В результате Жасмин покинула магазин с двумя томами под мышкой: «Ciao Sicily» Дамиана Мандолы, в которой рассказывалось о пасте with squash andfava beans, olives and capers, и «Complete Guide», которую она сейчас и читала Фрэнку.
– «Своей барочной гармонией площадь обязана дворцам, расположенным по ее периметру. В центре площади находится фонтан «Слон», символ города, в южной части – фонтан XVII века «Аменано». Вместе с дворцами Кьеричи и Пардо они составляют ансамбль…»
– Жасмин, – зевнул Фрэнк, – сдается мне, ты тоже университет окончила, как и эта Мидоу! К черту! Кого колышет это сицилианское барокко! Ладно, давай дальше…
Жасмин раздраженно поплевала на средний палец правой руки и пролистнула страниц двадцать разом.
– «Среди самых именитых горожан, – снова забубнила она, – заслуживает упоминания Джованни Верга, родоначальник литературного направления, для которого характерны социальная острота и подчеркнутая патриотичность; героям Верги присущи прежде всего чувственные и романтические настроения…»
Чувственные и романтические настроения? Слегка задремавший Фрэнк встрепенулся.
«В 1871 году, – продолжала Жасмин, – после выхода в свет в Милане «Истории одной малиновки» к нему наконец приходит успех, на который он уже потерял надежду. В 1870 году роман печатался на страницах газеты «Ла Рикаматриче»…»
«Ла Рикаматриче»! «История одной малиновки»! У Фрэнка от радости перехватило дыхание.
– Чаз, ты помнишь фильм Дзеффирелли «История одной малиновки»?
– Кто такой этот Дзеффирелли, Фрэнк? – спросил Чаз. – Какой-нибудь друган Трента?
– Ну, что-то в этом роде, – сияя от удовольствия, ответил Фрэнк, – что-то в этом роде.
Прошел целый час, а Грета все никак не могла привести свои мысли в порядок. Просьба Фрэнка показалась ей странной. Она почувствовала себя… startled, вот-вот, startled – самое правильное слово, и отрицать это значило бы погрешить против истины. Действительно, Фрэнк сроду не рассыпался перед ней в таких любезностях в разговоре по телефону. Да и не по телефону тоже. It is a fact, что Фрэнк не из тех, кого можно назвать любезным. Впрочем, кого сегодня назовешь любезным! Достаточно посмотреть на эти угрюмые рожи вокруг себя! Наверное, у его матери, когда она производила его на свет, была такая же угрюмая рожа! Грета понятия не имела, как выглядит мать Фрэнка, но не сомневалась: она на всех смотрит волком! Как бы то ни было, ясно одно: Грета едет в Италию! My God, на премьеру Леонарда Трента! Ну надо же! И все-таки Фрэнк и правда вел себя странно. Очевидно, ему от нее что-то нужно. И вряд ли это обычная мелкая услуга, потому что ради мелкой услуги Фрэнк не стал бы так лебезить. Тогда что? Вот то-то и оно. Отсюда и страх. Страшно, если Фрэнк вдруг решил взяться за ум. Почти у всех мужиков рано или поздно наступает такой период: подходит возраст, и они желают обзавестись семьей. С какой-нибудь другой бабой… Вот в чем дело! Фрэнк влюблен в какую-то Кармелу с лицом снулой рыбы, хочет заставить ее ревновать, для чего и везет Грету в Италию. Вот в чем дело. Такие, как Фрэнк, всегда становятся приторно ласковыми, когда у них рыльце в пушку. Это ясно.
Лу стоял на улице Пачини
Лу стоял на улице Пачини, напротив семейного торгового центра с китайским рестораном в форме деревянной пагоды, крытой красным лаком, лавкой зеленщика, прилавком торговца рыбой, мясным магазинчиком, элегантной парфюмерной лавкой и магазином складных ножей. И не находил ни следа лавки дяди Миммо.
Лу еще раз внимательно вгляделся в фотографию, которую дал ему дядя Сал.
На снимке парикмахер Тони смотрел gazes and mildly на парня по имени Ник. Пожалуй, даже слишком mildly – точно таким же взглядом во время последнего барбекю в Нью-Йорке смотрел на самого Лу голубой Джон Джюфре, несчастье семьи Джюфре.
