На обычно гладкой коже появились морщины. Она была бледна, тело обмякло и стало похоже на мокрую скомканную тряпку.
— Как нам уничтожить его? — повторил вопрос Барлоу.
Ее рот был широко открыт, в горле хрипло клекотало, в уголке рта собралась слюна и медленно скатилась по подбородку.
— Преподобная Грейс! — взывал Барлоу.
Ее голос звучал слабее прежнего:
— Убейте его.., любым способом.
— Застрелить? Зарезать? Сжечь?
— Как угодно.., на ваш выбор.., только действуйте скорее.
— Как скоро?
— Время уходит. День ото дня.., он могущественнее... и неуязвимее.
— Убив его, должны ли мы совершить какой-нибудь ритуал? — вопрошал Барлоу.
— Только одно.., когда он будет мертв.., его сердце...
— Что? Что сердце?
— Надо вырвать, — сказала она голосом, в котором вдруг вновь появились металлические нотки.
— И что потом?
— Оно будет черным.
— Его сердце будет черным?
— Как уголь, и гнилым. И вы увидите...
Она приподнялась в своем кресле. По лицу катился пот. Капли испарины выступили на верхней губе. Мертвенно-белые руки дрожали на коленях, словно опаленные крылья ночной бабочки. Краски вернулись на лицо, но глаза оставались закрытыми. Слюна изо рта уже не текла, но еще блестела на подбородке.
— Что мы увидим, когда вырвем его сердце? — спросил Барлоу.
— Червей, — в голосе слышалось отвращение.
— В его сердце?
— Да. И копошащихся навозных жуков.
Апостолы о чем-то тихо переговаривались. Но это не имело значения. Теперь ничто не могло вывести ее из транса: она погрузилась в него целиком, растворилась в мире охвативших ее видений.
Подавшись вперед, упершись руками в свои жирные ляжки, Барлоу спрашивал дальше:
— Что нам надлежит делать после того, как мы вырвем его сердце?
Грейс с такой яростью принялась кусать губы, что, казалось, на них вот-вот выступит кровь. Она вздернула руки и стала перебирать ими в воздухе, словно ткала свой ответ из эфира.
Затем произнесла:
— Погрузите сердце в...
— Куда?
— В сосуд со святой водой.
— Из церкви?
— Да. Вода останется холодной.., а сердце.., будет кипеть, превратится в черный пар.., и улетучится.
— И тогда мы будем знать наверняка, что он мертв?
— Да. Мертв. Навеки мертв. Ему уже не вернуться в новом воплощении.
— Значит, у нас есть надежда? — спросил Барлоу, боясь в это поверить.
— Да, — глухо отозвалась она. — Надежда.
— Благодарение Господу, — сказал Барлоу.
— Благодарение Господу, — вторили апостолы.
Мать Грейс открыла глаза. Широко зевнула, часто заморгала и растерянно посмотрела вокруг:
— Где я? Что со мной? Меня знобит. Неужели я прозевала шестичасовые новости? Я не могу пропускать шестичасовые новости. Мне надо знать, что задумывают слуги Люцифера.
— Еще нет и двенадцати, — сказал ей Барлоу. — Шестичасовые новости еще очень не скоро.
Она уставилась на него осоловевшим, бессмысленным взглядом, которым всегда бывало отмечено возвращение из состояния глубокого транса.
— Кто ты? Я тебя знаю? Мне кажется, я не встречала тебя прежде.
— Преподобная Грейс, я — Кайл.
— Кайл? — она будто впервые слышала это имя. В глазах мелькнуло подозрение.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Успокойтесь и подумайте. У вас было пророческое видение. Вы сейчас все вспомните. Все вернется.
Он протянул к ней огромные огрубелые руки. Иногда, когда она приходила в себя после транса, ее охватывал такой страх и растерянность, что ей было необходимо дружеское участие. Обычно, взяв его за руки, она черпала силы из его гигантских энергетических резервуаров, и сознание возвращалось, будто ее подключали к огромному аккумулятору.
Но сегодня она отпрянула от него и нахмурилась. Вытерла влажный от слюны подбородок и озадаченно оглядела апостолов.
— Боже, как я хочу пить, — сказала она.
