- Здравствуйте, - чуть смущенно улыбнулся молодой человек. - Куда пойдем? Или поедем? Машина ждет. Тут за собором, буквально сто метров.
- Давайте погуляем, - предложил Толмачев. - В машинах я накатаюсь.
И они пошли вдоль молчащих стен, по косогору с мягонькой травкой. Безлюдно и покойно было тут, хотя невдалеке дышал город, и звуки его, словно волны ленивого прибоя, приглушенно доносились до кремлевского холма.
- Вы удачно выбрали место, - сказал Толмачев. - Здесь можно загорать голышом.
- Можно, но лучше бы этого не делать, - рассудительно сказал молодой человек. - Итак, если позволите... Я готов доложить справку.
Толмачев вновь закурил, посмотрел на мягкую бородку и безвольный толстогубый рот. Когда-то он видел на сцене вот таких интеллигентов - в чеховских пьесах. И подавил раздражение: работать приходится с теми людьми, которых заслуживаешь.
- Вы просто рассказывайте, - попросил он, пытаясь улыбнуться как можно дружелюбнее. - Не думайте о справке. Мне важны детали.
Молодой человек потерзал бородку, чуть ослабил узел шелкового серого галстука.
- По моим данным, в город перебрасывается три батальона мотопехоты. А также разведбат неполного штатного востава. Разведбат планируется разместить в общежитии фабрики. С мотострелками сложнее. Капитальных помещений под казармы для них в городе просто нет. Это все-таки более полутора тысяч человек.
- Извините, - перебил Толмачев с любопытством. - Вы служили в армии?
- Да. Перед дембелем я был старшиной роты.
- Хорошо, продолжайте.
- Городская администрация, хоть и с большой неохотой, рассматривает возможность размещения солдат в профилакториях и пансионатах. В частности, в профилактории нашего оборонного завода.
А дирекция этого не хочет.
- Почему?
- Ну... Оборонка сейчас вообще в сложном положении. Заказов почти нет. Половина рабочих предупреждена о сокращении, остальным грозят неоплаченные отпуска. А профилакторий у завода большой, санаторного типа. Бассейн и все такое.
Содержать его накладно. Минобороны обещает заводу, что будет платить за профилакторий стабильно, пока не построят казармы. Однако завод не верит. Какая может быть стабильность, когда в наших воинских частях офицеры третий месяц не получают зарплату?
- Интересно... - сказал Толмачев. - Вы сможете подбросить заводу идею сдать профилакторий серьезной организации за твердую валюту?
- Нет проблем. Коммерческий директор - мой приятель.
- Отлично. Готов с ним встретиться и дать гарантии, что завод получит хорошие деньги за аренду.
- А если на завод нажмут сверху?
- В Москве остались головные ведомства оборонки, и дорогу к ним ваш коммерческий приятель, конечно, не забыл. Пусть ездит туда и плачется. Не сошелся же свет клином на Серпухове, верно? Тут и так хватает вояк... Короче, надо побрыкаться.
- Понятно, - сказал информатор. - Побрыкаемся.
- Организуйте выход на центральные структуры, формирующие общественное мнение. Встречайтесь с депутатами и чиновниками Нажимайте на то, что культурно-историческая и социальная атмосфера города может резко осложниться с появлением почти двух тысяч солдат. Между прочим, эти солдаты имеют боевой опыт... Значит, дисциплина в подразделениях оставляет желать лучшего. Подключите к этой проблеме областную и центральную прессу. Дайте журналистам возможность порезвиться. Разрушение хрупкой культурной оболочки грубым армейским сапогом! А тем временем мы инициируем создание в городе университета. Почему бы нет? Чем Серпухов хуже Оксфорда или Кембриджа? Университету потребуется помещение под аудитории, общежития, библиотеку... Словом, Серпухов нельзя отдавать армии. Мотострелки могут послужить родине и в других городах, подальше от Москвы.
- Наконец-то, - сказал информатор, - появляется работа. Когда меня два года назад перевели в Серпухов, я думал поначалу, что сойду с ума. Кандидатскую начал писать...
- Это мне знакомо, - кивнул Толмачев. - Я тоже писал кандидатскую.
