Как-то там все это объяснили… Подозрения, тем не менее, остались, и одним из подозреваемых был я. Но прошу учесть: не главным подозреваемым, не единственным. Я стоял в очереди из тысячи человек! Как раз расследование этой странной смерти и позволило милиции начать раскопки всех бизнесов моего бывшего конкурента. Откровенно говоря, они сразу же вышли на такие истории, что его собственная смерть отошла на второй план! Скажу больше: расследование причин смерти принесло нашему бизнесу больше выгоды, чем сама смерть. Разумеется, новый начальник…
– Тот, который с простатитом? – уточнил Аникеев.
– Да. Видите, вы тоже заразились цинизмом. Здесь такие стены… Так вот, новый начальник не сумел вывести их корабль из бури. Они больше не поднялись, в том числе и потому, что тестю пришлось уехать. Но и я не воспользовался этими радиоактивными плодами. Именно после этой истории я ушел из частного бизнеса. Я вдруг осознал, что ведь и меня могут вот так же, понимаете? Правда это или нет, был этот излучатель или не был, но никого он не удивил! Оказывается, это вполне нормально! И не излучателем, так ружьем; не ружьем, так ножом, но это может быть в любую секунду! Чтобы кто-то мимоходом обрадовался и перевел мою единственную жизнь в несколько граф бухгалтерской отчетности! В раздел прибыли! Ужас!.. Но я пережил этот кризис и теперь сижу здесь.
– Наверное, это был правильный выбор, – сказал Аникеев. – Если вы такой впечатлительный. Но мне непонятно одно: почему ухудшились ваши отношения с Катаевым? Он-то при чем?
– Он ни при чем. Но он был начальником службы безопасности. Его биография была прекрасно известна органам. Разумеется, его стали таскать на допросы, провели облавы – тесть умершего тогда сильно бушевал – и, главное, допросили меня… А я… Я повел себя, с их точки зрения, неправильно.
– С чьей точки зрения?
– С точки зрения этих… Братков… Я повел себя не по-мужски. Я ведь как думал: мы этого не делали, следовательно, скрывать нам нечего! Меня спрашивали о роде услуг, которые мне оказывает Катаев, я довольно откровенно о них рассказывал. Потом выяснилось, что это не по понятиям! Это не принципиальные вещи, это, скорее, вопрос терминов, но мнение обо мне сложилось неважное… Кого-то даже арестовали под горячую руку. За ношение липового прокурорского удостоверения. А по-моему, правильно сделали, что арестовали. Надо же быть таким дураком, чтобы ездить с корочками прокурора города! И в спортивных штанах при этом!
«Вот почему ты ушел из бизнеса! – ехидно подумал Аникеев. – Точнее, тебя «ушли»… Ребята решили, что ты их подставил! Но какой болтун все-таки… За полчаса – три версии одного и того же. И все очень правдоподобные!»
– Евгений Владимирович… – он прокашлялся. – А ведь Катаев… это… умирает как раз от лейкемии.
– Да вы что! – Александров некоторое время смотрел на него выпученными глазами. В глубине взгляда, тем не менее, таилось нечто странное и опасное. Похожее на радиоактивное излучение… Аникееву даже захотелось положить руку на ширинку. – Но уверяю вас: он не мог иметь к этому отношения! Это я должен был дать такое распоряжение относительно своего конкурента. А я его не давал, понимаете! Сам бы он не стал. Он был узколобый исполнитель чужой воли. Слушайте, ну дела! Но ведь и этому может быть объяснение. Он тогда тоже занимался всякой дрянью, в том числе, и красной ртутью, и ураном… Может, подхватил что-то? Или на нервной почве?
– Да все может быть… – уклончиво сказал Аникеев. – Но дело не в этом. Вы помните содержание письма?
– В общих чертах.
– Вы его когда получили?
– Да я уж не помню… Сразу после Нового года, кажется. У меня тогда такое состояние было, вы себе не представляете! Алена погибла…
– Алена – это ваша жена?
