«Сердце…» – смиренно вздыхал он.
Плюхнувшись на сиденье у окна, каноник облегченно перевел дух. За окном валил снег, но в купе первого класса царило умиротворяющее тепло. Хорошо, что ему досталось место в уголке. Ночь впереди длинная и тоскливая. В таких поездах давным-давно пора ввести спальные вагоны.
Остальные три угловых места были уже заняты. Осматривая купе, каноник вдруг в какой-то момент заметил, что сидевший наискосок мужчина приветливо ему улыбается, как старому знакомому. Лицо мужчины было тщательно выбрито, виски чуть тронуты изысканной сединой, а на губах играла легкая ироничная улыбка. Ну просто типичный законник! Сэр Джордж Дюран, будучи известным адвокатом, действительно был причастен к юриспруденции.
– Что, Парфитт, – добродушно заметил он, – пришлось побегать?
– Боюсь, такие нагрузки не особенно полезны для моего сердца, – отозвался каноник, наконец-то узнавший адвоката. – Однако, сэр Джордж, вот так встреча! Далеко собрались?
– В Ньюкасл, – лаконично сообщил сэр Джордж. – Вы еще не знакомы с доктором Кемпбеллом Кларком?
Мужчина, сидевший напротив каноника, учтиво склонил голову.
– Столкнулись на платформе, – пояснил адвокат. – Просто день встреч какой-то.
Каноник с интересом разглядывал доктора Кемпбелла Кларка. Это имя было ему хорошо известно. Знаменитый психиатр, последняя книга которого, «Проблемы бессознательного», стала сенсацией года.
Каноник увидел перед собой квадратную челюсть, немигающие голубые глаза и изрядно поредевшие, хоть и не тронутые еще сединой, рыжие волосы. Все вместе произвело на каноника впечатление исключительно сильной личности.
Каноник автоматически перевел взгляд на четвертого пассажира, почти не сомневаясь, что это кто-то из его знакомых, но этот человек был ему совершенно неизвестен. Мало того, он определенно походил на иностранца. Худощавый, смуглый и решительно ничем не примечательный человечек. Подняв воротник широченного пальто, он, казалось, безмятежно спал.
– Каноник Парфитт из Брэдчестера? – почтительно уточнил доктор Кемпбелл Кларк.
Каноник почувствовал себя польщенным. Эти его «научные проповеди» уже стали притчей во языцех – особенно с тех пор, как ими заинтересовалась пресса. И недаром: ему удалось весьма своевременно уловить давно уже витавшую в воздухе потребность привести церковные догматы в большее соответствие с требованиями и духом нынешнего дня.
– С большим интересом прочел вашу книгу, доктор Кларк, – учтиво сообщил он. – Хотя, признаться, без специальных знаний местами приходится трудновато…
– Парфитт, давайте определимся сразу, – перебил его сэр Джордж. – Или мы спим, или разговариваем. Сам я, признаться, страдаю бессонницей, поэтому…
– О да! Разумеется! Конечно! – подхватил каноник. – Я и сам плохо сплю в поездах, да еще и книга скучная попалась… – Он прикусил язык.
Доктор чуть лукаво улыбнулся и сказал:
– К тому же когда еще соберешь столь компетентную компанию. Церковь, Закон и Медицина.
– Да уж, – с воодушевлением подхватил сэр Джордж, – это еще поискать, в чем бы мы не сумели сообща разобраться. Каноник у нас специалист по человеческим душам, я беру на себя все практические и юридические вопросы, а остальное – от примитивной психической патологии до тончайших психологических проблем – приходится на долю доктора. Сдается мне, джентльмены, любой вопрос так или иначе оказывается в нашей компетенции.
– Боюсь, не совсем так, – возразил доктор Кларк. – Вы забыли еще об одной, и весьма существенной, точке зрения.
– А именно?
– Мнение человека с улицы, обывателя.
– Ну, так ли уж это важно? Как раз оно ведь обычно и оказывается дальше всего от истины. Разве нет?
