Именно такой, какого бы вы, старый вояка, охотней всего пустили на мыло. Возможно, тогда вы даже не поняли, что это был он, ведь у вас слабое зрение. Вероятно, об этом уже шли разговоры в кафе. Другой свидетель, назвавший его, тоже живет где-то неподалеку.
Рампе промолчал.
— Что вы заказываете? Кофе «Хаг»?
— Яичный ликер, — мрачно буркнул Рампе. — И сдобный пирог.
— Знаете ли вы, что из-за ваших показаний армия полицейских была пущена по ложному следу? Понимаете ли последствия ваших слов? И ведь, похоже, ваш план сработал. Вальдемар фон Гросройте, которого все называли Плазмой, по-видимому, покончил с собой. Он мертв. После стольких лет снова уничтожить никчемную жизнь. Славно, да?
Рампе еле заметно кивнул. Тойеру хотелось схватить старикана за шиворот и хорошенько встряхнуть, но он взял себя в руки.
— Лучше всего было бы отправить вас за решетку, — сказал он вместо этого, — но вы наверняка слишком больны. Сколько я сейчас показываю пальцев? — Он растопырил три пальца.
Рампе не ответил.
— Вы отказываетесь от своих показаний?
— Сволочь, оборванец, — с ненавистью прошипел старик. — Кто еще это мог быть, как не он? Нет, я настаиваю на своих показаниях.
— Я пошлю тебя проверять зрение, ты еще увидишь, с кем имеешь дело, старая свинья! — Тойер встал. — Ладно, на сегодня достаточно.
— «Говорит автоматический терминатор Томаса Хафнера. После гудка вы заразитесь СПИДом. Пи-п».
— Очень остроумно, Хафнер. Встречаемся в одиннадцать на автостоянке у Тингштетте. Если случайно у тебя в крови алкоголя на несколько промилле больше допустимого уровня, бери такси, я оплачу. Захвати с собой карту, ту самую, с кельтским кругом…
Тойер положил трубку и сложил в пластиковый пакет самое необходимое: карманный фонарик, циркуль, карандаш, линейку, на случай, если придется делать новые выводы из области евклидовой геометрии. Не забыл он и бутылку гейдельбергского «Шпетбургундера» из магазинчика «Вайн-Алекс», что на Мерцгассе. Он выиграл ее прошлой осенью, потому что почти точно назвал количество бутылок в лавке, ошибся лишь на одну.
(В душе сыщик был убежден, что посчитал и себя вместе с бутылками.)
Со Штерном он уже созвонился раньше и попросил заехать за ним — после каждой мигрени в голове еще несколько часов стоял легкий шум, и Тойер решил подстраховаться.
Оставалось сделать последний звонок.
— Фрау Лейдиг, я хотел бы поговорить с вашим сыном. По делам службы.
— В такой поздний час? Впрочем, хорошо, что у меня появилась возможность обсудить с вами один вопрос, господин комиссар. В последнее время мой сын стал ужасно непослушным, и он…
— У меня важное дело.
— Я больна артрозом, а он переехал на пару дней в пансион. Это ведь недешево!
— Он у вас прилично зарабатывает…
— Я не могу наклоняться, вы можете себе представить, каково это, когда не можешь наклоняться?
— Да, тогда можете не наклоняться. Будьте добры, позовите к телефону вашего сына…
— А еще я сказала ему: «Симон, педикюр так подорожал, теперь он уже не оплачивается по страховке, подстриги мне ногти на ногах», ведь это такая небольшая просьба… И вы знаете, прежде он всегда говорил мне: «Я твой сын и всегда им останусь», такой был милый и послушный ребенок. Другие мальчишки уже ходили в футбольный клуб, а мы с ним еще купались вместе…
Тойер уже опасался, что у него начнется новый приступ мигрени, прежде чем смог наконец поговорить с Лейдигом.
И вот теперь они вели поиски в ночном Гейдельберге. Луна заливала неземным светом величественный каменный театр. Внезапно старшему гаупткомиссару показалось, будто он находится на другой планете. Он увидел графитовые озера, по которым можно мчаться на мягких волнах, разлетающихся на гребне каскадами черной пыли. Ему нравилось чувствовать себя пришельцем и вместе с тем в полной безопасности, несмотря на все ловушки — непременные спутники великих открытий. А вечерами он, могучий и невесомый, играл бы в бильярд в офицерской кают-компании, в безгравитационный бильярд.
