Я передаю Карличеку следующую страницу. А сам читаю дальше:
«Вымаливали бы вы в подобных обстоятельствах у бога победу для австрийского оружия? Когда меня к этому призывали столь усердно, что чуть было не оторвали ушную мочку, я кинулся на Библию с ножом.
За это меня исключили, запретив посещать все средние школы Австро-Венгрии.
Мой разум запрещал мне испытывать чувство жалости. И с полным правом заменил его затаенной ненавистью.
Лишь однажды мне пришлось испытать это чувство.
Я воровал в поле репу и картошку, иначе мы с матерью умерли бы с голода. И за это сторож выстрелил мне в ногу. Я упал, и все пять добытых с таким трудом картофелин рассыпались на дороге. И вот на какой-то миг мне стало их страшно жаль. Я подумал о матери – она была очень больна, – схватил камень и разбил сторожу лицо. За что он хорошенько отделал меня прикладом.
Моя мать умерла в 1918 году.
На похоронах за мной гонялись по всему кладбищу. Я спрятался в вырытой могиле. Я отбивался, как зверь, от двух человек, которые спрыгнули туда, чтобы меня схватить. Меня отправили в исправительный дом.
Там обратили внимание на мои исключительные способности. Учитывая смерть отца и прочие обстоятельства, мне разрешили учиться. Постепенно я стал понимать, что бессмысленно выражать ненависть ударом кулака и что мне вернее будут служить предательство, обман, удары из-за угла – все то, что обрушивалось на меня.
В девятнадцать лет я закончил школу с отличием. Экзаменационная комиссия, банда мерзких благодетелей, заявила, что дала мне путевку в жизнь, что я, так сказать, обрел основу для мирного существования, и произнесла целую проповедь об обязанностях гражданина молодой республики.
В ответ я сказал, что отнюдь не желаю прозябать в качестве бедного служащего и постараюсь продолжать учение. Но тут я услышал, что хватит с меня и такого образования и нельзя без конца пользоваться добротой государства. Мне пришлось напомнить, что тысячи русских белоэмигрантов получают от этого самого государства ежемесячно сотни крон, чтобы иметь возможность учиться в институтах, и что было бы странно, если бы мне ничего не перепало из этой суммы. В качестве контраргумента они приводили десятки политических доводов, ссылались на существующие законы. Я заявил, что и закон может быть безнравственным и что моего отца казнили согласно закону, хотя он не совершил никакого преступления.
Не буду утомлять вас дальнейшими подробностями, Раздобыв фальшивые документы на имя русского эмигранта, я целых пять лет получал стипендию.
Я посвятил себя изучению химии. Химия – наука убийц, вспомните хотя бы изобретение пороха, выплавку стали, идущей на ножи для преступников и бандитов, или производство отравляющих газов и ядов. И именно этой наукой я и хотел овладеть, подчинив ее своим целям. Разумеется, меня ничуть не интересовало, что химия приносит людям и пользу.
Когда я получил диплом, настала Черная Пятница и мир был охвачен кризисом.
Пришлось поступить по объявлению к Эрвину Абраму Рату. Он платил мне нищенское жалованье, шестьсот крон в месяц, предоставляя еду и жилье. Я отдал свой талант на производство мебельного лака. Я крал у Рата материал, выдавал его рабочим меньше жалованья, чем им полагалось. Они боялись меня, словно дьявола.
Но я оставался у Рата, я ждал своего часа. Мое положение изменилось к лучшему, когда пришел к власти Гитлер. Рат панически боялся, и я мог делать с ним все, что угодно.
В начале оккупации я выдал его гестапо. Я знал, что он скрывается в подвале за зеркалом.
В качестве вознаграждения мне досталась легковая машина и документы на нее, по ним нельзя было установить, что когда-то машина принадлежала Рату. И это все. Они тоже поступили со мной как сволочи.
Однако я сумел завоевать их доверие. Наконец я стал работать в своей области, над усовершенствованием некоторых взрывчатых веществ и способов их использования.
У них были отличные химики, но с многих точек зрения я оказался выше их.
