!
Четтина побледнела, как человек, готовый вот-вот грохнуться в обморок.
– Давай, Четтина, давай! – Дядя Сал продолжал трясти Ника за плечо. – Немедленно принеси нам это чудодейственное лакомство! Тащи сюда самую большую коробку!
Четтину словно ветром сдуло.
– Так о чем мы говорили? – встрепенулся дядя Сал. – Ах да, Ники, ты видишь Лу? – Он слегка развернул его, чтобы предоставить максимально полный обзор. – Лу нездешний, иностранец! Он приехал в Катанию, потому что мы пригласили его. Нам хотелось, чтобы он… Ты меня слушаешь? Ники, я с тобой разговариваю!
– Да, да, дон Скали. Конечно, я вас слушаю…
– Ну хорошо. Тогда завтра поводишь его по городу. Пусть полюбуется достопримечательностями. Договорились, Ники?
– Конечно, дон Скали, не вопрос!
– Ну и отлично, Ники.
К ним уже шла Четтина, неся коробку с миндальными пирожными.
Дядя Сал, так и не выпустивший шею Ника из ласкового объятья, второй рукой крепко держал Лу за запястье.
– Четтина, – приказал он, – ну-ка вскрой нам одну упаковку!
Четтина растерялась. Обе руки у нее были заняты коробкой с пирожными.
– Давайте я подержу, – предложил Лу, забирая у нее коробку.
Четтина надорвала обертку и протянула пирожное дяде Салу.
Тот, почти не глядя на Ника, пихнул его куда-то в сторону его рта.
– Договорились? – продолжал он, обращаясь к Лу. – Ники познакомит тебя с городом. Полюбуйтесь Слоном, осмотрите Дуомо – это наш кафедральный собор. Прогуляйтесь… Четтина, еще… Прогуляйтесь по улице Этны. Главное, не теряй его из виду, все время будь рядом, а то, не дай бог, упустишь какой-нибудь памятник. Ну, как тебе пирожные Сала Скали, а, Ники? Держи! Там еще осталось!
Наконец дядя Сал выпустил шею Ника. И пошел прочь, на ходу отряхивая руки. Прощаться он не стал.
– Последний раз я видела дядю Сала таким приветливым, – подала голос Рози, – когда он разговаривал с Джироламо Сантоночито. А через два дня того нашли в ущелье со сломанной шеей и какой-то дрянью во рту.
Алессия и Чинция с ужасом переглянулись. Они обе тоже вспомнили эту страшную историю, но, черт, ляпнуть такое в присутствии Валентины! Девушки неодобрительно воззрились на Рози, призывая ее к молчанию, но они спохватились слишком поздно: по щекам Валентины уже текли слезы.
А Рози увлеченно продолжала:
– Как у д'Аннунцио, да? – И поудобнее устроилась на диване.
Чаз готовил два мартини…
Чаз готовил два мартини – один для себя, другой для Фрэнка. Он знал, что Фрэнк всегда, добившись от Греты определенной мелкой услуги, запивал полученное удовольствие мартини. Странно: после этого дела скорее она должна была пить мартини!..
Самолет походил на diner 50-х годов, расписанный художником-реалистом… как, бишь, его зовут? – которого Фрэнк любил до безумия. Всякий раз при виде его, вернее, его картин, он приходил в буйный восторг. «Damn, потрясающе, – твердил он, – он наводит на меня светлую грусть!» В общем, выглядело это так: кресла из кожи кремового цвета и зеленый ковер. Леонард сидел рядом с пилотской кабиной. Он плохо переносил перелеты, и ему казалось – чем ближе к кабине, тем лучше. Чаз готовил мартини у стойки бара, которая приютилась сразу же за кабиной. Фрэнк и Грета расположились в хвосте самолета. По замыслу Фрэнка, Леонарду и Чазу полагалось видеть из своих кресел только Грету, точнее, ее светлые волосы и глаза, с более-менее регулярными интервалами ритмично возникающие над высокой спинкой его кресла каждые три-четыре секунды.
Чтобы прогнать привычный страх, который завладевал им, стоило ему ступить на борт самолета (вот самолет падает… вот он достойно встречает последние секунды своей жизни… вот похороны, убитые горем отец и мать… вот женщины, которых он знал, сколько их было – тридцать, сорок, шестьдесят? Елки-палки, что за хренотень лезет человеку в башку в последнюю минуту его жизни? Короче, все его бабы тоже здесь, все в расстроенных чувствах. И друзья пришли, правда, их совсем немного, да и те, сукины дети, стоят и треплются о своих делах…). Леонард уставился на кресло Фрэнка, из-за спинки которого поглядывали, то возникая, то прячась, глаза Греты.
