Оказывается, в Древнем Египте верили в Праокеан, Нун… Считалось, что Мрак и Нун — вот первопричины бытия, никакой там Земли, ничего… Мне это понравилось, потому что я ощущаю это здесь. Самым мирным образом.
— С парочкой проституток.
— Ну и ну, браво! Вам и это известно! А ведь по вам и не скажешь.
Тойер показал на видеокамеру:
— Что мы увидим, если пошарим в ваших шкафах и вытащим кассеты?
Людевиг по-прежнему сохранял безмятежность, не проявляя ни тени обеспокоенности.
— Голых баб, танцующих передо мной, увидите, как они ползают по полу, будто змеи, а я поливаю их дерьмом. Всякие гадости, которые вам определенно не понравятся. Но ведь за них не сажают за решетку.
Тойер подошел к боковым окнам. Верно, улица из них не видна, но от внимания бравого служаки Штерна ускользнула одна деталь. Сыщик нажал на еле заметную кнопку на подоконнике. Снаружи, из стены, высунулось автомобильное зеркало, абсолютно чужеродное в этом месте. В нем просматривались несколько метров дороги между лесом и домом.
— Да вы зорче, чем ваш молодой коллега. Признаюсь вам — иногда в частые часы отсутствия самой большой из всех известных мне блядей, которая упорно именует себя моей женой, я позволяю себе снабжать свою берлогу кое-какими маленькими удобствами. Ей не обязательно про них знать. У нас, мужчин, тоже бывают маленькие тайны.
— Короче, вы видите тех, кто приходит к вашей жене. Почему вы называете ее так грубо?
— А что, разве я не прав? Насколько вы продвинулись в вашем расследовании?
Тойер надел пиджак.
— Пока не очень далеко. Впрочем, уже дальше, чем полчаса назад. Я предполагаю, что вы каким-то хитрым образом заставили одну из знакомых проституток убивать вместо вас. Я разыщу ее, и вы отправитесь в тюрьму, туда, где вам самое место.
Я лично потрачусь на пристегивающуюся к руке суповую ложку. Большего я вам сейчас не могу обещать.
— Вот видите? — засмеялся Людевиг. — Вот что между нами общего. Так вы говорите, в тюрьму? Напугали! Как вы думаете, где я сейчас нахожусь?
Тойер гневно взглянул на изломанного человека:
— О-о, пару кругов по саду вы все-таки делаете, не так ли? Я прошелся по вашему серпантину.
— Да, я совершаю маленькие поездки, иногда меня возит такси, большое такое, как катафалк…
— Хватит болтать глупости! Вы имеете в виду микроавтобус?
— …в места рассеяния и восстановления сил. Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Но в основном я здесь; блядь держит меня на коротком поводке.
— Я вас достану, — пообещал Тойер. — Быстрей, чем вы думаете. Тогда вы обнаружите, что в аду есть круги пониже. Без электронных игрушек и свинских развлечений. Просто тюремные камеры.
— Я открыт для всего, — засмеялся Людевиг. — А сейчас придет парнишка из социальной помощи и очистит мой парализованный кишечник. Хотите посмотреть?
Очевидно, он был готов к тому, что его рано или поздно разоблачат, и ему было все равно. Тойер отдал бы многое, чтобы узнать про ближайшие планы паралитика: он не сомневался, что они у него имеются.
Полицейский вернулся домой. На душе было скверно, он не знал, как подкрепить свои громкие слова конкретными делами. Он созвонился с коллегами. Ничего нового не произошло. Лейдиг мучился от стыда, и даже это не было новостью, разве что сам повод.
Тяжело вздохнув, старший гаупткомиссар набрал личный номер своего начальника.
— Господин Зельтманн, это моя последняя попытка. Пожалуйста, отдайте завтра приказ об аресте господина Людевига или хотя бы прикажите установить наружное наблюдение за домом. Я охотно объясню вам, зачем…
— Хватит, я сыт вашим бредом по горло! — взревел шеф. Такая яростная реакция вообще-то была ему не свойственна, и гаупткомиссар удивился. — Сейчас конец недели, вы сидите на больничном, и надеюсь, это надолго. Разговор окончен! Прошу мне больше не звонить! Я выключаю аппарат!
