Сперва он, конечно, увидел пожары, а уже потом – зеленое свечение. А пока свечения еще не было видно, подумал, что какие-то долбанутые пионеры жгут два охренительных пионерских костра. Дроздов вспомнил, как сам был пионером в первом отряде пионерлагеря, и во время пионерского костра впервые стал мужчиной…
В то лето он поехал в пионерлагерь в последний раз. Его пятнадцатилетних ровесников уже в лагерь не брали. А их пятерых взяли в качестве музыкантов духового оркестра, чтобы они на линейках и пионерских сборах играли марши и гимны. Дроздов ни на чем не умел играть в духовом оркестре, но ему так хотелось поехать в лагерь, что он записался барабанщиком. На барабанах играть могут все, для этого не обязательно учиться – были бы барабаны, а уж стучать-то он сможет. Бум-бум! И на тарелках тоже сможет. Он видел, как это делали у дедушки на похоронах солдаты из армии, которые были одеты, по случаю дедушкиной смерти, в парадную форму. Дедушка Дроздова тоже был летчиком, еще в гражданскую. Он летал на аэропланах и кидал на вражескую конницу сверху здоровенные гвозди. Деда Дроздов любил. Дед рассказывал ему истории про гражданскую войну, и еще у него была настоящая сабля, которую ему подарил сам Буденный за то, что дед помог Буденному разгромить белый отряд. А когда Дроздов подрос, дед рассказывал ему неприличные (матные, как тогда говорили) анекдоты. Один такой анекдот запомнился Дроздову на всю жизнь:
Плывет Чапай по Урал-реке. Над ним делает круг черный ворон и садится Чапаю на голову.
– А почему ты, Чапай, кар, – спрашивает ворон, – одною рукою только гребешь?
– Дык у меня вторая ранена.
– Кар! А я думал, ты дрочишь.
На Гришу этот анекдот произвел очень сильное впечатление. Дед, который воевал за красных, рассказывает ему такие анекдоты! Позже Дроздов увидел в анекдоте про Чапая еще один смысл – глубоко спрятанную народную мудрость – иногда, чем связываться с определенными бабами, лучше подрочить. Но это он не сразу понял. Забегая вперед, надо сказать, что у Григория даже был спрятан в раздевалке вибратор для мужчин «Элеонора». И когда он чувствовал, что находится на краю пропасти из-за того, что его тянет к какой-нибудь не той женщине, Дроздов шел в раздевалку. Воткнешь «Элеонору» в розетку на пять минут, глядишь – и к этой конкретно женщине уже не так сильно тянет… Нет, не правда, – кроме анекдота Дроздов запомнил на всю жизнь еще один дедовский стих:
Пролетая над Чили,
Пилоты подрочили
Этот стих поверг Дроздова в настоящий шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил, но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра бросит дрочить и всё. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех, кто дрочит, и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Гриша как стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него сигарету, бросила и затоптала. – Значит, так – одно письмо родителям, другое – в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца, который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет ремнем. В пятнадцать лет Грише было уже слишком унизительно подвергаться такому наказанию. А отец у Гриши был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не пишите письмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А помнишь ли ты, кто давал «честное пионерское»? Помнишь ли ты, Дроздов, как Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его, голого, на морозе ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое честное пионерское слово?
– Умею, – ответил Гриша твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь! Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула Дроздова за жопу.
– Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять серьезной.
– Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех всё должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!. Ох, – она тяжело вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна огляделась и зашагала в темноту.
Гриша пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Гриша снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел.
Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
– Пионер Дроздов, к испытанию на честное пионерское слово готов?
– Всегда готов, – Гриша отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила, выпустила дым.
– Пять минут назад, пионер Дроздов, ты дал честное пионерское, что не будешь никогда курить. Ты сдержишь свое слово?
Гриша кивнул.