– Практически всегда. Но зато у человека с улицы есть то, чего неизбежно лишен профессионал: личное отношение к происходящему. А ведь, что там ни говори, мы никак не можем совершенно пренебречь ролью личностных отношений. В моей профессии особенно. Поверите ли, но на каждого действительно больного пациента, обращающегося ко мне за помощью, приходится человек пять, единственная проблема которых заключается в том, что они решительно не способны нормально сосуществовать со своими близкими. Можно называть это как угодно – от «колена служанки» до «писчего спазма» – но причина одна: постоянный стресс, вызванный бесконечными трениями и неумением понять друг друга.
– Вы, наверное, уже и слышать спокойно не можете о «нервах»! – сочувственно заметил каноник. Его-то нервы были в полном порядке.
– Вот! – взвился врач. – И вы туда же! Нервы! Почему-то многим это кажется очень смешным. «А знаете, от чего он лечится? Вы не поверите! От нервов!» Бог ты мой, да от чего же еще лечиться? Мы давно уже научились распознавать и лечить телесные недуги, а о скрытых причинах психических расстройств знаем не больше, чем.., ну хоть, во времена королевы Елизаветы! И это при том, что разновидностей таких расстройств великое множество!
– Ничего себе, – выговорил каноник Парфитт, несколько огорошенный столь суровой отповедью. – Неужели все так скверно?
– И позвольте напомнить о милосердии, к которому, между прочим, вы и ваши коллеги неустанно призываете. В прежние времена человека приравнивали к животному, которое хоть и является обладателем души, но тело, у которого так сказать, главнее…
– Обладателем тела, души и духа, – деликатно поправил его священник.
– Духа? – переспросил врач с ироничной улыбкой. – А что, вы, священники, собственно, под этим понимаете? Что-то вы никогда не спешили внести ясность в это туманное понятие. Напротив, спокон века Церковь старательно избегала точного определения.
Каноник не спеша откашлялся, но, к величайшей своей досаде, не успел сказать ни слова.
– Да как можно быть уверенным хотя бы в том, – продолжал доктор, – что это именно «дух», а не «духи»?
– Духи? – переспросил сэр Джордж, иронически поднимая бровь.
Кемпбелл Кларк перевел свой немигающий взгляд на сэра Джорджа.
– Да, – подтвердил он и для пущей убедительности легонько похлопал его по пальто.
– Так ли уж вы уверены, – без тени улыбки спросил он, – что все семь, сорок семь, семьдесят.., или сколько уж кому выпадет лет.., в этом уютном жилище, в котором явно нуждается наш организм, проживает единственный постоялец? Как всякому дому, этому жилищу требуется подходящая мебель и забота. Но потом вещи ветшают, их владелец начинает потихоньку готовиться к приезду в иные места и в конце концов съезжает вовсе – и дом превращается в груду бесполезных развалин. Хозяин дома вы – кто спорит? – но разве сами вы не ощущаете постоянного присутствия посторонних? Бесшумных слуг, выполняющих всю работу по дому, результатов которой вы попросту не замечаете? Или друзей – а это уже настроения, которые вдруг иногда завладевают вами, превращая на какое-то время – как говорят тогда близкие – в «совершенно другого человека»? Так что хоть вы в этом замке и принц, можете не сомневаться, что куча довольно темных и сомнительных личностей, ютящихся до поры до времени на задворках, только и ждет, как бы устроить небольшой переворот.
– Помилуйте, Кларк, – протянул адвокат, – от ваших речей становится как-то не по себе. Неужели мое сознание – только поле битвы для антагонистических личностей? Это что же, и есть последнее слово науки?
Доктор пожал плечами.
– С вашим телом все обстоит именно так, – сухо ответил он. – Почему с сознанием должно быть иначе?
– Как интересно, – проговорил каноник. – Ох уж эта наука… Чудеса, да и только!
«Господи, какая из этого получится проповедь!» – подумал он и мысленно потер руки.
Доктор Кларк, однако, успел уже охладеть к этой теме и, откинувшись на спинку дивана, со скукой в голосе закончил:
– Собственно говоря, нечто подобное и ожидает меня в Ньюкасле. Раздвоение личности. Очень интересный случай. Пациент, конечно, явный невротик, но о симуляции нет и речи.
