никакого отношения. Я всегда запираю на ночь дверь. Это всего лишь привычка.
– Привычка? Немедленно открой.
Она громко зевнула.
– О, Роберт, а не может это подождать до утра? Я так сладко спала.
– Вздор. Не прошло и пятнадцати минут, как ты вошла в квартиру. Я слышал.
– Я так устала, что просто без сил упала на кровать и уснула.
Скрипнула половица. Может быть, он возвращается в свою комнату?
– Сейчас пятый час, Женевьева!
– Господи, неужели? Тогда понятно, почему я так устала. – Она скинула белье и потянулась за ночной рубашкой. – Ложись спать, дорогой. Я совершенно разбита.
– Женевьева! – Его голос сорвался на крик. – Я приказываю тебе немедленно открыть дверь.
Затем послышался глухой удар, словно он ударил в дверь кулаком. Или головой.
– Хорошо, я иду. Только успокойся. – Она старалась говорить ровным тоном, успокаивала дрожь в руках, поворачивая ключ в замке.
Роберт был очень бледен. Его кулаки сжимались и разжимались. И в то же время он казался каким-то потерянным. Он не мог дать волю своей ярости теперь, когда дверь открылась, и они оказались лицом к лицу.
– Где ты была?
– Ты же знаешь, я была на вечеринке с Лулу.
– Все это время?
– Потом мы пошли на другую вечеринку. Я хотела вернуться домой, но очень беспокоилась за нее. Она вечно попадает в неприятности. Понимаешь, она слишком много выпила.
Он вздохнул и взъерошил волосы.
– Хочешь войти? – Она изо всех сил старалась говорить ласково, хотя это было нелегко.
– Спасибо. Хочу. – Он шлепал по ее комнате, засунув руки глубоко в карманы халата. – Если честно, Женевьева, мне ужасно надоело твое чересчур независимое поведение.
– Это больше не повторится, я обещаю. – Она смотрела на свои ладони, уговаривая себя: «Иди к нему, обними его, смягчи его гнев», – но по-прежнему сидела на том же месте и кусала ногти.
– Я не хочу, чтобы ты шлялась по городу вместе с Лулу. Хватит.
– Да, конечно. – Это был единственный способ положить конец пытке. Подойти к нему и покончить с пустыми разговорами.
– Мне интересно, что это за жена, которая разгуливает по городу без мужа до четырех утра?
– Я так виновата, Роберт.
Теперь Роберт подошел к ней. Он толкнул ее на кровать и, взобравшись на нее, широко раздвинул ее ноги. Его губы целовали ее шею, она ощущала прикосновение жестких усов, слышала его вздохи. Неумелая возня с халатом, и его рука пробралась под ее ночную рубашку, оказалась у нее между ног. Она заплакала, беззвучно, не желая, чтобы он услышал ее плач, наваливаясь на нее всей тяжестью тела.
«Пусть это произойдет, – уговаривала она себя. – Пусть произойдет. Скоро все закончится, он уйдет, а ты сможешь заснуть».
Казалось, что она изнемогает под его весом. Затем он вошел в нее, и она уже не могла спрятаться. Он целовал ее лицо. Кровать принялась отбивать привычный такт. Тук-тук. Так всегда было у них с Робертом. Но сегодня ночью что-то изменилось. Возможно, стало еще более механическим. Ушла нежность. Вероятно, что-то изменилось в ней самой.
– Я боюсь, – прошептала самой себе Женевьева, когда Роберт, наконец, ушел к себе. – Мне очень страшно. – Она лежала на своей половине кровати, сжавшись в комок, комкая в кулаке простыню и не в силах уснуть.
23
В день, когда должны были делать школьные фотографии, сиятельная Женевьева Сэмюэл проснулась и обнаружила на подбородке прыщик.
– Какое это имеет значение? – Ирэн Николас сидела на соседней кровати. – Это всего лишь дурацкая фотография.
– Это невразумительный довод. – Женевьева прижгла прыщик одеколоном и поморщилась. – О, смотри, я сделала еще хуже.
– Какой довод? – Тут Ирэн понимающе улыбнулась. – Ах, я понимаю. Ведь дело в том мальчике, правда? Ты знаешь, о ком я говорю. Это сын фотографа, Александр? Если честно, Дженни, в нем нет ничего особенного.
Женевьева опустила карманное зеркальце, махнула рукой на прыщик.
– У него самые прекрасные карие глаза в мире.
– Такие глаза у всех щенков, – захохотала Ирэн. – И еще у коров.
Специальный помост был сооружен точно так же, как и в прошлом году. Деревянный стул с высокой спинкой стоял напротив черной бархатной занавески. Мистер Джилс возился с камерой, установленной на треноге, а его семнадцатилетний сын настраивал и регулировал мощные лампы.
