Рассудил вроде бы здраво: охранник обязательно услышит шум мотора и выйдет встречать прибывших, но вполне возможно, не услышит и не увидит тихо идущего человека. Встречаться с ним не хотелось бы...
Но пришлось.
Крупный, несколько грузноватый усач с цепкими глазами вырос у самой калитки, ничего не спрашивая, смотрит на меня, щелкает радиотелефоном. Все, приплыли.
- Падунец, Федор Савельевич, - говорю, сам от себя не ожидая такой наглости.
Усач повторяет услышанную фамилию, дожидается ответа и кивает головой:
- Проходите.
Вот так! И тут бывают свои сбои в бухгалтерии: человека давно уже нет, а из списков не вычеркнули. И документы не проверяют. Непорядок. Но за такой непорядок поблагодарить часового надо. В качестве поощрения я дарю ему дружескую улыбку, топаю вдоль озерца. Вот в этой беседке состоялось наше знакомство с Викой. Жаль, что она не сидит здесь по-прежнему: придется бегать по палатам. Нет, это не дело, конечно. Надо заглянуть прямо к Бабашвили и выяснить, что с моей любимой и где она.
Противнейший холодок прошелся под ребрами: а если Вика вообще не здесь, может же быть такое? Что, в Москве только одна загородная больница?
Первый этаж, поворот налево, ступеньки наверх. Ни одного больного не попалось на глаза. Что у них, мертвый час? Стучу в знакомую дверь, не дожидаясь ответа, открываю ее, перешагиваю порог. Все ясно, попал на обед. Илья Сергеевич сидит уже перед пустыми тарелками, пьет чай с лимоном.
- Я занят, простите.
- Это вы меня простите, Илья Сергеевич. У меня нет возможности ждать, я должен увидеть Вику.
Серебряная ложечка звякнула о стакан, руки доктора заметно дрогнули.
- Кузнецов? Как вы вошли сюда?
Он ставит на поднос стакан, опускает руку... Там может быть кнопка сигнализации, оружие... Выхватываю из кармана пистолет:
- Не надо!
Бабашвили заметно бледнеет, кладет руки на крышку стола, но говорит спокойно, только тихо:
- Этого еще у нас не было. Знал, что в дерьмо попал, но не думал, что по больнице с оружием бегать начнут.
- Где Вика? - спросил я.
- Так, значит, от вас ее упрятали?
- Илья Сергеевич, вы много говорите, я же жду всего-навсего коротенького ответа...
- Коротенький не получится. Вы все-таки разрешите мне взять из стола салфетки? И наберитесь хотя бы на пару минут терпения, чтобы понять, в чем дело. Вика здесь, и в той же палате, в какой была раньше. Привезли ее сюда в плохом, полубессознательном состоянии - кололи сильнейший препарат, блокирующий психику, волю. Эти ампулы тоже сюда доставили. Мне, как мальчику, настоятельно рекомендовали пользоваться ими, рекомендовали в таком тоне, что я не имел права отказаться. Но поскольку последствия подобных инъекций могут быть страшными...
У меня, наверное, что-то случилось с лицом, поскольку Илья Сергеевич дальше продолжил скороговоркой:
- Не надо так смотреть, все нормально! Я ввожу ей совершенно безвредные препараты, но у нас с ней договор: если кто-то еще есть в палате, то она ведет себя... странно, скажем так.
- Она в палате не одна?
- Одна. Но в любой момент туда может войти Светлана, моя, так сказать, помощница. На самом деле - человек, контролирующий меня.
- И вы это терпите?
- А что остается делать? Идти работать в районную поликлинику? А на что кормить семью?
- Но такой ценой...
- Не надо об этом! Я все-таки стараюсь хотя бы перед собой быть честным, деньги отрабатываю. - Он сделал ударение на последнем слове. - И потом, меня уже просто не отпустят отсюда, не позволят ни свое дело открыть, ни в другой лечебнице устроиться. Правда, если узнают, что я принимал вас, устроил встречу с Викой, то отношение ко мне, думаю, изменится. В худшую, естественно, сторону.
- И что вы предлагаете?
Бабашвили встал из-за стола:
- Я полагаю, что помогаю порядочному человеку. Во всяком случае, Вика так о вас отзывалась. Она мне кое-что рассказывала. Пойдемте!
- А осведомитель, Света, она здесь? Мы можем встретить ее в коридоре или в палате?
