..
- Так помогите ему сориентироваться! - раздраженно сказал Мостовой.
- А чего мы тут митингуем? - спросил, словно кашу пожевал, министр внутренних дел. - Решение об объединении идет от Совета безопасности. Не надо митинговать. Надо исполнять.
- Я тоже так думаю, - с одобрением посмотрел на МВД Мостовой.
- А я так не думаю, - сказал начальник Управления. - Мало того, я категорически против объединения, даже если это решение десяти Советов безопасности.
- Почему? - искренне удивился Мостовой.
- Долго объяснять, - сказал генерал-полковник и откровенно зевнул.
- Мы не торопимся. - Первый вице-премьер расслабил узел галстука.
- Отару рбычно охраняют несколько собак, - усмехнулся начальник Управления. - Какая активнее служит, та и получает от чабана лучшие косточки. А одной собаке, даже самой проворной, со стадом не управиться. Могу изложить свои соображения письменно.
- Присоединяюсь, - сказал начальник ГРУ.
Мостовой нахмурился, побарабанил пальцами по столу и вздохнул примирительно:
- Два дня хватит? Только прошу - без этой вашей... зоологии. И заранее смиритесь, Виктор Константинович, с тем, что Совет не станет менять решение. Ну что ж... До свидания, товарищи. Еще раз спасибо за службу.
Все направились к выходу. Лишь начальник Управления остался на месте, сосредоточенно дымя сигаретой. Глядя на него, вернулся и Савостьянов.
- Хотите что-то спросить, Виктор Константинович? - устало сказал Мостовой.
- Хочу, - кивнул начальник Управления. - Президент знает о мятеже?
Вице-премьер посмотрел на своего начальника охраны, застывшего в двери, и отмахнулся:
- Погуляйте там... минут несколько. Итак, знает ли президент о мятеже? Ну конечно же, знает!
- В деталях?
- Не понимаю, Виктор Константинович... Чем вызваны подобные вопросы?
- Служба такая, - пожал широкими плечами генерал-полковник. - Значит, деталей президент не знает. Неинтересно ему? Или в детали не вдается, когда докладываете?
- У президента есть более важные проблемы, - сказал Мостовой. - И если он будет вдаваться во все детали...
- Какие же проблемы для президента могут быть важнее проблемы удержать под собой свое кресло? Очень мне это любопытно.
- Виктор Константинович... Разговор приобретает странный характер. Мне не нравится ваш тон.
И вообще... Этот вызывающий внешний вид! Вы что себе позволяете?
- Ага, в таком разрезе, - встал начальник Управления. - Жаль. Я думал, вы умный, Владимир...
да, Савельевич. А вы, оказывается, не умный. Просто хитрожопый. Думаю, писать бумаги по поводу объединения служб я не буду. Не хочу, знаете ли, время терять. Пошли, Савостьянов.
- Нет уж, погодите! - раздраженно сказал Мостовой. - Не много ли на себя берете, Виктор Константинович? Может, устали от службы?
- Это предложение отставки?
- И такой вариант не исключается.
Начальник Управления подошел поближе к первому вице-премьеру, с интересом осмотрел его и тихо сказал:
- А другие варианты... Назвать номера счетов в Цюрихе? Не слишком ли поспешно вы их набиваете, а? Могут неправильно понять такую торопливость. Или рассказатьгв каком отеле останавливается ваша жена в Нью-Йорке? Роскошный отель, конечно, но вульгарный. И небезопасный. Говорят, в том районе много сексуальных маньяков.
Мостовой задохнулся и после долгого молчания проговорил:
- Это шантаж?
- Нет, любезный Владимир Савельевич. Вы и понятия не имеете, что такое настоящий шантаж.
А мои действия - нормальное тыловое обеспечение. Ну, вылезли вы там из Читы, ну, сели в высокое кресло... Сидите, не дергайтесь, не дразните больших пастушеских собак! Ладно? Надеюсь, мы еще поработаем. Еще - в смысле, пока вы сидите в своем кресле.
И начальник Управления пошел к выходу. Савостьянов поправил фуражку, отдал честь Мостовому и двинулся за начальником. На душе было погано.
- Не очень круто посолил? - спросил он в машине.
- Я же говорил: наглецов надо ставить на место, сразу и навсегда, отмахнулся генерал-полковник. - Как же мы его проглядели, Юрий Петрович? Быстро мальчик взорлил... И ход хороший - телевизор показать! Чтобы все знали, кто в доме хозяин.
