Но не судит ли он опрометчиво? В конце концов все естественно – силы, на которые претендовали медиумы, тоже являются естественными, хотя и не вполне понятыми.
Великий хирург может быть озабочен несварением желудка накануне тончайшей операции. Чем же хуже миссис Томпсон?
Стулья расставили по кругу, лампы разместили так, чтобы свет было удобно прибавить или убавить. Дермот отметил про себя, что вопрос о тостах никого не интересовал. Сэр Алингтон даже не осведомился об условиях сеанса. Нет, миссис Томпсон была приглашена только для отвода глаз. Сэр Алингтон был здесь с совсем другой целью. Дермот вспомнил, что мать Клер умерла за границей. О ней рассказывали что-то таинственное…
Резким усилием он заставил себя сосредоточиться на происходящем. Все заняли свои места и погасили свет, кроме одной маленькой лампы с красным абажуром на дальнем столике.
В течение некоторого времени ничего не было слышно, кроме низкого ровного дыхания медиума. Постепенно оно становилось все более и более стесненным. Затем совершенно неожиданно, отчего Дермот подскочил, из дальнего угла комнаты послышался резкий удар. Потом он повторялся с другой стороны.
Послышался усиливающийся звук ударов. Они затихли, и вдруг по комнате раскатился высокий язвительный смех. Затем тишину нарушил необычно высокий голос, совершенно не похожий на голос миссис Томпсон.
– Я здесь, джентльмены, – сказал он, – да, я здесь. Хотите меня спросить?
– Ты кто? Широмако?
– Да… Я Широмако. Я ушел в иной мир очень давно. Я работаю. Я доволен.
За этим последовали другие подробности из жизни Широмако.
Они были примитивны и неинтересны. Дермот слышал это много раз и раньше. Затем Широмако передал послания от родственников, описание которых было таким неопределенным, что могло соответствовать кому угодно. Некоторое время выступала пожилая дама, мать кого-то из присутствующих, делившаяся прописными истинами с таким чувством новизны, которое они вряд ли могли вызвать.
– Еще кто-то хочет прийти, – объявил Широмако, – у него очень важное сообщение для одного из присутствующих джентльменов.
Наступила тишина, а затем заговорил совсем новый голос, предваряя свои слова злобным смешком.
– Ха-ха! Ха-ха-ха! Лучше не ходи домой. Лучше не ходи домой. Послушай моего совета.
– Кому вы это говорите? – спросил Трент.
– Одному из вас троих. Я бы на его месте не ходил домой. Опасность. Кровь. Не очень много крови, но вполне достаточно. Нет, не ходи домой, – голос стал ослабевать. Не ходи домой.
Он полностью стих. Дермот почувствовал, как пульсирует его кровь. Он был абсолютно уверен, что предостережение относится именно к нему. Так или иначе, ночью на улице его подстерегала опасность.
Послышался вздох медиума, потом стон. Миссис Томпсон приходила в себя. Прибавили света. Она сидела выпрямившись, и глаза ее немного щурились.
– Надеюсь, все прошло хорошо?
– Очень даже хорошо, спасибо вам, миссис Томпсон.
– Я думаю, надо благодарить Широмако.
– Да, и всех остальных.
Миссис Томпсон зевнула.
– Я чувствую себя смертельно разбитой. Совершенно опустошенной. Но я довольна, что все прошло хорошо. Я немного беспокоилась, что не получится, боялась, что случится что-нибудь неблагоприятное. Сегодня в комнате какое-то странное ощущение.
Она посмотрела сначала через одно плечо, потом через другое и передернула плечами.
– Не нравится мне это, – сказала она, – у вас кто-нибудь недавно умер?
– Что вы имеете в виду?
– Близкие родственники, дорогие друзья? Нет? Я не хочу быть мелодраматичной, но сегодня в воздухе была смерть. Ну, ладно, это я просто так. До свидания, миссис Трент.
И миссис Томпсон вышла из комнаты в своем пурпурном бархатном платье.
– Надеюсь, вам было интересно, сэр Алингтон, пробормотала Клер.
– Исключительно интересный вечер, моя дорогая. Огромное спасибо за приглашение. Позвольте пожелать вам доброй ночи. Вы ведь собираетесь пойти на танцы?
– Не хотите ли пойти с нами?
