Должны же здесь быть какие-то улики. И тотчас бросается в глаза имя – Рэйчел Карлайл. На протяжении последних десяти дней перед стрельбой я встречался с нею шесть раз. Волна надежды накрывает меня.
Снова пролистывая дневник, я смотрю записи за предыдущий месяц. Во второй четверг августа я записал имя Сары Джордан – той самой девочки, которая ждала на крыльце, когда выйдет Микки. Я не помню, чтобы встречался с Сарой. Сколько ей сейчас – двенадцать, может, тринадцать?
Али наверху, пытается собрать мою одежду.
– У вас есть чистое постельное белье? – кричит она.
– Да. Сейчас возьму.
Бельевой шкаф находится в прихожей, возле прачечной. Я прислоняю к нему костыли и забираюсь внутрь.
В глубине полки мне попадается смятая спортивная сумка. Я вытаскиваю ее и бросаю на пол, чтобы достать простыни. И только тут меня осеняет. Я смотрю на свою находку. Конечно, я многое забыл, но ясно помню, что у меня не было такой сумки.
Опустившись на колено, я расстегиваю молнию. Внутри четыре ярко-оранжевых свертка. Почти не испытывая волнения, я срываю липкую ленту и разворачиваю полиэтилен. Под ним еще один слой, а за ним – черный бархатный футляр. Мне на ладонь высыпаются бриллианты, застревая между пальцами.
Спускается Али.
– Вы нашли белье?
Нет времени для вступлений. Я смотрю на нее, не в силах что-либо объяснить. Мой голос неожиданно охрип.
– Бриллианты! Видимо, это был выкуп!
Твердой рукой Али колет лед и кидает мне в стакан с виски. Себе она делает кофе и садится напротив меня, ожидая объяснений.
У меня их нет. Я чувствую себя так, словно заблудился в чужой стране, где даже названия мест мне неведомы.
– Наверное, они стоят целое состояние.
– Два миллиона фунтов, – шепчу я.
– Откуда вы знаете?
– Понятия не имею. Они принадлежат Алексею Кузнецу.
Я вижу в ее глазах испуг. Она знает все ужасные истории, связанные с этим именем. Представляю, как их рассказывают, выключив свет, на подготовительных курсах.
Я снова обращаю внимание на обрезки полиэтилена и пенопластовую пыль на полу. Здесь я упаковывал бриллианты: четыре одинаковых свертка. Пенопласт должен был удерживать их на плаву, а флюоресцентный полиэтилен позволит разглядеть их в темноте с большого расстояния.
Бриллианты легко украсть и трудно найти. Их не могут унюхать собаки, у них нет серийных номеров. И продать их несложно. В Антверпене или, скажем, в Нью-Йорке хватает покупателей, готовых иметь дело с «кровавыми» бриллиантами из сомнительных мест вроде Анголы, Сьерра-Леоне и Конго.
Али наклоняется вперед, облокотившись на стол.
– Почему выкуп оказался здесь?
– Не знаю.
Что там Алексей говорил мне в больнице? «Мне нужна дочь или бриллианты».
– Мы должны их отдать, – настаивает Али. Молчание слишком затягивается.
– Вы шутите? Вы же не собираетесь их оставить?
– Конечно нет.
Али пристально смотрит на меня. Мне не нравится мое отражение в ее глазах – уменьшенное, съежившееся. Она отворачивается, словно не хочет видеть, во что я превратил свою жизнь. Так вот почему Кибел хотел получить ордер на обыск, а «пожарник» пытался меня убить!
Раздается звонок в дверь. Мы оба вздрагиваем от неожиданности.
Али вскакивает на ноги.
– Быстрее! Спрячьте их! Спрячьте!
– Спокойно, открывай дверь.
В работе полицейского есть некоторые правила, которые я выучил очень давно. Первое: никогда не обыскивай темное заброшенное помещение вместе с вооруженным копом по прозвищу Бум-Бум. И второе: всегда первым делом проверяй собственный пульс.
Я заталкиваю свертки в сумку и замечаю влажные следы на гладкой поверхности стола. Свертки побывали в воде.
Услышав голос Кибела, я выглядываю в прихожую. Али поворачивается ко мне, в ее глазах отчетливо читается тревога.
– Я купил кое-что к чаю, – объявляет Кибел, показывая мне пакет. Его фигура вырисовывается на фоне дверного проема.
