Выйдя из больницы, он поехал на работу и немедленно потребовал все бумаги по этому делу – давно возвращенному в милицию. Он запросил даже то, что следователи успели насобирать за февраль.
Ничего подозрительного! Дело шло своим чередом, и, конечно, как в любом деле, в нем были свои неувязки, но Фатеев ничего не отрицал, ничего не объяснял, твердил одно и то же: «Я невиновен, но даже если меня посадят, восприму это как должное. Они должны быть наказаны, они еще будут наказаны. Это сделал не я, но надо было мне…» Алкоголик, что с него взять!
«Алкоголик… – Левицкий наморщил левую половину лица. – Хорош алкоголик: распечатывает конверты на принтерах… Права Анюта…»
И все-таки зацепиться было не за что! Скорее всего, дело Ледовских получило новый оборот – и только. Это означает, что нужно проинформировать следователей, занимающихся убийством в Клязьме. Но не означает, что история с письмами как-то связана с этим убийством. Брата в любом случае надо искать… Угрожал, значит? Сука. Я тебе покажу, как угрожать любимой женщине полковника ФСБ!
Разыскать Григория Ледовских он поручил Григорьеву. Тот взялся с неохотой, но за дело принялся честно. Даже докладывал каждые полчаса о результатах поисков.
Первый день он посвятил Сергиеву Посаду: мать не видела Гришу уже несколько месяцев. «Даже на Новый год не приехал, поганец! А все этот блаженный его с пути сбивает! Еще уговорит парня в монастырь уйти! Кто тогда будет меня кормить в старости? Я и так как савраска – целыми днями кручусь, кручусь, сил больше нет!» Оказывается, она даже не знала, что племянник покойного мужа уже два месяца как мертв.
Второй день ушел на университет. В деканате только вздохнули, услышав вопрос о Григории Ледовских: «Да что он натворил-то? Все его постоянно ищут!»
«Кто ищет?»
«Да все!»
«Кто все?!» – Григорьев сразу закипел: не любил тупых.
«Ну дама одна из милиции приходила, потом парень какой-то из налоговой». «Из налоговой?!» «Ну да».
«Какая может быть налоговая?! – рассвирепел Григорьев. – Он прописан в Сергиевом Посаде!»
«А я знаю, какая? – секретарша выдула пузырь из жвачки, видимо, чтобы показать, как она относится к его крику и его расспросам. – Мне начхать, если честно! Ходят тут… Всякие…»
Тем не менее, она объяснила, кто может знать, где находится отчисленный студент.
Григорьев быстро прошел по коридору мимо профессора Мордовских. На профессора он внимания не обратил: набирал номер Левицкого, да и не знал того в лицо. Борис Иванович тоже никого вокруг не видел. Ноги стали чужими, его бил настоящий озноб. «Энтузиаст проклятый! – ругал он себя. – Зачем пришел?! Как теперь до дома добраться?»
– Дама из милиции – это, вероятно, Анюта… – предположил Левицкий, выслушав отчет. – Что-то я сомневаюсь, чтобы клязьминские милиционеры так старались… А вот кто такой этот парень из налоговой?
– Все узнаем! – успокоил его Григорьев.
В мужском общежитии он провел остаток вечера.
До женского добрался только на следующий день. Теперь уже он познакомился с тощей и толстой. Они обрадовались ему, как родному. В голове у студенток все-таки не укладывалось, как это так: жил себе Ледовских, жил, и вдруг – квартира! Разве есть на свете справедливость? Оказалось, есть. Квартира-то появилась в придачу к неприятностям! Это был нормальный ход вещей…
Парень из налоговой побывал и у них. Левицкий помрачнел, выслушав эту информацию. Никакие инспектора возле нищего студента Гриши Ледовских появляться не должны были. Кто-то выдавал себя за официальное лицо. Кто же это?
– Как он выглядел?
– Сказали: молодой… – Григорьев чертыхнулся: попал ногой в лужу. – Не старше тридцати. Симпатичный. Хорошо одет. Глаза бегают…
– Ну и описание…
– Там девчонки: умрешь! Без смеха разговаривать невозможно! Ну, еще сказали, что блондин. А глаза карие. Роста выше среднего. Худощавый. Загорелый.
– Загорелый? Или смуглый?
– Блондин-то? Нет, смуглый вряд ли. Загорелый. И они так сказали.
– С курорта?