- Да... если бы не ракетное училище, если бы не научные центры в Пущине и Протвине, я думаю, Управление никогда бы и не вспомнило, что существует тихий город Серпухов.
- Значит, теперь развеете скуку, и я рад за вас, - улыбнулся Толмачев. - А теперь одна маленькая просьба... Скажите, где эта улица?
И он достал листочек с адресом Полины.
22
"Защититься от профессионала тяжело. Абсолютно защищенных от покушения людей вообще нет...
Для обычных мирных обывателей профессиональные наемные убийцы прямой физической опасности не представляют. Они - опосредованная угроза для общества в целом. Каждая профессионально выполненная ликвидация - это прецедент, показывающий, что, в принципе, проблемы можно решать и таким образом.
Убивают сегодня не потому, что плохи милиция, бандиты или бизнесмены. Убивают потому, что это возможно".
А. Константинов.
"Кто такие наемные киллеры..."
"Комсомольская правда",
1994, 19 июля.
Раз-два в неделю Седлецкий звонил по вечерам домой. Семья - святое. Он обстоятельно рассказывал о погоде в горах, о ценах на здешних рынках, об успехах экспедиции и о том, как скучает по жене, дочери, теще, кошке Венерке и суке Мальвине.
И на этот раз он не отступил от обязательной программы. Зато жена отступила. Правда, она, как обычно, тоже рассказала о погоде в Москве. А потом высказала глубокое удовлетворение успехами Седлецкого и пожелала новых - и ему, и всем членам его высоконаучной экспедиции. Затем сообщила, что экспедиция, на ее взгляд, несколько затягивается. А поскольку лето уже почти наполовину прошло, то она решила взять на себя труд организации летнего отдыха. Ведь у Седлецкого, озабоченного перспективами развития российской филологической науки, на это нет времени. Оказывается, жена достала себе и дочери путевки в Крым, в Понизовку. И заказала билеты до Симферополя. Завтра они уезжают. За собакой и кошкой присмотрит бабушка. А за бабушкой присмотрит соседка. Так что все складывается удачно, российская наука и дальше может развиваться семимильными шагами.
А Седлецкий может не возвращаться в Москву хоть до Нового года, хоть вовсе.
- Как это - вовсе? - сильно удивился Седлецкий.
- Вовсе - значит совсем, - сухо сказала Елизавета Григорьевна. - Береги себя. Не пей на ночь молоко из холодильника.
И бросила трубку. Седлецкий так и не успел сказать, что возвращается в Москву. Он попытался снова связаться с домом, но линия оказалась перегруженной. А тут и Мирзоев пришел - вместе с молодым бегемотом в неизменной тенниске. За полчаса упаковались. Не нажили они в Ставрополе лишних вещей. Бегемот уехал с чемоданами, а Седлецкий с Мирзоевым отправились на свидание с полковником Адамяном, который наконец соизволил объявиться на жарком ставропольском горизонте.
Солнце клонилось к закату, но жара не спадала.
В Комсомольском парке цвели клумбы и шумела молодежь. На веранде знакомого кафе хлопали пробки - люди наслаждались жизнью и шампанским.
Мирзоев, возбужденный завершением операции, внешне ничем не выказывал своего настроения. Лишь говорил чуть больше обычного. Седлецкий его почти не слушал. Мир рушился! Он просто не мог представить, чтобы жена, дорогая Елизавета Григорьевна, которая не знала даже, где находится ближайшая железнодорожная касса... Летний отдых всегда был прерогативой Седлецкого. Он без труда - филолог, профессор - получал семейные путевки в Дома творчества писателей и журналистов.
Ялта, Пицунда, Дубулты... Несколько раз они отдыхали в Варне. Летний отдых был свят. Седлецкий умудрялся вырываться на море с женой и дочерью, даже когда работал в Афгане. А тут, значит... Сама!
Да, мир рушился. Теперь он понял: это окончательно.
Полковник Адамян пришел в штатском - бежевый костюм, желтая рубашка и полосатый галстук.
Сельский франт.
- Извиняюсь, дорогие друзья, извиняюсь! - сразу заворковал он, едва успел поздороваться. - Ничего не поделаешь, служба! В командировку ездил. Ну, вот приехал.