– Тогда заходи.
Али смотрит на меня, не веря своим ушам.
– Пожалуйста, поставь чайник, Али, – говорю я, положив руку ей на плечо и подталкивая к раковине.
– Что вы делаете? – шепчет она, но я уже поворачиваюсь к Кибелу.
– Как пьешь чай?
– Немного молока.
– Боюсь, у нас его нет.
Он вытягивает из кармана пакет молока.
– Я обо всем позаботился.
Али расставляет чашки, стараясь держаться в тени, так как у нее дрожат руки. Кибел останавливается перед стулом со спортивной сумкой.
– Кинь ее на пол, – говорю я.
Он берется за ручки и сбрасывает сумку себе под ноги. Руки Али, словно замороженные, застывают над чашками.
– Итак, что же, по-твоему, случилось, Руиз? Даже если ты говоришь правду и действительно ничего не помнишь, у тебя должна быть теория.
– У меня нет ничего такого, что сгодилось бы в качестве теории.
Кибел смотрит на свои ботинки, покоящиеся перед спортивной сумкой. Наклоняется и стряхивает пылинку с начищенного носка.
– Хочешь услышать мою теорию? – говорю я, привлекая его внимание. – Думаю, это как-то связано с Микки Карлайл.
– Она умерла три года назад.
– Но мы не нашли ее тела.
– Человека посадили за ее убийство. Значит, она умерла. Дело закрыто. Если ты ее воскресишь, то столкнешься с большими неприятностями, если только ты не Господь Всемогущий.
– Но что если Говард невиновен?
Кибел смеется:
– И это твоя теория? Ты что, хочешь отпустить на свободу педофила? Говоришь, как его адвокат. Вспомни, за что тебе платят: за то, чтобы ты спасал и охранял. А если ты позволишь Говарду Уэйвеллу выйти из тюрьмы, то сделаешь как раз обратное.
Последние лучи солнца упали на тропинки в саду. Мы сидим в тишине, допивая чай и не притрагиваясь к пирогу. Наконец Кибел поднимается и кладет сумку на стул – туда, откуда он ее снял. Окидывает взглядом кухню, смотрит на потолок, словно пытается пронизать дерево и штукатурку рентгеном.
– Думаешь, память к тебе вернется? – спрашивает он.
– Я тебя оповещу.
– Непременно оповести.
После его ухода Али опускает голову на стол, испытывая одновременно облегчение и отчаяние. Она напугана, но не так, как пугаются трусы. Она просто не понимает, что происходит.
Я беру сумку и кидаю ее возле двери.
– Что вы делаете? – спрашивает она.
– Мы не можем их здесь оставить.
– Но из-за них вас чуть не убили. – Ее голос звучит умоляюще.
К сожалению, сейчас я не могу придумать более удачный план. Мне нужно уходить. Единственное решение для меня – собрать утерянные фрагменты.
– А что если вы не вспомните? – шепчет она.
Я не отвечаю. Прокручивая в голове возможность неудачи, я понимаю, что любой исход ведет к одной и той же невыразимой истине. Ведь это я сажаю людей в тюрьму, а не меня сажают.
9
Моя одежда лежит в багажнике машины Али, там же находится мешок с непрочитанными письмами. Бриллианты тоже там. У меня никогда не было двух миллионов фунтов. У меня также никогда не было «феррари» или жены, которая при помощи языка завязывала бы во рту узелки на черенках от вишни. Может, мне стоит серьезнее относиться к моему нынешнему положению?
Профессор прав, я должен пройти по собственному следу: счета, телефонные разговоры, дневниковые записи. Я должен повторить проделанный ранее путь, идти по нему до тех пор, пока снова не найду письмо с требованием выкупа и не получу доказательства того, что Микки жива. Без них я не стану передавать ни единого камушка.
Сара Джордан живет за углом от Долфин-мэншн. Дверь открывает ее мать, которая меня помнит. За ее спиной на диване перед орущим телевизором пристроился мистер Джордан с «Рейсинг пост» на животе.
– Сара скоро придет, – говорит ее мама. – Она пошла в супермаркет кое-что купить. Все в порядке?
– Все прекрасно.
– Но вы разговаривали с Сарой несколько недель назад.
– Надо кое-что уточнить.