– Он показался им богатым, – еще раз повторил Григорьев.
Схемка в его руке наконец-то совпала с двором. Скорее всего, именно в этом доме брат убитого художника и снимает квартиру.
Но поиски неожиданно зашли в тупик. Вроде, все получилось: старушки у подъезда оказались разговорчивыми, соседка по площадке сидела дома и с удовольствием все подтвердила – а вот Григория Ледовских в квартире не было. «Уже несколько дней не вижу!» – сообщила соседка.
Не было его и на четвертый день.
Так что на пятый день поисков, когда Левицкий поднялся к Анюте в палату, когда он увидел, что она впервые за эти две недели поменяла зеленый цвет лица на нормальный розовый, и только вокруг глаз остаются огромные сине-сизые очки, а вдоль щек – рваные царапины, рассказать о Григории Ледовских ему было нечего.
Розовый цвет лица указывал, тем не менее, что именно об этом она и захочет поговорить.
Так и оказалось.
– Ко мне вчера милиция приходила! – сообщила Анюта с ходу. – Хоть меня и мутило страшно, я все-таки поняла, что машина, на которой уехал тот, кто меня ударил, была А-шесть. Правильно?
– Верно… Ну и круги у тебя вокруг глаз! Нос не сломан?
– Нет, только ушиб… Не смотри на меня, пожалуйста.
– Куда же мне смотреть? – удивился Левицкий.
– В окно смотри.
Он послушно подошел к окну. За ним стояли сосны, под соснами лежал полупрозрачный снег, между соснами разбегались черные тропинки. Небо было низкое, влажное, пасмурное.
– Девушки, у которых Ледовских жил последний месяц, сообщили, что он недавно разбогател. Снял квартиру, купил мобильный за семьсот долларов, оделся, ходит по ресторанам. И купил машину. Я ее видела. Это А-шесть.
Левицкий быстро обернулся. Глаза у него потемнели, в глубине зрачка металась ярость.
– Ты ведь разговаривала с ним? – глухо спросил он.
– Да. Я подошла к дому и столкнулась с ним буквально нос к носу. Он очень испугался. Или разозлился… Я не поняла… Скорее, то и другое вместе. Знаешь, как-то странно сказал. Его слова просто не выходят у меня из головы…
– Что сказал?
– Что я не из милиции. А потом добавил: «Люди твоей профессии гибнут чаще остальных». За кого он меня принял? В то, что я ФСБ-эшница, он тоже не поверил.
Несмотря на злость, Левицкий фыркнул. Хороша ФСБ-эшница!
– Значит, он тебе угрожал?
– Да. Он сказал, что я иду в противоположном направлении, но именно поэтому не оставляю ему шанса. Своими поисками я только приближаю свою смерть.
Тут Левицкий поймал себя на странном чувстве. Рука его непроизвольно дернулась – словно он хотел ударить этого подонка Ледовских – но сразу после этого полковник осознал: ударить он хочет Анюту! Вот дать пощечину, чтобы дома сидела, не лезла, куда не следует!
«Ну, как их защищать?! – тоскливо спросил он сам себя. – Какие молодцы эти – в Саудовской Аравии! Как у них, наверное, на сердце спокойно! Жена сидит под замком, на лице черное покрывало, никаких тебе синяков, царапин. Приходишь с работы, вешаешь ей на шею очередное ожерелье, она лопочет что-то на арабском – не понять что.
Рай!.. Господи, а если родится дочь?! А если она унаследует мои гены в смысле профессии!» Он чуть не застонал вслух.
– Анюта! Выпороть бы тебя, в самом деле! Или по щекам отхлестать!
– Ну, рискни! – сердито ответила она. – Руку отобьешь. У меня голова в гипсе.
– Тебе этот Ледовских русским языком сказал – не лезь! – Левицкий не мог успокоиться. – А ты лезешь!
– Никто не лезет, вот и приходится мне.
– Ну, почему же не лезет-то?! Откуда ты знаешь?! Может, следователи, ведущие дело Ледовских, давным-давно вышли на след этих денег, давным-давно проверили брата, его алиби, его знакомства…
– Ты сам-то веришь в это? – усмехнулась она.
– Но я, по крайней мере, не лезу, не разузнав! Может, ты вообще мешаешь милиции! Может, они его пасут! А ты лезешь!
– Вот только бьет по башке он меня, а не клязьминских милиционеров! Может, потому, что я подошла к этому делу ближе остальных?
