Возможно, это ищут меня.
Возвращаюсь и открываю дверь костылем.
– Алло! Вы меня слышите?
За зеленой пластиковой дверью – пустая операционная, на столе лежит заляпанная кровью бумага.
Комната медсестер пуста. На столе – раскрытые медкарты. В кружке остывает кофе.
Из-за перегородки раздается глухой стон. Мэгги лежит без движения на полу, неестественно подогнув ногу. Вокруг рта и носа видна кровь, она стекает на пол, образовывая лужицу возле ее головы.
Я щупаю ее пульс. Мэгги жива.
Поворачиваюсь на придушенный голос.
– Эй, парень, почему ты еще здесь?
В дверях стоит пожарный в противогазе. Дыхательный аппарат делает его похожим на инопланетянина, в руках у него огнетушитель.
– Она пострадала. Быстрее! Сделайте что-нибудь.
Он опускается на колени рядом с Мэгги и прижимает палец к ее шее.
– Что ты с ней сделал?
– Ничего. Я нашел ее в таком состоянии.
За маской мне видны только его глаза, и они смотрят на меня настороженно.
– Ты не должен здесь находиться.
– Меня забыли.
Бросив взгляд поверх моей головы, он неожиданно поднимается и шагает мимо меня.
– Я привезу тебе коляску.
– Я могу идти.
Кажется, он меня не слышит. Меньше чем через минуту он входит в дверь, толкая перед собой коляску.
– А как же Мэгги?
– Я за ней вернусь.
– Но она ранена…
– С ней все будет в порядке.
Пристраивая костыли между коленей, я усаживаюсь в коляску. Пожарный трусит по коридору, поворачивая направо, потом налево к главным лифтам.
Его комбинезон недавно выстиран, резиновые сапоги шлепают по натертому полу. Почему-то мне не слышно, как кислород поступает к нему в маску.
– Я больше не чувствую запаха газа, – говорю я. Он не отвечает.
Мы поворачиваем в центральный коридор. В дальнем конце три лифта. Двери среднего раздвинуты при помощи желтого рычага. Пожарный увеличивает скорость, коляска гремит и подпрыгивает по линолеуму.
– Я думал, пользоваться лифтами в такой ситуации небезопасно.
Он не отвечает и не останавливается.
– Возможно, следует спуститься по лестнице, – настаиваю я.
Он несется, толкая меня со спринтерской скоростью к открытым дверям. Чернота шахты распахивается передо мной.
В последний момент я успеваю поднять костыли. Они врезаются в стены по обе стороны от лифта. Из легких с шумом выходит воздух, и я чувствую, как прогибаются мои ребра. Оттолкнувшись от стены, я сползаю с коляски и откатываюсь в сторону.
Пожарный согнулся на том месте, где ручка коляски угодила ему в пах. Я подползаю к нему и просовываю его руку в колесо. Повернув коляску на девяносто градусов, закрепляю его кисть, словно в тисках. Еще один поворот – и она сломается, как карандаш.
Теперь он молотит свободным кулаком, пытаясь достать до меня. Я уворачиваюсь, держа между нами кресло.
– Кто ты? Зачем ты это делаешь?
Он чертыхается и барахтается, его противогаз почти сполз. Внезапно он изменяет направление атаки и бьет меня кулаком по раненой ноге. Боль невероятная, перед глазами начинают танцевать белые точки. Я поворачиваю коляску, пытаясь спастись, и слышу хруст его костей и громкий стон.
Мы оба лежим на полу. Он пинает меня в грудь. Откинувшись назад, я ударяюсь головой о стену. Поднявшись на колени, он хватает меня сзади за рубашку здоровой рукой и пытается подтащить к шахте. Я отбрыкиваюсь здоровой ногой, а руками цепляюсь за его куртку.
Мы очень устали и движемся медленно. Он хочет меня убить. Я хочу выжить. На его стороне сила и выносливость, на моей – страх и отчаяние.
– Слушай, Тарзан, это не выгорит, – говорю я, переводя дыхание после каждого слова. – Я отправлюсь в эту дыру только вместе с тобой.
– Пошел к черту! Ты мне руку сломал!
– А мне ногу прострелили. И я не жалуюсь.
Где-то под нами начинает работать мотор. Лифты движутся. Он смотрит на цифры над дверью, поднимается на ноги и ковыляет по коридору, держа распухшее запястье, как будто его уже перевязали. Он собирается сбежать по лестнице. Я ничего не могу сделать.
