А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Та была опытной газетчицей и дала самые подробные инструкции. Они звучали так: «Не бзди. Веди себя, как хочешь. Спрашивай о чем угодно. И вообще, единственное подозрительное в твоем приходе – это сам приход».
«Что это значит?» – удивилась Анюта.
«А то, мать, что ни один газетный журналист не попрется ради интервью к интервьюиру… емо… емому, – она все-таки справилась с этим словом. – Нормальный журналист поговорит по телефону. Или вообще все интервью придумает сам. Так что советую сказать, что ты практикантка».
«Такая старая – и практикантка?» – усомнилась Анюта.
«Среди журналистов таких много» – безжалостно ответила та. В общем, успокоила.
На всякий случай Анюта оделась в джинсы, вельветовое пальто, ботинки, похожие на кеды, и намотала на шею длинный оранжевый шарф – так одевалась сама подруга, «не буржуазно», по ее определению. Корочками обеспечил все тот же Арбат. Внутреннюю часть удостоверения она распечатала на принтере. Хорошо получилось только с пятой попытки, отчего неприятно защемило сердце: «Как же Фатеев справился с конвертами?»
Высунув от напряжения язык, она расписалась за редактора и наклеила свою фотографию пятилетней давности.
Помощник депутата Александрова очень охотно согласился на интервью. Встречу, не ломаясь, назначил на следующий день.
«Да под этим депутатом сейчас земля горит, – объяснила подруга-журналистка. Она сидела рядом, чтобы подсказывать реплики в случае непредвиденных затруднений. – О! Какой каламбур для статьи! Под главой земельного комитета горит земля! Как тебе?»
«Ну так…»
«Да ты не понимаешь!» «А почему горит-то?»
«Он пару недель назад такой проект провел через свой комитет! Отдал какой-то заповедник под строительство какого-то предприятия. У меня знакомые – гринписовцы – чуть от инфаркта все скопом не померли. Сейчас акцию протеста готовят… Сколько он взял, интересно?»
«А он вообще как – богатый?»
«Да их разве поймешь… Он ведь до последнего времени чиновником был, а им быть богатыми не положено. Коммерческой деятельностью заниматься нельзя. Но выворачивался как-то. Миллион баксов-то уж всяко имеет…» – подруга зевнула.
…Пропуск был заказан заранее. В назначенное время помощник ждал ее у проходной. Он оказался симпатичным, спортивным, загорелым, разговорчивым. Пока шли по коридорам, он жаловался на экологические организации.
«Ведь нельзя жертвовать людьми во имя деревьев? – спрашивал он, ожидая ее поддержки. – Это предприятие даст работу тысячам человек, которые сейчас голодают! А леса… Что ж. Я люблю лес, люблю грибы собирать, но я понимаю: человечество растет, ему нужны территории. Можно, конечно, уменьшить человечество, но мне кажется, правильнее будет расчистить территории. С этим просто надо смириться. И знаете, что возмутительно? Что вмешиваются европейские организации! Значит, собственные леса они извели, чтобы жить сыто в промышленных странах, а теперь требуют от нас, чтобы мы жили в отсталой стране, сохраняя им кислород и заповедные леса для их отдыха! Ведь так получается! Если бы Древняя Греция не вырубила леса еще до нашей эры, она бы не создала своей цивилизации!»
В общем, пока шли по Думе, помощник депутата Александрова мягко и ненавязчиво надиктовал ей будущую статью.
Сам депутат тоже вспоминал Древнюю Грецию, показывал какие-то бумаги с цифрами, жаловался на то, что из-за жухлых истоптанных клумб невозможно расширить многие московские дороги, что за сохранность загаженных сквериков больше всего выступают те, кто там гадит (самостоятельно или с помощью собак), но при этом взгляд депутата был тусклым, а вид усталым. Иногда он сбивался и тогда смотрел на помощника, сидевшего слева от Анюты и даже заглядывавшего в ее блокнот. Помощник с удовольствием подсказывал и медленно повторял, чтобы она успевала записать.
Наконец, она захлопнула блокнот, выключила диктофон. Помощник встал. Встала и Анюта.