— Тогда я спокойно могу еще раз набрать ваш номер.
Связь прервалась. Теперь Тойер вообще ничего не понимал. Он сел перед телевизором и быстро выпил литр вина. Потом лег в постель, выбросил из головы все дневные заботы, заснул и спал без всяких снов.
Проснулся он рано, сварил кофе, даже смешал мюсли, сходил по-большому, принял душ, оделся и сел на софу в полном унынии.
По сути, он израсходовал весь свой порох. Ничуть не помогало и то, что он нашел кельтский крут, если его можно так назвать. Хоть он и верил в вину Людевига и в то, что его нужно арестовать, результаты расследования этого не подтверждали. Правда, пока что это не имело значения. Но если больше ничего не случится, его, скорее всего, не арестуют. И это не все равно. Ведь тогда, рано или поздно, будет убит еще кто-нибудь. Это совсем не все равно. Что, если Людевиг покончит с собой? Для него это тоже поступок. Ритуальные действия были нарушены Голлером. Вернется ли преступник или преступница к своему делу? Нужен ли третий фетиш, чтобы помощница Людевига, которой он манипулировал (если она вообще существовала), сочла дело завершенным? А вдруг там уже лежит третий фетиш?
Тойер пришпорил свой «опель», просигналил, прогоняя с горной дороги богатых детей, сполз в долину Мюльталь, свернул вправо, спугнул зайца и, даже не запирая машины, бегом помчался к третьей точке кельтского круга. Фетиш оказался там. Украшение. Он взял его осторожно, с помощью носового платка. Теперь его обязаны выслушать. Ведь это украшение кто-то носил, и люди вспомнят, если снимок напечатают в газете. Кто-нибудь да вспомнит. Да, кто-нибудь… в данном случае он… Уже вспомнил… Присвистнув, он шумно выдохнул воздух.
— Какое интересное у вас украшение.
— Я ношу его на счастье, это символ силы.
— А-а, ага, вот оно что.
Свидетельница Кильманн, та, что явилась в самом начале.
Они искали женщину, поддавшуюся коварным уговорам калеки, а ведь у них даже был ее адрес.
Он примчался назад, поднялся в квартиру, перескакивая через три ступеньки. Где же список? Вот он. Разворачивая его, гаупткомиссар позвонил Штерну:
— Мне нужен номер мобильника Христианы Кильманн. Адрес: улица Ам-Рорбах, 25, в Гейдельберге. Немедленно! — закричал он, выдернув беднягу из постели. — Ты единственный, кто может узнать что-либо в управлении. Придумай что-нибудь банальное, например кражу мобильника… давай, Штерн, давай!..
— Свидетельница? Ах та… ладно, еду.
Чуть позже Штерн сообщил номер. Палец Тойера перескакивал через многочисленные предложения любви. Вот: «Крис. Экстремально покорная, мастерица перевоплощения, но по желанию также строгая, всевозможные роли. Натуральное шампанское, икра активно и пассивно, выезд только в дома и отели». Телефон Кильманн. Тойер набрал его, но услышал лишь автоответчик:
— Алло, мой сладкий, ты правильно набрал номер.
— Кильманн представляется как «девушка Крис». Покорная, по желанию клиента также строгая. Специализируется на играх с превращениями, посещает только дома и отели. А я-то думал, что это павшая духом женщина, что нам следует искать именно такую…
— Она работает только в гриме. То рыжая, то блондинка… Но почему она вообще пришла к нам? — отчаянно крикнул в трубку Лейдиг.
— Потом обсудим, — прорычал Тойер (как раз этого он тоже не понимал). — Сообщи обо всем Хафнеру. Встретимся там.
Когда он приехал на место, его ребята уже стояли у входной двери. С одной стороны, его тронуло, что они так преданно его ждали, с другой стороны (и это было недопустимо), достаточно Кильманн, то есть Крис, выглянуть в окно, чтобы найти недостающую часть для ее кельтского круга. Выглаженный носовой платок Лейдига, аспирин Хафнера — прямо-таки семейное торжество. А Штерн… у Штерна ему ничего не бросилось в глаза. Не останавливаясь, с налета, гаупткомиссар поднял своего подчиненного на тротуар.
— Почему вы не нарисовали мишени на спинах? — язвительно спросил он вместо приветствия.