– Он сказал тебе, что ты идешь в противоположном направлении! – напомнил Левицкий.
– А я с ним согласна! – Она вдруг развела руками весьма беззаботно. – Я это тоже поняла! Вот выйду из больницы…
– Ты из нее не выйдешь! – твердо сказал Левицкий. – Будешь лежать здесь до сентября!
– Это не от тебя зависит!
Он улыбнулся, довольный.
– Анюта! Здесь весь персонал – младший по званию! А лечащий врач – вообще старший лейтенант.
– Вот гад! Заманил! Это же это… как ее… карательная психиатрия!
– Совершенно верно!
– Узнаю ваши приемчики!
– О! Ты знаешь только сотую долю правды о наших приемчиках!
– Я читала об этом в газетах!
– Что ты! Газетчики все приукрашивают! Правда гораздо страшнее! Что с тобой? Снова тошнит?
Анюта немного побледнела, откинулась на спинку кровати. Прикрыла глаза, поднесла руку к месту соединения ключиц. Дышать было трудно.
«Вот оно что! – сказала она про себя. – Вот оно что!»
– Ладно. Пошутили и хватит. – Он сел рядом, осторожно прижал ее к себе. – Я сегодня даже не одеколонился, чтобы тебя не тошнило… А то ты в прошлый раз раскритиковала мой одеколон. Сама же дарила, между прочим. Я тут пирожные принес. Шоколадные, как ты любишь. Ну же… – Он тихонько потормошил ее. – Хочешь, чтобы мы договорили?
Она кивнула, все еще не открывая глаз.
– Разумеется, я занялся этим Ледовских. Я так понимаю, мы шли по твоему следу? Были в деканате, в женском общежитии. Ты тоже разговаривала с двумя смешными студентками – тонкой и толстой?
Она снова кивнула. Потом чуть-чуть поморщилась.
– Кстати, за тобой шел еще один любопытный. Молодой человек, блондин с карими глазами, загорелый, – она на секунду открыла глаза, остро глянула на Левицкого, опять поморщилась. – Худощавый, хорошо одетый. Выдавал себя за налогового инспектора. Интересовался Гришиным адресом. Мы уже были на этой квартире. Но его там нет. Судя по всему, он исчез не менее недели назад. Теперь, когда ты рассказала о его угрозах и, главное, об «ауди», я должен проинформировать милицию. Но, разумеется, отныне я сам буду дублировать их действия. Теперь это касается лично меня. Что скажете, товарищ начальник?
– Вольно… – она устало прижалась к его плечу.
– Как же ты сообразила, с капюшоном-то? – он стал гладить забинтованную голову.
– Ты не поверишь…
– Зная тебя, Анюта, я поверю всему! Клянусь!
– Мне подсказывал внутренний голос! Настоящий такой… И почему-то мужской. Что ты улыбаешься?
– Молодая ты еще… И правильно. Никогда не старей…
– Я, конечно, потом посоображала немного, когда уже в себя пришла. Это была внутренняя логика. Анализ увиденного… Слушай, такой стремительный! Увидела утолщение стены на своей лестничной площадке и поняла, что никто там стоять не может: соседи-то безвыездно на даче! Никогда они посреди недели не возвращаются! Бомжи обычно стоят у батарей. Влюбленные подростки у нас имеются только на четвертом! Значит – стоп! Фонари не горят – значит, ситуация усложнилась! Надо бежать! А куда? Тут я, наверно, вспомнила, как ты говорил еще осенью, что в банке охранник ночует. Туда надо бежать! А когда я услышала, как этот тип глубоко вдыхает воздух, – («Ох!» – тихонько простонал Левицкий.) – то поняла, что он к удару готовится. Замахивается. Вот капюшон и дернула!
– Может, правда к нам пойдешь? – тоскливо спросил он. – Лейтенантом будешь.
– Ну вот еще! Ты, значит, полковником, а я лейтенантом?
– А кем ты должна быть, если я полковник?
– Если оценивать умственные способности? Пропорционально интеллекту? – уточнила она. Он молча кивнул, уже зная, что она скажет.
– Только маршалом! Генералиссимусом!
