Я ни за что не оставила бы их без присмотра, но мне... нам надо разыскать ещё троих. А эти, - она обернулась, - эти пока должны быть скрыты от... от...
- Не беспокойтесь, - услышала она в ответ ласковый голос. - я всё вижу. Девочка может передвигаться сама? - Катя кивнула. Настоятельница подошла к ней. - Как тебя зовут, дитя моё?
- Екатерина...
Из глаз Кати вдруг полились слёзы, когда белая, словно бестелесная рука коснулась её темени.
- А это ничего, что я - мальчик - побуду в вашем монастыре? - тут же "нарисовался" Юрка.
- Дом Божий открыт для всех, кто нуждается в Господе, - последовал ответ и рука перекочевала на его макушку. - Ты кто?
- Раб Божий Юрий! - гордо представился мальчишка, глядя на монашенку своими библейскими глазами.
- Да? А не отрок? - улыбнулась настоятельница.
Потом она повернулась к Алексею:
- Вы кто им будете?
Алексей вдруг стушевался, как вчера в Москве перед Евгенией Осиповной.
- Я...
- Это наш опекун, - нежданно вступила в разговор Катя. - Он маме помогает... И дядя Саша тоже...
- А как нам вас называть? - Юрка явно чувствовал себя здесь - в своей тарелке.
- Называть меня можешь: мать Варвара, или просто матушка. А вот это сестра Аглаида, - она указала на "тень", безмолвно стоящую у двери. Сестра, готова ли кровать для Екатерины? - Она снова положила руку на голову Кати. - Ты будешь жить в одной келье с сестрой Аглаидой. У нас тут народу немного, так что, когда окрепнешь, мы тебя устроим в отдельную комнату. Как захочешь, - добавила мать Варвара, видя испуг, заметавшийся в глазах девочки. - Болящим можно не поститься, так что, если будет нужда исповедаться, - милости прошу.
Анна спросила, как же быть с Юркой, где его поселят?
- У Александра тут мастерская. Так что раб Божий Юрий ночевать будет там, а днём - и трапезничать и помогать по хозяйству - вместе с нашими сёстрами. Будет хорошо трудиться во славу Господа - может даже и заработает.
- А есть у вас иконописные мастерские? - Юрке не терпелось всё узнать.
Мать Варвара кивнула:
- Завтра сам всё увидишь. А теперь - пора спать. Встаем мы с петухами. Сестра Аглаида, покажите Екатерине вашу келью.
На умоляющий взгляд Анны повелительным кивком подозвала её, сказала, что она может проводить дочь. Потом спросила, за кого должна будет молиться, пока та не вернётся со всеми детьми. Повторив имена рабов божьих Анны, Алексея, Павла, отроков Петра и Марии, она отпустила Аню посмотреть, как устроится Катя. А Саша через двор повел Юрку в свою мастерскую возле трапезных палат, где, припозднившись, иногда работал всю ночь.
Алексей остался ждать их у настоятельницы.
- Ну, что, Алексей - как вас по батюшке? - заговорила она, не спуская с него глаз.
- Анатольевич...
- Много ли пролили крови на белом свете?
Сам не зная зачем, Алексей стал ей отвечать. Говорить оказалось безумно трудно: он через силу останавливал закипавший внутри гнев и слёзы.
- В Афгане... Афганистане, - поправился он, - на моей совести есть... Хотя - если бы не мы их - они бы нас...
- Говорите только о себе, если сможете, - попросила мать Варвара. - И не будем сейчас об Афганистане: Божий промысел не всем дано понять. Что у вас здесь? Сейчас?..
Алексей подумал-подумал и ответил так:
- Человечьей - ни одной капли! Если только когда царапины да ушибы смазывал. А те, по чьему оговору, Анна безвинно пять лет отсидела за смерть собственного мужа, кто детей у неё отнял, - он поднял страшные пустые глаза на матушку, - кто хочет из живых мальчишек сделать консервированных, кто девочку мог... - Алексей задохнулся от нахлынувших картин-видений прошлой ночи.
Настоятельница остановила его речь одним движением руки, села за свой стол, взяла четки.
- Алексей Анатольевич, что делать, если вы не вернётесь? Кто у детей есть, кроме вас и Анны?
