!
Четтина смотрела на него разинув рот:
– Как это запрятала? Никуда я их не прятала! Тони замахал руками и затряс головой.
Четтина испугалась.
– Как это ты не прятала миндальные пирожные? Значит, у нас в доме вообще не осталось миндальных пирожных?
Ну вот, взбесился! А когда Тони взбешен, знала Четтина, с ним невозможно разговаривать: скажет что-то и убежит, подумает, опять прибежит, выругается и снова убегает. Как будто дьявол дергал его за невидимые нити.
Пиппино обсыхал на солнышке, расположившись на большом камне и покуривая. Компанию ему составляли две гулявшие по берегу хромые чайки.
Тони в глубокой задумчивости сидел в машине. Он с такой силой захлопнул дверцу своего оранжевого 127-го «фиата», что резиновый кружок-ароматизатор в форме руля, висевший на зеркале заднего вида, долго мотался из стороны в сторону. Тони повернул ключ зажигания, и машина рванула с места. На скорости Тони пересек окружную дорогу. Поглядывая то вправо то влево, он взмахом руки останавливал мешающие его движению автомобили, хотя на дороге их попадалось всего ничего. Людей тем более было не видно. На своих двоих через окружную никто не ходит, это слишком опасно, и потому над дорогой построен пешеходный переход.
Вцепившись в руль, крытый синей замшей, Тони повторял: «Не могу в это поверить! Не могу поверить, что миндальные пирожные закончились, что в моем доме закончилась миндальные пирожные…»
Пиппино поднялся. Проверил, высохли ли трусы. Посмотрел на часы. Взял с камня брюки и стал одеваться, стараясь не потерять равновесие.
В «Миндальной пасте Скали» Нуччо в спадающих штанах, согнувшись пополам, волок за ноги тело дяди Сала. Он кружил и кружил по второму этажу, в поисках укромного места, куда можно засунуть труп. Нуччо хорошо сознавал, что дядя Сал мертв, – не столько потому, что из горла у него торчала стрела от арбалета, сколько потому, что тот позволял себя тащить и не устраивал ему головомойку.
Тони резко затормозил и поставил машину под углом к тротуару перед зданием на проспекте Италии. Пару минут он сидел неподвижно, задумчиво глядя перед собой и качая головой. Затем наклонился и взял с правого сиденья брелок для ключей в форме слона на постаменте – символа Катании. Наконец он вышел из машины и, позвякивая связкой в поисках нужного ключа, двинулся к двери из стекла и надраенной латуни с вырезанными на ней двумя сплетенными буквами С.
Тони нагнулся к замочной скважине. Открыл дверь. Вошел внутрь. Быстро подошел к столу синьорины Нишеми. Остановился. Отошел назад. Осмотрелся. Снова подошел к столу. Взял пудреницу. Открыл. Понюхал. Улыбнулся. Взял флакончик с лаком для ногтей. Посмотрел на просвет. Вернул на место. Взял пилку для ногтей. Долго ее изучал. Вспомнил о ногтях синьорины Нишеми и бросил пилку на стол.
Этажом выше Нуччо услышал звук звякнувшей о столешницу пилки. Он замер, настороженно оглянулся и поддернул штаны.
Тони быстро шагал к двери, ведущей в подвал. Зажег свет, спустился по лестнице. На полках аккуратными рядами тянулись груды коробок с миндальными пирожными. Он взял одну, две, три. Потом поставил коробки на место, взял упаковку из десяти коробок и, стараясь не упасть, пошел к лестнице. Носом клюнул выключатель, гася свет, и мелкими шажками направился к выходу.
– Ты кто?
От испуга Тони уронил упаковку. Повернувшись, он увидел Нуччо.
– Нуччо!
– А-а, это ты, Тони!
Какого хрена Нуччо делает в «Миндальной пасте», да еще в воскресенье?
– Дядя Сал наверху?
– Кто?