– Да, – он кивнул на фотографии. – Прямо под Новый год… Тридцатого декабря. В милиции сказали, что очень много пьяных водителей в это время. Все на работе празднуют… Но я не верю, что это случайная авария. Ведь есть подозрение, что машина вернулась, проехала назад, чтобы наверняка… – Александров опустил голову, закрыл лицо руками. Аникеев растерянно кашлянул. – Как назло, была оттепель. Ничего, ничего нельзя определить! Такой дурдом перед этими праздниками! И знаете, мы ведь хотели уехать. В Прагу… Но передумали. Мы любили справлять Новый год вдвоем, дома…
Стараясь не дышать громко, Аникеев молчал. Очевидно, Александрову надо было выговориться. Делом его жены еще предстояло заниматься григорьевскому отделу – и не поверхностно, а досконально. Поэтому Аникеев даже не старался вслушиваться. Он в этот момент думал.
Итак, в этом безумном деле появилась еще одна линия. К алхимии, вампирам и Аум Сенрике добавился радиоактивный излучатель! «Это твое поганое дыхание отравило мою кровь»! Разве может быть совпадением то, что письма получили и Александров и Катаев? Что двух людей, повязанных жуткой историей с быстротекущей лейкемией, рука судьбы случайно выхватила из миллионов, вписанных в базу телефонных номеров огромного города?!
– И все-таки, – наконец, сказал Аникеев. – Письмо, которое вы получили, имеет очень неясное содержание. Просмотрите его текст, пожалуйста… – еще один мятый листок был извлечен из кармана брюк. – Прочитав его, вы решили, что это могут быть недоброжелатели. Но как вы объяснили себе его содержание? Эти слова о вампире, об отравленной крови, что они означают, на ваш взгляд?
Немного испуганно Александров взял листок бумаги, долго читал текст, шевеля губами. Потом пожал плечами.
– Конечно, теперь, когда прошло некоторое время, это письмо кажется мне бессмысленным, – признался он. – Многие вещи я, действительно, не могу объяснить. Например, про отражение в зеркалах… Да и про вампиров. Но ведь я получил его сразу после смерти жены… Поймите мое состояние. Если письмо ставило целью напугать, то такой темный текст очень подходил. Он именно пугает, в том числе, и своей непонятностью. А вот что мне совсем не нравится, так это слова про отравленную кровь.
Особенно с учетом того, что такое же письмо получил Катаев. Слушайте, а не может это быть связано именно с той историей?
– У вашего погибшего конкурента остались родственники?
– Понятия не имею! Но раз был тесть, значит, была и жена. Наверное, были дети. Кажется, был еще брат… Но это не точно.
В кабинет зашел помощник. «Начинается заседание комитета» – тихо напомнил он. Александров кивнул ему и, взглянув на Аникеева, развел руками.
– Мне пора.
– Да, конечно, – Аникеев встал.
В коридор они вышли вместе. Александров протянул руку, майор ее пожал.
– Кстати, – сказал он, глядя в покрасневшие глаза депутата. – Если вы решите навестить Катаева в больнице…
– Не решу, – перебил его Александров. – Наверное, я выгляжу при этом не очень хорошо, но хочу, чтобы вы поняли: давным-давно представители одной московской ОПГ наехали на меня и взяли меня за горло. Я не испытывал к ним добрых чувств. Потом смерть конкурента развалила наш совместный бизнес, и я этому был даже рад. Скажу больше: я пальцем не пошевелил, чтобы спасти этот бизнес. Он был запачкан их зловонными руками. Вот как я к этому относился! Больше я не видел никого из них. Никогда! Все эти годы я лез из кожи вон, чтобы достичь положения, при котором таких, как они, ко мне не подпустят на километр. Я своего добился. Так зачем я поеду в больницу? Я ведь знаете что думаю о его болезни? Что его наказал Бог. Катаев не устанавливал никаких излучателей, но кое-что про его методы мне известно. Я верю в проклятия. Они запросто могут изменить химический состав крови.
– Жутковато! – признался Аникеев.
