И те, кто работал в спецслужбах, слишком хорошо знали разницу между безобидными чудачествами и истинными чудесами. Творцов первых не составляло труда вовремя "ограничить и изолировать". Со вторыми часто возникали проблемы, решать которые, к сожалению, нередко приходилось радикально, как это ни прискорбно и печально, ибо при подобном финале разгадка чудотворцев безнадежно ускользала, вновь на долгие годы оставаясь неразрешенной.
Панкратов интуитивно чувствовал, что проигрывает Осеневой. Из факта проигрыша само собой разумеющимися вытекали следующие два: отставка и пенсия. В случае неудачи "привлечь Ланг на нашу сторону", люди, представляющие "нашу сторону", недвусмысленно дали понять Михаилу Петровичу, что вряд ли оставят ему даже такую малость, как тихая и мирная пенсионная пора. Слишком многое поставлено на карту. Приближались президенские выборы и, как водится, наступало время тотальной "промывки мозгов" населения. Способности Аглаи не только превосходили возможности всех известных до сего времени пиаровских технологий, но и значительно опережали их.
Все это прекрасно понимали сидевшие в кабинете Панкратов и Романенко. Несмотря на неоднократные утверждения руководителей спецслужб о непричастности их ведомств к большой политике, мало у кого оставалось сомнений об их действительной роли в той самой "большой политике". В конце концов, к какому бы ведомству не принадлежал человек, он всего лишь просто человек, со своими привычками, слабостями, привязанностями, пороками и достоинствами, умело и искусно манипулируя которыми при желании всегда можно заставить его сделать то, чего он, порой, и сам от себя не ожидает. Человек - явление общественное и вне его он существовать не может, а, следовательно, был есть и останется не сам по себе, а принадлежностью, частицей какого-либо социального клана, в свою очередь, являющегося выразителем тех или иных общественно-политических и общественно-экономических тенденций.
Михаил Петрович Панкратов и Виталий Степанович Романенко принадлежали к одному из влиятельных кланов в стране. Это, впрочем, и неудивительно, ибо сотрудники спецслужб просто по определению не могут принадлежать к "самому слабому звену". Скажем так, данный клан поддерживал существующего президента и первоочередной задачей считал для себя во что бы то ни стало протащить его на второй срок. Вот ради этого в войну кланов и "большую политику" и пытались втянуть Аглаю - обладательницу уникальных способностей, а в обычной жизни - любимую женщину журналиста Димки Осенева.
Ей же не нужны были ни войны таинственных кланов, ни "большая политика", ни предстоящие через несколько месяцев выборы очередного главаря нации. Ей хотелось нормальной жизни, при которой можно быть любимой, рожать и воспитывать детей, просыпаться со словами благодарности к тихому и уютному дому, засыпать на руке любимого мужчины, радоваться всем временам года, ощущать рядом загадочный, непредсказуемый мир растений и животных, принимать друзей и помогать по мере сил родителям. Казалось бы, ничего сложного и сверхъестественного, но, мой Бог, как много сил уходит у человека на воплощение этого в жизнь!
Затянувшуюся паузу решился нарушить Романенко.
- Аглая Сергеевна, - примирительно обратился он к ней, - поверьте, никто не собирается против воли привлекать вас, как вы выразились, "к сотрудничеству". Но мы хотели бы иметь гарантии, что ваши способности не будут однажды использованы против "местности, где вам, в силу обстоятельств, независящих от вас, приходится проживать", - не удержался он от колкости.
Аглая нервно сжала пальцы рук и покраснела от досады.
- Виталий Степанович, по-моему, вы несколько преувеличиваете мои способности, - холодно проговорила она. - В противном случае, меня надо бы посадить на цепь в подземелье, с прочными запорами и толстыми стенами. Чтобы я, чего доброго, не вылетела в трубу и не натворила неисчислимых бед.
По лицам сотрудников службы безопасности промелькнули кислые улыбки.