Странный он какой-то, опять небось наркоты нажрался! Тони медленно отступал к двери.
Нуччо наступал.
– А… Дон Скали? А, да… Он сейчас придет. Пошел закончить одно дельце, сказал, скоро вернется…
Скоро вернется! Так я и поверил, что дядя оставил тебя одного в доме! Расскажи эту хренъ своей сестре, идиот!
Тони продолжал пятиться.
– Ну, тогда ладно… Скажи ему, что мне понадобились пирожные для барбекю. Передашь?
– Как только вернется, сразу передам.
– Ну, я пошел…
– А пирожные не возьмешь?
Тони посмотрел на валяющуюся на полу упаковку с миндальными пирожными.
В это мгновение Нуччо бросился на него и опрокинул на стол синьорины Нишеми.
Пиппино подошел к двери «Миндальной пасты Скали». Быстро оглядел обе стороны проспекта Италии. Перевел взгляд на замок и увидел, что из него свисают ключи на брелоке в виде слона. Вытащил сицилийский нож и бесшумно скользнул в дверь.
Сцена, представшая его взору, привела бы в замешательство кого угодно, но только не его, Пиппино, Олеандра дона Лу Шортино. Тони сидел верхом на Нуччо, лежавшем уткнувшись мордой в письменный стол синьорины Нишеми. Одной рукой он рвал волосы с башки Нуччо, а кулаком другой колотил его, вереща, как торговка рыбой: «Не-е-ет! Ты не убьешь меня! Что я тебе сделал? Нет! Ради бога! У меня жена и дети! Жена и дети!»
При виде Пиппино Тони замер.
Пиппино подошел поближе.
Тони спрыгнул с Нуччо. Посмотрел на нож в руке Пиппино, потом на пилку для ногтей, зажатую в его собственном кулаке. Весь забрызганный кровью, он упал на колени и зарыдал.
– Не-е-ет! Что я вам всем сделал? Я здесь ни при чем! Пожалейте меня, прошу вас, пожалейте!
Пиппино нагнулся и осмотрел Нуччо. Тот уже не дышал.
Не удостоив Тони лишним взглядом, Пиппино поднялся на второй этаж и обнаружил бездыханное тело дяди Сала, распластанное на полу с широко раскинутыми руками и торчащей из горла стрелой.
Нагнувшись, внимательно рассмотрел стрелу.
Что за хренъ здесь случилась?!
Поднялся на ноги, отряхнул брюки и по лестнице пошел вниз.
Тони все еще стоял на коленях, не в силах прийти в себя.
– Твоя работа? – спросил Пиппино, показывая на второй этаж.
– Нет! Прошу вас, не надо! Я только хотел взять миндальных пирожных… Миндальных пирожных… Я здесь ни при чем… Ни при чем!
– Вставай.
– Что?
– Вставай, говорю, уходим.
– Что?
– Уходим, я сказал.
Тони встал. Посмотрел на мертвого Нуччо, уткнувшегося носом в стол синьорины Нишеми.
– Ты кто? Что там случилось? – спросил он.
– Почему ты убил своего дядю?
– Чтооо?!
Пиппино посмотрел на Нуччо.
– Ладно, проехали. Пошли.
Тони окончательно перестал что-либо понимать.
– Пирожные.
– Что – пирожные?
– Пирожные. Ты разве не за ними приходил?
Тони посмотрел на упаковку.
– Да…
– Ну так бери их.
Как-то утром в салон Тони пришел муж синьоры Ло Джаконо. Тони поздоровался с ним и показал, где можно сесть и подождать, пока он закончит трудиться над прической его жены. В ответ синьор Ло Джаконо, ни слова не говоря, так заехал ему кулаком в челюсть, что Тони пришел в себя только спустя четверть часа.
Все послеобеденное время он провел в полосатом кресле, глядя в пустоту, и напрасно Агатино пытался встряхнуть его, бранясь и крича, словно ужаленный тарантулом.