- Скорее всего, в палате. Не знаю, какое конкретно задание она получила, но постоянно крутится возле Вики.
- Тогда простите меня, но это для вашей же пользы. - Я вынул из кармана пистолет. - Пойдете под конвоем. Я вынудил вас идти, понимаете?
- Не совсем. Но я специалист в своем деле, вы - в своем. Поступайте, как знаете.
Коридор был по-прежнему пуст. Вошли в палату. Вика, кажется, спала. У окна на стуле сидела Светлана, листая журнал. Я быстро оглядел помещение. Труба парового отопления спускалась с потолка и уходила в пол в углу. Светлана уже поднималась навстречу нам и шевелила губами. Пистолет она увидела, теперь пусть увидит и браслетики. Я вынул наручники, защелкнул правый на ее руке, а левый, предварительно пропустив его меж трубой и стеной, на запястье Бабашвили:
- Посидите так пять минут, и без шума... простите, девушка, я, кажется, разбудил вас?
Последняя фраза была обращена уже к Вике. Та приподнималась на кровати, недоуменно глядя на меня.
- Костик?
- Ты можешь ходить?
Она спустила ноги на пол, поднялась, держась за спинку кровати.
- Вот и хорошо. - Я обнял ее за талию. - Посидим немного в кабинете доктора.
Ступала она не совсем уверенно не только в палате, но и в коридоре.
- Можешь не притворяться, тебя уже эта шпионка не видит.
- Костик, - она прижалась ко мне, заплакала, - меня чем-то накачали, я теряю ориентацию.
- Илья Сергеевич? - спросил я и сжал кулаки.
- Нет, перед тем как сюда везти, еще дома. Вошел Белаков, с ним еще кто-то, наверное, врач. Заставили проглотить несколько таблеток, потом - не помню...
Поплыла.
Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
- Я пришел за тобой. Мы исчезнем и отсюда, и из этого города.
- Начнем новую жизнь? - спросила она, и слезы опять наполнили ее глаза. - Костик, ты не понял главного. Мы никогда не избавимся от своего же прошлого. Мы можем поменять и паспорта, и прописку, но - не избавимся!
- Неужто мы с тобой слабее обстоятельств, Вика?
- Не слабее... И не сильнее... Раз бежим от них. А я вот и бежать не могу, ноги не слушаются... Ты как меня нашел?
Я коротко рассказал ей обо всем, что произошло за эти дни. Она ахнула:
- Ты действительно сжег все мосты, тебе некуда возвращаться. Остается и впрямь податься на край света. И все из-за чего, Костик, а? Из-за того, что чистым захотел стать? Да кому она нужна, наша чистота?! Чистые или от голода сдыхают, или вешаются!..
Вика стала дрожать, как от холода, я обнял ее, погладил жесткие непокорные волосы:
- Успокойся, Вика! Успокойся, все будет хорошо. Мы попробуем, попробуем не замараться и доказать всем им...
- Кому, глупыш? Кому всем? Да начихают они на твои доказательства! У этих всех иные ценности, они просто не поймут тебя! А поймут - так будет еще хуже: раздавят. Уезжай, уезжай, Костик, куда глаза глядят! Хоть я и не хочу с тобой расставаться...
Я прикрыл ей ладонью рот.
- Ты права, Вика. Убегать - последнее дело. Потерпи немного, я что-нибудь придумаю.
- Что ты придумаешь? Тебе ведь и думать некогда! За тобой идет охота, ты понимаешь это? Тебя флажками красными обнесут - и Белаков, и милиция, и Толик... А ты все мечтаешь, как бы никого не укусить...
- Все, Вика, все! Мне пора уходить. Ты будь умницей. Здесь будь. Илье Сергеевичу, кажется, можно доверять? Потому не торопись выписываться, жди от меня вестей. А пока возвращайся в палату. Возьми ключ от наручников. Постой здесь, возле окна, и только когда увидишь, что я вышел за калитку, отстегнешь их.
- Меняемся, - слабо улыбнулась она. - Вот моя связка. Кому придет в голову искать тебя в моей квартире?
39
Охранник демонстративно смотрел в глубину леса, будто даже замечать не хотел, кто это вышел из больницы и зашагал к трассе. Пусть любой выходит, его дело - не впускать, и он знает это отлично.
Частник согласился подкинуть только до ближайшего метро, но мне это как раз и надо было. Нечего светиться средь бела дня возле дома Вики.