- Только мой сын, Андрей, но он ровесник Павла. Чуть старше...
- Получается, что и ему грозит остаться без отца. - Спокойно констатировала мать Варвара. - А его мать?..
- Матери у него уже давно нет. Погибла, - односложно пояснил Алексей. - До тюрьмы - Анна была ему больше матерью, чем тёткой... Вот, долги теперь отдаю!
Она отошла к иконам, преклонила колени, начала молиться. Слов не было слышно, но Алексею казалось, что она говорила:
"Да пошлёт им Бог удачу! Да не допустит он гибели невинных. Господь Милосердный, раскрой на них глаза, пусть их минует гибель, пускай и они понапрасну не ошибутся..."
Матушка перекрестилась, поднялась на ноги, обернулась к Алексею:
- Где сейчас ваш мальчик?
Она карандашом пометила у себя в перекидном православном календаре день приезда Андрея и сказала Алексею на прощанье:
- Если до этого времени не будет от вас вестей, кто-нибудь из сестер его встретит.
- Саша Трегубов может, - задумчиво сказал Алексей, - мы не возьмём его с собой, хотя он настаивает. С него хватит и вчерашнего...
Настоятельница добавила:
- У нас здесь в нескольких километрах по ту сторону реки - мужской монастырь, у них связей побольше, могут и учиться пристроить... Даст Бог, не придётся...
Алексей благодарно низко склонил голову, когда она его перекрестила, потом в неожиданном для самого порыве припал к руке матушки Варвары. Заслышав, что по коридору гулко приближаются знакомые шаги, быстро вытер непрошеные слёзы и с улыбкой встретил зарёванную Анну:
- Слышишь, раба Божия, а ведь Катерина твоя вполне может быть подружкой невесты.
Мать Варвара посмотрела на него с укоризненной улыбкой, но подтвердила:
- И отпеваем, и крестим, и венчаем! Все основные события жизни бренного тела у нас - как на ладони. Не горюйте, Анна! Позаботимся о Екатерине. Вон, раб Божий Юрий - он уже точно не пропадёт! У нас целый день ребятня бегает: то экскурсии, то местные. А вы главное - себя сберегите.
- Нет, - покачала Анна головой. - Главное нас ждёт теперь в Рязани! Спасибо вам, матушка!
- Бога благодарите! Всё в его власти. Только Он ведает, что творит!..
Распрощавшись с благословившей их настоятельницей и пообещав, что завтра обязательно зайдут проведать детей, Анна с Алексеем вышли на монастырское подворье. Трегубов с Юркой уже давно торчали у приоткрытых ворот.
Они так же втихую вывезли машину на шоссе...
И вдруг, пока скульптор показывал Юрке, как запереть ворота изнутри, Анна увидела, что из ворот дома отдыха вырулила знакомая BMV и помчалась по направлению к Рязани.
- Лёш, Лёшка, смотри! - указала она на удаляющийся автомобиль Пышки, но он и без того уже всё понял:
- Прыгай в машину, быстро! Сашке - ни звука!
Они бросили удивленного Трегубова на дороге, крикнув, что едут купаться, и, пока Юрка с таинственной миной объяснял, что, наверное, мама с дядей Лёшей наконец-то перестали ссориться на каждом шагу, - вышеозначенных мамы с дядей Лёшей и след простыл...
Часть вторая
"То, что производит жалкое впечатление... Замызганный экипаж, который в летний полдень еле тянет тощий бык."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
8.
"То, что внушает опасения... Щедрый на посулы человек, когда он, делая вид, что готов услужить вам, берется за какое-нибудь очень важное поручение."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
Марья Павловна злилась на себя, на бедную Маринку, на целый мир и на неизвестно откуда взявшуюся "ниву", загородившую ей обзор шоссе. Сколько она не сигналила фарами, треклятый советский джип дорогу не уступал. Приходилось держаться у него на хвосте, чтобы при первом удобном случае пойти на обгон.
Тётя Люся мчалась, как оголтелая, сама толком не соображая, куда летит. То, что она так прокололась с "отдыхающей" беспокоило её сильнее всего. Она не могла понять, с какой целью к ней была приставлена эта баба с ребенком (а то, что это была явная подстава, она не сомневалась: иначе зачем бы той было плести в первый вечер о своей несчастной женской доле?).