Сейчас Тони чувствовал себя примерно так же.
– На мой взгляд, вы здесь абсолютно ни при чем, – сказал Пиппино, переходя на «вы».
Сидя за рулем оранжевого 127-го «фиата», Пиппино медленно вел машину. Машина чужая, и он старался аккуратно переключать скорости.
– По-моему, там вообще ничего не случилось, тем более что вас даже и близко не было.
Тони с видом идиота смотрел на него из-под опущенных век.
Неожиданно Пиппино с такой силой вдавил тормоз, что из упаковки посыпались коробки с пирожными.
– Потому что, если вы не уясните себе этого сейчас, пройдет год, или два, или десять лет, но я к вам приду, я найду вас и всех перережу, одного за другим, вы меня понимаете? Лучше вам нас не беспокоить. Тогда и мы вас не потревожим. Потому что в противном случае я буду вынужден убить вас, ваших жен, а также ваших детей и внуков!
Идиотское недоумение на физиономии Тони сменилось ужасом.
– Кажется, что-то с глушителем, – обронил Пиппино. – Ну и машина у вас, чтобы ей пусто было! Кстати, да будет известно вашей светлости, у меня есть права на вождение бетоновоза.
Пиппино переключился на первую скорость, и машина еле поползла.
– Куда дальше? – спросил он, тормозя на перекрестке.
– Туда, на круг… – прошептал Тони.
Возле дома Тони Пиппино аккуратно припарковал машину впритирку к тротуару. Вылез наружу, одернул пиджак и ушел. Пешком, как и пришел. Тони провожал его взглядом до тех пор, пока он не исчез за поворотом кольцевой дороги, словно Тони Баретта в переулках грязного нью-йоркского квартала.
– Что случилось? Кто это был?
Тони резко повернулся и увидел Четтину, которая смотрела на него из окна.
– Ты привез эти чертовы пирожные? Неси скорей, гости заждались.
– Четтина, – прошептал Тони, – будь добра, вынеси мне брюки и рубашку.
– Ты что, прямо в машине будешь переодеваться? – Четтина завертела головой, проверяя, нет ли на улице прохожих.
– Четтина, пожалуйста, не затевай сейчас никаких споров. Прошу тебя, принеси мне брюки и рубашку.
– Не валяй дурака, Тони. Давай пирожные, потом поднимешься и переоденешься дома.
– Четтина! – взорвался Тони.
Четтина исчезла в комнате, ругаясь и всплескивая руками.
– Да иду я, иду!.. Совсем стал психом с этими американцами!
Когда она принесла к машине брюки и рубашку, Тони сурово скомандовал:
– Садись!
– В машину?
– Садись, я сказал! – в его голосе звучал металл.
– Сажусь, сажусь. – Четтина обошла машину и уселась рядом с Тони. – Что дальше?
– Дядю Сала убили, – коротко сообщил Тони.
Четтина широко распахнула глаза, разинула рот и застыла, утратив дар речи.
– Только что, в «Миндальной пасте».
– Ты был там? – содрогнулась Четтина. Тони кивнул.
– И кто это сделал?
– А я почем знаю! Я вошел в магазин, тихо взял пирожные, и тут вдруг появляется Нуччо и нападает на меня! Он и меня хотел прикончить!
– Нуччо хотел тебя убить?! За что? Это он убил дядю Сала?
Четтина подскочила на сиденье.
– Хрен его знает, Четтина, он или не он!
– И что сделал ты?
– Да ни хрена я не сделал! Внезапно появился какой-то тип, потом я гляжу, а Нуччо уже лежит мертвый!
– Лежит мертвый? И кто этот тип?
– Да ты его только что видела. Четтина, если я тебе говорю, что я ни хрена не знаю, это значит, что я ни хрена не знаю. Смотри, на кого я похож!