Космические мечтания не мешали ему храбро шарить по кустам лучом фонарика вместе со своими верными помощниками.
— Шеф, почему нам понадобилось заниматься этим именно ночью? — ворчал Хафнер. — У вас есть на то какие-то веские причины?
— Ни одна скотина нас не поддерживает, — ответил Тойер. — Идиот врач посадил меня на больничный. Лейдига заставляют отдыхать, хочет он того или нет. Ты тоже отстранен от службы — патрульные тебя прищучили. Штерна начальство не выпускает из кабинета. Короче, нас вроде бы и нет в наличии. Достаточно тебе аргументов? Если бы старый козел Рампе отозвал свои свидетельские показания, тогда другое дело… а так нам придется самим искать доказательства. Никуда от этого нам не деться.
— Искать надо шариковую ручку «Ламикули», я записал. — Штерн заботливо помог встать на ноги запутавшемуся в кустах Хафнеру.
— Дома я еще раз заглянул в «Лексикон», — раздался из темноты голос Лейдига. — Собственно, тут наверху главное — горячий воздух. Когда-то на этом месте проходил кельтский кольцевой вал.
— Кельтский круг, — провозгласил Хафнер.
— А нацисты построили здесь Тингштетте. У германцев тингом называлось место собраний. У нас Тингштетте скорее напоминает древнегреческий театр. Нацисты собирались устраивать здесь кровавые игры, ведь Баден граничит с Францией, и его жителям требовалась особенно интенсивная промывка мозгов… для борьбы с враждебной идеологией…
Если бы сыщики искали пивные банки и презервативы, они давно бы перевыполнили план.
— А в тридцать шестом тинг снова забросили, из-за дождливой погоды.
— Все детали вполне укладываются в версию, которая постепенно сложилась в моей голове, — сказал Тойер. — По моим предположениям, Людевиг заставил какую-то бедную шлюху убивать по его приказу. С помощью магической фигни, на которую она подсела, вероятно, с его подачи. Возможно, он и сам верит в эту дребедень. Или не верит. Короче, случай дерьмовый, концы с концами не сходятся, и это горькая правда.
— Кстати, — подключился к разговору Штерн, — когда вы… ну… короче, потеряли сознание, я наконец спросил по телефону у Людевига про его помощников…
— Не уверен, что ты поступил умно, — возразил Лейдиг.
— По-моему, я ловко это обставил… — В голосе Штерна зазвучала нервозность. — Я сказал, что мы подозреваем, что среди сотрудников социальной службы могут оказаться преступники. Я ведь, черт побери, опять остался один. Все на нас злились, так как Плазма исчез, все управление считало, что по нашей вине.
В душе Тойер признал правоту Лейдига. Но какой теперь смысл обижать бравого служаку Штерна? Неожиданно заухал филин. Гаупткомиссар вздрогнул.
— Что же Людевиг ответил? — поинтересовался он.
— Говорил со мной дружелюбно, сразу назвал мне имена. За ним ухаживают двое приятных парнишек, они не здешние, поэтому живут в городском социальном центре на Эммертсгрунд. Шестнадцатого они вместе играли в бадминтон в Нусслохе, в теннисном центре. Находились там до одиннадцати, есть свидетели. А двадцать первого вечером проходил «Циви-Фет», их корпоративный междусобойчик; там и того больше свидетелей.
— Что за загадочные числа ты называешь? — глупо спросил Хафнер.
— Осел! Первые два убийства, — вырвалось у Лейдига.
— Подождите-ка, — вдруг прошептал Штерн. — Я что-то увидел…
Это была шариковая ручка. Взволнованные, они нанесли на карту место находки. Оно находилось как раз на воображаемом круге, проведенном вокруг центра лжекультового сооружения. И на расстоянии трети длины всей окружности от первой точки, где был найден ключ.
По этому поводу откупорили бургундское.
— Тут явное подражание культу, — высказал свое предположение Тойер. — Ведь расстояние между двумя находками — ровно треть круга.