К концу войны я разработал взрывчатый механизм для небольших мин, но держал его в секрете, так как их время уже подходило к концу. Пробную мину я поместил в вентиляционной трубе подземного завода боеприпасов. Она взорвалась точно, секунда в секунду.
Впоследствии я объявил этот взрыв героическим поступком в целях саботажа.
Взрывчатки у меня хватало, но до поры до времени я согласился принять вполне мирную должность на фабрике красок. Там я проявил себя неплохо. Разработал новый рецепт светящихся красок, сконструировал патентованную машину».
В приемной перед моим кабинетом звонит телефон.
– Вас просят с фабрики «Колор»!
Беру отводную трубку, все еще под впечатлением письма Фалфара.
– Запишите, пожалуйста! Гуго Фалфар – дипломированный инженер-химик, работает здесь с 1946 года. Год рождения 1905. Проживает: Прага XII, Под Виницей, дом 1. Не женат. Родители умерли. В анкете есть запись, что его отец в начале первой мировой войны был казнен за измену родине. Мать умерла в 1918 году. Гуго Фалфар воспитывался в исправительных домах для малолетних преступников. Как исключительно одаренному ученику, ему позволили окончить среднюю школу. Во время учения в Техническом институте содержал себя сам.
В начале тридцатых годов был безработным. Потом занял место ведущего химика на фабрике Рата. Во время второй мировой войны был отправлен на работу в Германию. Есть доказательства, что в конце войны в целях саботажа произвел взрыв на заводе боеприпасов.
Такова еще одна версия судьбы Фалфара.
– Запишите, что уже три дня химик Гуго Фалфар не является на работу. Перед этим он жаловался на боли в области желчного пузыря. Считается, что он заболел. Правда, он иногда работает на дому, проводит экспертизы и тому подобное. Пользуется тогда своей машиной и получает соответствующее вознаграждение.
Но на сей раз он не получал никакой служебной командировки. Хорошее мнение о нем как о специалисте не слишком вяжется с его эгоистическим, высокомерным поведением. Часто болеет. Год назад проболел весь отпуск, поэтому взял дополнительно три недели.
Ясно. В это время он играл роль туриста.
И теперешнее его трехдневное отсутствие имеет наверняка совсем иные причины, а вовсе не заболевание желчного пузыря.
– Спросите-ка, – говорю я в трубку, – не видели ли его в течение этих дней и уверены ли они, что он болен.
Нет, никто Фалфара не видел. И никто не может подтвердить, что он болен.
Кладу трубку. Наверно, Фалфар уверен, что он в полной безопасности.
Поворачиваюсь к участковому и говорю:
– Еще не припомнили, где видели этого человека? Участковый растерянно мнется.
– Еще нет, товарищ капитан.
– Идемте со мной, – приглашаю я его в кабинет, – побеседуем.
Участковый охотно следует за мной, но тут приходит новое сообщение.
Руководитель группы, нашедший Гинека Фаберу, докладывает по телефону:
– Мы только что разыскали в списке машин легковую машину марки «аэро-30», лимузин, номер – П-37035, владелец – Гуго Фалфар. Адрес: Прага XII, Под Виницей, дом 1. Машина стоит недалеко, в гараже на Градебной улице, 7.
Пришло время действовать! Действовать быстро, ловко и осмотрительно.
– Машину! – говорю я. – Любым способом убедитесь, стоит ли и сейчас автомобиль в гараже. Не теряйте времени, но только чтобы все было тихо. И сразу доложите обстановку! Пока все.
Я снова кладу телефонную трубку. Люди ждут моего решения. Сейчас, пожалуй, не так уж важно получить от участкового сведения о том, где и когда он встречался с Фалфаром. Сначала нужно убедиться, стоит ли на месте на Градебной улице, 7, машина П-37035. Во-первых, нужен способный парень для выполнения специального задания.
Долго я не раздумываю. Мой выбор падает на Карличека, он самый недисциплинированный из всех, кто здесь находится, и именно поэтому подходит больше прочих.
– Машина еще в вашем распоряжении, Карличек?
– Да.
– Поезжайте на улицу Под Виницей, дом 1.
