- Тысячу лет первому упоминанию о венике на Руси отмечали. Восемьсот лет русскому граненному стакану - тоже, как и триста лет побегу Жилина и Костылина. Что на этот раз? Взятие Рима чукчами?
- А это идея, - улыбнулся Осенев. - Альбина здесь, Машуня?
- Забыл? - искренне удивилась она. - С мужем сегодня изволят отбыть в Иерусалим.
- Да-а, - протянул Дмитрий с сожалением, - не повезло евреям. Мало им Ясира Арафата, еще и Альбина на их голову.
- Себя пожалей. Тебе велено передать, чтобы к возвращению материал по "маняку" лежал у нее на столе.
- Хорошо не сам "маняк", - буркнул Осенев.
- А самого слабо? - поддел его Павлов.
- Ох, май дарлинг, - сочувственно глянул на него Осенев, - я, по выражению Машуни, уже не мусороуборочная машина, а простой влюбленный мужик. Укатали сивку...
- Может, мне передашь?
- На бифштекс с кровью потянуло? - усмехнулся Дмитрий. - Там, Юра, такая скотобойня, что нормальному человеку лучше за версту обойти.
- В каком смысле - "скотобойня"?
- В прямом. Сдается мне, "маняк" на мясокомбинате работал когда-то.
- И что?
- Что... Комбинат обанкротился, человека в утиль списали. Он, бедолага, помыкался, помыкался и решил властям вексель предъявить за "бесцельно прожитые годы". Счет пошел, как говорится, по головам.
- Откуда у тебя информация?
- Волка ноги кормят - изрек Осенев. - Да черт с ним, с "маняком". Что ты там по поводу Рима и чукчей говорил? Зови остальных. - Юрий поднялся. Подожди, - остановил его Осенев, глядя на Машу: - как насчет того, чтобы все прошло в здоровой и культурной атмосфэре?
- Димка, ты змей! - возмутилась она.- А газета?
- Господи, да у нас еще две ночи впереди.
- Осенев, окстись! Сколько номеров по пьянке вышло. От газеты за версту водкой несет.
- И хорошо! - бодро отреагировал Дмитрий. - И обрати внимание, возврат - минимальный. А почему? Народу на опохмелку тратиться не надо. Он, как начитается между наших косых строк, - все, готов! Голова - туман, ноги ватные, слегка тошнит и общая расслабуха. А денежки, заметь, целые. Вообщем так, Мария, как старший по чину и по возрасту, приказываю: региональный семинар на тему: "Роль отечественной водки в совершенствовании методов работы СМИ" перенести в более подходящее для этого помещение. Юра, зови ребят. По машинам и едем ко мне домой.
Пока коллеги с интересом исследовали новое пристанище Осенева, Маша на пару с ним готовили в кухне закуску. Она украдкой следила за Дмитрием и, наконец, не выдержала:
- Димка, сядь!
Он отложил нож и буквально рухнул на мягкий уголок.
- Не могу, - выдавил хрипло.
- Вижу, не слепая. Я понимаю, тебе муторно оставаться одному, так ехал бы на квартиру или к матери. Какого черта ты приволок сюда наш "тимуровский отряд"? И что, в принципе, такого страшного произошло? Что-о?!! Да пойми: что она ра-бо-та-ет! Ее ох-ра-ня-ют!
- Тех тоже охраняли.
- Тьфу ты! - не сдержалась она. - Да кто их охранял? Сам говорил, если и с ментами накладка выйдет, Мавр и Кассандра ее обязательно защитят. Давай, Димыч, выпьем по маленькой, а?
Он кивнул, соглашаясь. Маша, неумело скрутив пробку на бутылке с "Пшеничной", плеснула в две чайные чашки.
- Ты ведь не пьешь водку, - Осенев с удивлением заметил, что чашки наполнены почти наполовину.
- Один раз в год и баллистическая ракета летает. За твою Аглаю! - она лихо опрокинула чашку и выпила до дна крупными глотками. И тотчас начала судорожно хватать ртом воздух. - Осенев, закусь дай! - загробным, хриплым басом выдавила Машуня, покрываясь красными пятнами.
Держа свою порцию невыпитой в руке, другой Осенев принялся лихорадочно запихивать ей в рот ветки укропа и петрушки. Машка скривилась и с отвращением выплюнула зелень в мусорное ведро.
