Гелена Дворская на миг заколебалась.
– Да, именно так он говорил.
– А вам не показалось, что он просто не хочет ничего объяснять?
– Мне показалось, – она глянула на меня искоса, – что он что-то скрывает от меня. Самый род его занятий не располагает к излишней болтливости. И то немногое, что он сказал, я просто из него вытянула. Я действительно испугалась за него. Он был чем-то слишком взволнован.
– Пани Дворская, – говорю я, – если бы речь шла о случайном железнодорожном происшествии, мы смирились бы с так называемым предчувствием, хотя сны в основном отражают прошлое, а не будущее, и прошлое совсем недавнее. У человека возникает какое-то чувство страха или, во всяком случае, остается неприятный осадок.
– Понимаю, – спокойно кивает головой Гелена Дворская, – но, думаю, вы ошибаетесь.
Я не считаю разговор оконченным и продолжаю сидеть за столом.
– Мы наверняка вам вскоре расскажем, что там произошло, а вы пока что постарайтесь припомнить все подробности своего последнего разговора с женихом. Советую вам хорошенько обо всем поразмыслить.
– Куда его ранило? – спросила она вдруг.
Она держалась внешне все так же спокойно, только слегка побледнела. А я, повернувшись к Карличеку, попросил:
– Карличек, возьмите на себя труд регулярно сообщать пани Дворской о состоянии здоровья товарища Ленка.
– С огромным удовольствием, – поклонился галантный Карличек.
– А пани Дворская, надеюсь, обещает никому не рассказывать о нашей беседе.
– Да, старшему лейтенанту Ленку это могло бы повредить, – с серьезным видом подтвердил Карличек.
Гм, светлая голова этот Карличек. Его не нужно учить, как и что ей говорить. Уже одним тем, что он привел ее ко мне, он завоевал ее доверие.
Прощаясь, Гелена Дворская лишь кивнула мне головой. Карличек галантно распахнул перед ней дверь.
Они ушли.
А я задержался в кабинете. Мне не хотелось выходить вместе с ними. К тому же нужно было еще переговорить кое с кем по телефону. Я снял трубку. Правда, уже наступил вечер и я не был уверен, что застану нужных мне людей.
Один из директоров Национального банка, Будинский, был дома. А начальника отдела сейфов Ржержиху я так и не поймал. Зато разыскали шофера бронированного «мерседеса», перевозившего на станцию двадцать миллионов.
Странную нервозность Ленка, о которой рассказала Дворская, никак не удалось объяснить. Гелена Дворская допускала, что Ленк что-то от нее скрывал, но с двенадцати часов дня, когда он появился в банке, и до последней минуты никто ни разу не заметил, чтобы Ленка что-то беспокоило. На мой прямой вопрос Будинский заявил, что редко встречал такого до удивления спокойного, рассудительного и внимательного человека. Был ли Ленк взволнован? Ни капли. Явился точно, только, по-видимому, спешил. Дыхание его было прерывистым. Но через несколько секунд он успокоился и внизу, у сейфов, явно скучал от бездействия.
Я позвонил на квартиру знакомому подполковнику.
– Странно, что вы спрашиваете об этом, – ответил подполковник своим медвежьим басом. – Да, услышав о банке, Ленк на мгновение побледнел, лоб у него покрылся испариной. Помню, я еще спросил, не болен ли он, он сказал, что нет. Я предложил ему рюмку водки, но Ленк отказался.
– Разрешите узнать, товарищ подполковник, – сказал я, – вы курили, когда к вам пришел Ленк?
– Вы ведь знаете, что я все время курю, – проворчал подполковник.
Да, пожалуй, от табака подполковника Ленку действительно могло стать дурно. Подполковник курил такие чудовищные сигареты, что от них, как говорится, мухи дохли. Мы не переставали гадать – где он их выкапывает?
Я поблагодарил и повесил трубку.
Значит, в банке Ленк вел себя спокойно, хотя о чем-то все время размышлял. О чем же?
5
С уголовным розыском я договорился о дальнейшем сотрудничестве, во всяком случае о том, что временно оставляю Карличека у себя.
