Откуда-то из глубин его всклокоченной бороды выплыла лукавая улыбка.
Да, сомнений быть не могло, это был доктор: так улыбаться мог только он. Сергей едва сдержался, чтобы не обнять своего старого друга.
— З-забери свой аппарат, — снова проворчал «пьяница» голосом изрядно накачавшегося бродяги. — Не работает ни хрена.
Сергей машинально взял у него зажигалку — и почувствовал, как в руке хрустнул крохотный клочок бумаги. Записка!
— Там все написано, — прошептал доктор своим обычным голосом. — А теперь уходи.
Сергей послушно зашагал прочь.
Он ликовал — если, конечно, был еще способен на это чувство после всего, что с ним случилось за последние два дня. Теперь он не один, теперь рядом будет человек, на плечо которого он всегда сможет опереться.
Сергей осторожно огляделся. Слежки видно не было. Однако Свирскому он не верил, ни единому его слову, в том числе и обещанию снять наблюдение за ним и его квартирой. Возможно, сейчас, в это самый момент за ним наблюдает пара холодных глаз, а кинокамера фиксирует каждое его движение. Доктор прекрасно понимал это — отсюда и весь этот маскарад с переодеванием.
Записка жгла его ладонь. Ему не терпелось узнать ее содержание. Быстро свернув в полумрак чужого подъезда, он развернул скомканный клочок и жадно впился в него глазами.
Гостиница «Алтай», номер 517. Сегодня, в 22.00. Жду.
Так это же в двух шагах от его дома! Он будет там. Будет — вопреки проискам всех Свирских и Орловых вместе взятых. Найдет способ оторваться от возможного «хвоста» — но к десяти вечера он обязательно будет в номере 517. В лепешку расшибется, но будет.
Сергей сжег записку. А когда через два часа он вернулся домой, «пьяницы» у подъезда уже не было.
В семь Павел привез вещи Ларисы и тут же уехал.
Глава вторая
Не успел он переступить порог гостиничного номера, как оказался в объятиях доктора.
— Чертовски рад тебя видеть, мужик! — расплылся в широкой улыбке тот. — Проходи.
Сергей расположился в предложенном ему кресле. Он чувствовал себя страшно уставшим, особенно теперь, когда мог позволить себе расслабиться в обществе надежного друга.
— Коньячку тяпнешь? — предложил доктор.
Сергей покачал головой.
— Завязал. Подчистую.
— Пять капель? За встречу?
— Ни капли. Все, сухой закон.
Доктор удивленно покачал головой.
— Да-а, видать, крепко тебя жизнь-то шибанула. Покрепче, поди, чем там, в Огнях.
— Да уж крепче некуда, — мрачно ответил Сергей, отводя глаза от пристального взгляда доктора.
— Та-ак. Ну ладно, рассказывай. Со всеми подробностями, как на исповеди. Мы теперь с тобой в одной упряжке, и секретов друг от друга у нас быть не должно.
— Вряд ли тебе понравится мой рассказ, — сказал Сергей. — Похоже, я увяз в этом дерьме по самые уши. И чем дальше, тем хуже. Боюсь, нам не одолеть этих подонков — слишком они сильны. Подумай, может быть, тебе не стоит во все это ввязываться? Пока еще не поздно. Слишком уж крутая здесь каша заваривается.
Доктор, сощурив глаза, усмехнулся. Не спеша закурил.
— А теперь послушай, что я тебе скажу. Не для того я сюда приехал, чтобы смотреть, как ты сопли на кулак мотаешь. И я не хуже твоего знаю, какая тут каша заваривается. Уже заварилась. И не только здесь. К твоему сведению, тот мой знакомый из Огневского городского УВД три дня назад найден у себя дома с пулей в затылке. Да-да, и не надо на меня смотреть такими глазами. Надеюсь, ты догадываешься, чьих рук это дело. А у него остались жена и трое ребятишек.
Сергей до боли стиснул зубы и с силой стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
Доктор продолжал, в упор глядя на друга:
— Беспокоишься за мою шкуру? Так вот, я, к твоему сведению, знаю уже достаточно, чтобы тоже схлопотать пулю. Так что ты зря думаешь, что я могу остаться в стороне. Не-ет, мужик, это наше с тобой общее дело. Ответь, тебе нужна моя помощь?
— Нужна. Однако я не хочу подставлять тебя под удар.
— Посмотрите-ка на него! Какое благородство! Принц датский, да и только! — доктор распалялся все больше и больше. — Он, видите ли, не хочет подставлять меня под удар! Тогда какого хрена мне писал?
Сергей поднял глаза. В его взгляде было столько боли и страдания, что доктор невольно осекся.
— Ну что с тобой, Серега? — мягко спросил он. — Выдохся? Устал? За дочку душа болит? Так мы ее вызволим, клянусь!
— Болит, Коля, — тихо отозвался Сергей. — Так болит, что… Понимаешь, ведь это еще не все. — Он сделал паузу. — Они убили мою жену.
Доктор неслышно отошел к окну и долго смотрел в ночную тьму. Затем вернулся к Сергею и осторожно, словно боясь причинить боль, положил ему руку на плечо.