В его голове кадрами замелькали картины женских глаз… Один крупный план сменяет другой, и все они показывают fucking women – женщин, занимающихся сексом всеми мыслимыми способами и во всех мыслимых позициях. Но камера фиксирует только взгляды – безразличные, страстные, с поволокой, циничные, любящие, профессиональные, горестные, полные отвращения или любопытства. Или задумчивые, как сейчас у Греты. Грету, судя по всему, в данный момент занимал не столько sex job, сколько think job – она явно размышляла о чем-то важном. Фрэнк глухо мычал, не в состоянии вымолвить ни слова, ну а раз уж он не отвлекал ее болтовней, она могла спокойно подумать. Первая вероятность заключалась в том, что Фрэнк использует ее, чтобы вызвать ревность другой бабы, даже если неизвестно, кто ее, эту другую, fuckin'. Вторая выглядела и вовсе фантастично.
My God, Фрэнк пригласил ее на вечеринку в Рим! На публичную тусовку, прикинь! Когда такой тип, как Фрэнк, отправляясь в Италию, берет с собой девушку для мелких услуг в самолете и гостинице, это нормально. Так же нормально, что он бросает ее сидеть в номере гостиницы, поскольку считает неприличным показываться с ней на людях. Ясное дело, таких, как она, не приглашают на ужин тс себе домой, заранее покупая дерьмовую Chinese food – китайскую еду – в дерьмовой бумажной упаковке. Никогда, ты слышишь, Грета, никогда он не поведет тебя в ресторан «Баббо»! Ему и без тебя там распрекрасно среди черномазых шлюх и мерзких сутенеров из Трибеки.
Дерьмо! Козел вонючий!
За день до отъезда Фрэнк и правда чувствовал себя дерьмовей не бывает. Надо во что бы то ни стало попытаться расписать Грете предстоящую вечеринку как можно заманчивее, чтобы она попросила взять ее с собой, думал он. Если разобраться, чушь собачья. Зачем, спрашивается, выпендриваться перед Гретой? И без того ясно, что эта потаскушка будет на седьмом небе от счастья. Все потаскухи обожают тусоваться. Но, как ни крути, ему позарез было нужно, чтобы Грета уговорила его взять ее с собой, потому что, вздумай эти говнюки из ФБР задать ему вопрос, он мог бы честно ответить: да она сама меня попросила, все слышали.
Поэтому он упомянул, что на вечеринке будут Де Анджелис, Ломбардо, Бернабеи, в общем, самые сливки сливочных сливок итальянских продюсеров, чтоб им пусто было!
Грета продолжала ломать голову над тем, почему Фрэнк вел себя с ней так странно.
Он все распинался насчет этой тусовки, а Грета слушала и думала про себя: я и так оказываю тебе мелкие услуги, потому что знаю – ты дружен с полезными мне людьми; спрашивается, зачем ты так стараешься. Все-таки Грета начинала в movie business вместе с Камерон! Грета знала, почему та стала звездой! Потому что всегда следовала правилу, которым как-то поделилась с ней: «Запомни, Грета, когда ты выходишь в свет с продюсером, ты делаешь это не потому, что он может обеспечить тебе славу, известность и деньги! Ты делаешь это потому, что искренне заинтересована в нем как в личности! Следовательно, лучше не давать продюсеру повода быть недовольным тобой!»
Фрэнк никак не мог понять эту белобрысую шлюху. Он полчаса перечислял ей имена итальянцев, которые что-то да значат в киномире, а ей хоть бы хны! Он трещал не переставая, а эта сучка с полным безразличием шлифовала пилкой ногти! Она что, собирается сделать из них гарпуны? Ему приходилось буквально лезть вон из шкуры, чтобы хоть как-то расшевелить эту паскуду!
Мадонна, ну не дерьмо ли!
И вдруг до Фрэнка дошло, что он зря теряет время. Ему никогда не добиться, чтобы Грета попросила взять ее в Катанию. Никогда. Фрэнк ощутил отчетливую боль в нижней части живота. Грета скорее сгорит на костре, чем проявит интерес к этой помоечной тусовке. Убедившись в этом, Фрэнк не пал духом, подавил вспыхнувшее желание прикончить ее тут же на месте, а вместо этого приблизился к ней и ласково погладил по щеке.