— А последнее убийство им подарил Голлер, — воскликнул Лейдиг. — Все сходится.
— Почему, собственно, у нас только одна бутылка? — весело поинтересовался Хафнер.
16
Апрель. Они все обговорили, все продумали, учли; затея была совершенно безумная, однако его успокаивало то, что это скоро произойдет… хоть что-то произойдет…
В среду, 8. 6. 2002, пространство преобразилось. Правда, не все, а лишь та его часть, которая выполняла функции гостиной Иоганнеса Тойера. Довольно неуютное жилье ленивого мужчины стало неофициальным филиалом полицейского управления «Гейдельберг-Центр». В обычное служебное время там встретились три отстраненных от работы полицейских — Лейдиг, Хафнер и сам хозяин квартиры. С одиноким Штерном, оставшимся в их кабинете на Берггеймерштрассе, они поддерживали телефонную связь. Из новостей тот смог сообщить лишь одно: усердный младший ординатор уже прислал по факсу сообщение о том, что Тойер не в состоянии выполнять свои обязанности. Новоиспеченный филиал был оснащен ноутбуком Лейдига, свежими газетами и новеньким модемом для подключения к Интернету. Сыщики решили отыскать по возможности всех гейдельбергских проституток. Поначалу они приступили к делу не без удовольствия, как заправские повесы. Но вскоре ими овладела растерянность, граничащая с паникой, — профессионалок в этой сфере оказалось несметное количество.
— На мой взгляд, дело обстоит так, — проговорил Тойер в обед.
Сыщики ели пиццу прямо из картонок и запивали ее колой, а Хафнер баловался холодным пивком (это он принес несколько порций пиццы из кафе «Да Клаудиа»). — Наш подозреваемый в последнее время вызывает к себе через агентства разных девиц, и это означает одно — он хочет отвлечь нас от той, которая стала жертвой его манипуляций. С ней он познакомился в двухтысячном, а через год уже не должен был ей платить — она его полюбила. Мы составим как можно более полный список. Официальной версии из ведомства здравоохранения придерживаться не стоит — она включает далеко не всех жриц любви. И уж потом вычислим ту, которая нам нужна, и прихлопнем…
— Ха! — обрадовался Хафнер.
Лейдига же, наоборот, терзали противоречивые чувства.
— Прихлопнем ее, черт подери! Алиби проверим и вообще… Поглядим косвенные свидетельства, заглянем в эзотерику. Ничего лучшего я не могу предложить. Если повезет, это окажется дамочка, оклеившая свою квартиру кельтской символикой. — Иголка в стогу сена, Тойеру не хотелось ни говорить об этом, ни думать, но он догадывался, что думать придется — никуда не денешься. Иногда необходимость думать наполняла его горечью. Ведь он не был очень глупым.
И вот что еще больше усложняло поиски: либо дамы давали о себе знать лишь бегущей информационной строкой, либо отдельные имена оказывались обозначением целых борделей. Список все увеличивался. Но маленькая радость их все-таки ждала: фрау Шёнтелер рекламировала себя под именем «Манди» и предлагала всевозможные услуги опытной «куртизанки». Голос и речь на пленке были слишком узнаваемыми, чтобы осталось место для сомнений.
К вечеру позвонила Ильдирим:
— Что ты поделываешь? Если гробишься над своим расследованием, я разнесу тебя к чертовой бабушке, моя должность это позволяет.
— Ну, Хафнер, Лейдиг и я — мы все, так сказать, в отпуске. Вот мы и устроили мальчишник… и все такое прочее…
— Терфельден его фамилия, того хмыря, отца Бабетты; по его словам, он пробудет в городе лишь до конца недели. Так что утром в пятницу в семейном суде состоится срочное рассмотрение дела. Пожалуйста, приди еще раз, ты приглашен; они вписали тебя в повестку по моему адресу.
— Но ведь это комедия. Зачем ломать комедию?
— Не знаю. Но в любом случае я не хочу, чтобы выяснилось, что я пошла на обман, назвав тебя своим партнером…
— Так-так, обман, говоришь?
— Да нет же! Ах, черт побери!
— Ладно уж, — вздохнул гаупткомиссар. — Ну, когда там в пятницу?
