Около десяти лет назад один человек, протестовавший против строительства объездной дороги возле Ньюбери, провел шестнадцать дней под землей, выкопав себе длинную узкую нору. Нам пришлось его доставать, но он рыл голыми руками быстрее, чем десять человек лопатами.
Этот сумасшедший называл себя эковоином, бьющимся с «насильниками земли». В прессе его окрестили Кротом.
Али требуется три часа и пятьдесят фунтов на взятку, чтобы установить его нынешний адрес – заброшенный склад в Хэкни, в одном из тех забытых мест, которые очень трудно разыскать, если только у тебя в руках нет баллончика с краской или тебе не нужна доза.
Медленно проезжая между покрытыми сажей фабриками и заколоченными магазинами, мы оказываемся на пустыре, где мальчишки играют в футбол, сделав ворота из собственных курток. Наше прибытие не проходит незамеченным. Эта новость передастся со скоростью телеграфного сообщения – хотя непонятно, какие провода могут пролегать под этой почвой и камнями.
– Может, мне лучше остаться в машине, – говорит Али, – пока у нее еще четыре колеса.
Перед нами возвышается заброшенная фабрика, покрытая слоями граффити – один рисунок поверх другого. Я приближаюсь к отгрузочному доку, одна из створок которого выломана, а отверстие закрыто листом заржавленного железа. Отодвинув его, я вхожу внутрь. Из окон, расположенных почти под самым потолком, пробивается свет, в лучах которого серебрится паутина.
На первом этаже пусто, виднеются лишь несколько коробок и кювет. Поднявшись на третий этаж, я обнаруживаю ряд бывших кабинетов с облупившимися стеновыми панелями и оголенными проводами. В странной комнате, не больше шести футов в длину, лежит на полу узкая доска, на ней – одеяло и матрас, сделанные из одежды. На гвозде висит пара брюк, на одной из полок выстроилась вереница консервных банок. В центре помещения на коробке примостились жестяная тарелка и кружка с логотипом Бэтмена.
Я подхожу к масляной лампе и подхватываю ее, не позволяя упасть. Стекло еще теплое. Наверное, обитатель комнаты услышал мои шаги.
Стены вокруг оклеены старыми газетами и предвыборными плакатами, представляя собой коллаж портретов героев новостей: Саддам Хуссейн, Тони Блэр, Ясир Арафат, Дэвид Бекхэм. Джордж Буш-младший, одетый в армейскую форму, держит индейку на Дне благодарения.
На еще одной странице изображен Арт Карни, рядом с его фотографией – текст некролога. Я не знал, что Арт Карни умер. Я помню его по «Молодоженам» с Джеки Глисоном, который играл его соседа снизу. В одном эпизоде они с Джеки пытаются научиться играть в гольф по книжке, и Джеки говорит ему: «Сперва надо правильно послать мяч». И Арт кивает мячу и говорит: «Да пошел ты!»
В ту же секунду моя рука прорывает газету, и я хватаю кого-то за грязные, засаленные волосы. Тяну его к себе, бумага рвется, и к моим ногам падает визжащее, одичавшее существо.
– Я этого не делал! Это не я! – вопит Крот, сворачиваясь комочком. – Не бейте меня! Не бейте меня!
– Никто тебя бить не будет. Я из полиции.
– Незаконное вторжение! Вы нарушаете границу! У вас нет на это права! Нельзя просто так сюда заявиться, нельзя!
– Крот, ты живешь здесь незаконно, и не думаю, что у тебя много прав.
Он обращает ко мне свое бледное лицо и таращится такими же бледными глазами. Вокруг шеи, как крысиные хвосты, висят дреды. На нем мешковатые штаны и армейская куртка с металлическими заклепками и планками, похожими на крепления для строп несуществующего парашюта.
Я заставляю его сесть на ящик, и он подозрительно смотрит на меня. Я любуюсь его самодельной мебелью.
– Здорово тут у тебя.
– Спасает от дождя, – говорит он без тени сарказма. Из-за бакенбард он похож на барсука. Чешет себе шею, потом под мышкой. Боже, надеюсь, это не заразно.
– Мне надо попасть в канализацию.
– Это запрещено.
– Но ты можешь меня проводить.
Он одновременно кивает и качает головой:
– Нет. Нет. Нет. Запрещено.