– Я поговорю с начальством… Теперь о Ледовских. Если клязьминские милиционеры действительно крутятся только вокруг этих неизвестных наркоманов, я их растрясу так, что им мало не покажется! Обещаю! Похоже, что ты и правда натолкнулась на какой-то новый аспект этого дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Ничего подозрительного! Дело шло своим чередом, и, конечно, как в любом деле, в нем были свои неувязки, но Фатеев ничего не отрицал, ничего не объяснял, твердил одно и то же: «Я невиновен, но даже если меня посадят, восприму это как должное. Они должны быть наказаны, они еще будут наказаны. Это сделал не я, но надо было мне…» Алкоголик, что с него взять!
«Алкоголик… – Левицкий наморщил левую половину лица. – Хорош алкоголик: распечатывает конверты на принтерах… Права Анюта…»
И все-таки зацепиться было не за что! Скорее всего, дело Ледовских получило новый оборот – и только. Это означает, что нужно проинформировать следователей, занимающихся убийством в Клязьме. Но не означает, что история с письмами как-то связана с этим убийством. Брата в любом случае надо искать… Угрожал, значит? Сука. Я тебе покажу, как угрожать любимой женщине полковника ФСБ!
Разыскать Григория Ледовских он поручил Григорьеву. Тот взялся с неохотой, но за дело принялся честно. Даже докладывал каждые полчаса о результатах поисков.
Первый день он посвятил Сергиеву Посаду: мать не видела Гришу уже несколько месяцев. «Даже на Новый год не приехал, поганец! А все этот блаженный его с пути сбивает! Еще уговорит парня в монастырь уйти! Кто тогда будет меня кормить в старости? Я и так как савраска – целыми днями кручусь, кручусь, сил больше нет!» Оказывается, она даже не знала, что племянник покойного мужа уже два месяца как мертв.
Второй день ушел на университет. В деканате только вздохнули, услышав вопрос о Григории Ледовских: «Да что он натворил-то? Все его постоянно ищут!»
«Кто ищет?»
«Да все!»
«Кто все?!» – Григорьев сразу закипел: не любил тупых.
«Ну дама одна из милиции приходила, потом парень какой-то из налоговой». «Из налоговой?!» «Ну да».
«Какая может быть налоговая?! – рассвирепел Григорьев. – Он прописан в Сергиевом Посаде!»
«А я знаю, какая? – секретарша выдула пузырь из жвачки, видимо, чтобы показать, как она относится к его крику и его расспросам. – Мне начхать, если честно! Ходят тут… Всякие…»
Тем не менее, она объяснила, кто может знать, где находится отчисленный студент.
Григорьев быстро прошел по коридору мимо профессора Мордовских. На профессора он внимания не обратил: набирал номер Левицкого, да и не знал того в лицо. Борис Иванович тоже никого вокруг не видел. Ноги стали чужими, его бил настоящий озноб. «Энтузиаст проклятый! – ругал он себя. – Зачем пришел?! Как теперь до дома добраться?»
– Дама из милиции – это, вероятно, Анюта… – предположил Левицкий, выслушав отчет. – Что-то я сомневаюсь, чтобы клязьминские милиционеры так старались… А вот кто такой этот парень из налоговой?
– Все узнаем! – успокоил его Григорьев.
В мужском общежитии он провел остаток вечера.
До женского добрался только на следующий день. Теперь уже он познакомился с тощей и толстой. Они обрадовались ему, как родному. В голове у студенток все-таки не укладывалось, как это так: жил себе Ледовских, жил, и вдруг – квартира! Разве есть на свете справедливость? Оказалось, есть. Квартира-то появилась в придачу к неприятностям! Это был нормальный ход вещей…
Парень из налоговой побывал и у них. Левицкий помрачнел, выслушав эту информацию. Никакие инспектора возле нищего студента Гриши Ледовских появляться не должны были. Кто-то выдавал себя за официальное лицо. Кто же это?
– Как он выглядел?
– Сказали: молодой… – Григорьев чертыхнулся: попал ногой в лужу. – Не старше тридцати. Симпатичный. Хорошо одет. Глаза бегают…
– Ну и описание…
– Там девчонки: умрешь! Без смеха разговаривать невозможно! Ну, еще сказали, что блондин. А глаза карие. Роста выше среднего. Худощавый. Загорелый.
– Загорелый? Или смуглый?
– Блондин-то? Нет, смуглый вряд ли. Загорелый. И они так сказали.
– С курорта?
– Он показался им богатым, – еще раз повторил Григорьев.
