..
- Я ведь отказалась не потому, что не хотела его видеть.
- Конечно. Вы просто сочли такую встречу не совсем удобной?
- Именно. И он понял меня.
- Не помните, Игорь Анатольевич, звонил кому-нибудь Тихомиров из ресторана?
Ответ не сразу.
- Кажется, звонил. Да, да, звонил.
- Не знаете, кому?
- Светлане.
- О чем они говорили?
- Я не подслушиваю чужие разговоры.
- Простите. Но вы последний, кто видел Тихомирова живым, поэтому ваши сведения особенно важны.
- Я рассказываю все, что знаю, а чего не знаю - рассказывать не считаю возможным.
- Это правильно, конечно. Итак, после банкета или небольшого ужина, как вы его назвали, Тихомиров отправился на вашу квартиру. А куда пошли вы?
Вместо ответа он спросил:
- Разве это имеет отношение к делу?
- А разве это тайна?
Рождественский усмехнулся:
- Только от милиции. Но если вы гарантируете мне прощение... Наверно, у вас есть какие-то смягчающие правила для раскаявшихся преступников?
- Смотря какое преступление.
- Преступления, собственно, не произошло. Но, с вашей точки зрения, оно могло произойти.
Мазин понимал, что речь идет о какой-то чепухе, но не знал, подлинная это чепуха или выдуманная.
- Хорошо, рискните! Повинную голову меч не сечет.
- Видите ли, я поступил несколько легкомысленно. Я приехал в ресторан на машине. Ну и, естественно, оттуда ехал тоже на машине, будучи, как это у вас говорится, в состоянии легкого опьянения.
- Если легкое...
- Поэтому меня и затруднил ваш вопрос. Но, надеюсь, за давностью проступок заслуживает снисхождения?
- Если вы обещаете впредь...
- Клянусь собственными хромосомами!
Рождественский оживился и попытался шутить.
"Неужели его в самом деле беспокоил этот случай?"
- Где вы ночевали?
- У отца на даче.
- Вы поехали туда прямо из ресторана?
- Нет, заехал к одному человеку. Если позволите, я не буду его называть.
- Женщина?
- Да. Но я не застал ее, поэтому она не сможет подтвердить моих слов. Зато дальше у меня есть настоящее алиби.
- А вам требуется алиби?
- Наверное, раз вы интересуетесь моей особой. Так вот, по пути я вспомнил, что на даче нет ни капли спиртного, магазины были уже закрыты, и я решил заехать в ресторан "Кавказ", чтобы попросить бутылочку коньяку. С собой, разумеется.
- Это и есть ваше алиби?
- Совершенно верно. Мы очень мило побеседовали с Адмиралом. Это такой представительный мужчина - швейцар. Он похож на адмирала Макарова.
- В котором часу вы беседовали?
- Честно - не помню. Я ведь не думал, что это понадобится.
Что же осталось в блокноте от этого разговора? Немного: "Адмирал подтвердил".
- Давно вы работаете в ресторане?
- Двенадцатый год.
- Хорошо знаете Рождественского?
- Бывает он у нас.
- Продали вы ему коньяк?
- Упросил. Я не хотел выносить - не положено это. А он говорит: "Уважь, папаша, старого клиента. Друг у меня отличился". Ну, уважил... Вижу, промок совсем парень.
- В котором часу это было?
- Разве упомнишь? Помню, что дождь лил - вот и все.
Был ли еще жив в это время Тихомиров? Земля под его телом оставалась сухой. Значит, он погиб раньше, чем начался дождь. Но квартира далеко от ресторана, и дождь мог лить не везде одновременно. А если Тихомиров был жив, то кто находился с ним в квартире? Или никого? Один?
Мазин вспомнил квартиру Рождественского. Обыкновенная современная квартира из двух комнат. С хорошей планировкой. Комнаты отдельные. Кухня. Два балкончика. Один из большей комнаты, общий с соседями, перегороженный металлической решеткой, заплетенной повителью. Другой - маленький, в кухне. На двери этого балкона Мазин увидел английский замок.
- Зачем здесь замок? - спросил он у Рождественского.
- Антон повесил. Боялся, что меня ограбят.
- На шестом этаже?