Засунув руку в карман рубашки, я нащупываю маленькую желтую таблетку. Мои пальцы слишком толсты для такой деликатной задачи. Теперь я ее нащупал… она между большим и указательным пальцами… на языке.
Адреналин уходит из крови, и мои веки трепещут, как крылья мошки на стекле. Кто-то желает моей смерти. Разве это не странно?
Я слышу, как поднимается лифт, слышу гул голосов. Показывая вдаль по коридору, бормочу:
– Помогите Мэгти.
6
Полицейские ходят по коридорам, опрашивают сотрудников, фотографируют. Я слышу, как Кэмпбелл выговаривает какому-то бедолаге-доктору за то, что тот мешает расследованию. По тону Кэмпбелла можно подумать, что это расстрельное дело.
Действие морфина прекращается, и меня охватывает дрожь. Почему меня хотели убить? Возможно, на реке я стал свидетелем убийства. Возможно, я кого-то застрелил. Я не помню.
Кэмпбелл открывает дверь, и я переживаю дежа вю: мне знакомо не место, а разговор, который сейчас произойдет. Он усаживается и улыбается мне своей фирменной приветливой улыбкой. Но прежде чем он успевает заговорить, я справляюсь о Мэгги.
– Она в палате внизу. Ей кто-то сломал нос и подбил оба глаза. Ты?
– Нет.
Он кивает.
– Да, она так и сказала. Хочешь рассказать мне, что произошло?
Я передаю всю историю, рассказываю о «пожарнике Сэме» и гонке по коридору на инвалидном кресле. Кажется, подробности его удовлетворяют.
– Что зафиксировали камеры в коридоре?
– Ни фига. Он забрызгал линзы краской из пульверизатора. У нас есть кадры из комнаты медсестер, но лица за маской не видно. Ты его не узнал?
– Нет.
На его лице написано отвращение.
– Я убежден, что это имеет отношение к Микки Карлайл, – говорю я. – Кто-то потребовал выкуп. Поэтому-то я и очутился на реке…
– Микки Карлайл умерла.
– А что если мы ошиблись?
– Черта с два! Мы не ошиблись.
– Но я наверняка получил доказательства того, что она жива.
Кэмпбелл это знает. Он знал это с самого начала.
– Это фальшивка ! – шипит он. – Никто в это не поверил, кроме тебя и миссис Карлайл. Скорбящую мать я еще могу понять, но тебя! – Его пальцы сжимаются и разжимаются. – Ты тогда успешно расследовал убийство, а потом вдруг поверил в фальшивку, которая бросает тень на исход дела. Попросил провести ДНК-тест. Ты потерял голову, как какой-то голливудский борец за правосудие, и сунулся под пули.
Теперь Кэмпбелл приблизился. Я вижу перхоть на его бровях.
– Говард Уэйвелл убил Микки Карлайл. И если этот больной, извращенный сукин сын убийца выйдет на свободу из-за тебя, то в конторе больше не останется ни одного полицейского, который согласится с тобой работать. Ты конченый человек.
Я чувствую нарастающую дрожь, словно внутри корпуса корабля заработал двигатель.
– Но мы должны провести расследование. На той лодке погибли люди.
– Да! И, насколько мне известно, их застрелил ты.
Моя решимость тает. Мне не хватает фактов, чтобы с ним спорить. То, что случилось на реке, случилось из-за меня. Я потревожил что-то ядовитое, и теперь никто не хочет мне помочь.
Кэмпбелл продолжает говорить:
– Я не знаю, что ты натворил, Винсент, но ты нажил себе серьезных врагов. Держись подальше от Рэйчел Карлайл. И от этого дела. Если ты оспоришь приговор Говарда, если я услышу хотя бы звук об этом, твоя карьера закончится. Это я железно гарантирую, черт возьми.
Потом он уходит и продолжает вопить уже в коридоре. Сколько времени я пролежал без сознания? Восемь дней или восемь лет? Не важно: этого хватило для того, чтобы мир изменился.
Приезжает профессор. Его щеки покраснели от мороза. Он мнется в дверях, словно ожидает приглашения. У него за спиной я вижу Али, сидящую в кресле. Теперь она является моей официальной тенью.
В холле установлены металлоискатели, просвечивающие моих врачевателей. Но Мэгги не придет. И в этом виноват я.