Он светил крупными белыми клыками, светил бараньими глазами навыкате, светил даже лоснящимся, похожим на сырой баклажан носом.
- Извиняюсь, что задержал вас в городе. И готов искупить вину, честное слово! Аллочка, радость моя, ты еще не забыла старого Рафика? Эти прекрасные цветы - тебе, душа моя!
Метресса ресторана "Кавказ" взяла охапку темных роз и усадила компанию за столик. Начальник особого отдела Отдельной армии традиционно прихватил Аллочку за задницу и доверительно объяснил, как надо обслуживать дорогих гостей, перед которыми он, видит Всевышний, виноват. А потом поднял глаза на честную компанию.
- Не будете возражать, дорогие друзья, если к нам присоединится один очень хороший человек и мой друг? Аллочка, прикажи поставить стульчик и прибор - Coco придет.
Через несколько минут в шумную и тяжелую полумглу ресторана вошел с улицы картинный капитан: тонкий, как свечка, в ладно пригнанной форме, с высокомерным породистым лицом. Аккуратно подбритые усики оттеняли резко очерченный капризный рот. Фуражку он держал наотлет, за тулью.
У стола чуть поклонился и едва слышно щелкнул каблуками. Мелькнул ровный пробор в жестких, тщательно уложенных волосах. Казалось, капитан сейчас отбросит фуражку, схватится за левый кармашек френча и запоет что-нибудь из "Интервенции"...
- Знакомьтесь, дорогие друзья! Капитан Георгадзе. Для близких - Coco. Для остальных - Иосиф Автандилович. Садись, душа моя, садись, Coco. He смотрите, друзья, что он такой строгий. Coco - нежный мальчик, настоящий романтик.
Георгадзе покраснел, словно его отхлестали по щекам, но Адамян, видимо, не заметил этого и продолжал:
- Мы собрались, Coco, чтобы отметить одно замечательное событие. У нашего дорогого друга Сараны, да продлятся дни его на высоком посту, прорезался последний зуб мудрости. Шутка! Но выпить за это предлагаю серьезно.
Пока Адамян болтал, Седлецкий, оскалившись в улыбке, внимательно и незаметно оглядывал зал ресторана. Мордоворотов, опекавших полковника в прошлую встречу, он не увидел. Либо на улице отираются, либо Адамян перестал опасаться, получив от Георгадзе подтверждение, что шаонские купцы действительно имеют все полномочия и не собираются покушаться на драгоценную жизнь начальника особого отдела.
Они успели выпить под первую перемену, и тут Седлецкий, сидящий рядом с Адамяном, смахнул на пол тарелку. Полковник, как хозяин застолья, обернулся, ища взглядом официанта. Мирзоев потянулся к большой хрустальной пепельнице перед полковником, стряхнул сигарету, а заодно бросил в фужер Адамяна крохотное белое зернышко, которое мгновенно растаяло. Капитан Георгадзе, видевший эту манипуляцию, лишь усмехнулся.
Через полчаса полковник положил перед собой салфетку и нарисовал на ней изогнувшуюся змейку, которую перечеркнул двумя линиями. Получился знак доллара. Рядом Адамян приписал внушительное число и передал салфетку Мирзоеву, продолжавшему играть роль старшего. Тот полюбовался художеством полковника и показал Седлецкому. На протяжении всей пантомимы Адамян болтал, не затыкаясь, Георгадзе потягивал минеральную воду, а Сарана истово закусывал, словно у него вырос не один зуб мудрости, а шестьдесят четыре. Седлецкий пожал плечами. Мирзоев бросил салфетку в пепельницу и поджег.
- Мы согласны, - сказал он.
- Отлично! - потер руки жестом удачливого барышника полковник. - Это надо обмыть обязательно!
Однако выяснилось, что дальнейшее возлияние Адамяну во вред - он начал заговариваться, опрокинул бутылку, бессмысленно завращал глазами и в конце концов рухнул выдающимся носом прямо в блюдце с бараньими хрящиками. Метресса Аллочка самоотверженно ринулась на помощь, но Сарана и Георгадзе уже подхватили полковника под руки и уволокли, как черти грешную душу. Вскоре Сарана вернулся и успокоил Аллочку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51