- Аглая Сергеевна, - обоатился к ней Панкратов, - возможно вам будет не безинтересно узнать, что в случае согласия ваш гонорар увеличится втрое.
При этих словах она закаменела: черты лица обострились, со щек мгновенно оплыл румянец, уступив место прозрачно-восковой бледности. Она порывисто поднялась и решительно проговорила:
- Простите, но наши встречи раз от раза приобретают все более бессмысленный характер. Михаил Петрович, со своей стороны, могу пообещать вам, что когда я решу нанести вред "местности, в которой проживаю", вы узнаете об этом первым. Или ваше ведомство, если для вас так привычнее. А сейчас позвольте мне вернуться домой.
Панкратов и Романенко в полном молчании проводили ее до двери. Холодно попрощавщись и посадив Аглаю в машину, они вернулись в кабинет.
- Что дальше? - без особого энтузиазма спросил Панкратов.
- Есть новости по "делу Гладкова", - напряженным голосом заметил Романенко. - На имя Кривцова поступил рапорт, в котором излагаются ошибки в оперативно-розыскных мероприятиях.
- Кто? - коротко бросил Панкратов.
- Звонарев.
Михаил Петрович тяжело вздохнул, сосредоточенно размышляя. На этот счет тоже имелись недвусмысленные инструкции. Хотя, откровенно говоря, выполнять их у него не было никакого желания. Но люди, эти инструкции разрабатывавшие, руководствовались прежде всего высшими интересами "определенных кругов". Из чего естественным образом вытекало, что интересы и жизнь простых смертных не имели ровным счетом никакого значения.
"... Рано или поздно, но кто-то еще вникнет в материалы дела и найдет в них массу несоответствий, - вспомнились Панкратову слова Аглаи. Получилось, что рано. Слишком рано... Стоило только копнуть и сразу стало понятно, что Гладков не имеет к преступлениям никакого отношения. Но отпустить его, значило бы лишить себя серьезного козыря в переговорах с Осеневой. Маньяк этот, как по заказу объявился. Очень кстати, - подумал Михаил Петрович, но тут же мысленно себя одернул. - Заигрались, господин полковник! - Кстати, не кстати, а теперь еще и Звонарев, тоже один из близких друзей этой безбашенной парочки Ланг-Осеневых. Кем из них пожертвовать?".
- Кривцов ознакомился с рапортом?
- Пока нет, - покачал головой Романенко. - Выехал в двухдневную командировку.
- Значит, Звонарев, - задумчиво протянул Панкратов. - Жаль... Хороший оперативник. - И он пристально взглянул на коллегу.
Романенко ответил ему понимающим, твердым взглядом, в котором не было и тени сомнений. Они много лет знали друг друга, прошли вместе одну школу выживания. Их нельзя было ничем удивить и в их отношении к существующему порядку вещей не было ничего личного. Они давно научились философски, без нервов, принимать действительность такой, какими были правила игры, придуманные и претворенные в жизнь задолго не только до их выбора, но и до рождения.
Слишком через многое приходится перешагивать тем, кто имеет отношение к спецслужбам - таково зачастую мнение непосвященных. Но спецслужбы - лишь отражение глубинной природы человека, одной из ее составляющих. И можно только догадываться, через что с готовностью перешагивают простые обыватели или "среднестатистические граждане", чтобы насытить собственную, личную "природу". Но себе, как правило, мы прощаем - если не все, то многое, в котором нередко присутствует и самое настоящее убийство -тайное, скрытое, неотмщенное и безнаказанное. Ведь убить человека - это не обязательно лишить его жизни...
... Приближались выборы. Страна превращалась в портовую таверну, где ушлые и хитрые вербовщики под хмельные призывы агитировали неисправимо доверчивых обывателей пополнить ряды неисчеслимой армии, собиравшейся в очередной поход за "светлым будущим" под знамена с изображением призрачного Эльдорадо. В стане многочисленных военачальников царили разброд, хаос, интриги и ненависть. На трон главаря рассматривалось несколько кандидатур. И что совсем уж выглядело комично и гротескно - претендентов была ровно чертова дюжина - весьма символично для власть придержащих. А в это время...