- Димыч, блин, ты шо, не русский?!! - тем же хриплым басом рявкнула она. - Я тебе не лошадь Прживальского. Шо ты мне траву суешь? Огурец соленый дай! Ты еще за жену не выпил?!!
Димка машинально выполнил ее команду, почти не почувствовав обжигающе-горячую жидкость. Михайлова протянула ему наколотый на вилку огурец.
- У-ух! - перевела она дух и неожиданно засмеялась: - Ты посмотри, как мы в свою тару вцепились, не оторвешь. Красивые чашки, - она в упор взглянула на Дмитрия. - Загадывай желание. Не жалко будет грохнуть за Аглаю?
Он на миг закрыл глаза и тут же их открыл. В них горел неиссякаемый азарт.
- Все, загадал. Бьем?
Они разом размахнулись и... разбилась лишь одна чашка. Та, что была в руках Осенева непостижимым образом отскочила от пола и плюхнулась в миску с водой, из которой обычно пил Мавр. Маша завороженно смотрела, как Димка медленно достает чашку из миски, старательно стряхивает с нее капли воды и осторожно ставит на подоконник распахнутого настежь окна.
- Ты разбила мою. Из этой всегда пила Аглая, - бесцветным голосом проговорил он.
Она увидела в его глазах знакомый ей бездонный провал - нечеловеческую тоску. А в комнатах дома играла музыка, слышался веселый смех и обрывки разговоров редакционных коллег. Чтобы исключить ненужные разговоры, Дмитрий сказал им, что Аглая на время уехала, не объясняя причин, о которых, впрочем, никто из чувства деликатности и не стал допытываться. Правду знала одна Михайлова. Теперь они стояли друг против друга и не знали, что делать, что говорить и как себя вести.
Напряженную паузу разорвал резкий, стреляющий звук. Осенев увидел, как лицо Маши, обращенное к окну, приобретает выражение крайнего смятения.
- Юрка, отходи! - дико закричала она и рванулась к окну.
Димка стремительно развернулся на сто восемьдесят градусов и увиденное заставило его резко схватить Машу поперек туловища. Потеряв равновесие, они вдвоем упали на пол. Затем последовал слабый вскрик, утонувший в оглушительном треске. Как при замедленной съемке они наблюдали шокирующую картину: в открытое настежь окно медленно заваливалась огромная, сухая, отколовшаяся от ствола ветка ивы. С глухим, громоподобным звуком она тяжело рухнула на подоконник. Из коридора, тем временем, уже спешили сотрудники редакции, слышались возбужденные возгласы и топот ног. Дмитрий и Маша, приподнявшись, во все глаза смотрели на подоконник, где среди скрюченных, мертвых ветвей ярким голубым пятном на самом краю стояла чашка Аглаи. В носу у Марии нестерпимо защекотало и она судорожно вдохнула оседающую в кухне древесную пыль.
- А-ап-п-пчхи-и! - непроизвольно дернулась Михайлова, взмахивая руками и ударяя по отросткам свисавших с улицы ветвей.
От ее движения голубая чашка Аглаи сдвинулась, накренилась и полетела на пол, разбиваясь на десятки мельчайших осколков. Как говорится, вдребезги! Осенев закрыл глаза и, не отдавая отчета в своих действиях, захохотал, крича, как одержимый:
- Машка, она все-таки грохнулась!!! Она разбилась, Машуня!
Вслед за его словами началось настоящее святопредставление. Все загомонили, закричали, засуетились, сталкиваясь и мешая друг другу, задавая вопросы и удивляясь, на предельном эмоциональном уровне выражая свое отношение к происшедшему. Затем, одурев от происходящего, проявляя героические усилия, попытались затащить ветку в дом.
- Нет, вы определенно чокнулись! - перекрывая общий гвалт, закричал Олег Даньшин. - Это же не новогодняя елка, что вы ее в дом тащите?! Или в детство впали, решили возле пионерского костра посидеть?
Постепенно до народа дошло. Гурьбой высыпали во двор. Даже Юрка Павлов, с головой, живописно перевязаннной бинтом. В тот момент, когда ветка готова была рухнуть, он гулял в саду прямо под злополучной ивой. Спасли его отчасти собственная реакция и заполошный, отчаянный крик Машуни. Только слегка расцарапало веткой голову. Рана была не серьезная, но крови пролилось достаточно. Женская половина редакции проявила недюжинные познания и оперативность в оказании первой медицинской помощи "пострадавшим от экологической катастрофы", включая "противошоковую терапию" Павлову, Михайловой и Осеневу в водочном эквиваленте. Примечательно, что если бы не мужская половина "Голоса Приморска", Павлов был бы сейчас похож на египетскую мумию, спеленатую бинтами с головы до ног. Отбили его от доморощенных сестер милосердия "железным" аргументом:
- Если вы его всего перевяжите, как он пить будет и чем рюмку держать? - резонно заметил Сергей Корнеев.