– Что ж, мы не против, – ответили мне, – как раз сейчас его посылают на учебу. Ему, вероятно, не очень хочется, вот он и старался завоевать ваше расположение. И, как видно, это ему удалось.
Я заверил их, что занятий Карличеку все равно не избежать.
Одному из самых опытных и способных наших сотрудников, прозванному Ястребом, я поручил подробнейшим образом изучить взаимоотношения Войтиржа, Шрамека и Враны. Этот Ястреб внешне ничем не напоминал своих летающих собратьев. Так его прозвали за острую наблюдательность. Свойство нужнейшее. Ведь сейчас предстояло тщательно собрать самые незначительные подробности, которые бы поддержали нашу версию с французским ключом.
Поиск двух туристов я предоставил уголовному розыску. При этом я не скрывал, что не очень-то верю в успех, да и считаю эту линию второстепенной.
Что касается Ярослава Ленка, то у меня составилось о нем довольно странное, даже парадоксальное представление, что было нелепо. Ведь Ленк, казалось бы самый надежный из всей четверки в почтовом вагоне, один-единственный вызывал подозрения своим поведением.
Пока что допрашивать его было нельзя. А даже если бы и было можно, разве сошлешься на столь слабый аргумент, как нервозность Ленка перед отъездом, которая внезапно исчезла после двенадцати часов дня.
Конечно, может быть, познакомясь с его личной жизнью, удастся объяснить это странное обстоятельство. Хотя я имел на это право, но мне не хотелось преждевременно открыто проявлять недоверие к такому человеку, как он, и посылать в его квартиру с обыском. И я рассудил, что лучше будет мне самому взять на себя эту неприятную обязанность.
Пожалуй, я слишком уж ограничил свою деятельность кабинетной работой, сводя воедино и анализируя материалы, доставленные мне другими. Ведь есть же и у меня неплохой практический опыт, благодаря которому мне поручили возглавить группу расследования. И к тому же, хотя заключение о полном уничтожении серии было составлено специалистами, все же подписал его я.
Правда, характер происшествия создал такую ситуацию, которая лишила меня всякой возможности действовать самому. Ведь не мог же я один опрашивать всех пассажиров и вести поиски убийцы у железной дороги! А вот теперь мое вмешательство могло быть оправдано.
– Карличек, – сказал я, – может, заглянем на квартиру Ленка? – Карличек нисколько не удивился, ведь это вполне соответствовало его роли частного детектива.
– Я как раз хотел вам это предложить.
– Но постарайтесь быть немы как могила. Вы всегда чертовски болтливы, надеюсь, все же иногда можете сдержаться.
Весьма польщенный моим приглашением, Карличек заявил, что я могу на него положиться.
– Подозрения в отношении Ярослава Ленка, к сожалению, растут, – добавил он. – Гелена Дворская все больше и больше начинает склоняться к мысли, что во время последнего разговора он ее обманывал, говоря о каких-то предчувствиях. Так когда мы отправляемся?
В это время мне уже дали подробный список всех болтов и гаек, используемых при монтаже почтового вагона типа ВТ-0019. Поэтому я слегка притушил нетерпение Карличека.
– В вагоне триста двенадцать болтов нужного нам размера, – сказал я.
– Знаю! – равнодушно ответил Карличек.
– Откуда вам это стало известно?
– В железнодорожном архиве случайно нашлись заводские чертежи этого вагона. Инженер повертел их, повертел и показал пальцем прямо на цифру 312.
– И вы случайно оказались при этом?
– Да, как уполномоченное вами лицо. Мы с товарищем Лоубалом здорово тогда смеялись.
– Не выдумывайте, Лоубал никогда не смеется.
– Знаю, знаю, это я смеялся за двоих, за него и за себя, – заморгал с довольным видом Карличек. – Ведь восемнадцать вагонов ВТ-0019 постоянно курсируют от Ли-берца до Весели-Мезимости, из Ашу до Кошиц и дальше, набитые детскими колясками, корзинами, фруктами и самым разным грузом. И как нам было не посмеяться, раз мы так здорово придумали с этими чертежами?
– Ладно, будьте здесь в три часа дня, – сказал я, – отправимся к Ленку. А до этого я просмотрю чертежи и, если подтвердится моя мысль об этих гайках, приглашу вас на совещание.