Скала делает большие глаза, но Карличек выжидательно смотрит на меня. Я продолжаю:
– Остановитесь на приличном расстоянии от дома и отправляйтесь дальше пешком. Разведайте обстановку. Мы должны действовать наверняка. У Гуго Фалфара есть взрывчатка, и он, увидев, что ему не избежать ареста, может прибегнуть к ней в любой момент.
Краем глаза я вижу нервную жестикуляцию Скалы. Да и все остальные обмениваются многозначительными взглядами, не исключая даже моих железных рыцарей, Лоубала и Трепинского.
Но я доверяю Карличеку, доверяю его нюху детектива и его таланту разгадывать любые шарады.
– Действуйте согласно обстоятельствам. Лейтенант Скала даст вам двух человек в штатском, вы их туда доставите, и они установят наблюдение. Мы здесь будем ждать сообщений от вас и новостей о машине. И в зависимости от этого организуем операцию.
– Есть! – говорит Карличек и поспешно удаляется. А я начинаю составлять группу для проведения операции.
Снова телефон.
– Улица Градебная, 7. Машины П-37035 в гараже нет! Гараж расположен во дворе механической мастерской. Владелец – Ян Рыхта. Повторяю: Ян Рыхта. Живет на той же улице, напротив. Стоит здесь, перед нами. Утверждает, что не обратил внимания, есть ли в гараже машина или нет. Фалфара видел последний раз неделю назад.
– Ян Рыхта – механик? – спрашиваю я.
– Да. Точная механика. Можно подумать…
– Посадите-ка его в машину и доставьте в управление. Потом вместе с товарищем Скалой и с ним отправитесь на виллу Рата.
Скала понимает сразу, в чем тут дело. Этот механик, без сомнения, может оказаться тем, кто изготовил фотоаппаратуру для Галика. Важно выяснить это как можно скорее.
Наблюдение за виллой Рата еще не сняли, хотя черный Фалфар там больше не появлялся. Да и дома вряд ли мы его найдем. Так где же он? Может, вдруг где-то обнаружится машина Фалфара и он в ней?
А что, если машина, пока мы ее повсюду ищем, спокойно стоит в темной окраинной улице Под Виницей? Ну, тогда она от Карличека не скроется. Если она там – прекрасно, значит, Фалфар не подозревает о непосредственной опасности.
Но если машины нет, значит, нет и Фалфара. Фалфар и его «аэро» кажутся мне в эту ночь неразлучными. И мы уже так близко к цели, что не стоит просить участкового припоминать их первую встречу с Фалфаром.
Я вхожу в свой кабинет.
Все-таки надо дочитать письмо до конца. Вряд ли я узнаю что-нибудь новое о характере Фалфара, но, возможно, он выдаст себя чем-то и это послужит для нас отправной точкой.
В кресло я не сажусь, а, слегка наклонясь и опираясь ладонью о стол, быстро дочитываю письмо. Таблетка еще действует, и даже при таком поспешном чтении письмо Фалфара отпечатывается в моей памяти.
Остается всего несколько страниц дышащей ненавистью и наглостью исповеди.
Правда, я верю, что черному Фалфару довольно скоро представится возможность рассказать обо всем подробно самому.
А пока я узнаю из письма, что как-то в баре он познакомился с Иткой Шераковой и понравился ей своим интеллигентным видом. Шеракова была там с небольшой компанией, занимавшейся подпольной торговлей валютой.
Вскоре Фалфар прибрал всю компанию к рукам.
Один из этой компании, Роман Галик, копил, например, деньги для какого-то своего изобретения.
Йозеф Троян, не имея постоянного заработка, влачил жалкое существование.
Войтирж и Шрамек не могли смириться с тем, что биржа упразднена. Они-то и скупали доллары у служащих иностранных посольств.
Теперь вся компания собиралась только у Фалфара. А Фалфар был осторожен, вот почему нам не удалось установить никаких подозрительных связей.
Тогда-то и родился грандиозный план захватить переправляемые из Национального банка деньги. Фалфар, талантливый организатор, разработал этот бандитский план в мельчайших подробностях.
Была проведена генеральная репетиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37