В маленьком, ничем не примечательном, превратившимся в странствующего нищего городке, затаился и ждал своего часа человек, чьи разум и душу полностью погребла под собой всемогущая власть зверя...
Осенев в течение двадцати минут тщетно пытался уговорить Корнеева пойти на пресс-конференцию мэра в исполком.
- Да пойми, Серега, не могу я разорваться! - нервничая, раздраженно выговаривал Дмитрий.
- Пошли Павлова Юрку, - стойко сопротивлялся Сергей. - Дим, что угодно, честное слово, только не на эти рожи смотреть. У меня на них аллергия! Да и что нового может родить наш вечный попрошайка? О чем не спроси у него, ответ один: мол, поехал я, любимый, то в одну столицу, то в другую, просил столько-то, а дали - столько-то или и того не дали. Надоело эту галиматью слушать, ей-Богу! Почему другие города не шастают с протянутой рукой, а если и протянут, им что-нибудь да положат - на хлеб, чаек и сахарок. Мы же, как проклятые...
Раньше Приморск давал пятьдесят процентов бюджета Крыма. А нынче мы "аппендикс". Но сдается мне, аппендикс - мягко сказано. Наша жизнь все больше начинает напоминать процессы, происходящие в органе, которым благополучно заканчивается желудочно-кишечный тракт, - тяжело вздохнув, заключил Корнеев.
- Все сказал? - ехидно ухмыльнулся Осенев. - А теперь берешь ручку, блокнот, диктофон, фотоаппарат и... смело, товарищи в ногу! В исполком.
Корнеев, кряхтя, нехотя стал выбираться из-за стола, негромко, но внятно, специально для Дмитрия, бурча под нос ругательства, непревзойденным виртуозом которых он слыл среди журналисткой братии Приморска. Причем, в его устах и интерпретации они вовсе не несли в себе что-либо неприличное и резкое для просвященного интеллигентного слуха.
Поток слов, произносимых Корнеевым, решительно пресекла длинная трель телефонного звонка.
- Похоже, междугородний. Из Иерусалима, - со скрытым злорадством высказался Осенев и, поднимая трубку, глядя на Сергея, голосом заправского школьного ябеды выдал: - Попался, Селезинька, сесясь я тете Альбине все ласкажю, как ты меня не слюсяися. Она миня стальсим назначиля. Вот! Слусяю вась, - кривя губы, состроив подобострастную рожу, проговорил он в трубку. Но услышав ответ, мгновенно подобрался, тем не менее продолжая сюсюкать: Миня зовут Ваницка, да, здеся, сисясь позову. Я? Син сотлудницы. - Осенев осторожно положил трубку на стол и закричал: - Дядя Дима, вась к тилифоню!
Корнеев, вытаращив глаза, изумленно уставился на коллегу, забыв, казалось, даже о дыхании. Наконец, он судорожно перевел дух и шепотом спросил:
- Димыч, может... это... врача? Ты, как, в порядке?
Но тот лишь прыснул, отрицательно качая головой и, старательно напрягая голосовые связки, чтобы выглядело как можно грубее, проговорил, взявши вновь трубку телефона:
- Слушаю, Осенев. Добрый день, Леонид Владимирович. Обязательно... Масса вопросов, но, боюсь, не все они вам понравятся. - Он вдруг засмеялся: - Ну, если вы обещаете... Даже так? С удовольствием! Хорошо, хорошо, буду обязательно.
Дмитрий попрощался и медленно опустил трубку на рычаг. Потом резво подскочил на стуле и энергично потер руки, лукаво и озорно глянув на присмиревшего и ничего не понимающего Корнеева.
- Иес! Как говорится, "к нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол"! Догадался, кто звонил?
- Пацюк? - ошеломленно спросил Сергей.