Схемка в его руке наконец-то совпала с двором. Скорее всего, именно в этом доме брат убитого художника и снимает квартиру.
Но поиски неожиданно зашли в тупик. Вроде, все получилось: старушки у подъезда оказались разговорчивыми, соседка по площадке сидела дома и с удовольствием все подтвердила – а вот Григория Ледовских в квартире не было. «Уже несколько дней не вижу!» – сообщила соседка.
Не было его и на четвертый день.
Так что на пятый день поисков, когда Левицкий поднялся к Анюте в палату, когда он увидел, что она впервые за эти две недели поменяла зеленый цвет лица на нормальный розовый, и только вокруг глаз остаются огромные сине-сизые очки, а вдоль щек – рваные царапины, рассказать о Григории Ледовских ему было нечего.
Розовый цвет лица указывал, тем не менее, что именно об этом она и захочет поговорить.
Так и оказалось.
– Ко мне вчера милиция приходила! – сообщила Анюта с ходу. – Хоть меня и мутило страшно, я все-таки поняла, что машина, на которой уехал тот, кто меня ударил, была А-шесть. Правильно?
– Верно… Ну и круги у тебя вокруг глаз! Нос не сломан?
– Нет, только ушиб… Не смотри на меня, пожалуйста.
– Куда же мне смотреть? – удивился Левицкий.
– В окно смотри.
Он послушно подошел к окну. За ним стояли сосны, под соснами лежал полупрозрачный снег, между соснами разбегались черные тропинки. Небо было низкое, влажное, пасмурное.
– Девушки, у которых Ледовских жил последний месяц, сообщили, что он недавно разбогател. Снял квартиру, купил мобильный за семьсот долларов, оделся, ходит по ресторанам. И купил машину. Я ее видела. Это А-шесть.
Левицкий быстро обернулся. Глаза у него потемнели, в глубине зрачка металась ярость.
– Ты ведь разговаривала с ним? – глухо спросил он.
– Да. Я подошла к дому и столкнулась с ним буквально нос к носу. Он очень испугался. Или разозлился… Я не поняла… Скорее, то и другое вместе. Знаешь, как-то странно сказал. Его слова просто не выходят у меня из головы…
– Что сказал?
– Что я не из милиции. А потом добавил: «Люди твоей профессии гибнут чаще остальных». За кого он меня принял? В то, что я ФСБ-эшница, он тоже не поверил.
Несмотря на злость, Левицкий фыркнул. Хороша ФСБ-эшница!
– Значит, он тебе угрожал?
– Да. Он сказал, что я иду в противоположном направлении, но именно поэтому не оставляю ему шанса. Своими поисками я только приближаю свою смерть.
Тут Левицкий поймал себя на странном чувстве. Рука его непроизвольно дернулась – словно он хотел ударить этого подонка Ледовских – но сразу после этого полковник осознал: ударить он хочет Анюту! Вот дать пощечину, чтобы дома сидела, не лезла, куда не следует!
«Ну, как их защищать?! – тоскливо спросил он сам себя. – Какие молодцы эти – в Саудовской Аравии! Как у них, наверное, на сердце спокойно! Жена сидит под замком, на лице черное покрывало, никаких тебе синяков, царапин. Приходишь с работы, вешаешь ей на шею очередное ожерелье, она лопочет что-то на арабском – не понять что.
Рай!.. Господи, а если родится дочь?! А если она унаследует мои гены в смысле профессии!» Он чуть не застонал вслух.
– Анюта! Выпороть бы тебя, в самом деле! Или по щекам отхлестать!
– Ну, рискни! – сердито ответила она. – Руку отобьешь. У меня голова в гипсе.
– Тебе этот Ледовских русским языком сказал – не лезь! – Левицкий не мог успокоиться. – А ты лезешь!
– Никто не лезет, вот и приходится мне.
– Ну, почему же не лезет-то?! Откуда ты знаешь?! Может, следователи, ведущие дело Ледовских, давным-давно вышли на след этих денег, давным-давно проверили брата, его алиби, его знакомства…
– Ты сам-то веришь в это? – усмехнулась она.
– Но я, по крайней мере, не лезу, не разузнав! Может, ты вообще мешаешь милиции! Может, они его пасут! А ты лезешь!
– Вот только бьет по башке он меня, а не клязьминских милиционеров! Может, потому, что я подошла к этому делу ближе остальных?