- Рядом пожарная лестница. Я говорил, что чепуха это. А он: "Береженого бог бережет. Ночую я не каждый день и за твое имущество отвечать не намерен". И купил замок.
В ту ночь дверь была заперта. Мазин вспомнил, как он повернул ключ и вышел на балкончик. Лестница в самом деле проходила рядом. Он вернулся через кухню в комнату, которую Тихомиров покинул таким необычным способом. Только там было открыто окно, и на подоконнике сохранились неясные следы ботинок Тихомирова, собственно, одного ботинка. Дождь их почти смыл.
Рождественскому эта комната служила кабинетом и спальней. С одной стороны стояли тахта и письменный стол, с другой - стеллажи с книгами. На стене висел портрет мужчины средних лет в очках, старинных, без оправы. Грегор Мендель. Кажется, он разводил горох в монастырском садике. Горох разводят многие, но ему удалось заметить то, чего не замечали другие: увидеть за случайностью закономерность. И Мазину тоже нужно было заметить что-то в этой обыкновенной комнате.
А он не заметил.
Не заметил следов автора записки.
Вообще-то следов было достаточно. По немытой посуде, по смятым подушкам на тахте, по окуркам в пепельнице нетрудно было заключить, что сюда приходили многие. Однако все это был лишь обычный холостяцкий беспорядок, следы людей, приходивших в разное время и, самое главное, не скрывавших своих следов. Не повезло и с соседями. Ближайшие уехали в отпуск. Верхний вернулся в ту ночь поздно и сразу лег спать - ничего не слышал. Внизу слышали шаги по комнате, но утверждать, что ходили двое, не могли.
Так кто же приходил сюда, и связан ли этот визит со смертью Тихомирова? Мазин не знал. Но существует некто, которому это известно. Он переслал записку. Зачем?
Записка означала, что в день смерти Антона Тихомирова с ним хотел повидаться близкий, видимо, человек по какому-то важному делу.
Или... кто-то хочет убедить в этом Мазина, сфабриковав записку. Так или иначе приславший письмо заинтересован, чтобы следствие пошло по нужному ему пути.
Значит, есть в обстоятельствах смерти Тихомирова что-то выходящее за рамки простой случайности и есть люди, которым не безразлично, к каким выводам придет следователь. Но хотят ли они помочь открыть истину или, наоборот, запутать его, чтобы отвести возможное подозрение?
Это, пожалуй, первый из десятка вопросов, важных и таких, что не кажутся важными, но могут стать очень важными.
Правда, Мазин был склонен считать записку подлинной. Написана она давно. Видно это и без экспертизы: отлежавшиеся сгибы, поблекшие карандашные буквы...
Ну, а дальше? Как попала записка в руки переславшего ее человека? Читал ли ее Тихомиров? Состоялась ли его встреча с И.? Кто такой И.? Или такая?
Ведь Рождественского зовут Игорь, а Кротову - Инна... Ответить на эти вопросы было пока невозможно. Требовались факты. Но Мазин знал, что удача, как и несчастье, не приходит в одиночку. Если лед начал трескаться, он скоро тронется. И он не собирался ждать ледохода на берегу. Он встал с дивана, накинул плащ и вышел на улицу.
Дом, в котором жил Рождественский, вместе с четырьмя такими же девятиэтажными зданиями замыкал новый проспект Космонавтов. Мазин добрался туда троллейбусом. В часы пик тут бывало горячо, но в середине дня троллейбус шел почти пустым, и Мазин с интересом поглядывал на дома, которых не было год назад. Последняя остановки находилась на месте будущей площади, и в газетах не раз печатали всевозможные проекты устремленных ввысь бетонных, алюминиевых и стеклянных сооружений, призванных открыть здесь ворота в город и показать иностранным туристам наши достижения. Однако пока к остановке приходилось пробираться тропами, проложенными волевым способом по густо замешанной грязи. Иностранцев, к счастью, в это время года бывает мало, и тропами двигался свой, привыкший к временным неполадкам народ. Мазин включился в число аргонавтов, подумав, что неплохо было бы установить на площади, наряду с другими сооружениями, памятник неизвестному пешеходу, потерявшему в грязи галоши. Но мысли эти покинули его, как только он ступил на твердый асфальт.