Один из них побежал за водой.
А она обратилась к Кайлу:
— Чего вы хотите? Зачем привели меня сюда?
— Сейчас вы все вспомните, — терпеливо увещевал ее Барлоу с ободряющей улыбкой.
— Мне не нравится это место, — произнесла она слабым, жалобным голосом.
— Это ваша церковь.
— Церковь?
— Вернее, подвал вашей церкви.
— Здесь так темно, — скулила она.
— Вы здесь в безопасности.
Она надула губы, как ребенок, и зыркнула на него исподлобья:
— Я не люблю темноты. Мне становится страшно. — Поежилась, обхватив руками плечи. — Зачем вы затащили меня в эту темень?
Кто-то встал и включил свет.
Свечи задули.
— Церковь? — повторила она, глядя на обитые филенкой подвальные стены и проходящие под потолком балки.
Мучительно пыталась разобраться в происходящем, но все еще не могла взять в толк, что с ней и куда она попала.
Барлоу ничем не мог помочь. Порой ей требовалось минут десять, чтобы сбросить с себя оцепенение, неизменно наступавшее после путешествия в мир духов.
Она встала.
Барлоу вскочил следом, и его огромная фигура нависла над ней.
— Мне надо по нужде. Очень надо. — Лицо скривилось в гримасе, и она схватилась рукой за живот. — Где здесь можно сходить? Мне надо в туалет.
Барлоу кивнул Эдне Ванофф, невысокой полной женщине, которая состояла членом тайного синедриона, и та повела Мать Грейс в туалет, расположенный в дальнем конце подвала. Старуха нетвердо ступала, и Эдне приходилось поддерживать ее, а та в недоумении озиралась по сторонам.
Громко, так, что слышно было в противоположном углу, Мать Грейс произнесла:
— О боже, я не вытерплю. У меня сейчас лопнет мочевой пузырь.
Барлоу только тяжело вздохнул и опустился на свой чересчур маленький и чересчур жесткий стул.
Для него, как и для всех апостолов, самым сложным было понять эксцентричное поведение Матери Грейс сразу после ее видений и смириться с ним. В такие минуты она совсем не походила на великого духовного пастыря.
Напротив, казалась обыкновенной, выжившей из ума старухой. Самое большее через десять минут, как это случалось всегда, к ней вернется рассудок, и она снова будет прежней, ослепительно дальновидной и проницательной женщиной, той, которая отвратила Барлоу от жизни в грехе. И тогда никто уже не усомнится в ее даре озарения, в ее могуществе и святости, никто не будет оспаривать того, что она воистину послана Небом. И хотя Барлоу уже неоднократно доводилось видеть ее в таком смятении и он знал, что это состояние ненадолго, из-за подобных минут в душу все равно закрадывалось смущение, и он чувствовал беспокойство и растерянность.
В такие моменты он терзался сомнениями.
И за это ненавидел себя.
Он полагал, что бог намеренно подвергает Мать Грейс унизительному испытанию, навлекая на нее душевную смуту, чтобы проверить крепость веры ее последователей.
Божий промысел в том, чтобы с Матерью Грейс остались лишь самые преданные из апостолов, чтобы перед лицом грядущих тяжких дней заложить оплот крепкой церкви.
И все же всякий раз, заставая ее в столь неподобающем обличье, Барлоу испытывал сильное потрясение.
Он окинул взглядом по-прежнему сидящих на полу членов тайного синедриона. Вид у всех был встревоженный, и каждый шептал молитву. Он решил, что они просят бога дать им силы не усомниться в святости Матери Грейс, как усомнился в ней он. Закрыл глаза и тоже стал молиться.
Чтобы убить этого ребенка, им потребуется вся сила, вера и преданность, которые они только могли раскрыть в себе, потому что это будет непростым делом.
Он не был обыкновенным ребенком. Мать Грейс не уставала повторять это. Он сам обладает силой, вселяющей ужас, и, возможно, уничтожит их в тот самый момент, когда они осмелятся поднять на него руку. Но ради людей они должны попытаться покончить с ним.