— В половине десятого. Лучше встретимся прямо в суде, там в коридоре стулья, тебе не придется стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Рампе промолчал.
— Что вы заказываете? Кофе «Хаг»?
— Яичный ликер, — мрачно буркнул Рампе. — И сдобный пирог.
— Знаете ли вы, что из-за ваших показаний армия полицейских была пущена по ложному следу? Понимаете ли последствия ваших слов? И ведь, похоже, ваш план сработал. Вальдемар фон Гросройте, которого все называли Плазмой, по-видимому, покончил с собой. Он мертв. После стольких лет снова уничтожить никчемную жизнь. Славно, да?
Рампе еле заметно кивнул. Тойеру хотелось схватить старикана за шиворот и хорошенько встряхнуть, но он взял себя в руки.
— Лучше всего было бы отправить вас за решетку, — сказал он вместо этого, — но вы наверняка слишком больны. Сколько я сейчас показываю пальцев? — Он растопырил три пальца.
Рампе не ответил.
— Вы отказываетесь от своих показаний?
— Сволочь, оборванец, — с ненавистью прошипел старик. — Кто еще это мог быть, как не он? Нет, я настаиваю на своих показаниях.
— Я пошлю тебя проверять зрение, ты еще увидишь, с кем имеешь дело, старая свинья! — Тойер встал. — Ладно, на сегодня достаточно.
— «Говорит автоматический терминатор Томаса Хафнера. После гудка вы заразитесь СПИДом. Пи-п».
— Очень остроумно, Хафнер. Встречаемся в одиннадцать на автостоянке у Тингштетте. Если случайно у тебя в крови алкоголя на несколько промилле больше допустимого уровня, бери такси, я оплачу. Захвати с собой карту, ту самую, с кельтским кругом…
Тойер положил трубку и сложил в пластиковый пакет самое необходимое: карманный фонарик, циркуль, карандаш, линейку, на случай, если придется делать новые выводы из области евклидовой геометрии. Не забыл он и бутылку гейдельбергского «Шпетбургундера» из магазинчика «Вайн-Алекс», что на Мерцгассе. Он выиграл ее прошлой осенью, потому что почти точно назвал количество бутылок в лавке, ошибся лишь на одну.
(В душе сыщик был убежден, что посчитал и себя вместе с бутылками.)
Со Штерном он уже созвонился раньше и попросил заехать за ним — после каждой мигрени в голове еще несколько часов стоял легкий шум, и Тойер решил подстраховаться.
Оставалось сделать последний звонок.
— Фрау Лейдиг, я хотел бы поговорить с вашим сыном. По делам службы.
— В такой поздний час? Впрочем, хорошо, что у меня появилась возможность обсудить с вами один вопрос, господин комиссар. В последнее время мой сын стал ужасно непослушным, и он…
— У меня важное дело.
— Я больна артрозом, а он переехал на пару дней в пансион. Это ведь недешево!
— Он у вас прилично зарабатывает…
— Я не могу наклоняться, вы можете себе представить, каково это, когда не можешь наклоняться?
— Да, тогда можете не наклоняться. Будьте добры, позовите к телефону вашего сына…
— А еще я сказала ему: «Симон, педикюр так подорожал, теперь он уже не оплачивается по страховке, подстриги мне ногти на ногах», ведь это такая небольшая просьба… И вы знаете, прежде он всегда говорил мне: «Я твой сын и всегда им останусь», такой был милый и послушный ребенок. Другие мальчишки уже ходили в футбольный клуб, а мы с ним еще купались вместе…
Тойер уже опасался, что у него начнется новый приступ мигрени, прежде чем смог наконец поговорить с Лейдигом.
И вот теперь они вели поиски в ночном Гейдельберге. Луна заливала неземным светом величественный каменный театр. Внезапно старшему гаупткомиссару показалось, будто он находится на другой планете. Он увидел графитовые озера, по которым можно мчаться на мягких волнах, разлетающихся на гребне каскадами черной пыли. Ему нравилось чувствовать себя пришельцем и вместе с тем в полной безопасности, несмотря на все ловушки — непременные спутники великих открытий. А вечерами он, могучий и невесомый, играл бы в бильярд в офицерской кают-компании, в безгравитационный бильярд.