– Раздвоение личности, – задумчиво повторил сэр Джордж. – Но ведь это, кажется, не такая уж редкость? Если не ошибаюсь, одно из последствий потери памяти? Что-то подобное, помнится, всплыло недавно в одном деле о наследстве…
Доктор Кларк кивнул.
– В качестве классического примера можно привести случай Фелиции Баулт. Вы, наверное, помните слушания по этому делу?
– Да, конечно, – подтвердил каноник. – О нем писали в газетах. Но это было давно, очень давно. Лет семь назад.
Доктор Кларк снова кивнул.
– Эта девушка прославилась тогда на всю Францию. Да что там Францию? Чтобы взглянуть на нее, ученые съезжались со всего света. У нее отчетливо проявлялись по меньшей мере четыре разных личности, получивших, соответственно, названия Фелиция-один, Фелиция-два, Фелиция-три, ну и так далее.
– Кажется, кое-кто поговаривал о возможном мошенничестве? – припомнил дотошный сэр Джордж.
– Ну, личности Фелиции-три и Фелиции-четыре действительно вызывали некоторые сомнения, – признал доктор. – Но суть от этого не меняется. Позвольте напомнить, что Фелиция Баулт была обычной крестьянской девушкой из Бретани. Она была третьей дочерью отца-алкоголика и умственно неполноценной матери. В один из запоев он задушил жену, и, насколько я помню, остаток жизни провел на каторге. Фелиции тогда было пять лет. Какие-то сердобольные люди приняли участие в ее судьбе, и Фелиция попала в приют для нуждающихся детей, который содержала некая незамужняя английская леди. Той, однако, удалось добиться от девочки немногого. По ее отзывам, Фелиция была патологически тупа и ленива. Ее с огромным трудом удалось научить кое-как читать и писать. К рукоделию она оказалась решительно неспособна. Эта леди, мисс Слейтер, пыталась приохотить девушку к домашней работе и, когда та достигла совершеннолетия, даже подыскала ей несколько мест, ни на одном из которых та долго не задержалась вследствие врожденной тупости и невероятной лени.
Воспользовавшись недолгой паузой, каноник устроился поудобней и поплотнее запахнул свой дорожный плед. Ворочаясь, он неожиданно заметил какое-то движение справа. Скосив глаза, он обнаружил, что попутчик их уже не спит, а пристально наблюдает за ними, причем с таким насмешливым видом, что достойному служителю церкви стало очень неуютно. Он подозревал, что этот иностранец не только внимательно слушает каждое их слово, но и от души забавляется услышанным.
– На фотографии, сделанной когда Фелиции было семнадцать лет, – продолжил доктор, – она выглядит самой обычной крестьянской девушкой, грубоватой и неуклюжей. Ни за что не подумаешь, что об этой простушке вскоре заговорит вся Франция. Пятью годами позже, когда ей исполнилось двадцать два, Фелиция Баулт перенесла тяжелейшее нервное заболевание, после которого, собственно, и начали проявляться все эти странные феномены. Прошу заметить, что излагаемые мною факты подтверждены самыми лучшими специалистами.
Так вот, личность, условно названная Фелицией-один, была полностью идентична личности самой Фелиции Баулт, сложившейся и проявлявшейся на протяжении всех двадцати двух лет ее жизни. Фелиция-один с трудом и многочисленными ошибками писала на французском, не знала иностранных языков и была начисто лишена музыкального слуха. Фелиция-два, напротив, свободно говорила по-итальянски и вполне прилично изъяснялась на немецком. Ее почерк разительно отличался от каракулей Фелиции-один; свои мысли на бумаге она выражала четко и уверенно. Она совершенно свободно могла поддержать разговор о политике или об искусстве и обожала играть на фортепьяно. Фелиция-три чем-то напоминала Фелицию-два. Она была так же умна, столь же хорошо образована, но в нравственном отношении разительно от нее отличалась. В сущности, это было до предела развращенное и порочное существо – причем развращенность ее была сугубо парижской, словно она выросла в столице, а не в провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Плюхнувшись на сиденье у окна, каноник облегченно перевел дух. За окном валил снег, но в купе первого класса царило умиротворяющее тепло. Хорошо, что ему досталось место в уголке. Ночь впереди длинная и тоскливая. В таких поездах давным-давно пора ввести спальные вагоны.