– Тогда приступаем к пионерскому испытанию. Я буду тебя пытать, а ты будешь держать свое честное пионерское слово. – Она вытащила изо рта сигарету, повернула к Грише фильтром и вдруг крикнула: – Ну-ка, кури!
Гриша, чисто автоматически, протянул руку к сигарете, но потом понял, что это проверка, и спрятал руку за спиной.
– У-у, – он отрицательно помотал головой.
– Кури, тебе говорю! – она подошла ближе.
– Не буду, – Гриша сделал шаг назад и уперся спиной в ствол сосны.
– Будешь! – Лиля Викторовна шагнула вперед. – Будешь курить?!
– Не буду!
– Не будешь?! – Лиля Викторовна наступила каблуком сабо Дроздову на сандаль и надавила.
Гриша не ожидал таких мучений. Он приготовился к моральной обработке. Но решил держаться до конца – лучше немного помучиться, чем письмо домой, там мучение будет посерьезнее. Он выдавил:
– Не буду и всё!
– Посмотрим! – Лиля Викторовна убрала ногу, схватила его за ухо и стала крутить.
Из глаз у Гриши брызнули слезы. Нет, он не расплакался, просто она дернула его очень больно.
– Кури, Дроздов!
– Н-нет! Не буду!
Лиля Викторовна так крутанула ухо, что Дроздов решил, что ухо оторвется, а из глаз у него посыпались искры. Но он не сдался.
– Будешь! – она ткнула сигарету Грише в рот. Гриша стиснул зубы.
– Ладно… Всё равно ты у меня закуришь! – Лиля Викторовна взяла сигарету в рот и неожиданно схватила Гришу за яйца.
Гриша чуть с ума не сошел. Во-первых, он никогда не мог себе представить, что Лиля Викторовна или кто-то другой из вожатых будет хватать пионеров за яйца. Как-то это было не по-пионерски. Он ни о чем таком никогда не слышал. Но еще больше Гриша испугался, что будет так больно, что уже даже не стыдно. Однако Лиля Викторовна не стала давить ему яйца, а начала их щупать.
– Ой! – Гриша почувствовал, что у него встает, и ему сделалось жутко неудобно, что у него перед вожатой встал… Надо же было так не вовремя – стоит он теперь перед вожатой с торчащим х…ем! Гриша покраснел, как закат солнца над океаном. Но было темно.
– Будешь, – прошептала Лиля Викторовна. – Будешь!.. – Она отпустила Гришкино ухо и зачем-то его пососала.
У Гриши так встал, что надежды, что еще опустится – не осталось. Гриша даже решил, что это у него теперь на всю жизнь.
Рука Лили Викторовны скользнула вверх и обхватила Гришкин напряженный член.
– Что у тебя в кармане? – спросила она.
Гриша от стыда чуть не сполз по стволу вниз. И только благодаря тому, что его волосы приклеились к смоле, этого не произошло.
– Я тебя спрашиваю! Что у тебя в кармане?
– Это… не в карма-ане…
– Как не в кармане?! Так это что, пипирка у тебя такая, скажешь?! – Она легонько сжала руку. – Так значит, ты прямо при мне не только куришь?!. Но и торчит у тебя уже наверх?!. Я не могу поверить, что ты так опустился!.. Ну-ка, Дроздов, снимай штаны, посмотрим, что там у тебя!..
– Как это?..
– Вот так! Как курил передо мной, так и штаны снимай! Курить тебе было не стыдно, а штаны снять стыдно?!
Гриша совсем был сбит с толку. Он перестал следить за аргументацией. Он расстегнул ремень, и штаны упали вниз. Гриша остался в синих сатиновых трусах.
– И трусы снимай! Хочу убедиться, какой ты нахал, что стоишь прямо при мне с торчащей кверху пипиркой.
– Не сниму!