– Красавица моя, ты поедешь со мной, – сказал он.
– Я?!
Стараясь не показать, что ее всю затрясло от этих слов, Грета со скучающим видом поднялась и направилась в ванную. Весь ее вид без слов говорил: фи, тоска зеленая, мне только тусовки еще не хватало. Она захлопнула за собой дверь и почувствовала, что ее охватывает паника.
– Я?! Что же мне надеть?!
– Извините, вы, должно быть, Ники?
– Извините, вы, должно быть, Ники, я не ошиблась? Барбекю у Тони было в самом разгаре, когда Лу услышал эти слова, обращенные к нему. Оглянувшись, он едва не столкнулся носом с импозантной толстухой: гигантские груди, четыре подбородка, не меньше восьми жировых складок на лице, блестящая от лака прическа и переливчатое черное платье с огромным сальным пятном на животе – результат неловкости Нунцио, который позорно промазал, подбрасывая кусок мяса из фирменной лавки «Тано Фальсаперла и сыновья». Картину дополняли туфли, больше похожие на две уменьшенные копии кабриолета 50-х годов.
– Я мама Минди, – сказала толстуха. – Мой брат Сал сказал мне, что ты хочешь познакомиться с моей дочерью.
Лу понятия не имел, как в таких случаях поступают другие, но лично он находил определенное удовольствие в том, что его с кем-то путают, особенно пребывая в легком подпитии. Поэтому он утвердительно кивнул и, раздвигая плечом руки со стаканами и тарелками, двинулся следом за кабриолетами по зеленой лужайке.
Вскоре кабриолеты затормозили, и Лу явственно ощутил приятный аромат. Духи так не пахнут, так пахнут только молоденькие девушки… Он поднял голову и действительно уперся в нее взглядом. Одетая в какой-то странный наряд, она неприязненно смотрела на него, словно говоря: сопляк несчастный, что ты себе позволяешь!
Да, собственно, что такое он себе позволил? Лу терялся в догадках. Ежу понятно, что-то такое он сморозил, но вот что именно? Как он ни напрягался, для него оставалось тайной, почему его появление на этом барбекю дает кому-то право обзывать его сопляком.
– Розамунда, очень приятно, – проронила девушка и все с тем же видом оскорбленной добродетели удалилась к группе гостей, среди которых стояли Ник и тетя Кармела.
Лу проводил ее взглядом. Он так и не разобрался, что произошло, но вид оскорбленной добродетели ему определенно понравился.
– Ники, а вот и Минди, – проговорила тетя Кармела, еще раз окидывая критическим взором ее платье.
– Розамунда, очень приятно, – представилась Минди и вежливо улыбнулась.
– Очень приятно, Ник, – отозвался Ник. Ни фига себе заявки, пронеслось у него в голове, уже вырядилась невестой! Где только они ее откопали? Не иначе, в любимом телесериале Тони…
Беспомощно озираясь, Ник заметил Валентину, которая по-прежнему сидела рядом с Рози на плетеном диване. Ник заулыбался, но Валентина, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, только презрительно фыркнула, после чего встала с дивана и ушла.
Ник проводил ее взглядом. Он так и не разобрался, что произошло, но вид оскорбленной добродетели ему определенно понравился.
– Шампанское! Выпьем за встречу! – по саду разносился громкий голос Тони, заглушаемый звуками оркестра. Этот голос летел и дальше, достигал другой стороны улицы и там, среди нагромождения темных камней, поросших пожелтевшей от солнца травой, постепенно сходил на нет.
В Риме Чеккароли организовал все…
В Риме Чеккароли организовал все как нельзя лучше. На party после премьеры в «Хасслер Вилла Медичи» присутствовал практически весь цвет итальянского кино: Де Анджелис, Ломбардо, Бернабеи, все руководство «Титануса», «Медузы» и «Люкса». Были здесь также многочисленные актеры, актрисы и актрисульки, сценаристы, воинственные критики и папарацци. Подумать только, Чеккароли где-то откопал фотографию, на которой Грета и Камерон снялись вместе: обе с голыми титьками, смеясь, отмахиваются от здоровенного bodybuilder's.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Четтина побледнела, как человек, готовый вот-вот грохнуться в обморок.