Димка согласно кивнул:
- Он, родимый. Но не сам факт, Серый, а то, что главарь администрации посетовал на прохладные отношения с "независимым изданием". К чему бы это, а?
- Как говорил другой классик: "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.". Эхе-хе-хе-е... А для чего ты тут комедию ломал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Панкратов интуитивно чувствовал, что проигрывает Осеневой. Из факта проигрыша само собой разумеющимися вытекали следующие два: отставка и пенсия. В случае неудачи "привлечь Ланг на нашу сторону", люди, представляющие "нашу сторону", недвусмысленно дали понять Михаилу Петровичу, что вряд ли оставят ему даже такую малость, как тихая и мирная пенсионная пора. Слишком многое поставлено на карту. Приближались президенские выборы и, как водится, наступало время тотальной "промывки мозгов" населения. Способности Аглаи не только превосходили возможности всех известных до сего времени пиаровских технологий, но и значительно опережали их.
Все это прекрасно понимали сидевшие в кабинете Панкратов и Романенко. Несмотря на неоднократные утверждения руководителей спецслужб о непричастности их ведомств к большой политике, мало у кого оставалось сомнений об их действительной роли в той самой "большой политике". В конце концов, к какому бы ведомству не принадлежал человек, он всего лишь просто человек, со своими привычками, слабостями, привязанностями, пороками и достоинствами, умело и искусно манипулируя которыми при желании всегда можно заставить его сделать то, чего он, порой, и сам от себя не ожидает. Человек - явление общественное и вне его он существовать не может, а, следовательно, был есть и останется не сам по себе, а принадлежностью, частицей какого-либо социального клана, в свою очередь, являющегося выразителем тех или иных общественно-политических и общественно-экономических тенденций.
Михаил Петрович Панкратов и Виталий Степанович Романенко принадлежали к одному из влиятельных кланов в стране. Это, впрочем, и неудивительно, ибо сотрудники спецслужб просто по определению не могут принадлежать к "самому слабому звену". Скажем так, данный клан поддерживал существующего президента и первоочередной задачей считал для себя во что бы то ни стало протащить его на второй срок. Вот ради этого в войну кланов и "большую политику" и пытались втянуть Аглаю - обладательницу уникальных способностей, а в обычной жизни - любимую женщину журналиста Димки Осенева.
Ей же не нужны были ни войны таинственных кланов, ни "большая политика", ни предстоящие через несколько месяцев выборы очередного главаря нации. Ей хотелось нормальной жизни, при которой можно быть любимой, рожать и воспитывать детей, просыпаться со словами благодарности к тихому и уютному дому, засыпать на руке любимого мужчины, радоваться всем временам года, ощущать рядом загадочный, непредсказуемый мир растений и животных, принимать друзей и помогать по мере сил родителям. Казалось бы, ничего сложного и сверхъестественного, но, мой Бог, как много сил уходит у человека на воплощение этого в жизнь!
Затянувшуюся паузу решился нарушить Романенко.
- Аглая Сергеевна, - примирительно обратился он к ней, - поверьте, никто не собирается против воли привлекать вас, как вы выразились, "к сотрудничеству". Но мы хотели бы иметь гарантии, что ваши способности не будут однажды использованы против "местности, где вам, в силу обстоятельств, независящих от вас, приходится проживать", - не удержался он от колкости.
Аглая нервно сжала пальцы рук и покраснела от досады.
- Виталий Степанович, по-моему, вы несколько преувеличиваете мои способности, - холодно проговорила она. - В противном случае, меня надо бы посадить на цепь в подземелье, с прочными запорами и толстыми стенами. Чтобы я, чего доброго, не вылетела в трубу и не натворила неисчислимых бед.
По лицам сотрудников службы безопасности промелькнули кислые улыбки.
- Аглая Сергеевна, - обоатился к ней Панкратов, - возможно вам будет не безинтересно узнать, что в случае согласия ваш гонорар увеличится втрое.