Я оставляю Али в доме, а сам иду на поиски Сары, чтобы размять ноги. Супермаркет находится за углом. Ярко освещенные проходы заставлены картонными коробками и полупустыми ящиками, создающими полосу препятствий для тележек.
Совершая второй круг по магазину, я замечаю совсем юную девушку в длинном пальто, которая маячит в конце прохода. Озираясь по сторонам, она запихивает шоколадные батончики себе в карманы. Ее правая рука прижата к боку, удерживая еще что-то, спрятанное под пальто.
Я узнаю Сару. Конечно, она выросла и теперь уже не тот пухленький ребенок, которого я помню. Светло-русая челка падает ей на лоб, прямой тонкий нос усыпан веснушками.
Я перевожу взгляд на камеру наблюдения, прикрепленную к потолку. Она направлена в сторону от девочки. Сара знает, что здесь ее не видно.
Завернувшись в пальто, она идет к кассе и кладет на ленту конвейера кукурузные хлопья и пачку пастилы. Потом берет журнал и перелистывает страницы с выражением полного безразличия на лице, пока кассир обслуживает предыдущего покупателя.
В очередь встает молодая мать с ребенком. Сара поднимает голову и, встретившись со мной взглядом, отводит глаза и начинает пересчитывать мелочь на ладони.
Магазинный охранник, индус в ярко-голубом тюрбане, наблюдает за ней сквозь окошко, спрятавшись за рекламным плакатом. Он проходит через автоматические двери, положив руку на пояс, словно достает несуществующий пистолет. Свет падает со спины, и вокруг его тюрбана возникает синий отсвет: индус-терминатор.
До самого последнего момента Сара ни о чем не подозревает. Охранник подходит сзади и заламывает ей руку за спину. Из-под пальто выпадают два журнала. Сара вырывается и кричит. Все замирают: кассирша, жующая розовую жвачку, служащий на лесенке, выкладывавший товар, мясник, резавший ветчину…
Мои пальцы обжигает замороженная куриная корма. Я не помню, как вытащил ее из холодильника. Протиснувшись сквозь очередь, я протягиваю ее кассирше.
– Сара, я же просил подождать меня.
Охранник в замешательстве.
– Простите. У нас не было корзинки.
Я залезаю Саре в карман, достаю шоколадные батончики и выкладываю их перед кассой. Потом поднимаю с пола журналы и обнаруживаю у нее за поясом пачку печенья.
– Она пыталась их украсть, – возражает охранник.
– Она просто их держала. Уберите от нее руки.
– А кто вы такой, черт возьми?
Я вытаскиваю значок.
– Человек, который может привлечь вас за насильственные действия, если вы ее не отпустите.
Сара залезает под пальто и достает из внутреннего кармана пачку чаю. Потом ждет, пока кассир пропустит покупки через кассу и сложит в пакет.
Я беру покупки, она выходит следом за мной через автоматические двери. Нас перехватывает менеджер.
– Отныне вход сюда для нее закрыт. Я не хочу, чтобы она приходила снова.
– Она платит – она приходит, – говорю я, отодвигая его и выходя на солнечный свет.
В какой-то момент мне кажется, что Сара сбежит, но она поворачивается ко мне и протягивает руку за пакетом.
– Не так быстро.
Она скидывает пальто, оставаясь в шортах цвета хаки и футболке.
– Оно тебя выдает, – показываю я на пальто.
– Спасибо за совет. – Она пытается выглядеть крутой.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
Она не хочет. Она думает, что я прочитаю ей нудную лекцию о том, что воровать из магазинов грешно, и оставлю в покое.
Я поднимаю пакет.
– Если хочешь получить вот это, тебе придется выпить.
Мы идем в кафе за углом и садимся за столик на улице. Сара заказывает банановый коктейль, потом углядывает булочку. Глядя, как она ест, я тоже чувствую голод.
– Мы с тобой встречались несколько недель назад.
Она кивает.
– Где?
Она бросает на меня странный взгляд.
– Со мной случилось несчастье. И я кое-что забыл. Я надеялся, что ты поможешь мне вспомнить.
Сара смотрит на мою ногу.
– У вас что-то вроде амнезии?
– Что-то вроде.
Она откусывает еще один кусочек булочки.
– Зачем я с тобой встречался?
– Вы хотели узнать, отрезала ли я когда-нибудь у Микки волосы и считала ли деньги в ее копилке.
– Я объяснил, зачем мне это нужно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53