Лиля Викторовна сама стянула с него трусы. Гриша схватил трусы и натянул назад. Лиля Викторовна опять стянула. Гриша натянул и не отпускал. Тогда Лиля Викторовна просунула руку снизу под трусы, схватила член и вытащила его наружу.
– Боже мой! Ну и ну! Ну надо же! И тебе не стыдно так стоять? Опусти его немедленно! Считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной! Три!
– Я так не могу, – Гриша чуть не плакал, но член от этого мягче не становился. – У меня не получается!
– Подонок! А курить у тебя получается?! – Она посмотрела на Гришин член. – Ужас! Не думала я, Дроздов, что ты на такое способен! Письмами тут не отделаешься! Завтра будем разбирать твое поведение на линейке! Пусть пионеры всех отрядов выскажутся, что они думают по поводу линии твоего поведения!
Гриша представил себе эту линейку и подумал, что лучше ему умереть.
– Я знаю, – сказала Лиля Викторовна, – почему у тебя не опускается! Сказать?! Сказать почему?! Потому что ты занимаешься онанизмом! Ага?! Я угадала?!
Гриша решил, что ему конец.
– Так вот, значит! Значит, кроме того, что ты куришь и еще вот этого, – она подергала Гришин член, – ты еще и онанист! Пионер-онанист! Как вам это нравится?! А ты знаешь, что бывает от онанизма?! Вот что бывает! – она опять подергала. – Не опускается от онанизма! Встает и не опускается! Завтра мы это включим в повестку дня!
У Гриши в голове нарисовалась стенгазета. Карикатура: он с вытаращенными глазами дрочит преувеличенно длинный конец, а сверху крупными буквами: ДРОЗДОВ – ПИОНЕР-ОНАНИСТ!
– Интересно знать, – продолжала Лиля Викторовна, – неужели тебе это интереснее, чем читать книжки или заниматься спортом?! Неужели это так интересно?! Ну и как ты это делаешь?! Ну?! Что молчишь?! Покажи, чего уж теперь?!
– Я не онанист!
– Врешь! Не хочешь показывать?! Хорошо! Тогда я тебе покажу, как ты это делаешь, – рука Лили Викторовны задвигалась на Гришкиной шкурке. – Ну, скажи, неужели тебе это так нравится, что ты не можешь отказаться? А?
Гриша зажмурился, и вдруг его воображение нарисовало ему голую Лилю Викторовну. У нее были большие буфера и черные волосы под животом. Ему стало не только стыдно, но и приятно. Гриша почувствовал, что уже скоро брызнет. Он зажмурил глаза еще крепче.
– Кури! – неожиданно закричала Лиля Викторовна Грише прямо в ухо и спугнула преждевременную эякуляцию. – Я хорошо знаю повадки онанистов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
В то лето он поехал в пионерлагерь в последний раз. Его пятнадцатилетних ровесников уже в лагерь не брали. А их пятерых взяли в качестве музыкантов духового оркестра, чтобы они на линейках и пионерских сборах играли марши и гимны. Дроздов ни на чем не умел играть в духовом оркестре, но ему так хотелось поехать в лагерь, что он записался барабанщиком. На барабанах играть могут все, для этого не обязательно учиться – были бы барабаны, а уж стучать-то он сможет. Бум-бум! И на тарелках тоже сможет. Он видел, как это делали у дедушки на похоронах солдаты из армии, которые были одеты, по случаю дедушкиной смерти, в парадную форму. Дедушка Дроздова тоже был летчиком, еще в гражданскую. Он летал на аэропланах и кидал на вражескую конницу сверху здоровенные гвозди. Деда Дроздов любил. Дед рассказывал ему истории про гражданскую войну, и еще у него была настоящая сабля, которую ему подарил сам Буденный за то, что дед помог Буденному разгромить белый отряд. А когда Дроздов подрос, дед рассказывал ему неприличные (матные, как тогда говорили) анекдоты. Один такой анекдот запомнился Дроздову на всю жизнь:
Плывет Чапай по Урал-реке. Над ним делает круг черный ворон и садится Чапаю на голову.