Лицо парня по имени Ник походило на неудачную копию лица Тони, отличаясь только каким-то преувеличенным спокойствием. Точнее, его имитацией.
Лу сунул фотографию в карман и направился к магазину ножей.
Каждое утро, едва проснувшись, Тано шел навестить дядю Миммо в его лавке, тем более что в это время покупателей у того практически не бывало. И правда, дядя Миммо торговал таким товаром, за которым не ходят по утрам, разумеется, за исключением чего-то срочно необходимого вроде пластыря или денатурированного спирта. Тогда Тано отходил в сторонку и усаживался на ступеньку лестнички у дальних полок. Ближе к вечеру Тано всегда что-нибудь ронял. Дело в том, что с наступлением темноты дядю Миммо начинало неудержимо клонить ко сну, и он потихоньку дремал, положив голову на прилавок. Тано считал невежливым будить спящего человека – вдруг тот обидится, поэтому он просто брал что-нибудь с полки, например пачку стирального порошка, и ронял на пол. Как бы невзначай. Дядя Миммо сначала подскакивал на своем табурете, а затем поднимался и шел включать свет.
Тано довольно покачивал головой.
На улице было еще совсем светло, но магазин ножей сиял мощными огнями, словно прозекторская. Лу коротко кивнул продавцу и принялся разглядывать витрины. На стеклянных полках аккуратными рядами лежали десятки перочинных ножей, снабженные ценниками, написанными от руки. Правда, таких, какие продают в США, – огромных, с пилящей кромкой, с полуметровым лезвием и набором всяких полезных прибамбасов, которые легко убираются в рукоятку, не говоря уж о причудливой формы кастетах, производимых специально для техасских или арканзасских придурков или манхэттенских психопатов-киллеров, – здесь не водилось. Вниманию покупателя предлагались исключительно ножики с изящными инкрустированными рукоятками и скромные, практичные, удобные в работе кастеты.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Лу обернулся и увидел типа, мало похожего на продавца. Расфуфыренный grease ball чуть старше пятидесяти, он благоухал лосьоном после бритья и взирал на посетителя по-хозяйски. Его физиономию щедро разукрасили многочисленные шрамы. Владелец такого магазина, мелькнуло в голове Лу, и должен выглядеть именно так.
Он окинул взглядом полки, после чего перевел его на физиономию в шрамах.
– У вас есть окулировочные ножи? – прозвучал его вопрос.
Как только в лавке загорался свет, дядя Миммо прикрывал глаза и начинал прислушиваться к звукам. Обычно он каждый раз слышал жужжание. Что жужжит, он до сих пор так и не понял: то ли нить накаливания в лампочке, то ли потревоженное мухи, то ли еще что. Обычно после этого он вопросительно смотрел на Тано, и Тано тоже закрывал глаза, чтобы свет не мешал слушать, а затем, как честный человек, каким он и был, отрицательно мотал головой. В ответ дядя Миммо одаривал Тано суровым взглядом, словно самую бесполезную личность на земле. Затем он возвращался за прилавок и брал в руки журнал. О чем можно говорить с человеком, который не слышит жужжания? Журнал, который он клал перед собой, никогда не менялся; это был один из первых иллюстрированных цветных выпусков с массой фотографий. Дяде Миммо нравились эти фотографии, и он не понимал, зачем, как ему советовали, идти покупать другой журнал.
Физиономия в шрамах расплылась в улыбке.
– Следуйте за мной, – сказал владелец магазина. Засунув руки в карманы, отчего в них что-то зазвякало, он зашел за прилавок, нагнулся и тотчас выпрямился. В руках он держал ящик. Внутри его на бархатной подкладке поблескивали окулировочные ножи, вид которых не оскорбил бы и ювелирный магазин.
– Приятно, – сказал он Лу, внимательно озиравшему содержимое ящика, – что такой парень, как вы, интересуется окулировочными ножами. Сегодняшняя молодежь предпочитает ножи с остро заточенным концом. Приходится им объяснять, что острый конец не так уж важен. Нет ничего такого, говорю я им, что вы делаете остроконечным ножом и чего я не смогу сделать тупоконечным, причем сделать намного лучше. И если у них в башке имеется пара извилин, они со мной соглашаются: острый конец совсем не обязателен.