– Вовсе нет! Это как со СПИДом. Вроде бы, ужасная болезнь. Но ведь не заболеть очень просто! Живи только с женой – и ты стопроцентно застрахован. Не делай людям зла – и тебя никто не проклянет. Вот что я думаю по этому поводу. Ну, мне пора. Всего хорошего!
Еще минут пять Аникеев стоял в коридоре, глядя на двери, за которыми скрылся депутат. Мимо бегали разные политические деятели, прошуршал даже новый премьер со своей свитой – за ним пронеслась толпа журналистов.
Аникеев тряхнул головой, приходя в себя. У него было ощущение, что расследование надо начинать сначала.
* * *
В туристическом бизнесе наступило затишье. Агентства приходили в себя после предновогодней запарки. Тысячи самолетов разлетелись во всех направлениях, были проданы номера с видом на море и видом на стройку, пятизвездочные отели и двухзвездочные отели, билеты первого класса и билеты на чартер. Дешевая Паттайя и дорогой Пхукет, грязная Шри-Ланка и не очень грязный Гоа, Сейшелы и Куба, Прага и Париж – отдых на любой вкус, на любой кошелек.
Почти все путевки закончились еще перед Новым годом. Потом наступила вторая часть Марлезонского балета: школьные каникулы. Потом поехали самые умные – по цене в два раза ниже.
И вот теперь агентство переводило дух. Ни тебе перекидываний с рейса на рейс («Я хотела лететь только Аэрофлотом, а вы мне что подсовываете?!»), ни замен отелей («Я специально требовал «Монтьен»! Это мой любимый отель в Таиланде! Там живут только англичане! Я хочу отдохнуть от наших хамских соотечественников в полосатых штанах!»), ни жалобных историй про умершую бабушку («Вы обязаны вернуть мне полную стоимость путевки! Ведь у меня такие трагические обстоятельства!»). Наконец-то сотрудникам перестали мотать нервы в посольствах, в аэропортах, в страховых компаниях, перестали звонить междугородние телефоны с сообщениями о плохой работе гидов, сожженном во время пьянки финском домике, улетевшем в бассейн джипе, срубленной пальме, сорванном коралле – все! Теперь до мая!
И главное: уехал шеф. Собрал всю свою семью и укатил в Сибирь. Там у него было двадцать гектаров земли, купленных еще на заре перестройки. На этих гектарах, посреди снегов и тайги, разместился его дом, его конюшня и даже две деревеньки с людьми. Люди были собраны с разных концов бывшего Советского Союза, они готовили к его приезду плов, или долму, или самогон – в зависимости от своей национальности. Анютин шеф почти никогда не ездил за границу: это заграница сама ездила к нему.
Глупо было не воспользоваться таким выдающимся затишьем.
Получив от Левицкого последние сведения о деле, она почувствовала, что у нее чешется все тело. Именно так. Анюта даже решила, что началась аллергия на шоколад (Левицкий притащил килограммов восемь конфет), но нет – это зудело ее любопытство.
Вначале она хотела пойти официальным путем и даже купила на Арбате удостоверение сотрудника милиции. Но потом притормозила. То, что знают сотрудники милиции, она тоже знает. А вот историю неведомой Ольги такие корочки навсегда закроют.
Целых два дня она гонялась за Гришей Ледовских. Его не было в доме (там, вообще, уже жил другой человек), не было в комнате убитого художника (она стояла опечатанная). В университете (тут, кстати, удостоверение пригодилось) ей подтвердили, что парень отчислен, но сказали, в какой комнате он жил раньше.
Так шаг за шагом она добралась до общежития. Здесь стало погорячее. Начали объявляться подружки и друзья, враги и собутыльники – следы брата появились на ее охотничьей тропе.
Наконец, в среду утром он сам открыл дверь комнаты в женском общежитии. Он был всклокоченный и помятый.
К счастью, дам в комнате не оказалось. Видимо, они учились. Анюта толкнула Гришу в грудь и вместе с ним ввалилась с душное помещение с разбросанными по стульям бюстгальтерами, неубранными кроватями, батареей пустых бутылок вдоль стола.