При этих словах она закаменела: черты лица обострились, со щек мгновенно оплыл румянец, уступив место прозрачно-восковой бледности. Она порывисто поднялась и решительно проговорила:
- Простите, но наши встречи раз от раза приобретают все более бессмысленный характер. Михаил Петрович, со своей стороны, могу пообещать вам, что когда я решу нанести вред "местности, в которой проживаю", вы узнаете об этом первым. Или ваше ведомство, если для вас так привычнее. А сейчас позвольте мне вернуться домой.
Панкратов и Романенко в полном молчании проводили ее до двери. Холодно попрощавщись и посадив Аглаю в машину, они вернулись в кабинет.
- Что дальше? - без особого энтузиазма спросил Панкратов.
- Есть новости по "делу Гладкова", - напряженным голосом заметил Романенко. - На имя Кривцова поступил рапорт, в котором излагаются ошибки в оперативно-розыскных мероприятиях.
- Кто? - коротко бросил Панкратов.
- Звонарев.
Михаил Петрович тяжело вздохнул, сосредоточенно размышляя. На этот счет тоже имелись недвусмысленные инструкции. Хотя, откровенно говоря, выполнять их у него не было никакого желания. Но люди, эти инструкции разрабатывавшие, руководствовались прежде всего высшими интересами "определенных кругов". Из чего естественным образом вытекало, что интересы и жизнь простых смертных не имели ровным счетом никакого значения.
"... Рано или поздно, но кто-то еще вникнет в материалы дела и найдет в них массу несоответствий, - вспомнились Панкратову слова Аглаи. Получилось, что рано. Слишком рано... Стоило только копнуть и сразу стало понятно, что Гладков не имеет к преступлениям никакого отношения. Но отпустить его, значило бы лишить себя серьезного козыря в переговорах с Осеневой. Маньяк этот, как по заказу объявился. Очень кстати, - подумал Михаил Петрович, но тут же мысленно себя одернул. - Заигрались, господин полковник! - Кстати, не кстати, а теперь еще и Звонарев, тоже один из близких друзей этой безбашенной парочки Ланг-Осеневых. Кем из них пожертвовать?".
- Кривцов ознакомился с рапортом?
- Пока нет, - покачал головой Романенко. - Выехал в двухдневную командировку.
- Значит, Звонарев, - задумчиво протянул Панкратов. - Жаль... Хороший оперативник. - И он пристально взглянул на коллегу.
Романенко ответил ему понимающим, твердым взглядом, в котором не было и тени сомнений. Они много лет знали друг друга, прошли вместе одну школу выживания. Их нельзя было ничем удивить и в их отношении к существующему порядку вещей не было ничего личного. Они давно научились философски, без нервов, принимать действительность такой, какими были правила игры, придуманные и претворенные в жизнь задолго не только до их выбора, но и до рождения.
Слишком через многое приходится перешагивать тем, кто имеет отношение к спецслужбам - таково зачастую мнение непосвященных. Но спецслужбы - лишь отражение глубинной природы человека, одной из ее составляющих. И можно только догадываться, через что с готовностью перешагивают простые обыватели или "среднестатистические граждане", чтобы насытить собственную, личную "природу". Но себе, как правило, мы прощаем - если не все, то многое, в котором нередко присутствует и самое настоящее убийство -тайное, скрытое, неотмщенное и безнаказанное. Ведь убить человека - это не обязательно лишить его жизни...
... Приближались выборы. Страна превращалась в портовую таверну, где ушлые и хитрые вербовщики под хмельные призывы агитировали неисправимо доверчивых обывателей пополнить ряды неисчеслимой армии, собиравшейся в очередной поход за "светлым будущим" под знамена с изображением призрачного Эльдорадо. В стане многочисленных военачальников царили разброд, хаос, интриги и ненависть. На трон главаря рассматривалось несколько кандидатур. И что совсем уж выглядело комично и гротескно - претендентов была ровно чертова дюжина - весьма символично для власть придержащих. А в это время...