– Он сказал тебе, что ты идешь в противоположном направлении! – напомнил Левицкий.
– А я с ним согласна! – Она вдруг развела руками весьма беззаботно. – Я это тоже поняла! Вот выйду из больницы…
– Ты из нее не выйдешь! – твердо сказал Левицкий. – Будешь лежать здесь до сентября!
– Это не от тебя зависит!
Он улыбнулся, довольный.
– Анюта! Здесь весь персонал – младший по званию! А лечащий врач – вообще старший лейтенант.
– Вот гад! Заманил! Это же это… как ее… карательная психиатрия!
– Совершенно верно!
– Узнаю ваши приемчики!
– О! Ты знаешь только сотую долю правды о наших приемчиках!
– Я читала об этом в газетах!
– Что ты! Газетчики все приукрашивают! Правда гораздо страшнее! Что с тобой? Снова тошнит?
Анюта немного побледнела, откинулась на спинку кровати. Прикрыла глаза, поднесла руку к месту соединения ключиц. Дышать было трудно.
«Вот оно что! – сказала она про себя. – Вот оно что!»
– Ладно. Пошутили и хватит. – Он сел рядом, осторожно прижал ее к себе. – Я сегодня даже не одеколонился, чтобы тебя не тошнило… А то ты в прошлый раз раскритиковала мой одеколон. Сама же дарила, между прочим. Я тут пирожные принес. Шоколадные, как ты любишь. Ну же… – Он тихонько потормошил ее. – Хочешь, чтобы мы договорили?
Она кивнула, все еще не открывая глаз.
– Разумеется, я занялся этим Ледовских. Я так понимаю, мы шли по твоему следу? Были в деканате, в женском общежитии. Ты тоже разговаривала с двумя смешными студентками – тонкой и толстой?
Она снова кивнула. Потом чуть-чуть поморщилась.
– Кстати, за тобой шел еще один любопытный. Молодой человек, блондин с карими глазами, загорелый, – она на секунду открыла глаза, остро глянула на Левицкого, опять поморщилась. – Худощавый, хорошо одетый. Выдавал себя за налогового инспектора. Интересовался Гришиным адресом. Мы уже были на этой квартире. Но его там нет. Судя по всему, он исчез не менее недели назад. Теперь, когда ты рассказала о его угрозах и, главное, об «ауди», я должен проинформировать милицию. Но, разумеется, отныне я сам буду дублировать их действия. Теперь это касается лично меня. Что скажете, товарищ начальник?
– Вольно… – она устало прижалась к его плечу.
– Как же ты сообразила, с капюшоном-то? – он стал гладить забинтованную голову.
– Ты не поверишь…
– Зная тебя, Анюта, я поверю всему! Клянусь!
– Мне подсказывал внутренний голос! Настоящий такой… И почему-то мужской. Что ты улыбаешься?
– Молодая ты еще… И правильно. Никогда не старей…
– Я, конечно, потом посоображала немного, когда уже в себя пришла. Это была внутренняя логика. Анализ увиденного… Слушай, такой стремительный! Увидела утолщение стены на своей лестничной площадке и поняла, что никто там стоять не может: соседи-то безвыездно на даче! Никогда они посреди недели не возвращаются! Бомжи обычно стоят у батарей. Влюбленные подростки у нас имеются только на четвертом! Значит – стоп! Фонари не горят – значит, ситуация усложнилась! Надо бежать! А куда? Тут я, наверно, вспомнила, как ты говорил еще осенью, что в банке охранник ночует. Туда надо бежать! А когда я услышала, как этот тип глубоко вдыхает воздух, – («Ох!» – тихонько простонал Левицкий.) – то поняла, что он к удару готовится. Замахивается. Вот капюшон и дернула!
– Может, правда к нам пойдешь? – тоскливо спросил он. – Лейтенантом будешь.
– Ну вот еще! Ты, значит, полковником, а я лейтенантом?
– А кем ты должна быть, если я полковник?
– Если оценивать умственные способности? Пропорционально интеллекту? – уточнила она. Он молча кивнул, уже зная, что она скажет.
– Только маршалом! Генералиссимусом!
– Я поговорю с начальством… Теперь о Ледовских. Если клязьминские милиционеры действительно крутятся только вокруг этих неизвестных наркоманов, я их растрясу так, что им мало не покажется! Обещаю! Похоже, что ты и правда натолкнулась на какой-то новый аспект этого дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36