В комнате было сильно накурено и стоял слабый запах дрожжей. Анюта машинально посмотрела под ноги: так и есть. Большая пивная лужа.
– Гриша! Ты бы восстановился в университете, в самом-то деле! – проникновенно сказала она. – А то ведь сопьешься!
– Ольга! Это вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Тот, который с простатитом? – уточнил Аникеев.
– Да. Видите, вы тоже заразились цинизмом. Здесь такие стены… Так вот, новый начальник не сумел вывести их корабль из бури. Они больше не поднялись, в том числе и потому, что тестю пришлось уехать. Но и я не воспользовался этими радиоактивными плодами. Именно после этой истории я ушел из частного бизнеса. Я вдруг осознал, что ведь и меня могут вот так же, понимаете? Правда это или нет, был этот излучатель или не был, но никого он не удивил! Оказывается, это вполне нормально! И не излучателем, так ружьем; не ружьем, так ножом, но это может быть в любую секунду! Чтобы кто-то мимоходом обрадовался и перевел мою единственную жизнь в несколько граф бухгалтерской отчетности! В раздел прибыли! Ужас!.. Но я пережил этот кризис и теперь сижу здесь.
– Наверное, это был правильный выбор, – сказал Аникеев. – Если вы такой впечатлительный. Но мне непонятно одно: почему ухудшились ваши отношения с Катаевым? Он-то при чем?
– Он ни при чем. Но он был начальником службы безопасности. Его биография была прекрасно известна органам. Разумеется, его стали таскать на допросы, провели облавы – тесть умершего тогда сильно бушевал – и, главное, допросили меня… А я… Я повел себя, с их точки зрения, неправильно.
– С чьей точки зрения?
– С точки зрения этих… Братков… Я повел себя не по-мужски. Я ведь как думал: мы этого не делали, следовательно, скрывать нам нечего! Меня спрашивали о роде услуг, которые мне оказывает Катаев, я довольно откровенно о них рассказывал. Потом выяснилось, что это не по понятиям! Это не принципиальные вещи, это, скорее, вопрос терминов, но мнение обо мне сложилось неважное… Кого-то даже арестовали под горячую руку. За ношение липового прокурорского удостоверения. А по-моему, правильно сделали, что арестовали. Надо же быть таким дураком, чтобы ездить с корочками прокурора города! И в спортивных штанах при этом!
«Вот почему ты ушел из бизнеса! – ехидно подумал Аникеев. – Точнее, тебя «ушли»… Ребята решили, что ты их подставил! Но какой болтун все-таки… За полчаса – три версии одного и того же. И все очень правдоподобные!»
– Евгений Владимирович… – он прокашлялся. – А ведь Катаев… это… умирает как раз от лейкемии.
– Да вы что! – Александров некоторое время смотрел на него выпученными глазами. В глубине взгляда, тем не менее, таилось нечто странное и опасное. Похожее на радиоактивное излучение… Аникееву даже захотелось положить руку на ширинку. – Но уверяю вас: он не мог иметь к этому отношения! Это я должен был дать такое распоряжение относительно своего конкурента. А я его не давал, понимаете! Сам бы он не стал. Он был узколобый исполнитель чужой воли. Слушайте, ну дела! Но ведь и этому может быть объяснение. Он тогда тоже занимался всякой дрянью, в том числе, и красной ртутью, и ураном… Может, подхватил что-то? Или на нервной почве?
– Да все может быть… – уклончиво сказал Аникеев. – Но дело не в этом. Вы помните содержание письма?
– В общих чертах.
– Вы его когда получили?
– Да я уж не помню… Сразу после Нового года, кажется. У меня тогда такое состояние было, вы себе не представляете! Алена погибла…
– Алена – это ваша жена?