Остальные три угловых места были уже заняты. Осматривая купе, каноник вдруг в какой-то момент заметил, что сидевший наискосок мужчина приветливо ему улыбается, как старому знакомому. Лицо мужчины было тщательно выбрито, виски чуть тронуты изысканной сединой, а на губах играла легкая ироничная улыбка. Ну просто типичный законник! Сэр Джордж Дюран, будучи известным адвокатом, действительно был причастен к юриспруденции.
– Что, Парфитт, – добродушно заметил он, – пришлось побегать?
– Боюсь, такие нагрузки не особенно полезны для моего сердца, – отозвался каноник, наконец-то узнавший адвоката. – Однако, сэр Джордж, вот так встреча! Далеко собрались?
– В Ньюкасл, – лаконично сообщил сэр Джордж. – Вы еще не знакомы с доктором Кемпбеллом Кларком?
Мужчина, сидевший напротив каноника, учтиво склонил голову.
– Столкнулись на платформе, – пояснил адвокат. – Просто день встреч какой-то.
Каноник с интересом разглядывал доктора Кемпбелла Кларка. Это имя было ему хорошо известно. Знаменитый психиатр, последняя книга которого, «Проблемы бессознательного», стала сенсацией года.
Каноник увидел перед собой квадратную челюсть, немигающие голубые глаза и изрядно поредевшие, хоть и не тронутые еще сединой, рыжие волосы. Все вместе произвело на каноника впечатление исключительно сильной личности.
Каноник автоматически перевел взгляд на четвертого пассажира, почти не сомневаясь, что это кто-то из его знакомых, но этот человек был ему совершенно неизвестен. Мало того, он определенно походил на иностранца. Худощавый, смуглый и решительно ничем не примечательный человечек. Подняв воротник широченного пальто, он, казалось, безмятежно спал.
– Каноник Парфитт из Брэдчестера? – почтительно уточнил доктор Кемпбелл Кларк.
Каноник почувствовал себя польщенным. Эти его «научные проповеди» уже стали притчей во языцех – особенно с тех пор, как ими заинтересовалась пресса. И недаром: ему удалось весьма своевременно уловить давно уже витавшую в воздухе потребность привести церковные догматы в большее соответствие с требованиями и духом нынешнего дня.
– С большим интересом прочел вашу книгу, доктор Кларк, – учтиво сообщил он. – Хотя, признаться, без специальных знаний местами приходится трудновато…
– Парфитт, давайте определимся сразу, – перебил его сэр Джордж. – Или мы спим, или разговариваем. Сам я, признаться, страдаю бессонницей, поэтому…
– О да! Разумеется! Конечно! – подхватил каноник. – Я и сам плохо сплю в поездах, да еще и книга скучная попалась… – Он прикусил язык.
Доктор чуть лукаво улыбнулся и сказал:
– К тому же когда еще соберешь столь компетентную компанию. Церковь, Закон и Медицина.
– Да уж, – с воодушевлением подхватил сэр Джордж, – это еще поискать, в чем бы мы не сумели сообща разобраться. Каноник у нас специалист по человеческим душам, я беру на себя все практические и юридические вопросы, а остальное – от примитивной психической патологии до тончайших психологических проблем – приходится на долю доктора. Сдается мне, джентльмены, любой вопрос так или иначе оказывается в нашей компетенции.
– Боюсь, не совсем так, – возразил доктор Кларк. – Вы забыли еще об одной, и весьма существенной, точке зрения.
– А именно?
– Мнение человека с улицы, обывателя.
– Ну, так ли уж это важно? Как раз оно ведь обычно и оказывается дальше всего от истины. Разве нет?