– А почему ты, Чапай, кар, – спрашивает ворон, – одною рукою только гребешь?
– Дык у меня вторая ранена.
– Кар! А я думал, ты дрочишь.
На Гришу этот анекдот произвел очень сильное впечатление. Дед, который воевал за красных, рассказывает ему такие анекдоты! Позже Дроздов увидел в анекдоте про Чапая еще один смысл – глубоко спрятанную народную мудрость – иногда, чем связываться с определенными бабами, лучше подрочить. Но это он не сразу понял. Забегая вперед, надо сказать, что у Григория даже был спрятан в раздевалке вибратор для мужчин «Элеонора». И когда он чувствовал, что находится на краю пропасти из-за того, что его тянет к какой-нибудь не той женщине, Дроздов шел в раздевалку. Воткнешь «Элеонору» в розетку на пять минут, глядишь – и к этой конкретно женщине уже не так сильно тянет… Нет, не правда, – кроме анекдота Дроздов запомнил на всю жизнь еще один дедовский стих:
Пролетая над Чили,
Пилоты подрочили
Этот стих поверг Дроздова в настоящий шок. Дроздов и сам уже вовсю дрочил, но каждый раз, когда кончал, говорил себе, что это в последний раз. Завтра бросит дрочить и всё. Проснется нормальным человеком. И дрочить больше не будет. Он хочет стать летчиком, а в летчики без силы воли не берут. А тех, кто дрочит, и подавно.
Но вернемся в пионерский лагерь, на пионерский костер. Пока младшие отряды пели вокруг костра песни, Дроздов отошел в темноту покурить. Там-то его и поймала с сигаретой вожатая Лиля.
– Попался, Дроздов, – Лиля Викторовна возникла как из-под земли. Гриша как стоял с сигаретой во рту, так и остался стоять. Лилька вынула у него сигарету, бросила и затоптала. – Значит, так – одно письмо родителям, другое – в школу!
Дроздов испугался. Он испугался не столько школы, сколько своего отца, который, получив такое письмо, спустит с Дроздова-младшего штаны и выдерет ремнем. В пятнадцать лет Грише было уже слишком унизительно подвергаться такому наказанию. А отец у Гриши был суровый и быстрый на руку.
– Лиля Викторовна, – сказал он, – я ж не в затяжку! Просто тут сигарету нашел и попробовал один раз. Думаю, чего это все курят? Такая гадость! Не пишите письмо, я больше не буду. Честное пионерское! – он сделал салют. – Я до этого никогда не курил и после никогда не буду!
– Честное, значит, пионерское? – покачала головой Лиля Викторовна. – А помнишь ли ты, кто давал «честное пионерское»? Помнишь ли ты, Дроздов, как Рената Марзеева пытали фашисты? Ему ломали руки, выворачивали ноги, жгли лицо зажигалками, вырезали на спине звезду и поливали его, голого, на морозе ледяной водой! Фашисты хотели узнать у него военную тайну, но он ничего не сказал, потому что дал себе честное пионерское слово, что не выдаст тайны врагам! А умеешь ли ты, Дроздов, так, как Ренат, держать свое честное пионерское слово?
– Умею, – ответил Гриша твердо.
– Умеешь, говоришь? – Лиля ухватила Дроздова за пионерский галстук. – А проверял ли кто-нибудь твое умение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вот ты дал честное пионерское слово, что не будешь чего-то больше делать, а тебя заставляют силой! Ты страдаешь, но слово держишь! Вот в каком смысле! Проверял тебя в таком смысле председатель совета дружины?
Председателем совета дружины в лагере была Лариса Игоревна. Лариса Игоревна не проверяла его, просто один раз она как-то странно ущипнула Дроздова за жопу.
– Нет, Лариса Игоревна никого не проверяла. А чего, надо было?