– Да, – он кивнул на фотографии. – Прямо под Новый год… Тридцатого декабря. В милиции сказали, что очень много пьяных водителей в это время. Все на работе празднуют… Но я не верю, что это случайная авария. Ведь есть подозрение, что машина вернулась, проехала назад, чтобы наверняка… – Александров опустил голову, закрыл лицо руками. Аникеев растерянно кашлянул. – Как назло, была оттепель. Ничего, ничего нельзя определить! Такой дурдом перед этими праздниками! И знаете, мы ведь хотели уехать. В Прагу… Но передумали. Мы любили справлять Новый год вдвоем, дома…
Стараясь не дышать громко, Аникеев молчал. Очевидно, Александрову надо было выговориться. Делом его жены еще предстояло заниматься григорьевскому отделу – и не поверхностно, а досконально. Поэтому Аникеев даже не старался вслушиваться. Он в этот момент думал.
Итак, в этом безумном деле появилась еще одна линия. К алхимии, вампирам и Аум Сенрике добавился радиоактивный излучатель! «Это твое поганое дыхание отравило мою кровь»! Разве может быть совпадением то, что письма получили и Александров и Катаев? Что двух людей, повязанных жуткой историей с быстротекущей лейкемией, рука судьбы случайно выхватила из миллионов, вписанных в базу телефонных номеров огромного города?!
– И все-таки, – наконец, сказал Аникеев. – Письмо, которое вы получили, имеет очень неясное содержание. Просмотрите его текст, пожалуйста… – еще один мятый листок был извлечен из кармана брюк. – Прочитав его, вы решили, что это могут быть недоброжелатели. Но как вы объяснили себе его содержание? Эти слова о вампире, об отравленной крови, что они означают, на ваш взгляд?
Немного испуганно Александров взял листок бумаги, долго читал текст, шевеля губами. Потом пожал плечами.
– Конечно, теперь, когда прошло некоторое время, это письмо кажется мне бессмысленным, – признался он. – Многие вещи я, действительно, не могу объяснить. Например, про отражение в зеркалах… Да и про вампиров. Но ведь я получил его сразу после смерти жены… Поймите мое состояние. Если письмо ставило целью напугать, то такой темный текст очень подходил. Он именно пугает, в том числе, и своей непонятностью. А вот что мне совсем не нравится, так это слова про отравленную кровь.
Особенно с учетом того, что такое же письмо получил Катаев. Слушайте, а не может это быть связано именно с той историей?
– У вашего погибшего конкурента остались родственники?
– Понятия не имею! Но раз был тесть, значит, была и жена. Наверное, были дети. Кажется, был еще брат… Но это не точно.
В кабинет зашел помощник. «Начинается заседание комитета» – тихо напомнил он. Александров кивнул ему и, взглянув на Аникеева, развел руками.
– Мне пора.
– Да, конечно, – Аникеев встал.
В коридор они вышли вместе. Александров протянул руку, майор ее пожал.
– Кстати, – сказал он, глядя в покрасневшие глаза депутата. – Если вы решите навестить Катаева в больнице…
– Не решу, – перебил его Александров. – Наверное, я выгляжу при этом не очень хорошо, но хочу, чтобы вы поняли: давным-давно представители одной московской ОПГ наехали на меня и взяли меня за горло. Я не испытывал к ним добрых чувств. Потом смерть конкурента развалила наш совместный бизнес, и я этому был даже рад. Скажу больше: я пальцем не пошевелил, чтобы спасти этот бизнес. Он был запачкан их зловонными руками. Вот как я к этому относился! Больше я не видел никого из них. Никогда! Все эти годы я лез из кожи вон, чтобы достичь положения, при котором таких, как они, ко мне не подпустят на километр. Я своего добился. Так зачем я поеду в больницу? Я ведь знаете что думаю о его болезни? Что его наказал Бог. Катаев не устанавливал никаких излучателей, но кое-что про его методы мне известно. Я верю в проклятия. Они запросто могут изменить химический состав крови.
– Жутковато! – признался Аникеев.
– Вовсе нет! Это как со СПИДом. Вроде бы, ужасная болезнь. Но ведь не заболеть очень просто! Живи только с женой – и ты стопроцентно застрахован. Не делай людям зла – и тебя никто не проклянет. Вот что я думаю по этому поводу. Ну, мне пора. Всего хорошего!