– Кстати, Евгений Владимирович… Я ведь встречалась с вашей женой. Раза два, по-моему. Знакомство поверхностное, но она мне очень понравилась. Примите мои соболезнования…
– Встречались? – почти равнодушно спросил он. – Где?
– В Клязьме… У одного художника, иконописца.
– Вот как… – немного растерянно он посмотрел на помощника. Тот пожал плечами. – Давно?
– В прошлом году еще. В ноябре, наверное. А потом в декабре.
– Вот как… – снова повторил Александров. – Я и не знал, что у нее были знакомые иконописцы.
«Зря пришла! – поняла она. – Он не знал об этом знакомстве. Ничего я здесь не выясню. Надо искать в Клязьме. Или в Валентиновке».
– Иконописец! Надо же… – депутат покачал головой.
– Это был очень хороший человек. Он расписывал церкви.
– Сейчас не расписывает?
– Расписывает, – исправилась она. – Я неправильно выразилась. Это очень хороший человек.
Она вам про него не рассказывала? По-моему, ваша жена даже что-то у него взяла… Может, я ошибаюсь… Или не так поняла…
– Взяла? Что взяла?
«И тут прокол… Хотя если его мадам притащила домой три миллиона долларов, дурак он будет, если признается. Но все-таки намекнуть надо… Это как они могут выглядеть, эти деньги? Сколько места занимают? Чемодан? Два чемодана?»
– Так что она взяла? Вы не объяснили… – ей показалось, что глаза депутата стали тревожными.
– Икону, – сказала она и тут же похвалила себя за сообразительность.
– Икону… Думаю, вы ошибаетесь. Новые иконы у нас в последнее время не появлялись, – он нахмурился. – Знаете… Теперь, когда все произошло, я корю себя, что мало уделял ей внимания, мало интересовался ее делами, ее жизнью… Я все время на работе, у меня карьера, люди вокруг какие-то. То, что вы сейчас рассказали, еще один повод для размышлений. Грустных размышлений… Я не знал, что она ездила в Клязьму, общалась с иконописцем. Что-то ее, наверное, беспокоило?
– Простите, – тихо сказала Анюта.
– Да нет, что вы! Наоборот, спасибо… Вы сказали «икона». Может, и правда?
«Огорчен или встревожен? – подумала Анюта. – Спросить про браслет, что ли? Но под каким соусом?»
– Надо посмотреть в доме, – сказал депутат. – Может, и правда, купила? Это было бы хорошо…
– У вас ведь дом в Валентиновке?
– Она рассказывала? Да. Но я там почти год не был. Все нет времени. Прихожу с работы в одиннадцать вечера, ухожу – в восемь утра.
– Насчет иконы я могла не так понять… – извиняющимся тоном сказала Анюта. – Мне показалось, она хочет его поддержать. Он такой… блаженный был… Она хотела ему браслет подарить. В виде змеи…
Депутат опустил глаза. Анюте на секунду показалось, что он молится. Она ждала хоть какой-нибудь реакции на слова о браслете, но он лишь вздохнул. Помощник тоже отвлекся: смотрел в окно, на Охотный ряд, на машины с мигалками… Улица за окном шумела, несмотря на стеклопакеты.
– Да-а… – депутат покачал головой. – Надо поискать икону… Хорошо бы…
– Нам пора, – тихо напомнил помощник.
Из кабинета они вышли вместе. Но затем депутат с помощником зашагали налево, а Анюта в своих кедах и длинном шарфе – направо, к лифтам.
* * *
… В общежитии сказали, что он съехал на квартиру.
«Разбогател!» – с полным ртом пояснила веселая толстушка, открывшая дверь.
«Разбогател-то разбогател, а долгов не вернул!» – прокомментировал голос за ее спиной. Она махнула рукой.
«Два месяца его кормили! А как деньги появились, так смылся – даже цветов на прощанье не купил!» – не успокаивался голос.
«А тебе его цветы не до фонаря?» – толстушка, наконец, прожевала то, что было у нее во рту.
«Ну не цветы – так шампанского бы поставил!»
«Это другое дело!» – толстушка достала из кармана половину бублика и откусила кусок.
– Адрес его не знаете? – спросила Анюта. – Я из милиции.