Космические мечтания не мешали ему храбро шарить по кустам лучом фонарика вместе со своими верными помощниками.
— Шеф, почему нам понадобилось заниматься этим именно ночью? — ворчал Хафнер. — У вас есть на то какие-то веские причины?
— Ни одна скотина нас не поддерживает, — ответил Тойер. — Идиот врач посадил меня на больничный. Лейдига заставляют отдыхать, хочет он того или нет. Ты тоже отстранен от службы — патрульные тебя прищучили. Штерна начальство не выпускает из кабинета. Короче, нас вроде бы и нет в наличии. Достаточно тебе аргументов? Если бы старый козел Рампе отозвал свои свидетельские показания, тогда другое дело… а так нам придется самим искать доказательства. Никуда от этого нам не деться.
— Искать надо шариковую ручку «Ламикули», я записал. — Штерн заботливо помог встать на ноги запутавшемуся в кустах Хафнеру.
— Дома я еще раз заглянул в «Лексикон», — раздался из темноты голос Лейдига. — Собственно, тут наверху главное — горячий воздух. Когда-то на этом месте проходил кельтский кольцевой вал.
— Кельтский круг, — провозгласил Хафнер.
— А нацисты построили здесь Тингштетте. У германцев тингом называлось место собраний. У нас Тингштетте скорее напоминает древнегреческий театр. Нацисты собирались устраивать здесь кровавые игры, ведь Баден граничит с Францией, и его жителям требовалась особенно интенсивная промывка мозгов… для борьбы с враждебной идеологией…
Если бы сыщики искали пивные банки и презервативы, они давно бы перевыполнили план.
— А в тридцать шестом тинг снова забросили, из-за дождливой погоды.
— Все детали вполне укладываются в версию, которая постепенно сложилась в моей голове, — сказал Тойер. — По моим предположениям, Людевиг заставил какую-то бедную шлюху убивать по его приказу. С помощью магической фигни, на которую она подсела, вероятно, с его подачи. Возможно, он и сам верит в эту дребедень. Или не верит. Короче, случай дерьмовый, концы с концами не сходятся, и это горькая правда.
— Кстати, — подключился к разговору Штерн, — когда вы… ну… короче, потеряли сознание, я наконец спросил по телефону у Людевига про его помощников…
— Не уверен, что ты поступил умно, — возразил Лейдиг.
— По-моему, я ловко это обставил… — В голосе Штерна зазвучала нервозность. — Я сказал, что мы подозреваем, что среди сотрудников социальной службы могут оказаться преступники. Я ведь, черт побери, опять остался один. Все на нас злились, так как Плазма исчез, все управление считало, что по нашей вине.
В душе Тойер признал правоту Лейдига. Но какой теперь смысл обижать бравого служаку Штерна? Неожиданно заухал филин. Гаупткомиссар вздрогнул.
— Что же Людевиг ответил? — поинтересовался он.
— Говорил со мной дружелюбно, сразу назвал мне имена. За ним ухаживают двое приятных парнишек, они не здешние, поэтому живут в городском социальном центре на Эммертсгрунд. Шестнадцатого они вместе играли в бадминтон в Нусслохе, в теннисном центре. Находились там до одиннадцати, есть свидетели. А двадцать первого вечером проходил «Циви-Фет», их корпоративный междусобойчик; там и того больше свидетелей.
— Что за загадочные числа ты называешь? — глупо спросил Хафнер.
— Осел! Первые два убийства, — вырвалось у Лейдига.
— Подождите-ка, — вдруг прошептал Штерн. — Я что-то увидел…
Это была шариковая ручка. Взволнованные, они нанесли на карту место находки. Оно находилось как раз на воображаемом круге, проведенном вокруг центра лжекультового сооружения. И на расстоянии трети длины всей окружности от первой точки, где был найден ключ.
По этому поводу откупорили бургундское.
— Тут явное подражание культу, — высказал свое предположение Тойер. — Ведь расстояние между двумя находками — ровно треть круга.
— А последнее убийство им подарил Голлер, — воскликнул Лейдиг. — Все сходится.