Лу поднял взгляд от ножа, который держал в руке, и вопросительно уставился на хозяина. – Ну например, идешь ты на охоту. На хрена тебе остроконечный нож? Если ты хочешь убить зайца, для этого есть ружье, так? Нож тебе понадобится, только чтобы снять с него шкурку. А если ты снимаешь шкурку с зайца остроконечным ножом, ты рискуешь порезаться, верно? Остроконечный нож может понадобиться, чтобы добить зверя, возразишь ты и опять попадешь пальцем в небо. Ты когда-нибудь видел профессионала, добивающего зайца ножом? Зайцы, между прочим, кусаются. Допустим, ты подранил зайца и хочешь его добить. А он, гад, изворачивается и цап тебя зубами. Укусы зайца очень опасны. Так что, если хочешь убить зайца, хватай ружье и разноси ему черепушку. Нож служит совсем для другого. И острый конец ему без надобности.
Лу смотрел на него, не скрывая удивления.
– Понятно, – наконец выговорил он, возвращаясь к изучению содержимого коробки.
Тип со шрамами удовлетворенно качнул головой, словно говоря: еще бы не понятно. Вслух, поглаживая шрамы на щеке, он сказал:
– Сегодняшняя молодежь этого не знает, и объяснить ей некому. Пойдут на охоту, так такого наворотят, хоть стой, хоть падай. А раньше слушали знающих людей…
– Вот этот я беру, и можно не заворачивать. – Лу выложил на прилавок нож с белой перламутровой рукояткой. Своим блеском она напомнила ему сияющую седину дедовых волос. – Послушайте, – добавил он, вынимая деньги, чтобы расплатиться, – мне нужна еще пена для бритья. Здесь поблизости можно ее купить?
– Конечно, конечно. Это в двух шагах, у дяди Миммо. Вход, правда, похож на дыру, и вывески нет, но все, что нужно для бритья, вы там найдете, любой марки.
Снова оказавшись на улице, Лу обнаружил, что из лавки дяди Миммо просачивается тусклый желтый свет. Вход – просто наполовину застекленная дверь – уместился между магазином ножей и парфюмерной лавкой.
Лу решительно шагнул внутрь.
– Прошу вас, подождите на улице, я вас скоро об-слу… – Дядя Миммо еще договаривал свою привычную реплику, а Лу уже стоял в помещении лавки. Не вынимая рук из карманов плаща, он придвинулся к самому прилавку и пристально смотрел на старика.
– Если вам нужны пластыри… – произнес невидимый голос за спиной Лу. Удивленный, он обернулся и увидел Тано. Тот сидел на ступеньке лестнички, приткнувшись к металлическим полкам, заставленным моющими средствами.
– Я попросил вас подождать снаружи! Не видите разве, у меня народ? – пробурчал дядя Миммо.
– Да ладно тебе, не беспокойся, – вежливо возразил Тано. – Он мне не мешает.
– Что значит «ладно»! – вспыхнул дядя Миммо, который терпеть не мог, когда в лавке нарушался установленный им порядок. – Это дело принципа! Если я говорю встать в очередь, значит, на это есть причины, неужели непонятно? Будьте добры, окажите мне любезность, выйдите, пожалуйста. Войдете, когда я вам скажу. Мы сейчас закончим, и я помогу вам быстро решить вашу проблему.
Лу провел рукой по лицу и вышел вон.
Владелец магазина ножей курил, стоя на пороге. Заметив Лу, он вежливо склонил голову в его сторону, не выпуская сигареты изо рта.
Лу молча хлопал глазами.
Из лавки дяди Миммо донесся грохот, словно мимо промчался поезд метро.
– Так и знал, мать твою так! – раздался крик дяди Миммо.
Владелец магазина ножей, продолжая курить, развел руками. Лу слегка сморщился и сжал челюсти. Из двери выглянул дядя Миммо.
– Входите, прошу вас, – пригласил он. – Я пересадил Тано в отдел мужской косметики.
Владелец магазина ножей повернулся к дяде Миммо и поприветствовал его легким поклоном.
Дядя Миммо поклонился ему в ответ.
– В этом отделе застрелили бригадира, – печально объяснил он.
Владелец магазина ножей пожал плечами, словно говоря: что поделаешь.