– Нет-нет. Я взял за правило ложиться спать в половине двенадцатого. Спокойной ночи. Спокойной ночи, миссис Эверслей. А с тобой, Дермот, мне бы хотелось поговорить. Ты можешь пойти со мной? Потом ты присоединишься к остальным в Графтон-Галерее.
– Конечно, дядя. Трент, а с вами мы увидимся потом.
Во время короткой поездки до Харлей-стрит дядя и племянник обменялись всего несколькими словами. Сэр Алингтон пожалел, что увез Дермота, и обещал задержать его всего на несколько минут.
– Оставить тебе машину, мой мальчик? – спросил он, когда они вышли.
– Не беспокойтесь, дядя, я найду такси.
– Очень хорошо. Я стараюсь не задерживать Чарлсона дольше, чем это необходимо. Спокойной ночи. Чарлсон. Черт возьми, куда я мог положить ключ?
Машина удалялась, а сэр Алингтон стоял на ступеньках и безуспешно искал в карманах ключ.
– Должно быть, оставил его в другом пальто, – сказал он наконец.
– Позвони в дверь, Дермот. Надеюсь, Джонсон еще не спит.
Не прошло и минуты, как невозмутимый Джонсон открыл дверь.
– Куда-то задевал мой ключ, – объяснил ему сэр Алингтон.
– Принеси, пожалуйста, виски с содовой в библиотеку.
– Хорошо, сэр Алингтон.
Врач прошел в библиотеку, включил свет и знаком показал Дермоту, чтобы тот закрыл за собой дверь.
– Не задержу тебя долго. Я кое-что хотел бы тебе сказать. Кажется мне это или ты действительно испытываешь к миссис Трент, так сказать, нежные чувства?
Кровь бросилась в лицо Дермоту.
– Трент – мой лучший друг.
– Извини, но это вряд ли можно считать ответом на мой вопрос. Смею сказать, что ты знаешь мои пуританские взгляды на развод и все прочее, и я должен напомнить тебе, что ты мой единственный близкий родственник и наследник.
– О разводе не может быть и речи, – сказал Дермот сердито.
– Действительно не может быть, по причине, которую я, возможно, знаю лучше, чем ты. Я не могу сказать об этом открыто, но хочу предупредить: Клер Трент не для тебя.
Молодой человек Твердо встретил взгляд своего дяди.
– Я все понимаю, и, позвольте мне сказать, возможно лучше, чем вы думаете. Я знаю, зачем вы сегодня приходили к обеду.
– А? – Врач был искренне удивлен. – Как ты можешь это знать?
– Считайте это догадкой, сэр, прав я или не прав, но вы были там по своим профессиональным делам.
Сэр Алингтон шагал взад и вперед.
– Ты совершенно прав. Я, конечно, не мог сказать тебе этого сам, но, боюсь, скоро это станет известно всем.
Сердце Дермота сжалось.
– Вы имеете в виду, что уже приняли решение?
– Да. В этой семье есть сумасшедшие, со стороны матери. Очень, очень печально.
– Я не могу в это поверить, сэр.
– Понимаю, что не можешь. Для простого обывателя вряд ли есть какие-нибудь очевидные симптомы.
– А для специалиста?
– Совершенно ясно. В таком состоянии пациент должен быть изолирован как можно скорее.
– Боже мой, – выдохнул Дермот, – но вы же не можете посадить в сумасшедший дом человека просто так, ни с того ни с сего.
– Дорогой мой, больных изолируют, когда их пребывание на свободе становится опасным для общества.
– Неужели?..
– Увы! Опасность очень серьезна. По всей вероятности, это особая форма мании убийства. То же самое было у его матери.
Дермот отвернулся со стоном, закрыв лицо руками. Клер белоснежная, золотоволосая Клер!
– При настоящих обстоятельствах, – продолжал врач спокойно, – я считаю своим долгом предупредить тебя.
– Клер, – прошептал Дермот, – бедная моя Клер!
– Да, мы все должны ей сочувствовать.
Внезапно Дермот выпрямился.
– Я не верю этому.
– Чему?
– Я не верю этому. Все знают, что врачи могут ошибаться. Даже очень большие специалисты.
– Дермот, дорогой, – выкрикнул сэр Алингтон сердито.
– Я говорю вам, что я этому не верю, а если это даже и так, то мне на это наплевать. Я люблю Клер. Если она захочет, я, увезу ее далеко, далеко, подальше от врачей, вмешивающихся в чужие дела. Я буду ее охранять, заботиться о ней, защищать ее своей любовью.