– Практически всегда. Но зато у человека с улицы есть то, чего неизбежно лишен профессионал: личное отношение к происходящему. А ведь, что там ни говори, мы никак не можем совершенно пренебречь ролью личностных отношений. В моей профессии особенно. Поверите ли, но на каждого действительно больного пациента, обращающегося ко мне за помощью, приходится человек пять, единственная проблема которых заключается в том, что они решительно не способны нормально сосуществовать со своими близкими. Можно называть это как угодно – от «колена служанки» до «писчего спазма» – но причина одна: постоянный стресс, вызванный бесконечными трениями и неумением понять друг друга.
– Вы, наверное, уже и слышать спокойно не можете о «нервах»! – сочувственно заметил каноник. Его-то нервы были в полном порядке.
– Вот! – взвился врач. – И вы туда же! Нервы! Почему-то многим это кажется очень смешным. «А знаете, от чего он лечится? Вы не поверите! От нервов!» Бог ты мой, да от чего же еще лечиться? Мы давно уже научились распознавать и лечить телесные недуги, а о скрытых причинах психических расстройств знаем не больше, чем.., ну хоть, во времена королевы Елизаветы! И это при том, что разновидностей таких расстройств великое множество!
– Ничего себе, – выговорил каноник Парфитт, несколько огорошенный столь суровой отповедью. – Неужели все так скверно?
– И позвольте напомнить о милосердии, к которому, между прочим, вы и ваши коллеги неустанно призываете. В прежние времена человека приравнивали к животному, которое хоть и является обладателем души, но тело, у которого так сказать, главнее…
– Обладателем тела, души и духа, – деликатно поправил его священник.
– Духа? – переспросил врач с ироничной улыбкой. – А что, вы, священники, собственно, под этим понимаете? Что-то вы никогда не спешили внести ясность в это туманное понятие. Напротив, спокон века Церковь старательно избегала точного определения.
Каноник не спеша откашлялся, но, к величайшей своей досаде, не успел сказать ни слова.
– Да как можно быть уверенным хотя бы в том, – продолжал доктор, – что это именно «дух», а не «духи»?
– Духи? – переспросил сэр Джордж, иронически поднимая бровь.
Кемпбелл Кларк перевел свой немигающий взгляд на сэра Джорджа.
– Да, – подтвердил он и для пущей убедительности легонько похлопал его по пальто.
– Так ли уж вы уверены, – без тени улыбки спросил он, – что все семь, сорок семь, семьдесят.., или сколько уж кому выпадет лет.., в этом уютном жилище, в котором явно нуждается наш организм, проживает единственный постоялец? Как всякому дому, этому жилищу требуется подходящая мебель и забота. Но потом вещи ветшают, их владелец начинает потихоньку готовиться к приезду в иные места и в конце концов съезжает вовсе – и дом превращается в груду бесполезных развалин. Хозяин дома вы – кто спорит? – но разве сами вы не ощущаете постоянного присутствия посторонних? Бесшумных слуг, выполняющих всю работу по дому, результатов которой вы попросту не замечаете? Или друзей – а это уже настроения, которые вдруг иногда завладевают вами, превращая на какое-то время – как говорят тогда близкие – в «совершенно другого человека»? Так что хоть вы в этом замке и принц, можете не сомневаться, что куча довольно темных и сомнительных личностей, ютящихся до поры до времени на задворках, только и ждет, как бы устроить небольшой переворот.
– Помилуйте, Кларк, – протянул адвокат, – от ваших речей становится как-то не по себе. Неужели мое сознание – только поле битвы для антагонистических личностей? Это что же, и есть последнее слово науки?
Доктор пожал плечами.
– С вашим телом все обстоит именно так, – сухо ответил он. – Почему с сознанием должно быть иначе?
– Как интересно, – проговорил каноник. – Ох уж эта наука… Чудеса, да и только!
«Господи, какая из этого получится проповедь!» – подумал он и мысленно потер руки.
Доктор Кларк, однако, успел уже охладеть к этой теме и, откинувшись на спинку дивана, со скукой в голосе закончил:
– Собственно говоря, нечто подобное и ожидает меня в Ньюкасле. Раздвоение личности. Очень интересный случай. Пациент, конечно, явный невротик, но о симуляции нет и речи.