Лиля Викторовна неожиданно улыбнулась, но тут же сделалась опять серьезной.
– Конечно, надо было! Это ее обязанность! Почему я за всех всё должна делать?! У меня что, нагрузок не хватает?!. Ох, – она тяжело вздохнула. – Пойдем, Дроздов, тебя проверять.
– А куда?
– Куда надо! За мной иди. – Лиля Викторовна огляделась и зашагала в темноту.
Гриша пошел за ней. Они прошли метров пятнадцать-двадцать, когда Лиля Викторовна резко остановилась и повернулась к Дроздову.
– Сними барабан, – приказала она.
Гриша снял барабан и поставил на землю.
– Подойди ко мне.
Он подошел.
Лиля Викторовна подняла руку в пионерском салюте и спросила:
– Пионер Дроздов, к испытанию на честное пионерское слово готов?
– Всегда готов, – Гриша отсалютовал в ответ.
Лиля Викторовна порылась в кармане, вытащила сигарету и спички. Прикурила, выпустила дым.
– Пять минут назад, пионер Дроздов, ты дал честное пионерское, что не будешь никогда курить. Ты сдержишь свое слово?
Гриша кивнул.
– Тогда приступаем к пионерскому испытанию. Я буду тебя пытать, а ты будешь держать свое честное пионерское слово. – Она вытащила изо рта сигарету, повернула к Грише фильтром и вдруг крикнула: – Ну-ка, кури!
Гриша, чисто автоматически, протянул руку к сигарете, но потом понял, что это проверка, и спрятал руку за спиной.
– У-у, – он отрицательно помотал головой.
– Кури, тебе говорю! – она подошла ближе.
– Не буду, – Гриша сделал шаг назад и уперся спиной в ствол сосны.
– Будешь! – Лиля Викторовна шагнула вперед. – Будешь курить?!
– Не буду!
– Не будешь?! – Лиля Викторовна наступила каблуком сабо Дроздову на сандаль и надавила.
Гриша не ожидал таких мучений. Он приготовился к моральной обработке. Но решил держаться до конца – лучше немного помучиться, чем письмо домой, там мучение будет посерьезнее. Он выдавил:
– Не буду и всё!
– Посмотрим! – Лиля Викторовна убрала ногу, схватила его за ухо и стала крутить.
Из глаз у Гриши брызнули слезы. Нет, он не расплакался, просто она дернула его очень больно.
– Кури, Дроздов!
– Н-нет! Не буду!
Лиля Викторовна так крутанула ухо, что Дроздов решил, что ухо оторвется, а из глаз у него посыпались искры. Но он не сдался.
– Будешь! – она ткнула сигарету Грише в рот. Гриша стиснул зубы.
– Ладно… Всё равно ты у меня закуришь! – Лиля Викторовна взяла сигарету в рот и неожиданно схватила Гришу за яйца.
Гриша чуть с ума не сошел. Во-первых, он никогда не мог себе представить, что Лиля Викторовна или кто-то другой из вожатых будет хватать пионеров за яйца. Как-то это было не по-пионерски. Он ни о чем таком никогда не слышал. Но еще больше Гриша испугался, что будет так больно, что уже даже не стыдно. Однако Лиля Викторовна не стала давить ему яйца, а начала их щупать.
– Ой! – Гриша почувствовал, что у него встает, и ему сделалось жутко неудобно, что у него перед вожатой встал… Надо же было так не вовремя – стоит он теперь перед вожатой с торчащим х…ем! Гриша покраснел, как закат солнца над океаном. Но было темно.
– Будешь, – прошептала Лиля Викторовна. – Будешь!.. – Она отпустила Гришкино ухо и зачем-то его пососала.
У Гриши так встал, что надежды, что еще опустится – не осталось. Гриша даже решил, что это у него теперь на всю жизнь.
Рука Лили Викторовны скользнула вверх и обхватила Гришкин напряженный член.