Когда Пышка не понимала, что ей следует делать, - она немедленно впадала в панику. Она была исполнительна, инициативна (в рамках порученных ей обязанностей), но ей всегда требовалась жесткая начальственная рука, некий "голос свыше". Без руководящих указаний она терялась. В детстве таким "голосом" была для неё классная руководительница московской школы, в которой училась активистка-общественница Людочка Сорокина; когда ей исполнилось пятнадцать руководить ею стал великовозрастный десятиклассник Весков (ему было то ли девятнадцать, а может уже и к двадцати: издержки обязательного наличия аттестата "половой зрелости"). Он научил её всему, что так долго потом кормило в жизни и дало фигуристой комсомолке массу ценных знакомств среди городских партийных властей. С учебой, правда, не клеилось... Но к чему ей была нужна эта головная боль?! Она и без дипломов имела всё, что могли пожелать её куцые невидимые мозговые полушария (в отличие от вполне зримых, которые всегда можно было пощупать).
Потом, руководители перевели её на новый ответственный участок работы: обслуживать отдыхающих (иногда - высокопоставленных отдыхающих) и по мере необходимости собирать на них компромат.
Когда она в силу неумолимости возраста перестала отвечать половым потребностям нуждающихся ответственных руководителей, её сделали экономкой, наблюдающей за порядком в подпольном доме "культурного отдыха", по совместительству - студии полудетских полуюношеских порнофильмов. На месте вполне ещё крепкой избы, потерявшей престарелых хозяев, недалеко от ставшего теперь родным пансионата бывшей москвичке за счет спонсоров был выстроен тот самый дворец, которого она теперь лишилась.
Мышиное сердечко, которое, может, и трепетало когда-то от любви к насильнику Вескову (вот бы кто быстро справился с упрямой Арбузовской девкой), с тех пор лишь изредка встряхивали пароксизмы страха, когда её зачем-нибудь вызывали "на ковёр".
Начальство, хоть и поменяло ориентиры, хоть и подросло, взбираясь на ходулях по должностным ступенькам, но неизменно играло для неё свою руководящую и направляющую роль. По отношению к ней шефы пока что всегда были милостивы: за Пышкой не числилось особых провинностей.
Но она прекрасно знала, как они умели карать! Зачем и куда она, дура, едет?! Чего хорошего может ждать от руководства?..
Вспоминая недовольный тенор, выспрашивающий её по телефону, что она успела сказать ментам, Пышка обмерла: ведь она - связующее звено между "очагом культуры" и шефом - деятелем этой самой культуры. Пока очаг приносил ему дивиденды и пока о нём никто из местных не знал, она была в фаворе. Но, как только искорёженную, хотя вполне опознаваемую аппаратуру вместе с четырьмя трупами и их оружием вывернуло наизнанку, сама Пышка стала угрозой безопасности шефа - выпускника операторского факультета ВГИКа, высокопрофессионального фотографа, обладающего потрясающими связями, благодаря чему пока что ему всё сходило с рук...
Он мог открыть в столице казино, мог позволить себе частную порно-студию на природе, обеспечив работой девчонок и парней - мотыльков, стремившихся к звездам. Мог выстроить в провинции подпольную клинику для её старого школьного приятеля Грека, непризнанного светила медицины, однажды вернувшего ему жизнь. Но зато потом полностью подчинить "светило" себе и заставить, наряду со вполне официальными исследованиями, заниматься нелегальным сбором базы человеческих органов (впрочем, надо отдать шефу должное - не безвозмездно)...
Кто стоял над ним - неизвестно... Однако, Пышка догадывалась, что не чиновники, обладающие властью, руководили им, а как раз наоборот... Недаром же подслушивающие и подсматривающие устройства были повсюду натыканы в тигровые стены!
И вот теперь ей предстояло отчитаться перед этим "начальством"...
Она затряслась, руки выпустили руль, машина стала елозить по дороге, вылетела на встречную полосу и чуть не столкнулась с бодро бегущей "ладой" с рязанскими номерами.
Страх мобилизовал её куриные мыслишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49