— Мы хотя и тупые, — вежливо ответил Штерн и поймал на себе обиженный взгляд Лейдига, — но не настолько.
— Чертовой снайперши нет дома, — угрюмо добавил Хафнер. В это субботнее утро у него не получались смычные согласные.
Дверь была открыта.
— Знаете, кто нам открыл? — спросил пораженный Лейдиг. — Тот самый Бэби Хюбнер, из дела о Тернере, который жил напротив Вилли. Так вот, он переехал сюда…
Сначала Тойер молча перескакивал через ступеньки, но вскоре перешел на более медленный подъем, щадящий сердце. Ему было ясно, почему Лейдиг всегда так истерично реагировал, когда другие переезжали. А о мальчишеских планах — курить в открытую — речь больше не шла.
На третьем этаже гаупткомиссар увидел взломанную дверь.
— Старый регбист, — гордо проурчал Хафнер, — силы еще остались.
Его шеф размышлял, почему всем все безразлично. Он сам на больничном, Лейдиг тоже, Хафнер временно отстранен, у Штерна выходной, и вообще официально они больше не считались отдельной группой. И следствие уже вели другие. С прокурором он ничего не обсудил, а только занимался с ней сексом да обманывал. Главному подозреваемому было плевать на все подозрения, которые они могли питать в его отношении. Главная подозреваемая явилась к ним как свидетельница — явно без всякой необходимости. Еще полиция разыскивала Плазму, но бедняга, возможно, уже не существовал в прежнем виде. Может, предположить изменение пола? Стоит ли это делать, когда все прежние предположения рушились? Тем не менее сейчас они вломились в квартиру с применением грубой силы. Если Кильманн все-таки окажется ни при чем, у них снова появится парочка мелких проблем, таких, как, например, у теолога Ратцера. Тот проник в чужую квартиру и попал из-за этого за решетку. Кое-какие законы природы еще работали, но в остальном, несомненно, начинался век плазмы.
Наверху раздались шаги. По лестнице спускался Бэби Хюбнер.
— Нечего здесь смотреть, — заревел Тойер.
— Да уж конечно, нечего, — дерзко возразил джазовый трубач. — Четыре сыщика стоят перед взломанной дверью проститутки. Скучные будни. Но я действительно хотел только пройти вниз. Прекрасная погода, в самый раз подходит для прогулки на велосипедах. Малый тур по Оденвальду.
В самом деле, богемный трубач вырядился в щегольской спортивный костюм некогда блестящей гоночной конюшни немецкого «Телекома».
— Без велосипеда? — воскликнул Хафнер (со спортсменом-любителем его связывала застарелая горечь). — А откуда вообще тебе известно, что наделала эта дама, ты, свинья с трубой?
— Велосипед стоит в подвале, тупица. Я ведь не кладу его с собой в постель. А что вытворяет старушка Кильманн, тут, в нашем квартале, известно всем, кроме бравой полиции, разумеется.
На стенах изображения китайских иероглифов, кельтских символов, германских рун, фото Распутина, гравюры с индийскими любовными позами, плакаты сатанистов, распятие, персидская туфля, индийский бог Кришна в карамельных красках… здесь присутствовало все, что обладало хоть какой-то значимостью, присутствовало и в сумме ничего не значило.
В остальном все в квартире было пропитано мелкобуржуазным духом и содержалось в строгом порядке и неукоснительной чистоте. Тойер растерянно обошел двухкомнатное жилище.
— Итак, мы знаем, что она не содержала дома притон, верно? — спросил Лейдиг.
— Она располагает к себе тем, что только ездит на вызовы, — сказал слегка приунывший гаупткомиссар.
— Это я уже понял, но вдруг у нее есть еще одна квартира? Старая или такая, которую она держит для особо крутых и личных дел? — не унимался Лейдиг. Остальные молчали.
— Мы сидим по уши в дерьме! — Больше руководитель группы ничего не добавил.
— Почему вы видите в этом проблему? — бодро спросил Хафнер. — Подумаешь, что тут такого? Даже если она где-нибудь в полуподвале оказывает сексуальные услуги какому-нибудь пастору.
Штерн презрительно взглянул на него:
— Потому что она может там еще и прятаться. Ты все-таки должен это понимать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45