– Я же сказал тебе, Крот, что работаю в полиции.
Я зажигаю масляную лампу и ставлю ее на ящик. Потом расстилаю на полу карту и разглаживаю на ней сгибы.
– Ты знаешь это место?
Я показываю на Прайори-роуд, но Крот смотрит на карту тупо.
– Это почти на углу Эбботс-плейс, – объясняю я. – Мне нужна сточная или канализационная труба.
Крот чешет шею.
Внезапно до меня доходит – он не разбирается в карте. Все его ориентиры находятся под землей, и он не может соотнести их с улицами и перекрестками на поверхности.
Я вынимаю из кармана апельсин и кладу его на карту. Несколько раз перекатившись, он останавливается и, покачавшись, замирает.
– Ты можешь меня провести?
Крот внимательно смотрит на апельсин.
– Идите по течению. Вода находит путь.
– Именно, но мне нужна твоя помощь.
Крот не сводит глаз с апельсина. Я протягиваю его ему, он запихивает его в карман и застегивает карман на молнию.
– Хотите отправиться в логово дьявола?
– Да.
– Один?
– Один.
– Завтра.
– А почему не сегодня?
– Я должен встретиться с Синоптиком Питом. Он скажет нам прогноз.
– Какое значение имеет прогноз в канализации?
Крот издает громкий свист, словно поезд.
– Не хотел бы я оказаться там в дождь. Тогда воистину разверзнутся хляби небесные.
20
– Почему вас так интересует канализация? – спрашивает Джо.
Он приглашает меня сесть – отработанным, почти механическим движением.
Сегодня понедельник, и мы сидим у него в офисе, частном кабинете рядом с Харли-стрит. Это дом в георгианском стиле с черными водосточными трубами и белыми окнами. На табличке возле дверей кабинета после имени Джо тянется вереница титулов, которая оканчивается смайликом, – видимо, чтобы пациенты не чувствовали слишком большого почтения.
– Это просто теория. Выкуп должен был передвигаться по воде.
– И все?
– Рэй Мерфи работал в Водном управлении. А теперь он пропал.
Левая рука Джо дергается на колене. Перед ним на столе лежит книга «Восстановление памяти».
– Как ваша нога?
– Лучше.
Он хочет спросить про морфин, но воздерживается. На протяжении пары минут по кабинету, как масло, растекается молчание. Джо медленно встает, с трудом удерживая равновесие, и пускается в путь по комнате, борясь за каждый шаг. Иногда его сносит вправо, но он терпеливо восстанавливает курс.
Окидывая взглядом кабинет, я замечаю, что все в нем немного покосилось: книги на полках, папки в картотеке. Наверное, профессору все труднее поддерживать порядок.
– Вы помните Джессику Линч? – спрашивает он.
– Американскую военнослужащую, которую взяли в плен в Ираке?
– Когда ее спасли, она не помнила ни одного события с момента пленения до той минуты, как очнулась в госпитале. Даже спустя месяцы, несмотря на все врачебные сессии и обследования, она так и не смогла ничего вспомнить. Врачи назвали это отказом памяти, что в корне отличается от амнезии. В случае амнезии вы из-за какой-либо травмы забываете о том, что с вами происходило. А Джессике просто нечего было вспоминать. Она словно находилась в сомнамбулическом состоянии, не воспринимая ничего из того, что с ней приключилось.
– То есть вы хотите сказать, что я могу так и не вспомнить, что случилось?
– Может, вам просто нечего вспомнить.
Он молчит, пока я отчаянно пытаюсь отвергнуть эту новость. Я не хочу смиряться с таким исходом. Я должен вспомнить.
– Вы когда-нибудь участвовали в передаче выкупа? – спрашивает он.
– Около пятнадцати лет назад принимал участие в операции по поимке вымогателя. Он грозился отравить детское питание.
– И каков был план?
– Существует два варианта передачи выкупа: долгий маршрут и внезапная атака. Долгий маршрут включает сложную систему инструкций, которые заставляют курьера ходить кругами, перемещаясь из пункта А в пункт Б и так далее, рассеивая силы полиции.
– А альтернатива?
– Принцип поначалу тот же: курьера посылают от одной телефонной будки к другой, заставляя пересаживаться с автобуса на автобус, меняют направление… как вдруг где-то в пути что-то случается. Наносится молниеносный удар, кардинально меняющий ситуацию.
