Сразу накинулся на жареную курицу, ещё теплую внутри кокона из фольги. Впрочем, убогая больничная еда стимулирует аппетит, если не отбивает напрочь. Но Валентина приготовила ему много всего, чуть не полную сумку, так что до следующего дня должно было хватить.
Тут появился Клим с авоськой, полной апельсинов, бутылок с минералкой и пакетов с соком. В палате стало шумно. Вовец взял сумку, где ещё был изрядный кусок курицы в фольге, пластиковая банка йогурта и несколько яблок, добавил пару апельсинов и литровый пакет сока, поднялся и объявил:
- Мне надо ещё с одним больным конфиденциально пообщаться. Повернулся к Валентине. - Я схожу, ладно?
Та заботливо поправила ему воротничок, коснулась руки, кивнула и разрешила:
- Сходи, только не очень долго.
У Клима с Серым глаза на лоб полезли от такого зрелища.
В ожоговом отделении Вовец спросил пробегавшую по коридору медсестру, не скажет ли, в какой палате Фарид.
- Фамилия какая? - бросила та через плечо, уносясь дальше.
- Да хрен её знает, - чертыхнулся Вовец, бросаясь следом, - татарская, поди. Задница у него обгорела и спина тоже.
- В восемнадцатой, - буркнула сестра и исчезла за поворотом.
Фарид лежал на животе, подсунув под грудь тощую подушку, сложенную вдвое, и читал растрепанную книжку. Спину его охватывала марлевая повязка с проступившими серо-желтыми лекарственными пятнами. Нижнюю часть тела прикрывали широкие больничные штаны неопределенного цвета. Вовец придвинул табуретку и присел рядом. Две койки в палате были пусты, а ещё на одной сидел синий человек с толсто забинтованными по самые плечи руками. Чуть приглядевшись, Вовец понял, что это просто старый алкаш. Фарид повернул голову и удивленно уставился на Вовца.
- Здорово, что ли, - улыбнулся тот и пожал лежащую на простыне руку. Не узнал?
- Узнал, как не узнал? - обрадовался Фарид. - Не ожидал просто. Думал, все, не увидимся больше. А я вот так лежу все время, не шевелюсь, чтоб зарастало скорей. Дня через три уже могут выписать.
Вовец полез в сумку, зашелестел фольгой, развернул курицу, положил на постель перед Фаридом. Вкусно запахло жареной курятиной. Алкаш поднялся с койки и взволнованно прошелся по палате, осторожно неся перед собой забинтованные руки, словно огромные белые варежки. Фарид поднял лицо и беспомощно, как ребенок, взглянул на Вовца. И тот увидел, как на темно-карих глазах парнишки набухают слезы. Фарид зажмурился, аж влага проступила меж веками, ударил кулаком по матрасу и яростно прошептал:
- Сволочи, сволочи, твари...
- Ты что это? - Вовец потрепал его по затылку. - Брось. Поешь-ка лучше.
- Приехали, твари, - Фарид закрыл лицо руками, упер локти в матрас, слова сквозь сомкнутые пальцы доносились неразборчиво, - сам Шуба явился. Баксы отобрал, двести не хватило, на долг перевел. Сказал, разборка со мной будет, когда домой приеду. Говорит: деньги взял - обязан был тебя грохнуть. Ищи, говорит, где хочешь, и кончай. А деньги в зачет той тыщи баксов, что у Кучки не нашли. - Он потер глаза, шмыгнул носом. - Даже курить не оставили, паскуды, а ты мне поесть принес...
- Федя, - проскрипело за спиной. Это алкаш подал голос. - Феденька, ты меня покормишь?
- Дед, уйди, а? - отозвался Фарид не поднимая головы.
Вовец молча отделил пласт белого куриного мяса с поджаристой шкуркой и сунул в готовно распахнувшийся беззубый рот. Мелко жуя, так, что все лицо двигалось, алкаш с довольным видом направился в коридор.
- Мать только обрадовалась, - снова заговорил Фарид. - Когда меня нет, у ней с отчимом все хорошо. Не люблю я его. А тебя я узнал. Тогда на отвале с сыном был, а мы... Ты ведь меня тоже узнал? В темноте, когда завалило, что хочешь мог со мной сделать. Или там оставить. Мог ведь?