Барлоу втайне надеялся, что Мать Грейс оставит за ним право нанести роковой удар. Пусть даже ценой собственной жизни, но он хотел бы быть тем, кто своими руками выпустит мальчишке кровь, потому что тому, кто убьет его (или даже погибнет, пытаясь убить его), уготовано место на Небесах, возле трона Господня. Барлоу был убежден, что это правда. Если он обрушит на это дьявольское отродье свою огромную физическую силу и затаенную ярость, то тем самым искупит свои преступления против невинных душ, которые он совершил в те дни, когда Мать Грейс еще не обратила его в свою веру.
Глава 11
Не прошло и двадцати минут, как Генри Рэнкин уже стоял в кабинете Чарли Гаррисона с данными из полицейского управления транспорта о номерном знаке белого фордовского фургона.
Невысокого роста, всего метр семьдесят, Рэнкин был худощав, по-спортивному подтянут и собран. У Кристины мелькнула мысль, что в свое время он мог быть жокеем.
На нем были черные туфли "Бэлли", светло-серый костюм, белая сорочка, синий галстук и синий же декоративный платок, аккуратно заправленный в нагрудный карман пиджака. Он никак не соответствовал представлению Кристины о частном сыщике.
Познакомившись с Кристиной, он протянул Чарли лист бумаги и сообщил:
— По данным транспортного управления, фургон принадлежит некой полиграфической компании, которая называется "Слово Истины".
Если вдуматься, Чарли Гаррисон тоже едва ли соответствовал стереотипному образу частного детектива. Кристина привыкла считать, что сыщик должен быть высокого роста. Конечно, Чарли нельзя было назвать коротышкой, как Рэнкина, но и в нем было не более метра восьмидесяти. Она думала, что сыщик должен быть сложен на манер шкафа, чтобы пробивать кирпичные стены. Чарли же был поджарый, и хотя вид его не оставлял сомнений в том, что он сможет за себя постоять, но крушить кирпичные стены явно было не для него. В ее воображении сыщик обладал внешностью чуточку зловещей: немного агрессивный взгляд и сурово очерченный рот с плотно сжатыми губами.
Чарли выглядел смышленым, деловым, компетентным, но никак не зловещим. Внешности не примечательной, хотя в целом симпатичный, с густыми русыми волосами, аккуратно подстриженными. Выделялись только серо-зеленые глаза, взгляд их прямой и открытый, это были глаза друга, без тени ожесточения, по крайней мере, она этого не находила.
Несмотря на то обстоятельство, что ни Чарли, ни Рэнкин никак не походили на Магнума, или на Сэма Спэйда, или на Филиппа Марлоу, Кристина почувствовала, что пришла по верному адресу. Чарли Гаррисона отличали дружелюбие, сдержанность и искренность. Что бы он ни делал — во всех его движениях была необыкновенная естественность и самодостаточность. Его жесты были законченными и точными. Он производил впечатление компетентного человека, на которого можно положиться.
Ей казалось, что у него как у профессионала никогда не могло быть никаких провалов. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Редко она встречала таких людей. Крайне редко. Особенно среди мужчин. В прошлом, когда она во многом зависела от мужчин, то часто, или, скорее, обычно, ошибалась в них. Но инстинкт подсказывал: Чарли Гаррисон отличается от большинства и ей не придется сожалеть, если она доверится ему.
Чарли оторвался от бумаги, которую принес Рэнкин:
— "Слово Истины"? Интересно. Есть что-нибудь на них в картотеке?
— Ничего.
Чарли взглянул на Кристину:
— Вам ни о чем не говорит это название?
— Нет.
— Вы печатаете для своей лавки гурмана рекламные проспекты, заказываете фирменную марку для канцелярских принадлежностей?
— Разумеется. Но мы обращаемся в другую компанию.
— Ладно, — сказал Чарли, — необходимо выяснить, кто владелец фирмы. Кроме того, попробуем получить список наемного персонала и будем проверять каждого.
Чарли обратился к Кристине:
— Возможно, вам потребуется поговорить об этом случае с вашей матерью, мисс Скавелло.
— Я бы предпочла этого не делать, — сказала она. — Во всяком случае, если без этого можно обойтись.
— Что ж... Хорошо. Но, возможно, в этом действительно возникнет необходимость. Пока же.., вы можете вернуться к своей работе. У нас уйдет какое-то время на то, чтобы вникнуть во все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Как нам уничтожить его? — повторил вопрос Барлоу.