Они молчали почти до Таганки. Потом начальник Управления спросил:
- Ты не заметил ничего странного? Ну, в докладах всей этой братии?
- Заметил, - сказал Савостьянов. - Сведения о подготовке путча они получили, впрочем, как и мы, аж в ноябре, но к активным действиям приступили только в конце апреля.
- Вот-вот! Почему же полгода телились?
- Ждали, куда кривая вывезет. Варианты просчитывали.
- Вряд ли. Скорей всего загоняли в заговорщики всех, от кого хотели по каким-то причинам избавиться. Они-то, нынешние победители, и есть настоящие переворотчики. Да-да! Пока мы отгоняли от курятника хорьков, туда забралась лиса. И вместо внешнего переворота тихо-мирно произошел внутренний. Дворцовый. Главная цель путча достигнута - они в Кремле.
- Пожалуй, ты прав, - вздохнул Савостьянов. - Не могу отказать Мостовому в стратегическом мышлении... Спровоцировали всех, кто был не согласен с курсом президента. Натравили на них нас. А чтобы не шибко бегали, нацепили на ноги вместо гири МГБ. Затеяли передислокацию армии, даже банки отдали! Чтобы мы, сражаясь на три фронта, забыли о четвертом. И ведь забыли! Глупыми становимся? Или старыми?
- Отваливать надо, - сказал начальник Управления. - У меня дом на Азове. Буду рыбу ловить да Бога славить.
- Это минутная слабость, Виктор. Помнишь, ты говорил: главное в игре держать непроницаемую морду. Зря, конечно, ты так раскрылся перед этим хлыщом... Труднее будет работать. Но еще не вечер. Карты только сдали. Не люблю, когда мне нахально срут в галоши...
- Значит, хочешь еще послужить его превосходительству господину первому вице-премьеру?
- Хочу, - кивнул Савостьянов. - Есть одна домашняя заготовка. Лишь бы чего не случилось. Ведь недаром он кулачонками сучил в сторону Верховного Совета. По моим сведениям, собираются разгонять батальон охраны. Семенцов предупредил. Тот самый мальчик, который замочил Ткачева. Перспективный, кстати, мальчик.
- Ладно. Займись пока этой линией, Юрий Петрович. Если еще не поздно...
33
"Никогда ни одна реформа в России не оканчивалась полностью успешно, ни одна не достигала поставленных целей и задач. А это еще хуже, чем если бы этих реформ не было вообще. Ибо сорванная, не доведенная до конца реформа отбрасывает страну, общество в ситуацию худшую, чем была до ее начала... Мы, к несчастью, знаем это лучше других народов. Любое реформаторское усилие в России неизбежно приводило к расколу, поляризации общества. Реформы ни разу не выступали у нас как общенациональная идея...
После танковой стрельбы на площади Свободной России динамика всех политических процессов в стране резко усилилась, но еще более возросла неопределенность их направленности".
Н. Злобин.
"Куда мы? С кем мы ?"
"Литературная газета",
1993, 10 ноября.
Быстро промчалось лето, как будто и не было его. Дни стояли еще солнечные, но в воздухе явственно чувствовался холод. Словно за горизонтом рос огромный ледник, медленно сжимаясь вокруг Москвы.
Елизавета Григорьевна надела толстый плащ, хоть ехать предстояло всего лишь с Остоженки на Пресню. Калининский проспект за Садовым кольцом был перегорожен сварными решетками и крытыми грузовиками, у которых переминались хмурые, в касках и бронежилетах солдаты. А может, милиционеры - не разберешь.
- Поезжай отсюда с Богом, отец, - сказал один из них Седлецкому. - А то либо тачку побьют, либо, извините, морду.
- В чем все-таки дело? - расстроился Седдецкий. - Мы на новоселье едем, тут ближе...
- Поезжайте отсюда, - повторил солдат, оглядываясь. - Если не хотите неприятностей...
Седлецкий вернулся в машину, газанул и почти на месте развернулся. Нарушая все правила, пересек по диагонали кольцо и поехал в сторону площади Восстания.
Елизавета Григорьевна вздохнула:
- Говорила же, надо было ехать на метро.