– Пожалуй, я это заслужил, – ответил Карличек, – но вы не хотите выслушать, что думаю я об этих гайках?
– Что-нибудь неожиданное?
– К сожалению, да. Гайки из туалета. В вагоне ВТ-0019 унитаз крепится четырьмя болтами. Они ввинчиваются сверху через пол. А гайки насажены снизу, под вагоном. Кто-то ключом открутил болты, и гайки упали на рельсы. Свежие царапины на них не от ключа, а от винтовой нарезки.
Значит, Карличек пришел к той же мысли, что и я.
– Унитаз чугунный, эмалированный, – продолжал он, – другой не выдержал бы так долго, да еще в вагоне. Разумеется, никто не собирался красть этот унитаз, голову даю на отсечение. Этот чугунный унитаз можно отвинтить и при желании расширить отверстие в полу. Потом поставить на место и слегка прикрепить уже одним болтом. И вот вам, пожалуйста, необходимое отверстие. Понимаете? В нужную минуту унитаз сдвигают, в отверстие в полу просовывают дуло автомата и расширяют его настолько, чтобы спустить между рельсов какой-то предмет, скажем ящик с двадцатью миллионами.
Его рассуждения были еще более мрачными, чем мои. Он спокойно, без особого волнения бросил между рельсов двадцать миллионов и в отличие от меня с легкой совестью обвинял в преступных действиях не одного и даже не двух, а всю четверку.
– В окно ничего не выбрасывали, – продолжал он, – За почтовым шло еще несколько вагонов, в первом сидели два железнодорожных охранника. Наверняка один из них что-то заметил бы. К несчастью для преступников, их план сорвал взрыв, который они, видимо, готовили на более позднее время. И ящик с деньгами уже не успел выпасть на рельсы, а сгорел, как солома.
– Да, неплохая мыслишка, – ворчу я.
– Лучшее из того, что могло произойти, – не унимается Карличек. – Только турист в черном все-таки что-то нес. И довольно тяжелое. Правда, поскольку он ждал на 286-м километре, ящик мог выпасть именно там, а не через одиннадцать километров. Что-то здесь не сходится. Жаль, что неизвестно точно, когда убили девушку. До прохода поезда, или позже. Вот почему так важен для нас этот психологический барьер в сознании пассажиров.
Карличеку одно только не пришло в голову, а я ему не открылся. Что, если турист в черном просто делал вид, будто несет тяжесть? Возможно, ему было важно обратить на это внимание.
В три часа дня мы отправились в предместье, в дом, где жил Ярослав Ленк. Одетые в штатское, мы не привлекали ничьего внимания. Карличек по дороге разыгрывал не слишком симпатичного врача, самовлюбленного педанта, который и юмор считает недопустимым для высокообразованного человека.
Наконец мы вошли в старый трехэтажный дом с двухэтажной надстройкой, похожей на только что сколоченный ящик на видавшем виды шкафу.
Ключ от квартиры Ленка я раздобыл легко, все его вещи лежали у нас.
В квартиру мы проникли тихо и незаметно. Нас встретила полутемная прихожая, обставленная, как и комната, старой разномастной мебелью. Меньшая часть прихожей, отделенная деревянной перегородкой и выложенная молочного цвета плиткой, была оборудована под ванную. Сквозь единственное окно, глядевшее во двор, проникал слабый свет. В этом старом доме, насчитывающем наверняка больше восьмидесяти лет, ванна не предусматривалась.
Пройдя прихожую, мы попали в довольно большую, но темноватую комнату, потому что окно, тоже выходившее во двор, было затенено карнизом. Напротив окна в стене была видна дверь, забитая досками. Видимо, некогда квартира занимала большую площадь.
Естественно, никакой звуковой изоляции не было. Карличек, которому не требовалось напоминать, чтобы он говорил тише, прошептал:
– Мы оказались здесь перед той же проблемой, что и тогда, на железной дороге. Знаем, что должны что-то найти, но не знаем, что именно, Значит, надо осмотреться.
Во второй комнате находилась газовая плита, поставленная в том же самом месте, где некогда стояла печка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37