Мазин имел все основания полагать, что не застанет Рождественского дома, и это его вполне устраивало, потому что к встрече он был не готов, да и сам визит мог показаться тому странным, особенно если Рождественский знает, что Мазин в отпуске. А отпуск Игорь Николаевич решил не откладывать, хотя теперь-то комиссар, пожалуй, и не стал бы торопить с окончанием дела. Мазину хотелось, чтобы тот, кто переслал записку, решил, что все кончено и тревожиться больше нечего. Конечно, об этих соображениях следовало сообщить начальству, но Мазин рассчитывал подготовить к докладу нечто большее, чем анонимная записка.
Между домами находилась асфальтированная автостоянка. Мазин узнал черную "Волгу" Рождественского и вдруг почувствовал себя неуверенно: "Какой-то частный детектив!" И он проникся к ним сочувствием, к этим частным сыщикам. Каждый имеет право послать тебя к чертовой матери. Нет, совсем другое дело, когда ты можешь полезть в карман и достать... не револьвер, конечно, служебное удостоверение. С такой книжечкой гораздо легче. Но сегодня она осталась дома. Следствие-то закончено.
- Здравия желаю, товарищ начальник!
Мазин обернулся.
Он стоял рядом с машиной Рождественского, а приветствовал его старик в армейском дождевике. Мазин не сразу узнал его в этой длинной плащ-накидке защитного цвета.
- Здравствуйте.
- Не угадываете?
- Вы сторож. Василий Прокофьевич?
- Так точно, - заулыбался старик, довольный тем, что его узнали. Так сказать, первый ваш свидетель.
Это он, сторож, увидел утром мертвого Тихомирова на газоне под окном.
- Не найдется ли папироски у вас, товарищ следователь? Не уважаю я сигареты.
- Сожалею, Василий Прокофьевич, некурящий.
Мазин испытывал досаду. Ему хотелось походить здесь одному, а теперь Рождественский наверняка узнает о его визите, а в этом-то уж никакой пользы нет. Разве что попросить старика помалкивать?
Сторож между тем был явно рад встрече и вел себя по-свойски. От Прокофьича попахивало.
- Вот это вы совершенно правильно делаете, товарищ начальник!
- Что правильно? - не понял Мазин.
- А что не курите. Американская наука установила точно: рак от этого дела бывает.
- Откуда вы про американскую науку знаете?
Сторож обиделся.
- Что ж вы думаете, как я сторожую, так я темный совсем? Да у меня сын майор, если хотите знать. Одних газет на двадцать пять рублей выписывает. А сторожую я, чтоб пользу приносить, а не от невежества.
И старик достал из-под плаща пачку сигарет.
- Про науку слыхали, а курите, - усмехнулся Мазин.
- Вот это, прямо скажу, от слабости характера, - охотно признался Прокофьич. - Потому наука одно, а человек - другое совсем дело. И наука это теперь признает.
"Пожалуй, в отпуске можно позволить себе и поболтать", - решил Мазин, не видя пока выхода из создавшегося положения.
- Что ж она признает?
- А то, что человек от генов зависит! - заявил старик с торжеством и сунул сигарету в редкозубый рот. - И выходит, у кого какой ген, то тому и суждено!
- Это не Рождественский вас просветил? - спросил Мазин, подивившись своеобразной гипотезе.
Перед ветровым стеклом "Волги" покачивался на шнурке красно-черный чертик.
- И с ним беседоваю. Я, признаться, грешным делом, умных людей уважаю и всегда рад новенькое узнать что-нибудь.
- Как же вы познакомились?
- Да иногда за машиной его присматриваю. Гаража-то тут нет пока, вот меня люди и просют: присмотри, Прокофьич, все равно сторожуешь. И то правда, почему человеку хорошему навстречу не пойтить?
- А Рождественский хороший человек?
Старик глянул на Мазина с опаской:
- Это как понимать, в служебном порядке интересуетесь или просто так, по-человечески?
- По-человечески, - заверил Мазин и подумал, что частный розыск имеет, пожалуй, и свои преимущества.
- Если по-человечески, то прямо скажу - обходительный и уважительный. Никаких надсмешек не строит, как некоторые. И машина у него в порядке всегда, аккуратный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23