Ее рот был широко открыт, в горле хрипло клекотало, в уголке рта собралась слюна и медленно скатилась по подбородку.
— Преподобная Грейс! — взывал Барлоу.
Ее голос звучал слабее прежнего:
— Убейте его.., любым способом.
— Застрелить? Зарезать? Сжечь?
— Как угодно.., на ваш выбор.., только действуйте скорее.
— Как скоро?
— Время уходит. День ото дня.., он могущественнее... и неуязвимее.
— Убив его, должны ли мы совершить какой-нибудь ритуал? — вопрошал Барлоу.
— Только одно.., когда он будет мертв.., его сердце...
— Что? Что сердце?
— Надо вырвать, — сказала она голосом, в котором вдруг вновь появились металлические нотки.
— И что потом?
— Оно будет черным.
— Его сердце будет черным?
— Как уголь, и гнилым. И вы увидите...
Она приподнялась в своем кресле. По лицу катился пот. Капли испарины выступили на верхней губе. Мертвенно-белые руки дрожали на коленях, словно опаленные крылья ночной бабочки. Краски вернулись на лицо, но глаза оставались закрытыми. Слюна изо рта уже не текла, но еще блестела на подбородке.
— Что мы увидим, когда вырвем его сердце? — спросил Барлоу.
— Червей, — в голосе слышалось отвращение.
— В его сердце?
— Да. И копошащихся навозных жуков.
Апостолы о чем-то тихо переговаривались. Но это не имело значения. Теперь ничто не могло вывести ее из транса: она погрузилась в него целиком, растворилась в мире охвативших ее видений.
Подавшись вперед, упершись руками в свои жирные ляжки, Барлоу спрашивал дальше:
— Что нам надлежит делать после того, как мы вырвем его сердце?
Грейс с такой яростью принялась кусать губы, что, казалось, на них вот-вот выступит кровь. Она вздернула руки и стала перебирать ими в воздухе, словно ткала свой ответ из эфира.
Затем произнесла:
— Погрузите сердце в...
— Куда?
— В сосуд со святой водой.
— Из церкви?
— Да. Вода останется холодной.., а сердце.., будет кипеть, превратится в черный пар.., и улетучится.
— И тогда мы будем знать наверняка, что он мертв?
— Да. Мертв. Навеки мертв. Ему уже не вернуться в новом воплощении.
— Значит, у нас есть надежда? — спросил Барлоу, боясь в это поверить.
— Да, — глухо отозвалась она. — Надежда.
— Благодарение Господу, — сказал Барлоу.
— Благодарение Господу, — вторили апостолы.
Мать Грейс открыла глаза. Широко зевнула, часто заморгала и растерянно посмотрела вокруг:
— Где я? Что со мной? Меня знобит. Неужели я прозевала шестичасовые новости? Я не могу пропускать шестичасовые новости. Мне надо знать, что задумывают слуги Люцифера.
— Еще нет и двенадцати, — сказал ей Барлоу. — Шестичасовые новости еще очень не скоро.
Она уставилась на него осоловевшим, бессмысленным взглядом, которым всегда бывало отмечено возвращение из состояния глубокого транса.
— Кто ты? Я тебя знаю? Мне кажется, я не встречала тебя прежде.
— Преподобная Грейс, я — Кайл.
— Кайл? — она будто впервые слышала это имя. В глазах мелькнуло подозрение.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Успокойтесь и подумайте. У вас было пророческое видение. Вы сейчас все вспомните. Все вернется.
Он протянул к ней огромные огрубелые руки. Иногда, когда она приходила в себя после транса, ее охватывал такой страх и растерянность, что ей было необходимо дружеское участие. Обычно, взяв его за руки, она черпала силы из его гигантских энергетических резервуаров, и сознание возвращалось, будто ее подключали к огромному аккумулятору.
Но сегодня она отпрянула от него и нахмурилась. Вытерла влажный от слюны подбородок и озадаченно оглядела апостолов.
— Боже, как я хочу пить, — сказала она.
Один из них побежал за водой.