– Например?
– В восьмидесятые годы человек по имени Майкл Сэмc похитил молодую девушку Стефани Слэйтер, агента по продаже недвижимости, и потребовал выкуп. Курьером был босс Стефани. Стояла темная, туманная ночь в Южном Йоркшире. Сэмc оставлял записки на фонарях и в телефонных будках. Он заставлял курьера двигаться по узким сельским дорожкам, словно пешку; внезапно дорогу перегородило оставленное Сэмсом препятствие, и курьер вынужден был остановить машину. Ему пришлось оставить деньги на деревянном подносе на краю моста. Сэмc прятался под мостом. Он потянул веревку, поднос перевернулся, и он удрал на мотороллере по разбитой дороге.
– Он скрылся?
– Вместе со ста семьюдесятью пятью тысячами фунтов.
Глаза профессора выдают его невольное восхищение. Как и большинство людей, он ценит изобретательность. Только это была не игра: Майкл Сэмс к тому времени уже убил девушку.
– Вы послали бы в качестве курьера Рэйчел?
– Нет.
– Почему?
– Нельзя ожидать от человека рациональных решений, когда дело касается его ребенка. Наверное, они сами выбрали Рэйчел. Я на их месте поступил бы именно так.
– А что еще вы сделали бы на своем месте?
– Я ее подготовил бы. Обсудил бы с ней различные варианты развития событий и потренировал бы ее.
– Как? – Джо показывает на пустой стул. – Вообразите, что здесь сейчас сидит Рэйчел. Как бы вы ее готовили?
Я смотрю на пустой стул и пытаюсь представить себе Рэйчел. В раковине на моей кухне стояли три чашки из-под кофе. Со мной была Рэйчел. А кто еще? Возможно, Алексей. Это ведь были его бриллианты.
Закрыв глаза, я вижу Рэйчел в черных джинсах и сером пуловере. До сих пор ее внешность казалась неопределенной, словно была размыта страданием, однако она привлекательная женщина, весьма неглупая и очень печальная. Я понимаю, почему Алексей выбрал ее.
На плотно сжатых коленях Рэйчел лежит кожаный рюкзачок. По полу, как конфетти, разбросаны обрывки полиэтилена и крошки пенопласта.
– Помните, что это не окончательная сделка, – говорю я. – Это переговоры.
Она кивает.
– Они хотят, чтобы вы слепо следовали их указаниям, но мы не можем позволить им диктовать условия, – продолжаю я. – Вы должны настаивать на получении доказательств того, что Микки жива. Требуйте доказательств. Скажите, что хотите увидеть ее и поговорить с ней.
– Но они скажут, что у нас есть волосы и купальник.
– А вы скажете, что это ничего не доказывает. Вы просто хотите быть уверенной.
– А что если они захотят, чтобы я оставила где-нибудь выкуп?
– Не делайте этого. Требуйте прямого обмена: Микки на бриллианты.
– А если они не согласятся?
– Тогда сделка не состоится.
Ее голос заметно дрожит, словно вот-вот оборвется:
– А что если они не привезут Микки? Если сначала захотят забрать бриллианты?
– Вы откажетесь.
– Они ее убьют.
– Нет! Они скажут, что она сидит одна, голодная, что у нее на исходе вода или кислород. Они попытаются вас запугать…
– Но что если… – Рэйчел запинается, – что если они ее обидят?
Я почти вижу, как кристаллизуются ее мысли.
– Они ведь ее убьют, правда? Они никогда ее не отпустят, потому что она может их опознать.
Я сжимаю ее руки и заставляю посмотреть мне в глаза.
– Перестаньте. Соберитесь. В настоящий момент Микки – их главная ценность.
– А потом?
– Именно поэтому мы и должны ставить свои условия, а вы должны знать, как вести себя в сложившихся обстоятельствах. – Я встаю у нее за спиной. – Итак, давайте продумаем, что вы им скажете.
Я вытаскиваю мобильный и набираю номер. Телефон перед ней начинает звонить. Я указываю на него.
Она неохотно раскрывает аппарат.
– Алло?
– Выкинь этот чертов микрофон!
Она смотрит на меня и, запинаясь, произносит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53