– Давай, Четтина, давай! – Дядя Сал продолжал трясти Ника за плечо. – Немедленно принеси нам это чудодейственное лакомство! Тащи сюда самую большую коробку!
Четтину словно ветром сдуло.
– Так о чем мы говорили? – встрепенулся дядя Сал. – Ах да, Ники, ты видишь Лу? – Он слегка развернул его, чтобы предоставить максимально полный обзор. – Лу нездешний, иностранец! Он приехал в Катанию, потому что мы пригласили его. Нам хотелось, чтобы он… Ты меня слушаешь? Ники, я с тобой разговариваю!
– Да, да, дон Скали. Конечно, я вас слушаю…
– Ну хорошо. Тогда завтра поводишь его по городу. Пусть полюбуется достопримечательностями. Договорились, Ники?
– Конечно, дон Скали, не вопрос!
– Ну и отлично, Ники.
К ним уже шла Четтина, неся коробку с миндальными пирожными.
Дядя Сал, так и не выпустивший шею Ника из ласкового объятья, второй рукой крепко держал Лу за запястье.
– Четтина, – приказал он, – ну-ка вскрой нам одну упаковку!
Четтина растерялась. Обе руки у нее были заняты коробкой с пирожными.
– Давайте я подержу, – предложил Лу, забирая у нее коробку.
Четтина надорвала обертку и протянула пирожное дяде Салу.
Тот, почти не глядя на Ника, пихнул его куда-то в сторону его рта.
– Договорились? – продолжал он, обращаясь к Лу. – Ники познакомит тебя с городом. Полюбуйтесь Слоном, осмотрите Дуомо – это наш кафедральный собор. Прогуляйтесь… Четтина, еще… Прогуляйтесь по улице Этны. Главное, не теряй его из виду, все время будь рядом, а то, не дай бог, упустишь какой-нибудь памятник. Ну, как тебе пирожные Сала Скали, а, Ники? Держи! Там еще осталось!
Наконец дядя Сал выпустил шею Ника. И пошел прочь, на ходу отряхивая руки. Прощаться он не стал.
– Последний раз я видела дядю Сала таким приветливым, – подала голос Рози, – когда он разговаривал с Джироламо Сантоночито. А через два дня того нашли в ущелье со сломанной шеей и какой-то дрянью во рту.
Алессия и Чинция с ужасом переглянулись. Они обе тоже вспомнили эту страшную историю, но, черт, ляпнуть такое в присутствии Валентины! Девушки неодобрительно воззрились на Рози, призывая ее к молчанию, но они спохватились слишком поздно: по щекам Валентины уже текли слезы.
А Рози увлеченно продолжала:
– Как у д'Аннунцио, да? – И поудобнее устроилась на диване.
Чаз готовил два мартини…
Чаз готовил два мартини – один для себя, другой для Фрэнка. Он знал, что Фрэнк всегда, добившись от Греты определенной мелкой услуги, запивал полученное удовольствие мартини. Странно: после этого дела скорее она должна была пить мартини!..
Самолет походил на diner 50-х годов, расписанный художником-реалистом… как, бишь, его зовут? – которого Фрэнк любил до безумия. Всякий раз при виде его, вернее, его картин, он приходил в буйный восторг. «Damn, потрясающе, – твердил он, – он наводит на меня светлую грусть!» В общем, выглядело это так: кресла из кожи кремового цвета и зеленый ковер. Леонард сидел рядом с пилотской кабиной. Он плохо переносил перелеты, и ему казалось – чем ближе к кабине, тем лучше. Чаз готовил мартини у стойки бара, которая приютилась сразу же за кабиной. Фрэнк и Грета расположились в хвосте самолета. По замыслу Фрэнка, Леонарду и Чазу полагалось видеть из своих кресел только Грету, точнее, ее светлые волосы и глаза, с более-менее регулярными интервалами ритмично возникающие над высокой спинкой его кресла каждые три-четыре секунды.
Чтобы прогнать привычный страх, который завладевал им, стоило ему ступить на борт самолета (вот самолет падает… вот он достойно встречает последние секунды своей жизни… вот похороны, убитые горем отец и мать… вот женщины, которых он знал, сколько их было – тридцать, сорок, шестьдесят? Елки-палки, что за хренотень лезет человеку в башку в последнюю минуту его жизни? Короче, все его бабы тоже здесь, все в расстроенных чувствах. И друзья пришли, правда, их совсем немного, да и те, сукины дети, стоят и треплются о своих делах…). Леонард уставился на кресло Фрэнка, из-за спинки которого поглядывали, то возникая, то прячась, глаза Греты.