От метро я позвонил своей соседке, жившей этажом ниже.
- Константин? А к тебе милиция приходила, нас расспрашивали, где ты.
- Если будут спрашивать еще, скажите, уехал к тетке, в глушь, в Саратов...
Так, обвинение в разбойном нападении на мне, значит, есть. Появляться дома не следует. К Насте наведаюсь только в крайнем случае: незачем такую квартиру светить. Остается воспользоваться ключом, который дала Вика.
Бутерброды, кофе, ванна - и вот я уже почти в форме, только спать охота. Но все равно ведь делать нечего в темноте, а свет зажигать опасно. Кто знает, что предпримет Белаков, получив информацию от Светланы о моем посещении больницы. Прилетят мотыльками на свет крутые мальчики, и не устраивать же тут с ними потасовку и стрельбу?! Хотя стрелять есть чем.
Я накрыл ладонью пистолет Белакова. Игрушечка. Полный магазин патронов. Хорошо бы мне их не растратить, выйти из игры чистым. С каждым днем сделать это все сложнее и сложнее, уже и представить трудно, какие выходы у меня есть. Если не считать тот, о котором говорила Вика: сдохнуть с голоду или полезть в петлю. Да и то ведь посмертно повесят на меня того же Падунца. Мертвый я буду для всех очень удобен.
С этой не больно веселой мыслью я и заснул, чтобы проснуться от яркого света, ударившего в глаза. В голове еще не рассеялась пелена ночных сновидений, и потому я не сразу осознал, где нахожусь и что за люди ходят по комнате. А когда осознал, захотелось опять заснуть и забыться.
Поодаль, у двери, потирал руки, хищно поглядывая на меня, один из тех двоих, с которыми я навещал Белакова. А рядом, у кровати, крутил на пальце золотую цепочку Толик.
- Прости, мы без стука, - сказал он. - Но ты подставил меня, крупно подставил, и потому мне не до условностей. Такое придумать: стравить меня и с кем?!
- Голь на выдумки хитра, - ответил я. А что я еще мог ответить?
- Голь... - Толик присел на стул. - Знал бы я, что ты действительно голь... Вот здесь я ошибся, поверил в ваше общее дело с Балушем. В наше время ведь миллионами не швыряются, миллионы можно вложить так, чтобы получить миллиарды. А ты?..
- А что я?
- А ты написал записку: "Отдающий долги". Черная паста, серая оберточная бумага. Зачем ты это сделал?
- Появился шанс честно пожить.
- Дурак! Вот сегодня, в четверг, на рассвете, пятнадцатого сентября, мы тебя шлепнем, и думаешь, кого-то это обеспокоит?
Я покосился на окно. Действительно, начинало светать.
- Или ты думаешь, что ты рыжей крале нужен? Объясняю популярно: это не так! Ее туз потихоньку стареет и помногу пьет, в постели он женщину не устраивает, и она при помощи тебя просто торгуется с ним. А если больше заплачу я, то я ее буду трахать, а вы с ним станете рядышком и зажжете для большего интима свечи.
- Значит, если у меня будут деньги, я смогу то же самое делать с Эммой?
Лицо Толика как было бесстрастным, так таким и осталось.
- Столько денег у тебя никогда не будет. Да и тебя самого скоро не будет. Ради этого я и прибыл сюда, хотя на подобные спектакли не хожу. Но это не простая разборка, это последняя встреча с сумасшедшим. Как же ты представлял свою новую жизнь, скажи?
Я промолчал, и продолжил опять Толик:
- Мой отец потом и кровью, в прямом смысле, добивался нынешнего своего положения. Раньше машинами торговал, отдал дело мне и теперь он московский нефтяной король, у него есть казино, дома, но он знает, что до конца жизни не выйдет из игры. Это он, кстати, дал знать, где ты находишься. В клинике еще со славных старых времен остались "жучки", люди отца ими, естественно, пользуются... Так вот, отец по своей воле из игры не выйдет. Я, как и ты, руки стараюсь не пачкать, но понимаю, что до поры. Держу хороших исполнителей... Ты, кстати, был бы хорошим исполнителем.
- Таким, кто отбирал бы у Падунца шкатулки? За что вы его убрали?
- Нет, таким бы, кто стрелял меж глаз! Падунец действовал грубо, его бы опознали и вычислили... Да что там жалеть: был уголовником - им и остался.
- А вы с отцом масштабнее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16