Седлецкий промолчал. Изрядно поколесил вокруг высотного здания, пока наконец не проехал глухими и грязными дворами в Большой Девятинский. Сразу за церковью Девяти мучеников показался нужный дом. Пятиэтажный, темный от древней московской копоти, с арочными оконцами и балконами на причудливых, как в тереме, столбах.
В тесном дворе торчало одно-единственное дерево с желтой листвой. Вокруг дерева табунились легковушки. Кое-как нашел место для парковки, закрыл машину. Из багажника достал огромную картонную коробку с немецким кухонным комбайном и огляделся.
- Алексей Дмитриевич! - Акопов махал с узкого балкона. - Поднимайтесь! Третий этаж.
В подъезде царил полумрак. Старинный лифт с металлическими решетчатыми дверями лязгнул, казалось, на всю Москву и поплыл вверх. Елизавета Григорьевна судорожно сжала в руках сумочку.
- Не психуй, Лизок, - улыбнулся одними глазами Седлецкий. - Это очень хорошие люди. Вот увидишь.
- Я не психую, я волнуюсь. В гостях сто лет не была. Между прочим, благодаря тебе.
У лифта дожидался Акопов - в темном костюме с ярким галстуком и в клетчатых домашних тапочках. Седлецкий посмотрел на тапочки и засмеялся...
Сначала они обошли квартиру - большую, с высокими потолками, еще пустую и гулкую. Недавно ее белили и красили, циклевали тут полы, меняли трубы, и все равно в трех комнатах, в узком длинном коридоре словно витали тени нескольких поколений, родившихся здесь, выросших и состарившихся... Седлецкие как бы попали в собственную квартиру, только после ремонта, о котором они столько мечтали и который столько лет откладывали.
В спальне стояла огромная белая арабская кровать, в детской - тренажер с чугунными противовесами, а в гостиной - стол под льняной скатертью, уставленный бутылками и закусками. Елизавета Григорьевна присоединилась к женщинам на кухне - Людмила с Полиной, которую привез Толмачев, заканчивали приготовление праздничного ужина. Тут же вертелся и Мирзоев, надзирающий за пловом.
Седлецкий поманил его из кухни:
- Турсун, пошли покурим...
- Ты же знаешь, не курю, - отмахнулся Мирзоев.
- Я сказал: пошли!
На балкон они вышли вчетвером. В щель между двумя домами виднелись Москва-река и угол "Белого дома".
- Не вовремя ты затеял новоселье, - вздохнул Седлецкий. -Туттакое намечается...
- А в этой стране что-то всегда намечается, - с досадой сказал Акопов. - Тут все не вовремя. Даже жить!
- Зачем тебе тренажер? - спросил Толмачев.
- Чтоб ты спрашивал...
Вечер опускался тихий и сырой. Неясный шум доносился со стороны "Белого дома".
- Все митингуют? - кивнул в сторону реки Мирзоев.
- Да уж, - сказал Седлецкий. - В Кремле настроены самым решительным образом. Штурм ожидается в самые ближайшие дни.
- С ума посходили, - сказал Мирзоев. - Это же самоубийство! Кто за ними пойдет?
- Мы и пойдем, - сказал Толмачев. - Зарплату нашему брату прибавили. Почти в два раза. Надо же отрабатывать содержание.
- Я не пойду, - сказал Акопов. - Я вообще на пенсию собираюсь. Жена теперь у меня есть, квартира - вот она... Напложу детей и постараюсь воспитать у них чувство отвращения к политике.
- Молчи, Цицерон, - сказал Седлецкий. -Тебе такую пенсию устроят - небо с овчинку покажется. Подполковника дали? Дали! Вот и служи.
- Кстати, Коля, - повернулся Акопов к Толмачеву. - Не худо бы озвучить приказ по Управлению.
А то слухами питаемся, как последние обыватели.
- Приказ еще не подписан, - сказал Толмачев. - Вот вернется из госпиталя начальник...
- А он вернется? - спросил Мирзоев. - Мне кто-то сказал дипломатическая болезнь у Виктора Константиновича. Не хочет ввязываться в свару.
- Все-то мы знаем, - отмахнулся Толмачев, разглядывая кончик тлеющей сигареты. - Ладно, озвучу приказ. А то ведь выпить спокойно не дадите, репьи... Значит, так. За личное мужество. Довольны? То-то. А с вами, Алексей Дмитриевич, разговор особый. Открывается вакансия на новый отдел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51