В его голове кадрами замелькали картины женских глаз… Один крупный план сменяет другой, и все они показывают fucking women – женщин, занимающихся сексом всеми мыслимыми способами и во всех мыслимых позициях. Но камера фиксирует только взгляды – безразличные, страстные, с поволокой, циничные, любящие, профессиональные, горестные, полные отвращения или любопытства. Или задумчивые, как сейчас у Греты. Грету, судя по всему, в данный момент занимал не столько sex job, сколько think job – она явно размышляла о чем-то важном. Фрэнк глухо мычал, не в состоянии вымолвить ни слова, ну а раз уж он не отвлекал ее болтовней, она могла спокойно подумать. Первая вероятность заключалась в том, что Фрэнк использует ее, чтобы вызвать ревность другой бабы, даже если неизвестно, кто ее, эту другую, fuckin'. Вторая выглядела и вовсе фантастично.
My God, Фрэнк пригласил ее на вечеринку в Рим! На публичную тусовку, прикинь! Когда такой тип, как Фрэнк, отправляясь в Италию, берет с собой девушку для мелких услуг в самолете и гостинице, это нормально. Так же нормально, что он бросает ее сидеть в номере гостиницы, поскольку считает неприличным показываться с ней на людях. Ясное дело, таких, как она, не приглашают на ужин тс себе домой, заранее покупая дерьмовую Chinese food – китайскую еду – в дерьмовой бумажной упаковке. Никогда, ты слышишь, Грета, никогда он не поведет тебя в ресторан «Баббо»! Ему и без тебя там распрекрасно среди черномазых шлюх и мерзких сутенеров из Трибеки.
Дерьмо! Козел вонючий!
За день до отъезда Фрэнк и правда чувствовал себя дерьмовей не бывает. Надо во что бы то ни стало попытаться расписать Грете предстоящую вечеринку как можно заманчивее, чтобы она попросила взять ее с собой, думал он. Если разобраться, чушь собачья. Зачем, спрашивается, выпендриваться перед Гретой? И без того ясно, что эта потаскушка будет на седьмом небе от счастья. Все потаскухи обожают тусоваться. Но, как ни крути, ему позарез было нужно, чтобы Грета уговорила его взять ее с собой, потому что, вздумай эти говнюки из ФБР задать ему вопрос, он мог бы честно ответить: да она сама меня попросила, все слышали.
Поэтому он упомянул, что на вечеринке будут Де Анджелис, Ломбардо, Бернабеи, в общем, самые сливки сливочных сливок итальянских продюсеров, чтоб им пусто было!
Грета продолжала ломать голову над тем, почему Фрэнк вел себя с ней так странно.
Он все распинался насчет этой тусовки, а Грета слушала и думала про себя: я и так оказываю тебе мелкие услуги, потому что знаю – ты дружен с полезными мне людьми; спрашивается, зачем ты так стараешься. Все-таки Грета начинала в movie business вместе с Камерон! Грета знала, почему та стала звездой! Потому что всегда следовала правилу, которым как-то поделилась с ней: «Запомни, Грета, когда ты выходишь в свет с продюсером, ты делаешь это не потому, что он может обеспечить тебе славу, известность и деньги! Ты делаешь это потому, что искренне заинтересована в нем как в личности! Следовательно, лучше не давать продюсеру повода быть недовольным тобой!»
Фрэнк никак не мог понять эту белобрысую шлюху. Он полчаса перечислял ей имена итальянцев, которые что-то да значат в киномире, а ей хоть бы хны! Он трещал не переставая, а эта сучка с полным безразличием шлифовала пилкой ногти! Она что, собирается сделать из них гарпуны? Ему приходилось буквально лезть вон из шкуры, чтобы хоть как-то расшевелить эту паскуду!
Мадонна, ну не дерьмо ли!
И вдруг до Фрэнка дошло, что он зря теряет время. Ему никогда не добиться, чтобы Грета попросила взять ее в Катанию. Никогда. Фрэнк ощутил отчетливую боль в нижней части живота. Грета скорее сгорит на костре, чем проявит интерес к этой помоечной тусовке. Убедившись в этом, Фрэнк не пал духом, подавил вспыхнувшее желание прикончить ее тут же на месте, а вместо этого приблизился к ней и ласково погладил по щеке.