— Почему, собственно, у нас только одна бутылка? — весело поинтересовался Хафнер.
16
Апрель. Они все обговорили, все продумали, учли; затея была совершенно безумная, однако его успокаивало то, что это скоро произойдет… хоть что-то произойдет…
В среду, 8. 6. 2002, пространство преобразилось. Правда, не все, а лишь та его часть, которая выполняла функции гостиной Иоганнеса Тойера. Довольно неуютное жилье ленивого мужчины стало неофициальным филиалом полицейского управления «Гейдельберг-Центр». В обычное служебное время там встретились три отстраненных от работы полицейских — Лейдиг, Хафнер и сам хозяин квартиры. С одиноким Штерном, оставшимся в их кабинете на Берггеймерштрассе, они поддерживали телефонную связь. Из новостей тот смог сообщить лишь одно: усердный младший ординатор уже прислал по факсу сообщение о том, что Тойер не в состоянии выполнять свои обязанности. Новоиспеченный филиал был оснащен ноутбуком Лейдига, свежими газетами и новеньким модемом для подключения к Интернету. Сыщики решили отыскать по возможности всех гейдельбергских проституток. Поначалу они приступили к делу не без удовольствия, как заправские повесы. Но вскоре ими овладела растерянность, граничащая с паникой, — профессионалок в этой сфере оказалось несметное количество.
— На мой взгляд, дело обстоит так, — проговорил Тойер в обед.
Сыщики ели пиццу прямо из картонок и запивали ее колой, а Хафнер баловался холодным пивком (это он принес несколько порций пиццы из кафе «Да Клаудиа»). — Наш подозреваемый в последнее время вызывает к себе через агентства разных девиц, и это означает одно — он хочет отвлечь нас от той, которая стала жертвой его манипуляций. С ней он познакомился в двухтысячном, а через год уже не должен был ей платить — она его полюбила. Мы составим как можно более полный список. Официальной версии из ведомства здравоохранения придерживаться не стоит — она включает далеко не всех жриц любви. И уж потом вычислим ту, которая нам нужна, и прихлопнем…
— Ха! — обрадовался Хафнер.
Лейдига же, наоборот, терзали противоречивые чувства.
— Прихлопнем ее, черт подери! Алиби проверим и вообще… Поглядим косвенные свидетельства, заглянем в эзотерику. Ничего лучшего я не могу предложить. Если повезет, это окажется дамочка, оклеившая свою квартиру кельтской символикой. — Иголка в стогу сена, Тойеру не хотелось ни говорить об этом, ни думать, но он догадывался, что думать придется — никуда не денешься. Иногда необходимость думать наполняла его горечью. Ведь он не был очень глупым.
И вот что еще больше усложняло поиски: либо дамы давали о себе знать лишь бегущей информационной строкой, либо отдельные имена оказывались обозначением целых борделей. Список все увеличивался. Но маленькая радость их все-таки ждала: фрау Шёнтелер рекламировала себя под именем «Манди» и предлагала всевозможные услуги опытной «куртизанки». Голос и речь на пленке были слишком узнаваемыми, чтобы осталось место для сомнений.
К вечеру позвонила Ильдирим:
— Что ты поделываешь? Если гробишься над своим расследованием, я разнесу тебя к чертовой бабушке, моя должность это позволяет.
— Ну, Хафнер, Лейдиг и я — мы все, так сказать, в отпуске. Вот мы и устроили мальчишник… и все такое прочее…
— Терфельден его фамилия, того хмыря, отца Бабетты; по его словам, он пробудет в городе лишь до конца недели. Так что утром в пятницу в семейном суде состоится срочное рассмотрение дела. Пожалуйста, приди еще раз, ты приглашен; они вписали тебя в повестку по моему адресу.
— Но ведь это комедия. Зачем ломать комедию?
— Не знаю. Но в любом случае я не хочу, чтобы выяснилось, что я пошла на обман, назвав тебя своим партнером…
— Так-так, обман, говоришь?
— Да нет же! Ах, черт побери!
— Ладно уж, — вздохнул гаупткомиссар. — Ну, когда там в пятницу?
— В половине десятого. Лучше встретимся прямо в суде, там в коридоре стулья, тебе не придется стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45