Еще минут пять Аникеев стоял в коридоре, глядя на двери, за которыми скрылся депутат. Мимо бегали разные политические деятели, прошуршал даже новый премьер со своей свитой – за ним пронеслась толпа журналистов.
Аникеев тряхнул головой, приходя в себя. У него было ощущение, что расследование надо начинать сначала.
* * *
В туристическом бизнесе наступило затишье. Агентства приходили в себя после предновогодней запарки. Тысячи самолетов разлетелись во всех направлениях, были проданы номера с видом на море и видом на стройку, пятизвездочные отели и двухзвездочные отели, билеты первого класса и билеты на чартер. Дешевая Паттайя и дорогой Пхукет, грязная Шри-Ланка и не очень грязный Гоа, Сейшелы и Куба, Прага и Париж – отдых на любой вкус, на любой кошелек.
Почти все путевки закончились еще перед Новым годом. Потом наступила вторая часть Марлезонского балета: школьные каникулы. Потом поехали самые умные – по цене в два раза ниже.
И вот теперь агентство переводило дух. Ни тебе перекидываний с рейса на рейс («Я хотела лететь только Аэрофлотом, а вы мне что подсовываете?!»), ни замен отелей («Я специально требовал «Монтьен»! Это мой любимый отель в Таиланде! Там живут только англичане! Я хочу отдохнуть от наших хамских соотечественников в полосатых штанах!»), ни жалобных историй про умершую бабушку («Вы обязаны вернуть мне полную стоимость путевки! Ведь у меня такие трагические обстоятельства!»). Наконец-то сотрудникам перестали мотать нервы в посольствах, в аэропортах, в страховых компаниях, перестали звонить междугородние телефоны с сообщениями о плохой работе гидов, сожженном во время пьянки финском домике, улетевшем в бассейн джипе, срубленной пальме, сорванном коралле – все! Теперь до мая!
И главное: уехал шеф. Собрал всю свою семью и укатил в Сибирь. Там у него было двадцать гектаров земли, купленных еще на заре перестройки. На этих гектарах, посреди снегов и тайги, разместился его дом, его конюшня и даже две деревеньки с людьми. Люди были собраны с разных концов бывшего Советского Союза, они готовили к его приезду плов, или долму, или самогон – в зависимости от своей национальности. Анютин шеф почти никогда не ездил за границу: это заграница сама ездила к нему.
Глупо было не воспользоваться таким выдающимся затишьем.
Получив от Левицкого последние сведения о деле, она почувствовала, что у нее чешется все тело. Именно так. Анюта даже решила, что началась аллергия на шоколад (Левицкий притащил килограммов восемь конфет), но нет – это зудело ее любопытство.
Вначале она хотела пойти официальным путем и даже купила на Арбате удостоверение сотрудника милиции. Но потом притормозила. То, что знают сотрудники милиции, она тоже знает. А вот историю неведомой Ольги такие корочки навсегда закроют.
Целых два дня она гонялась за Гришей Ледовских. Его не было в доме (там, вообще, уже жил другой человек), не было в комнате убитого художника (она стояла опечатанная). В университете (тут, кстати, удостоверение пригодилось) ей подтвердили, что парень отчислен, но сказали, в какой комнате он жил раньше.
Так шаг за шагом она добралась до общежития. Здесь стало погорячее. Начали объявляться подружки и друзья, враги и собутыльники – следы брата появились на ее охотничьей тропе.
Наконец, в среду утром он сам открыл дверь комнаты в женском общежитии. Он был всклокоченный и помятый.
К счастью, дам в комнате не оказалось. Видимо, они учились. Анюта толкнула Гришу в грудь и вместе с ним ввалилась с душное помещение с разбросанными по стульям бюстгальтерами, неубранными кроватями, батареей пустых бутылок вдоль стола.
В комнате было сильно накурено и стоял слабый запах дрожжей. Анюта машинально посмотрела под ноги: так и есть. Большая пивная лужа.
– Гриша! Ты бы восстановился в университете, в самом-то деле! – проникновенно сказала она. – А то ведь сопьешься!
– Ольга! Это вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36