– Ты не сделаешь ничего подобного. Разве ты сошел с ума?
– И это говорите вы? – презрительно усмехнулся Дермот.
– Пойми меня, Дермот, – лицо сэра Алингтона сделалось красным от сдерживаемых эмоций, – если ты это сделаешь, это позор, конец. Я перестану оказывать тебе помощь и сделаю новое завещание – все свое состояние оставлю разным больницам.
– Делайте, что хотите, с вашими проклятыми деньгами, сказал Дермот, понизив голос, – я буду любить эту женщину.
– Женщину, которая…
– Только скажите еще одно слово против нее, и я, ей-Богу, убью вас! – крикнул Дермот.
Легкое позвякивание бокалов заставило их обернуться.
Незамеченный во время горячего спора, вошел Джонсон с подносом. Его лицо было непроницаемым, как у хорошего слуги, но Дермота очень беспокоило, что он успел услышать.
– Больше ничего не надо, Джонсон, – сказал сэр Алингтон кратко. – Можете идти спать.
– Спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Джонсон удалился.
Мужчины посмотрели друг на друга. Приход Джонсона охладил бурю.
– Дядя, – сказал Дермот, – я не должен был говорить с вами так. Я понимаю, что с вашей точки зрения вы совершенно правы. Но я люблю Клер Трент очень давно. Джек Трент – мой лучший друг, и это мешало мне даже обмолвиться Клер о своей любви. Но теперь это не имеет значения. Никакие финансовые обстоятельства не могут меня остановить. Я думаю, что мы сказали все, что можно было сказать. Спокойной ночи.
– Дермот…
– Право же, не стоит больше спорить. Спокойной ночи, дядя. Сожалею, но что поделаешь.
Он быстро вышел, затворив дверь. В передней было темно.
Он миновал ее, открыл наружную дверь и, захлопнув ее за собой, оказался на улице.
Как раз у ближайшего дома освободилось такси. Дермот сел в него и поехал в Графтон-Галерею.
В дверях танцзала он на минуту задержался, голова его кружилась. Резкие звуки джаза, улыбающиеся женщины – он словно переступил порог другого мира.
Неужели ему все это приснилось? Нельзя было поверить, что этот мрачный разговор с дядей вообще мог произойти.
Мимо проплыла Клер, словно лилия в своем белом с серебром платье, которое подчеркивало ее стройность. Она улыбнулась ему, лицо ее было спокойным и безмятежным. Конечно, все это ему приснилось.
Танец кончился. Вскоре она была рядом с ним, улыбаясь ему в лицо. Как во сне, он попросил ее на танец. Теперь она была в его руках. Резкие звуки джаза полились снова.
Он почувствовал, что она немного сникла.
– Устали? Может быть, остановимся?
– Если вы не возражаете. Не пойти ли нам куда-нибудь, где мы могли бы поговорить? Я хочу вам кое-что сказать.
Нет. Это был не сон. Он снова вернулся на землю.
Неужели ее лицо могло казаться ему спокойным и безмятежным?
В это мгновение оно было измучено беспокойством, ужасом.
Что она знает?
Он нашел спокойный уголок, и они сели рядом.
– Ну вот, – сказал он с наигранной беззаботностью, – вы сказали, что хотели о чем-то поговорить.
– Да, – она опустила глаза, нервно перебирая оборку платья. – Это очень трудно… пожалуй.
– Скажите мне, Клер.
– Просто я хотела, чтобы вы… чтобы вы на время уехали.
Он был потрясен. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
– Вы хотите, чтобы я уехал? Но почему?
– Честность прежде всего, правда? Я знаю, что вы джентльмен и мой друг. Я хочу, чтобы вы уехали, потому что… потому что я позволила себе полюбить вас.
– Клер!..
От ее слов он онемел, язык не слушался его.
– Пожалуйста, не думайте, что я настолько тщеславна, чтобы вообразить, что вы когда-нибудь в меня влюбитесь. Просто – я не очень счастлива и – ох! Я прошу вас уехать.
– Клер, разве вы не знаете, что вы мне понравились, страшно понравились, как только я вас увидел?
Она подняла испуганные глаза.
– Я вам нравлюсь? Я вам давно нравлюсь?
– С самого начала.
– Ах! – вскрикнула она. – Зачем же вы мне не сказали этого? Тогда, когда я еще могла быть вашей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31