- Мог, мог, - Вовец опять по-отечески потрепал его по волосам. И то сказать: Фарид всего-то на четыре года старше его Олежки, и в самом деле в сыновья годится. - И ты со мной мог. Но не сделал. Ты ешь давай, успеешь наговориться. А кто такой этот Шуба?
- Смотрящий, главный в районе, авторитет, в общем, - Фарид промокнул глаза узким вафельным полотенцем и принялся за курицу. Похоже, изрядно оголодал на больничных харчах.
Вовец расспросил его поподробней о делах Шубы и его людей, о том, как они изложили Фариду ситуацию с прорывом плотины. Ободрил, выложил из сумки гостинцы, дал десятку на сигареты и распрощался.
Когда вернулся в терапию, Клим тут же кинулся к нему и принялся яростно трясти руку.
- Поздравляю, Валя нам все рассказала, - радость его была совершенно искренней. - Вот уж не думал.
- Чего не думал? - так же искренне удивился Вовец.
- Что вы так быстро поженитесь.
Порозовевшая Валентина взяла под руку оторопевшего Вовца.
- Это он уже сам придумал. Ты его, Володя, не слушай. Ему просто гульнуть как следует хочется, вот и пытается на свадьбу раскрутить.
- Да хотя бы на банкетик мало-мальский, - рассмеялся Клим.
- Вот ребят выпишут, соберемся семьями и отпразднуем все сразу - и выздоровление, и ваш фарт, и мой, - она глянула Вовцу в глаза и прижалась к нему плечом.
* * *
Кентавр и Дыба были раздражены. Шуба со своей шайкой окраинной шпаны не оправдал их надежд. Ленивые, тупые, бездарные истребители пива и жвачки не очистили территорию от хиты, не обнаружили буровую, потому что так далеко не заезжали, и вообще превратили работу в пикник на обочине. Мало того, потеряли двоих убитыми и нескольких ранеными. Слухи о такой катастрофе распространились по всему Тагилу и достигли ушей тех, от кого Шуба тщательно скрывал свою операцию. В результате городские авторитеты выразили свое глубокое разочарование окраинным смотрящим. Он ввязался в какие-то сомнительные дела на чужих территориях, что могло вызвать обострение отношений с местными преступными лидерами. Почти перестал вносить деньги в общак, поскольку не умел увеличить доходы, да ещё понес потери и не отомстил за убитых и изувеченных. Такой человек не мог далее занимать руководящую должность в криминальных структурах, и Шубе ясно дали понять, что его заменят, как только найдется подходящий кандидат.
Было отчего прийти в уныние. Падение с вершины иерархической пирамиды к самому подножию весьма болезненно. Бывшие подчиненные обычно тут же припоминают все обиды, а кроме того, предстоит заново отбивать для себя местечко ближе к верхам, чтобы не оказаться на нижней ступеньке, так сказать, возле параши. Поэтому Шуба стремглав кинулся к своим екатеринбургским партнерам за содействием. У него ещё имелся шанс остаться наверху. Для этого следовало наказать виновных в гибели его бойцов и срочно добыть денег, да побольше.
На одной из пригородных баз отдыха состоялось совещание. По отдельности приехали Кентавр, Дыба, Шуба, Коля Ченшин и Аркаша Вершинин, как бы на рыбалку. Никакой сауны, выпивки и закуски в этот раз не было, только минералка, хоть и импортная. Шуба было завозникал насчет ужина и рюмки, но его сразу поставили на место, объяснив, что не гулять собрались, а по делу. Тогда Шуба начал требовать денег в качестве компенсации за бесславно павших и побитых, чем вызвал неудержимый смех у всех присутствующих. А Дыба сказал:
- Если тебе за них сейчас бабки дать, завтра ты остальных перебьешь и снова за компенсацией явишься. Если они такие бараны, что дали себя замочить, значит туда им и дорога.
Объяснив всю бесперспективность притязаний, Шубе указали на провал по его вине всей операции и объявили о расторжении договора, чем привели Шубу вначале в замешательство, а потом в дикую ярость. Он принялся рвать у себя на груди рубаху, материться, брызжа слюной, угрожать и махать пистолетом, мол, от него так просто не отделаться, у мафии, мол, длинные руки с острыми когтями. Никого он не испугал. Дыба и не таких видывал, сам на зоне парился в свое время. Кентавр, как бывший комсомольский вождь, тоже не привык склонять голову перед каждым уголовником, да ещё и просчитал ситуацию наперед. Эту вспышку предугадать тоже было несложно, и он к ней морально подготовился. Коля Ченшин сидел у Шубы за спиной на пристенном диванчике и держал руку в кармане на рукоятке "Макарова", снятого с предохранителя. А Аркаша, словно серый мышонок, скрючился в уголке, положив на коленки папку со стопкой бумаги, и тихонько стенографировал происходящее, фиксируя психологическое состояние тагильского партнера. Он тоже просчитал ситуацию и ждал, когда Шуба сломается и начнет клянчить.