Тони отбросил коробки и показал Четтине рубашку, забрызганную кровью.
– Ты ранен?! – Четтина прикрыла рот ладонью.
– Да не ранен я!
– Переоденься скорее!
Тони уставился на нее, всем своим видом говоря: а я что собираюсь сделать?
– А этот… Ну, тот, который убил Нуччо, это он привез тебя домой? – Четтина смотрела в ту сторону, куда ушел Пиппино.
– Он самый.
– А почему он тебя не убил?
– Он сказал, что если убьет меня, то должен будет убить и тебя, и Рози, Алессию, Минди и всех остальных. Поэтому он велел мне молчать, потому что, если я не буду молчать, он вернется и прикончит нас всех.
– Но почему же он привез тебя домой? Тони повернулся к жене:
– Ступай и спроси у него, Четтина.
Четтина прикусила руку. Только сейчас до нее, кажется, постепенно начал доходить весь кошмар случившегося.
– Черт бы тебя побрал, так я и знала, что добром это не кончится!
– Четтина, я должен сказать тебе одну вещь… – Тони застегивал ремень.
– Что еще?!
– У меня такое впечатление, что это я убил Нуччо.
– То есть как это ты? – Глаза у Четтины вылезли на лоб.
– А я откуда знаю!
– Что значит – я откуда знаю?
– То и значит, Четтина.
– Твою мать, Тото!
Тони смотрел на жену.
Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз называла его Тото.
– Он напал на меня. Что мне оставалось делать?
Тони надел свежую рубашку.
– А тот, другой?
– Он пришел позже…
– Так это ты его убил?
– Я же тебе сказал, что не знаю точно, Четтина. Может, этот тип его добил… Я же не соображал ничего.
– Меня сейчас вырвет, Тони!
– Подожди, не время! – Тони застегивал рубашку. Пошарив в бардачке, достал сигарету. Закурил и уставился в окно. – Надо что-то придумать.
– А что тут можно сделать? – подняла брови Четтина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Четтина смотрела на него разинув рот:
– Как это запрятала? Никуда я их не прятала! Тони замахал руками и затряс головой.
Четтина испугалась.
– Как это ты не прятала миндальные пирожные? Значит, у нас в доме вообще не осталось миндальных пирожных?
Ну вот, взбесился! А когда Тони взбешен, знала Четтина, с ним невозможно разговаривать: скажет что-то и убежит, подумает, опять прибежит, выругается и снова убегает. Как будто дьявол дергал его за невидимые нити.
Пиппино обсыхал на солнышке, расположившись на большом камне и покуривая. Компанию ему составляли две гулявшие по берегу хромые чайки.
Тони в глубокой задумчивости сидел в машине. Он с такой силой захлопнул дверцу своего оранжевого 127-го «фиата», что резиновый кружок-ароматизатор в форме руля, висевший на зеркале заднего вида, долго мотался из стороны в сторону. Тони повернул ключ зажигания, и машина рванула с места. На скорости Тони пересек окружную дорогу. Поглядывая то вправо то влево, он взмахом руки останавливал мешающие его движению автомобили, хотя на дороге их попадалось всего ничего. Людей тем более было не видно. На своих двоих через окружную никто не ходит, это слишком опасно, и потому над дорогой построен пешеходный переход.
Вцепившись в руль, крытый синей замшей, Тони повторял: «Не могу в это поверить! Не могу поверить, что миндальные пирожные закончились, что в моем доме закончилась миндальные пирожные…»
Пиппино поднялся. Проверил, высохли ли трусы. Посмотрел на часы. Взял с камня брюки и стал одеваться, стараясь не потерять равновесие.
В «Миндальной пасте Скали» Нуччо в спадающих штанах, согнувшись пополам, волок за ноги тело дяди Сала. Он кружил и кружил по второму этажу, в поисках укромного места, куда можно засунуть труп. Нуччо хорошо сознавал, что дядя Сал мертв, – не столько потому, что из горла у него торчала стрела от арбалета, сколько потому, что тот позволял себя тащить и не устраивал ему головомойку.