– Красавица моя, ты поедешь со мной, – сказал он.
– Я?!
Стараясь не показать, что ее всю затрясло от этих слов, Грета со скучающим видом поднялась и направилась в ванную. Весь ее вид без слов говорил: фи, тоска зеленая, мне только тусовки еще не хватало. Она захлопнула за собой дверь и почувствовала, что ее охватывает паника.
– Я?! Что же мне надеть?!
– Извините, вы, должно быть, Ники?
– Извините, вы, должно быть, Ники, я не ошиблась? Барбекю у Тони было в самом разгаре, когда Лу услышал эти слова, обращенные к нему. Оглянувшись, он едва не столкнулся носом с импозантной толстухой: гигантские груди, четыре подбородка, не меньше восьми жировых складок на лице, блестящая от лака прическа и переливчатое черное платье с огромным сальным пятном на животе – результат неловкости Нунцио, который позорно промазал, подбрасывая кусок мяса из фирменной лавки «Тано Фальсаперла и сыновья». Картину дополняли туфли, больше похожие на две уменьшенные копии кабриолета 50-х годов.
– Я мама Минди, – сказала толстуха. – Мой брат Сал сказал мне, что ты хочешь познакомиться с моей дочерью.
Лу понятия не имел, как в таких случаях поступают другие, но лично он находил определенное удовольствие в том, что его с кем-то путают, особенно пребывая в легком подпитии. Поэтому он утвердительно кивнул и, раздвигая плечом руки со стаканами и тарелками, двинулся следом за кабриолетами по зеленой лужайке.
Вскоре кабриолеты затормозили, и Лу явственно ощутил приятный аромат. Духи так не пахнут, так пахнут только молоденькие девушки… Он поднял голову и действительно уперся в нее взглядом. Одетая в какой-то странный наряд, она неприязненно смотрела на него, словно говоря: сопляк несчастный, что ты себе позволяешь!
Да, собственно, что такое он себе позволил? Лу терялся в догадках. Ежу понятно, что-то такое он сморозил, но вот что именно? Как он ни напрягался, для него оставалось тайной, почему его появление на этом барбекю дает кому-то право обзывать его сопляком.
– Розамунда, очень приятно, – проронила девушка и все с тем же видом оскорбленной добродетели удалилась к группе гостей, среди которых стояли Ник и тетя Кармела.
Лу проводил ее взглядом. Он так и не разобрался, что произошло, но вид оскорбленной добродетели ему определенно понравился.
– Ники, а вот и Минди, – проговорила тетя Кармела, еще раз окидывая критическим взором ее платье.
– Розамунда, очень приятно, – представилась Минди и вежливо улыбнулась.
– Очень приятно, Ник, – отозвался Ник. Ни фига себе заявки, пронеслось у него в голове, уже вырядилась невестой! Где только они ее откопали? Не иначе, в любимом телесериале Тони…
Беспомощно озираясь, Ник заметил Валентину, которая по-прежнему сидела рядом с Рози на плетеном диване. Ник заулыбался, но Валентина, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, только презрительно фыркнула, после чего встала с дивана и ушла.
Ник проводил ее взглядом. Он так и не разобрался, что произошло, но вид оскорбленной добродетели ему определенно понравился.
– Шампанское! Выпьем за встречу! – по саду разносился громкий голос Тони, заглушаемый звуками оркестра. Этот голос летел и дальше, достигал другой стороны улицы и там, среди нагромождения темных камней, поросших пожелтевшей от солнца травой, постепенно сходил на нет.
В Риме Чеккароли организовал все…
В Риме Чеккароли организовал все как нельзя лучше. На party после премьеры в «Хасслер Вилла Медичи» присутствовал практически весь цвет итальянского кино: Де Анджелис, Ломбардо, Бернабеи, все руководство «Титануса», «Медузы» и «Люкса». Были здесь также многочисленные актеры, актрисы и актрисульки, сценаристы, воинственные критики и папарацци. Подумать только, Чеккароли где-то откопал фотографию, на которой Грета и Камерон снялись вместе: обе с голыми титьками, смеясь, отмахиваются от здоровенного bodybuilder's.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30