Дядя Миммо грустно кивнул в ответ, словно подтверждая: вот именно. И пошел назад, в свою лавку. Лу двинулся вслед за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– «Своей барочной гармонией площадь обязана дворцам, расположенным по ее периметру. В центре площади находится фонтан «Слон», символ города, в южной части – фонтан XVII века «Аменано». Вместе с дворцами Кьеричи и Пардо они составляют ансамбль…»
– Жасмин, – зевнул Фрэнк, – сдается мне, ты тоже университет окончила, как и эта Мидоу! К черту! Кого колышет это сицилианское барокко! Ладно, давай дальше…
Жасмин раздраженно поплевала на средний палец правой руки и пролистнула страниц двадцать разом.
– «Среди самых именитых горожан, – снова забубнила она, – заслуживает упоминания Джованни Верга, родоначальник литературного направления, для которого характерны социальная острота и подчеркнутая патриотичность; героям Верги присущи прежде всего чувственные и романтические настроения…»
Чувственные и романтические настроения? Слегка задремавший Фрэнк встрепенулся.
«В 1871 году, – продолжала Жасмин, – после выхода в свет в Милане «Истории одной малиновки» к нему наконец приходит успех, на который он уже потерял надежду. В 1870 году роман печатался на страницах газеты «Ла Рикаматриче»…»
«Ла Рикаматриче»! «История одной малиновки»! У Фрэнка от радости перехватило дыхание.
– Чаз, ты помнишь фильм Дзеффирелли «История одной малиновки»?
– Кто такой этот Дзеффирелли, Фрэнк? – спросил Чаз. – Какой-нибудь друган Трента?
– Ну, что-то в этом роде, – сияя от удовольствия, ответил Фрэнк, – что-то в этом роде.
Прошел целый час, а Грета все никак не могла привести свои мысли в порядок. Просьба Фрэнка показалась ей странной. Она почувствовала себя… startled, вот-вот, startled – самое правильное слово, и отрицать это значило бы погрешить против истины. Действительно, Фрэнк сроду не рассыпался перед ней в таких любезностях в разговоре по телефону. Да и не по телефону тоже. It is a fact, что Фрэнк не из тех, кого можно назвать любезным. Впрочем, кого сегодня назовешь любезным! Достаточно посмотреть на эти угрюмые рожи вокруг себя! Наверное, у его матери, когда она производила его на свет, была такая же угрюмая рожа! Грета понятия не имела, как выглядит мать Фрэнка, но не сомневалась: она на всех смотрит волком! Как бы то ни было, ясно одно: Грета едет в Италию! My God, на премьеру Леонарда Трента! Ну надо же! И все-таки Фрэнк и правда вел себя странно. Очевидно, ему от нее что-то нужно. И вряд ли это обычная мелкая услуга, потому что ради мелкой услуги Фрэнк не стал бы так лебезить. Тогда что? Вот то-то и оно. Отсюда и страх. Страшно, если Фрэнк вдруг решил взяться за ум. Почти у всех мужиков рано или поздно наступает такой период: подходит возраст, и они желают обзавестись семьей. С какой-нибудь другой бабой… Вот в чем дело! Фрэнк влюблен в какую-то Кармелу с лицом снулой рыбы, хочет заставить ее ревновать, для чего и везет Грету в Италию. Вот в чем дело. Такие, как Фрэнк, всегда становятся приторно ласковыми, когда у них рыльце в пушку. Это ясно.
Лу стоял на улице Пачини
Лу стоял на улице Пачини, напротив семейного торгового центра с китайским рестораном в форме деревянной пагоды, крытой красным лаком, лавкой зеленщика, прилавком торговца рыбой, мясным магазинчиком, элегантной парфюмерной лавкой и магазином складных ножей. И не находил ни следа лавки дяди Миммо.
Лу еще раз внимательно вгляделся в фотографию, которую дал ему дядя Сал.
На снимке парикмахер Тони смотрел gazes and mildly на парня по имени Ник. Пожалуй, даже слишком mildly – точно таким же взглядом во время последнего барбекю в Нью-Йорке смотрел на самого Лу голубой Джон Джюфре, несчастье семьи Джюфре.
Лицо парня по имени Ник походило на неудачную копию лица Тони, отличаясь только каким-то преувеличенным спокойствием. Точнее, его имитацией.