Тони резко затормозил и поставил машину под углом к тротуару перед зданием на проспекте Италии. Пару минут он сидел неподвижно, задумчиво глядя перед собой и качая головой. Затем наклонился и взял с правого сиденья брелок для ключей в форме слона на постаменте – символа Катании. Наконец он вышел из машины и, позвякивая связкой в поисках нужного ключа, двинулся к двери из стекла и надраенной латуни с вырезанными на ней двумя сплетенными буквами С.
Тони нагнулся к замочной скважине. Открыл дверь. Вошел внутрь. Быстро подошел к столу синьорины Нишеми. Остановился. Отошел назад. Осмотрелся. Снова подошел к столу. Взял пудреницу. Открыл. Понюхал. Улыбнулся. Взял флакончик с лаком для ногтей. Посмотрел на просвет. Вернул на место. Взял пилку для ногтей. Долго ее изучал. Вспомнил о ногтях синьорины Нишеми и бросил пилку на стол.
Этажом выше Нуччо услышал звук звякнувшей о столешницу пилки. Он замер, настороженно оглянулся и поддернул штаны.
Тони быстро шагал к двери, ведущей в подвал. Зажег свет, спустился по лестнице. На полках аккуратными рядами тянулись груды коробок с миндальными пирожными. Он взял одну, две, три. Потом поставил коробки на место, взял упаковку из десяти коробок и, стараясь не упасть, пошел к лестнице. Носом клюнул выключатель, гася свет, и мелкими шажками направился к выходу.
– Ты кто?
От испуга Тони уронил упаковку. Повернувшись, он увидел Нуччо.
– Нуччо!
– А-а, это ты, Тони!
Какого хрена Нуччо делает в «Миндальной пасте», да еще в воскресенье?
– Дядя Сал наверху?
– Кто?
Странный он какой-то, опять небось наркоты нажрался! Тони медленно отступал к двери.
Нуччо наступал.
– А… Дон Скали? А, да… Он сейчас придет. Пошел закончить одно дельце, сказал, скоро вернется…
Скоро вернется! Так я и поверил, что дядя оставил тебя одного в доме! Расскажи эту хренъ своей сестре, идиот!
Тони продолжал пятиться.
– Ну, тогда ладно… Скажи ему, что мне понадобились пирожные для барбекю. Передашь?
– Как только вернется, сразу передам.
– Ну, я пошел…
– А пирожные не возьмешь?
Тони посмотрел на валяющуюся на полу упаковку с миндальными пирожными.
В это мгновение Нуччо бросился на него и опрокинул на стол синьорины Нишеми.
Пиппино подошел к двери «Миндальной пасты Скали». Быстро оглядел обе стороны проспекта Италии. Перевел взгляд на замок и увидел, что из него свисают ключи на брелоке в виде слона. Вытащил сицилийский нож и бесшумно скользнул в дверь.
Сцена, представшая его взору, привела бы в замешательство кого угодно, но только не его, Пиппино, Олеандра дона Лу Шортино. Тони сидел верхом на Нуччо, лежавшем уткнувшись мордой в письменный стол синьорины Нишеми. Одной рукой он рвал волосы с башки Нуччо, а кулаком другой колотил его, вереща, как торговка рыбой: «Не-е-ет! Ты не убьешь меня! Что я тебе сделал? Нет! Ради бога! У меня жена и дети! Жена и дети!»
При виде Пиппино Тони замер.
Пиппино подошел поближе.
Тони спрыгнул с Нуччо. Посмотрел на нож в руке Пиппино, потом на пилку для ногтей, зажатую в его собственном кулаке. Весь забрызганный кровью, он упал на колени и зарыдал.
– Не-е-ет! Что я вам всем сделал? Я здесь ни при чем! Пожалейте меня, прошу вас, пожалейте!