А она обратилась к Кайлу:
— Чего вы хотите? Зачем привели меня сюда?
— Сейчас вы все вспомните, — терпеливо увещевал ее Барлоу с ободряющей улыбкой.
— Мне не нравится это место, — произнесла она слабым, жалобным голосом.
— Это ваша церковь.
— Церковь?
— Вернее, подвал вашей церкви.
— Здесь так темно, — скулила она.
— Вы здесь в безопасности.
Она надула губы, как ребенок, и зыркнула на него исподлобья:
— Я не люблю темноты. Мне становится страшно. — Поежилась, обхватив руками плечи. — Зачем вы затащили меня в эту темень?
Кто-то встал и включил свет.
Свечи задули.
— Церковь? — повторила она, глядя на обитые филенкой подвальные стены и проходящие под потолком балки.
Мучительно пыталась разобраться в происходящем, но все еще не могла взять в толк, что с ней и куда она попала.
Барлоу ничем не мог помочь. Порой ей требовалось минут десять, чтобы сбросить с себя оцепенение, неизменно наступавшее после путешествия в мир духов.
Она встала.
Барлоу вскочил следом, и его огромная фигура нависла над ней.
— Мне надо по нужде. Очень надо. — Лицо скривилось в гримасе, и она схватилась рукой за живот. — Где здесь можно сходить? Мне надо в туалет.
Барлоу кивнул Эдне Ванофф, невысокой полной женщине, которая состояла членом тайного синедриона, и та повела Мать Грейс в туалет, расположенный в дальнем конце подвала. Старуха нетвердо ступала, и Эдне приходилось поддерживать ее, а та в недоумении озиралась по сторонам.
Громко, так, что слышно было в противоположном углу, Мать Грейс произнесла:
— О боже, я не вытерплю. У меня сейчас лопнет мочевой пузырь.
Барлоу только тяжело вздохнул и опустился на свой чересчур маленький и чересчур жесткий стул.
Для него, как и для всех апостолов, самым сложным было понять эксцентричное поведение Матери Грейс сразу после ее видений и смириться с ним. В такие минуты она совсем не походила на великого духовного пастыря.
Напротив, казалась обыкновенной, выжившей из ума старухой. Самое большее через десять минут, как это случалось всегда, к ней вернется рассудок, и она снова будет прежней, ослепительно дальновидной и проницательной женщиной, той, которая отвратила Барлоу от жизни в грехе. И тогда никто уже не усомнится в ее даре озарения, в ее могуществе и святости, никто не будет оспаривать того, что она воистину послана Небом. И хотя Барлоу уже неоднократно доводилось видеть ее в таком смятении и он знал, что это состояние ненадолго, из-за подобных минут в душу все равно закрадывалось смущение, и он чувствовал беспокойство и растерянность.
В такие моменты он терзался сомнениями.
И за это ненавидел себя.
Он полагал, что бог намеренно подвергает Мать Грейс унизительному испытанию, навлекая на нее душевную смуту, чтобы проверить крепость веры ее последователей.
Божий промысел в том, чтобы с Матерью Грейс остались лишь самые преданные из апостолов, чтобы перед лицом грядущих тяжких дней заложить оплот крепкой церкви.
И все же всякий раз, заставая ее в столь неподобающем обличье, Барлоу испытывал сильное потрясение.
Он окинул взглядом по-прежнему сидящих на полу членов тайного синедриона. Вид у всех был встревоженный, и каждый шептал молитву. Он решил, что они просят бога дать им силы не усомниться в святости Матери Грейс, как усомнился в ней он. Закрыл глаза и тоже стал молиться.
Чтобы убить этого ребенка, им потребуется вся сила, вера и преданность, которые они только могли раскрыть в себе, потому что это будет непростым делом.
Он не был обыкновенным ребенком. Мать Грейс не уставала повторять это. Он сам обладает силой, вселяющей ужас, и, возможно, уничтожит их в тот самый момент, когда они осмелятся поднять на него руку. Но ради людей они должны попытаться покончить с ним.