– Мисс… Сэмюэл? Ваше сиятельство мисс Женевьева Сэмюэл? – Мистер Джилс прочитал имя девушки, даже не посмотрев в ее сторону.
– Да, это я.
Но Александр не сводил с нее глаз. Прекрасных глаз.
– Садитесь, пожалуйста, на стул, – предложил мистер Джилс.
Женевьева взобралась на помост и села, чувствуя, как пульсирует прыщик на подбородке. Возможно, если она чуть-чуть наклонит голову, Александр ничего не заметит.
Произошла заминка из-за проблем с камерой, и мистер Джилс, забыв о Женевьеве, увлеченно занялся аппаратурой. Его сын тем временем подошел поближе.
– Я запомнил вас с прошлого года, – спокойно сказал он. – Вы очень фотогеничны.
– Благодарю вас.
– Мне хотелось бы вас сфотографировать. Обычно я всегда бываю в магазине в воскресенье днем, совершенствуюсь в фотографии. Вы можете прийти.
Мистер Джилс выпрямился.
– Ну вот, все в порядке. Давайте приступим. – У мистера Джилса была бледная кожа и хохолок, который делал его похожим на графа Дракулу.
– Мисс Сэмюэл, повернитесь слегка в угол и сложите руки на коленях. Вот так, прекрасно. Поверните лицо немного вперед.
Александр, у которого тоже был хохолок, но не столь ярко выраженный, незаметно подмигнул Женевьеве. Мистер Джилс выразил недовольство:
– Александр, прекрати фамильярничать, иди сюда, займись делом, будь хорошим мальчиком.
Похоже, у всех девочек в дортуаре были новые, увлекательные романтические приключения. Миллисент Хорнби (ей было семнадцать, на год старше Женевьевы) только что получила письмо от своего молодого человека Эдварда, друга детства, и настояла на том, чтобы прочитать его вслух перед всеми девочками. Милли, не переставая, обсуждала его достоинства. София Харкер (на год моложе Женевьевы) не преставала хвастаться своей разгорающейся дружбой с одним юношей по имени Джулиан Честертон, тот учился в школе для мальчиков в соседней деревне. В выходные у них было назначено тайное свидание.
Ирэн Николас говорила об Александре Джилсе. Она утверждала, что во время фотосессии парень пытался передать ей записку.
– Ты уверена? – уточнила Женевьева.
– Конечно. – Ирэн лежала на кровати и читала «Джен Эйр». Она даже не оторвалась от книги. – Он с меня глаз не сводил.
– Но ведь ты все-таки не получила записку? К твоему сведению, это могла быть квитанция из фотоателье.
– Женевьева. – Ирэн отложила книгу. – Не надо ревновать, он того не стоит.
– Я ревную? – Женевьева попыталась расхохотаться, но у нее вышло очень неубедительно.
В воскресный полдень Женевьева дожидалась автобуса, чтобы отправиться в город, нарушив правило не покидать пансион без разрешения. На самом деле она не намеревалась встречаться с Александром, просто хотела на несколько часов сбежать от подружек с их бесконечными разговорами о мальчиках. Но когда она сошла с автобуса, ноги сами понесли ее прямо к небольшому, невзрачному фотоателье. Девочка решила не обращать внимания на вывеску «ЗАКРЫТО» и взялась за дверную ручку.
Дверь открылась. Женевьева вошла в приемную. На столе, за которым никого не оказалось, стоял телефон, лежали журнал для записи клиентов, карандаш и колокольчик. Она не стала звонить, прошла дальше по узкому коридору. В конце располагалась дверь с надписью: «Не входить».
За дверью находилась студия. Кресло с высокой спинкой, скамеечка для ног, высокая деревянная скамья и пара стульев стояли в ряд. Напротив дальней стены висела бархатная портьера на передвижной перекладине, она служила фоном для школьных фотографий, так же как и ширма с изображением скучной пасторальной сцены. Перед портьерой стояло маленькое розовое кресло. В дальнем конце помещения находилась еще одна дверь, надпись на которой гласила: «Темная комната. Вход строго воспрещен». Женевьеве показалось: она слышит, как Александр ходит за этой дверью.
Тут она затряслась от страха и присела в кресло, пытаясь сохранить самообладание.
И что теперь делать?
Раздался беспечный свист.
Обрадуется ли он?
На носке одной из ее новых красных туфелек с ремешками в форме буквы «Т» засохло пятно грязи. Она послюнила палец и потерла его.
«Я должна постучать в ту дверь!» Но она словно приклеилась к креслу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49