Пиппино нагнулся и осмотрел Нуччо. Тот уже не дышал.
Не удостоив Тони лишним взглядом, Пиппино поднялся на второй этаж и обнаружил бездыханное тело дяди Сала, распластанное на полу с широко раскинутыми руками и торчащей из горла стрелой.
Нагнувшись, внимательно рассмотрел стрелу.
Что за хренъ здесь случилась?!
Поднялся на ноги, отряхнул брюки и по лестнице пошел вниз.
Тони все еще стоял на коленях, не в силах прийти в себя.
– Твоя работа? – спросил Пиппино, показывая на второй этаж.
– Нет! Прошу вас, не надо! Я только хотел взять миндальных пирожных… Миндальных пирожных… Я здесь ни при чем… Ни при чем!
– Вставай.
– Что?
– Вставай, говорю, уходим.
– Что?
– Уходим, я сказал.
Тони встал. Посмотрел на мертвого Нуччо, уткнувшегося носом в стол синьорины Нишеми.
– Ты кто? Что там случилось? – спросил он.
– Почему ты убил своего дядю?
– Чтооо?!
Пиппино посмотрел на Нуччо.
– Ладно, проехали. Пошли.
Тони окончательно перестал что-либо понимать.
– Пирожные.
– Что – пирожные?
– Пирожные. Ты разве не за ними приходил?
Тони посмотрел на упаковку.
– Да…
– Ну так бери их.
Как-то утром в салон Тони пришел муж синьоры Ло Джаконо. Тони поздоровался с ним и показал, где можно сесть и подождать, пока он закончит трудиться над прической его жены. В ответ синьор Ло Джаконо, ни слова не говоря, так заехал ему кулаком в челюсть, что Тони пришел в себя только спустя четверть часа.
Все послеобеденное время он провел в полосатом кресле, глядя в пустоту, и напрасно Агатино пытался встряхнуть его, бранясь и крича, словно ужаленный тарантулом.
Сейчас Тони чувствовал себя примерно так же.
– На мой взгляд, вы здесь абсолютно ни при чем, – сказал Пиппино, переходя на «вы».
Сидя за рулем оранжевого 127-го «фиата», Пиппино медленно вел машину. Машина чужая, и он старался аккуратно переключать скорости.
– По-моему, там вообще ничего не случилось, тем более что вас даже и близко не было.
Тони с видом идиота смотрел на него из-под опущенных век.
Неожиданно Пиппино с такой силой вдавил тормоз, что из упаковки посыпались коробки с пирожными.
– Потому что, если вы не уясните себе этого сейчас, пройдет год, или два, или десять лет, но я к вам приду, я найду вас и всех перережу, одного за другим, вы меня понимаете? Лучше вам нас не беспокоить. Тогда и мы вас не потревожим. Потому что в противном случае я буду вынужден убить вас, ваших жен, а также ваших детей и внуков!
Идиотское недоумение на физиономии Тони сменилось ужасом.
– Кажется, что-то с глушителем, – обронил Пиппино. – Ну и машина у вас, чтобы ей пусто было! Кстати, да будет известно вашей светлости, у меня есть права на вождение бетоновоза.
Пиппино переключился на первую скорость, и машина еле поползла.
– Куда дальше? – спросил он, тормозя на перекрестке.
– Туда, на круг… – прошептал Тони.
Возле дома Тони Пиппино аккуратно припарковал машину впритирку к тротуару. Вылез наружу, одернул пиджак и ушел. Пешком, как и пришел. Тони провожал его взглядом до тех пор, пока он не исчез за поворотом кольцевой дороги, словно Тони Баретта в переулках грязного нью-йоркского квартала.
– Что случилось? Кто это был?
Тони резко повернулся и увидел Четтину, которая смотрела на него из окна.
– Ты привез эти чертовы пирожные? Неси скорей, гости заждались.