– Раздвоение личности, – задумчиво повторил сэр Джордж. – Но ведь это, кажется, не такая уж редкость? Если не ошибаюсь, одно из последствий потери памяти? Что-то подобное, помнится, всплыло недавно в одном деле о наследстве…
Доктор Кларк кивнул.
– В качестве классического примера можно привести случай Фелиции Баулт. Вы, наверное, помните слушания по этому делу?
– Да, конечно, – подтвердил каноник. – О нем писали в газетах. Но это было давно, очень давно. Лет семь назад.
Доктор Кларк снова кивнул.
– Эта девушка прославилась тогда на всю Францию. Да что там Францию? Чтобы взглянуть на нее, ученые съезжались со всего света. У нее отчетливо проявлялись по меньшей мере четыре разных личности, получивших, соответственно, названия Фелиция-один, Фелиция-два, Фелиция-три, ну и так далее.
– Кажется, кое-кто поговаривал о возможном мошенничестве? – припомнил дотошный сэр Джордж.
– Ну, личности Фелиции-три и Фелиции-четыре действительно вызывали некоторые сомнения, – признал доктор. – Но суть от этого не меняется. Позвольте напомнить, что Фелиция Баулт была обычной крестьянской девушкой из Бретани. Она была третьей дочерью отца-алкоголика и умственно неполноценной матери. В один из запоев он задушил жену, и, насколько я помню, остаток жизни провел на каторге. Фелиции тогда было пять лет. Какие-то сердобольные люди приняли участие в ее судьбе, и Фелиция попала в приют для нуждающихся детей, который содержала некая незамужняя английская леди. Той, однако, удалось добиться от девочки немногого. По ее отзывам, Фелиция была патологически тупа и ленива. Ее с огромным трудом удалось научить кое-как читать и писать. К рукоделию она оказалась решительно неспособна. Эта леди, мисс Слейтер, пыталась приохотить девушку к домашней работе и, когда та достигла совершеннолетия, даже подыскала ей несколько мест, ни на одном из которых та долго не задержалась вследствие врожденной тупости и невероятной лени.
Воспользовавшись недолгой паузой, каноник устроился поудобней и поплотнее запахнул свой дорожный плед. Ворочаясь, он неожиданно заметил какое-то движение справа. Скосив глаза, он обнаружил, что попутчик их уже не спит, а пристально наблюдает за ними, причем с таким насмешливым видом, что достойному служителю церкви стало очень неуютно. Он подозревал, что этот иностранец не только внимательно слушает каждое их слово, но и от души забавляется услышанным.
– На фотографии, сделанной когда Фелиции было семнадцать лет, – продолжил доктор, – она выглядит самой обычной крестьянской девушкой, грубоватой и неуклюжей. Ни за что не подумаешь, что об этой простушке вскоре заговорит вся Франция. Пятью годами позже, когда ей исполнилось двадцать два, Фелиция Баулт перенесла тяжелейшее нервное заболевание, после которого, собственно, и начали проявляться все эти странные феномены. Прошу заметить, что излагаемые мною факты подтверждены самыми лучшими специалистами.
Так вот, личность, условно названная Фелицией-один, была полностью идентична личности самой Фелиции Баулт, сложившейся и проявлявшейся на протяжении всех двадцати двух лет ее жизни. Фелиция-один с трудом и многочисленными ошибками писала на французском, не знала иностранных языков и была начисто лишена музыкального слуха. Фелиция-два, напротив, свободно говорила по-итальянски и вполне прилично изъяснялась на немецком. Ее почерк разительно отличался от каракулей Фелиции-один; свои мысли на бумаге она выражала четко и уверенно. Она совершенно свободно могла поддержать разговор о политике или об искусстве и обожала играть на фортепьяно. Фелиция-три чем-то напоминала Фелицию-два. Она была так же умна, столь же хорошо образована, но в нравственном отношении разительно от нее отличалась. В сущности, это было до предела развращенное и порочное существо – причем развращенность ее была сугубо парижской, словно она выросла в столице, а не в провинции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31