Лу сунул фотографию в карман и направился к магазину ножей.
Каждое утро, едва проснувшись, Тано шел навестить дядю Миммо в его лавке, тем более что в это время покупателей у того практически не бывало. И правда, дядя Миммо торговал таким товаром, за которым не ходят по утрам, разумеется, за исключением чего-то срочно необходимого вроде пластыря или денатурированного спирта. Тогда Тано отходил в сторонку и усаживался на ступеньку лестнички у дальних полок. Ближе к вечеру Тано всегда что-нибудь ронял. Дело в том, что с наступлением темноты дядю Миммо начинало неудержимо клонить ко сну, и он потихоньку дремал, положив голову на прилавок. Тано считал невежливым будить спящего человека – вдруг тот обидится, поэтому он просто брал что-нибудь с полки, например пачку стирального порошка, и ронял на пол. Как бы невзначай. Дядя Миммо сначала подскакивал на своем табурете, а затем поднимался и шел включать свет.
Тано довольно покачивал головой.
На улице было еще совсем светло, но магазин ножей сиял мощными огнями, словно прозекторская. Лу коротко кивнул продавцу и принялся разглядывать витрины. На стеклянных полках аккуратными рядами лежали десятки перочинных ножей, снабженные ценниками, написанными от руки. Правда, таких, какие продают в США, – огромных, с пилящей кромкой, с полуметровым лезвием и набором всяких полезных прибамбасов, которые легко убираются в рукоятку, не говоря уж о причудливой формы кастетах, производимых специально для техасских или арканзасских придурков или манхэттенских психопатов-киллеров, – здесь не водилось. Вниманию покупателя предлагались исключительно ножики с изящными инкрустированными рукоятками и скромные, практичные, удобные в работе кастеты.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Лу обернулся и увидел типа, мало похожего на продавца. Расфуфыренный grease ball чуть старше пятидесяти, он благоухал лосьоном после бритья и взирал на посетителя по-хозяйски. Его физиономию щедро разукрасили многочисленные шрамы. Владелец такого магазина, мелькнуло в голове Лу, и должен выглядеть именно так.
Он окинул взглядом полки, после чего перевел его на физиономию в шрамах.
– У вас есть окулировочные ножи? – прозвучал его вопрос.
Как только в лавке загорался свет, дядя Миммо прикрывал глаза и начинал прислушиваться к звукам. Обычно он каждый раз слышал жужжание. Что жужжит, он до сих пор так и не понял: то ли нить накаливания в лампочке, то ли потревоженное мухи, то ли еще что. Обычно после этого он вопросительно смотрел на Тано, и Тано тоже закрывал глаза, чтобы свет не мешал слушать, а затем, как честный человек, каким он и был, отрицательно мотал головой. В ответ дядя Миммо одаривал Тано суровым взглядом, словно самую бесполезную личность на земле. Затем он возвращался за прилавок и брал в руки журнал. О чем можно говорить с человеком, который не слышит жужжания? Журнал, который он клал перед собой, никогда не менялся; это был один из первых иллюстрированных цветных выпусков с массой фотографий. Дяде Миммо нравились эти фотографии, и он не понимал, зачем, как ему советовали, идти покупать другой журнал.
Физиономия в шрамах расплылась в улыбке.
– Следуйте за мной, – сказал владелец магазина. Засунув руки в карманы, отчего в них что-то зазвякало, он зашел за прилавок, нагнулся и тотчас выпрямился. В руках он держал ящик. Внутри его на бархатной подкладке поблескивали окулировочные ножи, вид которых не оскорбил бы и ювелирный магазин.
– Приятно, – сказал он Лу, внимательно озиравшему содержимое ящика, – что такой парень, как вы, интересуется окулировочными ножами. Сегодняшняя молодежь предпочитает ножи с остро заточенным концом. Приходится им объяснять, что острый конец не так уж важен. Нет ничего такого, говорю я им, что вы делаете остроконечным ножом и чего я не смогу сделать тупоконечным, причем сделать намного лучше. И если у них в башке имеется пара извилин, они со мной соглашаются: острый конец совсем не обязателен.