– Что у тебя в кармане? – спросила она.
Гриша от стыда чуть не сполз по стволу вниз. И только благодаря тому, что его волосы приклеились к смоле, этого не произошло.
– Я тебя спрашиваю! Что у тебя в кармане?
– Это… не в карма-ане…
– Как не в кармане?! Так это что, пипирка у тебя такая, скажешь?! – Она легонько сжала руку. – Так значит, ты прямо при мне не только куришь?!. Но и торчит у тебя уже наверх?!. Я не могу поверить, что ты так опустился!.. Ну-ка, Дроздов, снимай штаны, посмотрим, что там у тебя!..
– Как это?..
– Вот так! Как курил передо мной, так и штаны снимай! Курить тебе было не стыдно, а штаны снять стыдно?!
Гриша совсем был сбит с толку. Он перестал следить за аргументацией. Он расстегнул ремень, и штаны упали вниз. Гриша остался в синих сатиновых трусах.
– И трусы снимай! Хочу убедиться, какой ты нахал, что стоишь прямо при мне с торчащей кверху пипиркой.
– Не сниму!
Лиля Викторовна сама стянула с него трусы. Гриша схватил трусы и натянул назад. Лиля Викторовна опять стянула. Гриша натянул и не отпускал. Тогда Лиля Викторовна просунула руку снизу под трусы, схватила член и вытащила его наружу.
– Боже мой! Ну и ну! Ну надо же! И тебе не стыдно так стоять? Опусти его немедленно! Считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной! Три!
– Я так не могу, – Гриша чуть не плакал, но член от этого мягче не становился. – У меня не получается!
– Подонок! А курить у тебя получается?! – Она посмотрела на Гришин член. – Ужас! Не думала я, Дроздов, что ты на такое способен! Письмами тут не отделаешься! Завтра будем разбирать твое поведение на линейке! Пусть пионеры всех отрядов выскажутся, что они думают по поводу линии твоего поведения!
Гриша представил себе эту линейку и подумал, что лучше ему умереть.
– Я знаю, – сказала Лиля Викторовна, – почему у тебя не опускается! Сказать?! Сказать почему?! Потому что ты занимаешься онанизмом! Ага?! Я угадала?!
Гриша решил, что ему конец.
– Так вот, значит! Значит, кроме того, что ты куришь и еще вот этого, – она подергала Гришин член, – ты еще и онанист! Пионер-онанист! Как вам это нравится?! А ты знаешь, что бывает от онанизма?! Вот что бывает! – она опять подергала. – Не опускается от онанизма! Встает и не опускается! Завтра мы это включим в повестку дня!
У Гриши в голове нарисовалась стенгазета. Карикатура: он с вытаращенными глазами дрочит преувеличенно длинный конец, а сверху крупными буквами: ДРОЗДОВ – ПИОНЕР-ОНАНИСТ!
– Интересно знать, – продолжала Лиля Викторовна, – неужели тебе это интереснее, чем читать книжки или заниматься спортом?! Неужели это так интересно?! Ну и как ты это делаешь?! Ну?! Что молчишь?! Покажи, чего уж теперь?!
– Я не онанист!
– Врешь! Не хочешь показывать?! Хорошо! Тогда я тебе покажу, как ты это делаешь, – рука Лили Викторовны задвигалась на Гришкиной шкурке. – Ну, скажи, неужели тебе это так нравится, что ты не можешь отказаться? А?
Гриша зажмурился, и вдруг его воображение нарисовало ему голую Лилю Викторовну. У нее были большие буфера и черные волосы под животом. Ему стало не только стыдно, но и приятно. Гриша почувствовал, что уже скоро брызнет. Он зажмурил глаза еще крепче.
– Кури! – неожиданно закричала Лиля Викторовна Грише прямо в ухо и спугнула преждевременную эякуляцию. – Я хорошо знаю повадки онанистов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101