– Ограбил кого-то?! – Глаза толстушки сразу округлились. Голос за ее спиной затих и тут же появился в дверях в виде тощей девицы в пижаме. – А мы-то гадали: откуда деньги?!
– Много он уже потратил? – голос Анюты стал строгим, как у налогового инспектора.
– До фига! – крикнула тощая. – Квартиру снял двухкомнатную, техники себе всякой накупил…
– А мобильник какой! Семьсот долларов! – поддержала ее толстуха.
– Да! Мы даже видели, как он из ресторана выходил. У нас тут рядом есть. Такой дорогой! А оделся он как!
– Нам сказали, машину присматривает! «Ауди»!
– Знаете, чем он еще хвастался? Что квартиру купит!
Тут они обе замолчали, видимо, переваривая сказанное.
– Врал… – не очень уверенно сказала тощая. – Не может быть, чтобы квартиру…
– Так вы адрес его знаете? – снова спросила Анюта.
Адреса они не знали, но зато вызвались помочь. Полчаса они бегали по комнатам, причем, тощая так и не сняла пижаму, с кем-то беседовали, наконец, гордо вручили Анюте мятый листочек. На нем оказался не адрес – схема. Кто-то уже у Гриши Ледовских побывал и смог по памяти восстановить координаты его съемной квартиры.
«Я похожа на кладоискателя, – думала Анюта, идя по улице с этим листочком в руках. Машину она оставила у общежития. Нужный ей дом находился где-то поблизости. – А ведь вполне может статься, что я ищу именно клад! Убитый художник говорил, что у него в Клязьме в ящике стола лежат три миллиона долларов! Это какой надо было обладать репутацией, чтобы тебе поверили! Конечно, разные бывают священники на свете, но священник Крестовоздвиженской церкви – физик МГУ! – не производит впечатление простодушного человека… Да, бедные люди иногда не понимают разницы между, скажем, десятью тысячами и миллионом – для них все эти суммы одинаково нереальные. Поэтому они могут слишком легко оперировать ими в разговорах. Но этот священник… Не похоже, чтобы он не понимал, что такое три миллиона долларов. По крайней мере, он вполне разумно перечислил то, что можно сделать на эти деньги… Вполне разумно и его объяснение того, почему он не стал интересоваться исчезновением денег. Действительно, логичнее предположить, что художник передумал делиться, чем поверить в то, что он их подарил или был ограблен и при этом не захотел сообщить об этом в милицию… И вот такой нормальный физик поверил нищему художнику! Поверил, что у него были три миллиона долларов!… А не могли его убить из-за денег? Но ведь они исчезли гораздо раньше! А может, убийцы не знали этого? Но тогда почему они не перерыли все в доме? Просто убили, и все…»
То, что у брата убитого Ледовских, по словам тощей и толстой, появились немалые деньги, было плохим признаком. Ведь художник мог не заявить в милицию и по другой причине. Григорий был его единственным родственником. А Игорь Ледовских, судя по рассказам, был не только добрым, но и мудрым. Его решение разобраться самостоятельно, не выносить сор из избы, дать брату шанс – это взвешенное и логичное решение.
Оно могло стоить ему жизни.
«Гришу видели в это время в электричке… – Анюта остановилась на секунду, чтобы не отвлекаться от мыслей. – Он прямо готовил себе алиби! А мог ли он нанять людей, чтобы они убили брата? С тремя-то миллионами? Запросто!»
Она еще раз мысленно назвала сумму. Нет, все-таки она нереальная! Это, конечно, хорошо: квартира, «ауди», новый мобильный, но три миллиона долларов – цифра из другой оперы! Откуда художник мог ее взять?! Как ее можно было хранить в ящике стола?! Может, она была в другом виде? Например, в виде картины? Лежал такой вот холст, найденный в какой-то старой церкви… Так-так-так… Уже горячее… Художник Ледовских примерно оценил его в такую сумму, рассказал о нем брату, тот его украл, заказал убийство, а потом продал по дешевке первому попавшемуся скупщику… А что? Очень даже убедительно!
Анюта гордо огляделась по сторонам и тут же увидела Григория Ледовских. Он шел немного впереди нее и весело насвистывал. Настроение у брата художника было настолько хорошее, что он даже вертел что-то на пальце. Анюта пригляделась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36