Лу поднял взгляд от ножа, который держал в руке, и вопросительно уставился на хозяина. – Ну например, идешь ты на охоту. На хрена тебе остроконечный нож? Если ты хочешь убить зайца, для этого есть ружье, так? Нож тебе понадобится, только чтобы снять с него шкурку. А если ты снимаешь шкурку с зайца остроконечным ножом, ты рискуешь порезаться, верно? Остроконечный нож может понадобиться, чтобы добить зверя, возразишь ты и опять попадешь пальцем в небо. Ты когда-нибудь видел профессионала, добивающего зайца ножом? Зайцы, между прочим, кусаются. Допустим, ты подранил зайца и хочешь его добить. А он, гад, изворачивается и цап тебя зубами. Укусы зайца очень опасны. Так что, если хочешь убить зайца, хватай ружье и разноси ему черепушку. Нож служит совсем для другого. И острый конец ему без надобности.
Лу смотрел на него, не скрывая удивления.
– Понятно, – наконец выговорил он, возвращаясь к изучению содержимого коробки.
Тип со шрамами удовлетворенно качнул головой, словно говоря: еще бы не понятно. Вслух, поглаживая шрамы на щеке, он сказал:
– Сегодняшняя молодежь этого не знает, и объяснить ей некому. Пойдут на охоту, так такого наворотят, хоть стой, хоть падай. А раньше слушали знающих людей…
– Вот этот я беру, и можно не заворачивать. – Лу выложил на прилавок нож с белой перламутровой рукояткой. Своим блеском она напомнила ему сияющую седину дедовых волос. – Послушайте, – добавил он, вынимая деньги, чтобы расплатиться, – мне нужна еще пена для бритья. Здесь поблизости можно ее купить?
– Конечно, конечно. Это в двух шагах, у дяди Миммо. Вход, правда, похож на дыру, и вывески нет, но все, что нужно для бритья, вы там найдете, любой марки.
Снова оказавшись на улице, Лу обнаружил, что из лавки дяди Миммо просачивается тусклый желтый свет. Вход – просто наполовину застекленная дверь – уместился между магазином ножей и парфюмерной лавкой.
Лу решительно шагнул внутрь.
– Прошу вас, подождите на улице, я вас скоро об-слу… – Дядя Миммо еще договаривал свою привычную реплику, а Лу уже стоял в помещении лавки. Не вынимая рук из карманов плаща, он придвинулся к самому прилавку и пристально смотрел на старика.
– Если вам нужны пластыри… – произнес невидимый голос за спиной Лу. Удивленный, он обернулся и увидел Тано. Тот сидел на ступеньке лестнички, приткнувшись к металлическим полкам, заставленным моющими средствами.
– Я попросил вас подождать снаружи! Не видите разве, у меня народ? – пробурчал дядя Миммо.
– Да ладно тебе, не беспокойся, – вежливо возразил Тано. – Он мне не мешает.
– Что значит «ладно»! – вспыхнул дядя Миммо, который терпеть не мог, когда в лавке нарушался установленный им порядок. – Это дело принципа! Если я говорю встать в очередь, значит, на это есть причины, неужели непонятно? Будьте добры, окажите мне любезность, выйдите, пожалуйста. Войдете, когда я вам скажу. Мы сейчас закончим, и я помогу вам быстро решить вашу проблему.
Лу провел рукой по лицу и вышел вон.
Владелец магазина ножей курил, стоя на пороге. Заметив Лу, он вежливо склонил голову в его сторону, не выпуская сигареты изо рта.
Лу молча хлопал глазами.
Из лавки дяди Миммо донесся грохот, словно мимо промчался поезд метро.
– Так и знал, мать твою так! – раздался крик дяди Миммо.
Владелец магазина ножей, продолжая курить, развел руками. Лу слегка сморщился и сжал челюсти. Из двери выглянул дядя Миммо.
– Входите, прошу вас, – пригласил он. – Я пересадил Тано в отдел мужской косметики.
Владелец магазина ножей повернулся к дяде Миммо и поприветствовал его легким поклоном.
Дядя Миммо поклонился ему в ответ.
– В этом отделе застрелили бригадира, – печально объяснил он.
Владелец магазина ножей пожал плечами, словно говоря: что поделаешь.
Дядя Миммо грустно кивнул в ответ, словно подтверждая: вот именно. И пошел назад, в свою лавку. Лу двинулся вслед за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30