Ждать пришлось недолго. Шуба, влезший без разрешения криминальной верхушки на чужую территорию и пожелавший в одиночку заглотить жирный кусок, не мог теперь обратиться к авторитетам за помощью, а сам по себе ничего не значил. Через пару минут, когда набор угроз и ругани стал повторяться в третий раз, а резкие жесты утомили и сделались вяловатыми, он перестал выглядеть страшным, а сделался смешным.
- Высказался? - остановил его Кентавр. - Теперь моя очередь. Будем считать, что ты ничего не произнес, а мы ничего не услышали. Хотя обычно такие слова не прощаем. По нашим сведениям, у тебя осложнились отношения с боссами, да и орлы твои ропщут. Короче, или ты прекращаешь выпендриваться и начинаешь работать, или вали в свой Тагил. - Поморщился. - И не тряси пушкой, как молодой боец.
Шуба скис. Он прекрасно понимал, что его нанимают для выполнения грязной работы, а потом собираются выбросить за ненадобностью, но выбора не оставалось. Убрал свой облезлый ТТ и, катая желваки на щеках, кивнул. К столу подсел Ченшин и расстелил карту. Он получил нагоняй гораздо раньше, но сохранил самообладание. В общем-то ему уже незачем было работать на эту фирму, но резко уходить не хотелось, чтобы не вызывать лишних подозрений. Объемистый пакет с изумрудами он припрятал у себя в гараже, и теперь предстояло найти покупателей.
- Так, - сказал Ченшин, - вот здесь обосновались наши конкуренты. Намереваются приступить к разработке месторождения изумрудов. Надо им испортить малину.
* * *
Странное ощущение - проснуться среди станков и ящиков с камнями. А в плечо уютно посапывает молодая женщина. Ее густые каштановые волосы пахнут ромашкой, а теплое дыхание согревает руку. Вовец осторожно, чтобы не разбудить Валентину, дотянулся до часов. Уже восемь, впрочем, не так уж и много, можно ещё понежиться в постели с любимой женщиной. Валентина сонно пошевелилась, потерлась щекой и осторожно поцеловала Вовца в грудь, двинула головой, откидывая волосы с лица.
- До чего же хорошо! - она потянулась, обняла Вовца и крепко прижалась к нему полной грудью. - Давай весь день проваляемся? Тебе ведь тоже хорошо?
- Еще как! - он провел ладонью по её гладкой спине.
- Лучше, чем с другими?
- У меня нет других, - улыбнулся Вовец, - да и не надо.
- Не будешь объявление в газету подавать про женщину с ребенком?
- Теперь уже поздно, постаралась одна перехватчица, - он потрепал её каштановые локоны, глубоко погружая в них руку, - а жаль, такое классное объявление пропало, полночи сочинял.
- Ну-ка, - Валентина подняла голову, с интересом поглядела в глаза Вовцу, - огласи.
- Значит, так, - он откашлялся, как артист, настраивающий голос, и с пафосом объявил: - "Мужчина! Будет рад!"
- Здорово! - восхитилась Валентина. - Прямо в точку. А теперь я отвечаю через ту же газету. - Она тоже откашлялась и артистически откинула руку. - "А уж я-то как рада! Подпись - Женщина."
И тут противно зазвонил телефон. Валентина со вздохом отлепилась от Вовца, завернулась в одеяло, нехотя пошлепала босиком в другую комнату. Вовец, оставшийся голым на раскладном диване, прогнулся, потягиваясь, и обессиленно расслабился. Прошедшая ночь по энергозатратам равнялась дню работы в шахтном забое.
- Володя! - крикнула из другой комнаты Валентина. - Это тебя! Вернулась, придерживая на груди одеяло, и ещё раз повторила удивленно: Тебя спрашивают. Ты кому-то номер уже успел дать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70