– Четтина, – прошептал Тони, – будь добра, вынеси мне брюки и рубашку.
– Ты что, прямо в машине будешь переодеваться? – Четтина завертела головой, проверяя, нет ли на улице прохожих.
– Четтина, пожалуйста, не затевай сейчас никаких споров. Прошу тебя, принеси мне брюки и рубашку.
– Не валяй дурака, Тони. Давай пирожные, потом поднимешься и переоденешься дома.
– Четтина! – взорвался Тони.
Четтина исчезла в комнате, ругаясь и всплескивая руками.
– Да иду я, иду!.. Совсем стал психом с этими американцами!
Когда она принесла к машине брюки и рубашку, Тони сурово скомандовал:
– Садись!
– В машину?
– Садись, я сказал! – в его голосе звучал металл.
– Сажусь, сажусь. – Четтина обошла машину и уселась рядом с Тони. – Что дальше?
– Дядю Сала убили, – коротко сообщил Тони.
Четтина широко распахнула глаза, разинула рот и застыла, утратив дар речи.
– Только что, в «Миндальной пасте».
– Ты был там? – содрогнулась Четтина. Тони кивнул.
– И кто это сделал?
– А я почем знаю! Я вошел в магазин, тихо взял пирожные, и тут вдруг появляется Нуччо и нападает на меня! Он и меня хотел прикончить!
– Нуччо хотел тебя убить?! За что? Это он убил дядю Сала?
Четтина подскочила на сиденье.
– Хрен его знает, Четтина, он или не он!
– И что сделал ты?
– Да ни хрена я не сделал! Внезапно появился какой-то тип, потом я гляжу, а Нуччо уже лежит мертвый!
– Лежит мертвый? И кто этот тип?
– Да ты его только что видела. Четтина, если я тебе говорю, что я ни хрена не знаю, это значит, что я ни хрена не знаю. Смотри, на кого я похож!
Тони отбросил коробки и показал Четтине рубашку, забрызганную кровью.
– Ты ранен?! – Четтина прикрыла рот ладонью.
– Да не ранен я!
– Переоденься скорее!
Тони уставился на нее, всем своим видом говоря: а я что собираюсь сделать?
– А этот… Ну, тот, который убил Нуччо, это он привез тебя домой? – Четтина смотрела в ту сторону, куда ушел Пиппино.
– Он самый.
– А почему он тебя не убил?
– Он сказал, что если убьет меня, то должен будет убить и тебя, и Рози, Алессию, Минди и всех остальных. Поэтому он велел мне молчать, потому что, если я не буду молчать, он вернется и прикончит нас всех.
– Но почему же он привез тебя домой? Тони повернулся к жене:
– Ступай и спроси у него, Четтина.
Четтина прикусила руку. Только сейчас до нее, кажется, постепенно начал доходить весь кошмар случившегося.
– Черт бы тебя побрал, так я и знала, что добром это не кончится!
– Четтина, я должен сказать тебе одну вещь… – Тони застегивал ремень.
– Что еще?!
– У меня такое впечатление, что это я убил Нуччо.
– То есть как это ты? – Глаза у Четтины вылезли на лоб.
– А я откуда знаю!
– Что значит – я откуда знаю?
– То и значит, Четтина.
– Твою мать, Тото!
Тони смотрел на жену.
Прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз называла его Тото.
– Он напал на меня. Что мне оставалось делать?
Тони надел свежую рубашку.
– А тот, другой?
– Он пришел позже…
– Так это ты его убил?
– Я же тебе сказал, что не знаю точно, Четтина. Может, этот тип его добил… Я же не соображал ничего.
– Меня сейчас вырвет, Тони!
– Подожди, не время! – Тони застегивал рубашку. Пошарив в бардачке, достал сигарету. Закурил и уставился в окно. – Надо что-то придумать.
– А что тут можно сделать? – подняла брови Четтина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30