Барлоу втайне надеялся, что Мать Грейс оставит за ним право нанести роковой удар. Пусть даже ценой собственной жизни, но он хотел бы быть тем, кто своими руками выпустит мальчишке кровь, потому что тому, кто убьет его (или даже погибнет, пытаясь убить его), уготовано место на Небесах, возле трона Господня. Барлоу был убежден, что это правда. Если он обрушит на это дьявольское отродье свою огромную физическую силу и затаенную ярость, то тем самым искупит свои преступления против невинных душ, которые он совершил в те дни, когда Мать Грейс еще не обратила его в свою веру.
Глава 11
Не прошло и двадцати минут, как Генри Рэнкин уже стоял в кабинете Чарли Гаррисона с данными из полицейского управления транспорта о номерном знаке белого фордовского фургона.
Невысокого роста, всего метр семьдесят, Рэнкин был худощав, по-спортивному подтянут и собран. У Кристины мелькнула мысль, что в свое время он мог быть жокеем.
На нем были черные туфли "Бэлли", светло-серый костюм, белая сорочка, синий галстук и синий же декоративный платок, аккуратно заправленный в нагрудный карман пиджака. Он никак не соответствовал представлению Кристины о частном сыщике.
Познакомившись с Кристиной, он протянул Чарли лист бумаги и сообщил:
— По данным транспортного управления, фургон принадлежит некой полиграфической компании, которая называется "Слово Истины".
Если вдуматься, Чарли Гаррисон тоже едва ли соответствовал стереотипному образу частного детектива. Кристина привыкла считать, что сыщик должен быть высокого роста. Конечно, Чарли нельзя было назвать коротышкой, как Рэнкина, но и в нем было не более метра восьмидесяти. Она думала, что сыщик должен быть сложен на манер шкафа, чтобы пробивать кирпичные стены. Чарли же был поджарый, и хотя вид его не оставлял сомнений в том, что он сможет за себя постоять, но крушить кирпичные стены явно было не для него. В ее воображении сыщик обладал внешностью чуточку зловещей: немного агрессивный взгляд и сурово очерченный рот с плотно сжатыми губами.
Чарли выглядел смышленым, деловым, компетентным, но никак не зловещим. Внешности не примечательной, хотя в целом симпатичный, с густыми русыми волосами, аккуратно подстриженными. Выделялись только серо-зеленые глаза, взгляд их прямой и открытый, это были глаза друга, без тени ожесточения, по крайней мере, она этого не находила.
Несмотря на то обстоятельство, что ни Чарли, ни Рэнкин никак не походили на Магнума, или на Сэма Спэйда, или на Филиппа Марлоу, Кристина почувствовала, что пришла по верному адресу. Чарли Гаррисона отличали дружелюбие, сдержанность и искренность. Что бы он ни делал — во всех его движениях была необыкновенная естественность и самодостаточность. Его жесты были законченными и точными. Он производил впечатление компетентного человека, на которого можно положиться.
Ей казалось, что у него как у профессионала никогда не могло быть никаких провалов. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Редко она встречала таких людей. Крайне редко. Особенно среди мужчин. В прошлом, когда она во многом зависела от мужчин, то часто, или, скорее, обычно, ошибалась в них. Но инстинкт подсказывал: Чарли Гаррисон отличается от большинства и ей не придется сожалеть, если она доверится ему.
Чарли оторвался от бумаги, которую принес Рэнкин:
— "Слово Истины"? Интересно. Есть что-нибудь на них в картотеке?
— Ничего.
Чарли взглянул на Кристину:
— Вам ни о чем не говорит это название?
— Нет.
— Вы печатаете для своей лавки гурмана рекламные проспекты, заказываете фирменную марку для канцелярских принадлежностей?
— Разумеется. Но мы обращаемся в другую компанию.
— Ладно, — сказал Чарли, — необходимо выяснить, кто владелец фирмы. Кроме того, попробуем получить список наемного персонала и будем проверять каждого.
Чарли обратился к Кристине:
— Возможно, вам потребуется поговорить об этом случае с вашей матерью, мисс Скавелло.
— Я бы предпочла этого не делать, — сказала она. — Во всяком случае, если без этого можно обойтись.
— Что ж... Хорошо. Но, возможно, в этом действительно возникнет необходимость. Пока же.., вы можете вернуться к своей работе. У нас уйдет какое-то время на то, чтобы вникнуть во все это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66