В маленьком, ничем не примечательном, превратившимся в странствующего нищего городке, затаился и ждал своего часа человек, чьи разум и душу полностью погребла под собой всемогущая власть зверя...
Осенев в течение двадцати минут тщетно пытался уговорить Корнеева пойти на пресс-конференцию мэра в исполком.
- Да пойми, Серега, не могу я разорваться! - нервничая, раздраженно выговаривал Дмитрий.
- Пошли Павлова Юрку, - стойко сопротивлялся Сергей. - Дим, что угодно, честное слово, только не на эти рожи смотреть. У меня на них аллергия! Да и что нового может родить наш вечный попрошайка? О чем не спроси у него, ответ один: мол, поехал я, любимый, то в одну столицу, то в другую, просил столько-то, а дали - столько-то или и того не дали. Надоело эту галиматью слушать, ей-Богу! Почему другие города не шастают с протянутой рукой, а если и протянут, им что-нибудь да положат - на хлеб, чаек и сахарок. Мы же, как проклятые...
Раньше Приморск давал пятьдесят процентов бюджета Крыма. А нынче мы "аппендикс". Но сдается мне, аппендикс - мягко сказано. Наша жизнь все больше начинает напоминать процессы, происходящие в органе, которым благополучно заканчивается желудочно-кишечный тракт, - тяжело вздохнув, заключил Корнеев.
- Все сказал? - ехидно ухмыльнулся Осенев. - А теперь берешь ручку, блокнот, диктофон, фотоаппарат и... смело, товарищи в ногу! В исполком.
Корнеев, кряхтя, нехотя стал выбираться из-за стола, негромко, но внятно, специально для Дмитрия, бурча под нос ругательства, непревзойденным виртуозом которых он слыл среди журналисткой братии Приморска. Причем, в его устах и интерпретации они вовсе не несли в себе что-либо неприличное и резкое для просвященного интеллигентного слуха.
Поток слов, произносимых Корнеевым, решительно пресекла длинная трель телефонного звонка.
- Похоже, междугородний. Из Иерусалима, - со скрытым злорадством высказался Осенев и, поднимая трубку, глядя на Сергея, голосом заправского школьного ябеды выдал: - Попался, Селезинька, сесясь я тете Альбине все ласкажю, как ты меня не слюсяися. Она миня стальсим назначиля. Вот! Слусяю вась, - кривя губы, состроив подобострастную рожу, проговорил он в трубку. Но услышав ответ, мгновенно подобрался, тем не менее продолжая сюсюкать: Миня зовут Ваницка, да, здеся, сисясь позову. Я? Син сотлудницы. - Осенев осторожно положил трубку на стол и закричал: - Дядя Дима, вась к тилифоню!
Корнеев, вытаращив глаза, изумленно уставился на коллегу, забыв, казалось, даже о дыхании. Наконец, он судорожно перевел дух и шепотом спросил:
- Димыч, может... это... врача? Ты, как, в порядке?
Но тот лишь прыснул, отрицательно качая головой и, старательно напрягая голосовые связки, чтобы выглядело как можно грубее, проговорил, взявши вновь трубку телефона:
- Слушаю, Осенев. Добрый день, Леонид Владимирович. Обязательно... Масса вопросов, но, боюсь, не все они вам понравятся. - Он вдруг засмеялся: - Ну, если вы обещаете... Даже так? С удовольствием! Хорошо, хорошо, буду обязательно.
Дмитрий попрощался и медленно опустил трубку на рычаг. Потом резво подскочил на стуле и энергично потер руки, лукаво и озорно глянув на присмиревшего и ничего не понимающего Корнеева.
- Иес! Как говорится, "к нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол"! Догадался, кто звонил?
- Пацюк? - ошеломленно спросил Сергей.
Димка согласно кивнул:
- Он, родимый. Но не сам факт, Серый, а то, что главарь администрации посетовал на прохладные отношения с "независимым изданием". К чему бы это, а?
- Как говорил другой классик: "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.". Эхе-хе-хе-е... А для чего ты тут комедию ломал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56