Дамы согласились и Машка, критически оглядев его забинтованную голову и заметив кровь на куртке, авторитетно изрекла:
- "Голова обвязана, кровь на рукаве..." - это про тебя. Ты, Юрчик, у нас теперь Щорсом будешь.
- "След кровавый стелется по сырой траве..." - допел Даньшин. - Все на ликвидацию последствий!
Народ бодро и поспешно принялся убирать завалы из веток. Дамы поначалу изъявили страстное желание поучаствовать в "субботнике", но Осенев безапелляционно их отстранил:
- Нет уж, милые, идите в дом и готовьте "поляну", а мы быстренько управимся и присоединимся к вам.
Вскоре двор был приведен в более или менее нормальный вид.
- Странно, - заметил Корнеев, - окна целые, а чашка разбилась.
- Хорошо, что Машуню с Димкой не придавило, - подал голос Саша, водитель редакционной машины.
- Это потому, что она с Осеневым была, - засмеялся Сергей. - Он у нас известный фаворит у госпожи Фортуны.
Димка, выпрямляясь, резко поднял с земли охапку веток. И тут он заметил мимолетный взгляд, брошенный на Сергея одним из сотрудников и ошарашенно замер, настолько его поразил этот взгляд.
- Димыч, ты, часом, не веткой ли подавился? - толкнул его в бок Олег.
- А? - он вздрогнул и перевел на Олега потрясенный взгляд.
Тот, в свою очередь, помахал перед его лицом раскрытой ладонью и сильно вытаращил глаза:
- Димыч, ку-ку!
Осенев вновь взглянул в сторону озадачившего его коллеги, но тот, как ни в чем не бывало, весело хохотал над очередной шуткой Сергея. "Фу, черт, мерещится всякая дрянь! - подумал он, мотнув головой, но привидевшееся не отпускало. - А привиделось ли?" Этот эпизод прочно засел в голове и не раз потом в течение дня, как яд, проникая в мозг и душу, отравлял сознание.
Ближе к вечеру коллеги, оставив во дворе машины, в большинстве своем "на автопилоте", покинули, по словам Корнеева, "гостеприимную родовую дом-усадьбу Ланг-Осеневых", клятвенно заверив хозяина повторить "региональный семинар", но уже обязательно под патронатом блистательной Аглаи Сергеевны...
Осенев обошел дом, зашел в кухню. Все было тщательно вымыто и прибрано, лишь под батареей громоздился ряд бутылок. Взгляд его упал на миски в уголке. Между ними что-то лежало. Дмитрий наклонился и поднял. Сердце сжало тисками тоски: на руке покоился осколок Аглаиной чашки маленькая золотистая ящерица на голубом фоне.
- Где ты, моя Саламандра? - шепотом прозвучало в тишине кухни, но он приказал себе: - Все! Хватит! Спать...
"На пятой и восьмой полосах еще и конь не валялся. Альбина завтра мне суд шариата устроит, с поочередным отрывом всех выступающих частей тела. Убьет прямо через Интернет. С нее станется, - думал он, раскладывая диван. Лечь в спальне у него не хватило духа. - Елы-палы, какие женщины меня покинули! За Аглаю и говорить нечего. А Альбина? Сколько вместе судов-атак отбито, сколько раз оборону держали от этих долбанных "нутрянных органов". Самодурства у нее, конечно, выше крыши, но все-таки есть "в ей кака-никака изюманка", как говорит Звонарев. - При мысли о Юрии, Димка скрипнул зубами и мысленно "отомстил": - Только появись на пороге, мой лепший, любимый мент - в порошок сотру! Я тебя... Я тебе..."
Осеневу снилось, что он плывет в лодке по широкой реке. Впереди, в такой же лодке - Аглая. Он почти догнал ее, протянул длинный багор, уцепился за корму. Но внезапно его лодку стало сильно раскачивать течением, откуда-то появились огромные валуны. Лодка билась о них, но он крепко держал в руках багор, подтягивая к себе лодку с Аглаей. Она была так близко, что он смог различить любимые черты лица: стоя на корме, она радостно улыбалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56