Хотя я уже десять раз повторил свой рассказ следователям, я не против обсудить все с Джо, потому что он задает другие вопросы. Он хочет знать, что я слышал и какие запахи чувствовал. Этот парень тяжело дышал? Он казался испуганным?
Я приглашаю профессора на экскурсию и показываю место, где состоялась драка. Али держится в двух шагах от меня, оглядывая коридоры и палаты.
Опершись на костыли, я наблюдаю за тем, как Джо изображает безумного профессора, измеряя шагами расстояния, припадая к полу и ощупывая углы.
– Расскажите мне об утечке газа.
– Один из водителей первым почувствовал запах, но не смог обнаружить источник. Кто-то открыл кран на вспомогательной трубе возле служебного выхода.
Джо шаркает ногой по полу, словно пытается выровнять его. Я вижу, как работает его мысль; анализируя факты, он пытается восстановить происшедшее.
Он размышляет, теперь уже вслух:
– Он знал план больницы, но не знал, в какой вы палате. После того, как он вывел всех, не у кого было спрашивать.
Джо поворачивается и идет по коридору. Я пытаюсь догнать его и не потерять равновесия. Он останавливается у камеры слежения и протягивает к ней руку, сжимая воображаемый баллончик с краской.
– Рост, видимо, шесть футов два дюйма.
– Ага.
Он идет к комнате медсестер, окидывает быстрым взглядом стойку и маленькую кухню.
– Где вы нашли Мэгги?
– На полу.
Джо опускается на колени, потом ложится головой к раковине.
– Нет, она лежала вот так, ее голова была почти под столом.
Вскочив на ноги, он поворачивается лицом к шкафчикам с картотекой, полуприкрыв глаза.
– Он просматривал картотеку, чтобы узнать, в какой вы палате.
– Откуда вы знаете?
Джо наклоняется вперед, я смотрю туда, куда указывает его палец. На стойке видны два черных пятна, оставленные сапогами пожарника.
– Мэгги вошла из коридора. Она возвращалась за вами. Он услышал ее шаги, отошел и спрятался.
Я представляю себе, как Мэгги бежит по коридору, ругая себя за то, что замешкалась.
– Проходя мимо двери, она повернула голову. Он ударил ее локтем по переносице. – Джо опускается на пол и укладывается так, как лежала Мэгги. – Потом этот человек пошел в вашу палату, но вас там уже не было.
Все это звучит вполне разумно.
– Но кое-что мне непонятно. Он мог убить меня сразу же, прямо в коридоре, но он раздобыл коляску и пытался спихнуть меня в шахту лифта.
Все еще лежа на полу, Джо показывает на камеру наблюдения.
– Эту он не затемнил.
– Какая разница, он же был в маске.
– Психологически разница большая. Он не хотел сниматься в кино, даже спрятав лицо. Этот эпизод был бы уликой.
– Поэтому он убрал меня из виду.
– Да.
Теперь Джо размышляет вслух, забыв даже о своем треморе. Я иду за ним по коридору к лестнице. Внезапно он останавливается, удивленный какой-то мыслью.
– Утечка газа входила в оба плана.
– Оба?
– Внешний и внутренний.
Я не понимаю. Джо, кажется, позабыл, что я все еще рядом. Он поднимается на два пролета к тяжелой двери пожарного выхода. Открыв ее, мы выходим на крышу больницы – голый бетонированный прямоугольник. Порыв ветра едва не сбивает меня с ног, и Джо хватает меня за плечо, чтобы удержать. Над головой нависает серобрюхое небо.
У нас под ногами мотки проводов и жерла кондиционеров. Низкая кирпичная стена, облицованная белым камнем, поднимается на границе здания. По ней бежит проволочная изгородь, увенчанная колючей проволокой.
Джо медленно двигается по периметру, периодически поглядывая на соседние дома, словно настраивая внутренний компас. Дойдя до северо-восточного угла, он приближается к забору.
– Видите парк вон там – тот, где фонтан? – Я слежу за его взглядом. – Это место сбора во время эвакуации. Все, покинувшие больницу, встречаются там. Вы должны были быть среди них. Как они могли догадаться, что вы остались в здании?
Теперь я наконец его понял.
– Возможно, он должен был спрятаться в палате и убить меня, когда я вернусь.
– Или же они собирались убить вас снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53