— Жизнь ведь на этом не кончается, правда? — чуть слышно, почти шепотом, произнес он. — Жить-то все равно надо, Серега. Жизнь — тяжкое бремя, которое никто, кроме тебя, нести не будет. Куда же от нее денешься, от жизни-то? Поставить на ней крест, плюнуть на все, отдаться на произвол судьбы — это, знаешь ли, проще всего. А ты попробуй плыть против течения, попробуй сопротивляться. Как там у Макаревича: «Не стоит прогибаться под обманчивый мир». Очень правильные, кстати, слова. Болит, говоришь, душа? Она и должна болеть, иначе грош бы была тебе цена. На то и я здесь, чтобы помочь тебе справиться со всем этим дерьмом. Вместе мы их одолеем, вот увидишь. — Голос его окреп, стал тверже, увереннее. — Ты, главное, держись, Серега, не раскисай, соберись с силами, возьми себя в руки; это сейчас тяжело, потом легче будет. Тебе сейчас нужно помнить только одно: этим мерзавцам нельзя давать ни одного шанса на будущее. Они лишили себя права на жизнь. Все, баста, они свою игру сделали, теперь наш ход. И мы не имеем права проиграть. Не имеем, понимаешь, хотя бы потому, что на карту поставлена жизнь твоей дочери. Твоя жизнь, в конце концов. — Он сделал небольшую паузу и добавил: — Мне очень жаль, друг, что все так получилось. Очень жаль.
Доктор достал две сигареты, одну сунул себе в рот, а вторую предложил Сергею. Тот молча взял. Они закурили, и минут пять в комнате царила тишина. Докурив сигарету, Сергей встал, прошелся по комнате, остановился.
— Ты, наверное прав, — нарушил он молчание, — я действительно немного раскис. Столько всего сразу навалилось… Это пройдет. Я ведь прекрасно все понимаю. И готов драться до конца.
— До победного конца, — уточнил доктор.
В глазах Сергея вспыхнул огонь.
— До победного конца, — повторил он твердо. — Этим мерзавцам нет места на земле. За все, что они сделали, за все, что еще собираются сделать, они получат сполна. Заплатят собственной жизнью. Иного выбора у нас нет. Либо мы, либо они.
— Вот это другой разговор, — улыбнулся доктор. — Вот таким ты мне по нраву. — Он протянул руку. Сергей крепко ее пожал. — Вместе?
— Вместе.
— До конца?
— До конца.
— До победы?
— До победы.
— Тогда давай к делу. Рассказывай. Мне необходимо знать все, до самых мельчайших подробностей. А потом вместе подумаем, что нам предпринять.
Однако Сергей так и не успел ничего рассказать. Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел незнакомый человек весьма необычной наружности.
Глава третья
Вошедший был высоким, крепким, хорошо сложенным и принадлежал явно к так называемым «лицам кавказской национальности». Национальные черты его были ярко выражены: орлиный профиль, густая черная шевелюра, иссиня-черная растительность, покрывавшая добрую половину смуглого лица, характерный для южанина блеск в глазах — все это свидетельствовало о том, что незнакомец был типичным представителем далеких Кавказских гор.
— Все чисто, — сказал он, обращаясь к доктору, без какого-либо намека на кавказский акцент. — «Хвоста» нет.
— Отлично, Абрек, — кивнул доктор.
Сергей переводил недоуменный взгляд с одного на другого и ничего не понимал.
Доктор, перехватив взгляд друга, хитро прищурился.
— Я вижу, Абрек произвел на тебя должное впечатление, — смеясь, сказал он. — Позволь представить тебе Абрека, моего старого друга еще по Чеченской войне. Кстати, Абрек — коренной чеченец. А чтобы тебе совсем все стало ясно, сразу же сообщу, что работать мы будем вместе, то есть втроем. Можешь ему полностью доверять.
Сергей, все еще пребывающий в состоянии крайнего удивления, обменялся с чеченцем рукопожатием. Рука у Абрека была большая, крепкая, сильная.
— У Абрека вполне конкретная миссия, — продолжал доктор, когда они втроем уселись вокруг небольшого обеденного стола. — Его задача — спасти твою дочь, Сергей.
Сергей удивленно вскинул брови и более внимательно пригляделся к странному кавказцу. Тот сидел неподвижно, словно мумия или медитирующий йог, и никак не реагировал на слова доктора.
— Да-да, именно спасти твою дочь, ни много ни мало. Можешь быть уверен: он ее спасет. Вытащит из этого волчьего логова, из этого гадюшника. Абрек — мастер своего дела, настоящий профессионал.
Час от часу не легче! Какой-то кавказец самой что ни на есть бандитской наружности берется вызволить Катюшу из лап Орлова!
— Кофе будешь? — внезапно перевел разговор доктор.
— Не откажусь, — с готовностью кивнул Сергей.
Абрек встал.
— Я приготовлю, — коротко сказал он и вышел в соседнюю комнату.
— Откуда ты его взял? — шепотом спросил Сергей, с тревогой косясь в ту сторону, куда скрылся Абрек.
— С собой привез, откуда же еще! — улыбнулся доктор, тоже переходя на шепот. — Из самых Огней. Великолепный экземпляр, не правда ли?
— Не то слово! Где ты его откопал?
— О, это долгая история. Абрек — личность по-своему уникальная. Если хочешь знать, во время Чеченской кампании он возглавлял одну из групп боевиков в отряде Шамиля Басаева. Да-да, именно так, не делай такую удивленную мину. Так что я был совершенно искренен, когда говорил, что он — настоящий профессионал. Кстати, вместе с Басаевым Абрек участвовал в захвате заложников в Буденовске. Потом, после этих событий, отряд Басаева передислоцировался в один из районов Чечни. Там-то между Абреком и его командиром и произошел конфликт. Абрек открыто выступил против слишком жесткой, я бы сказал — жестокой, политики Басаева по отношению к российским военнопленным, отказавшись от участия в уничтожении русских солдат, попавших в плен. За что сам был приговорен к расстрелу за предательство национальных интересов «великой Чечни» и зеленого знамени ислама. Приговор был приведен в исполнение, и Абрек пал от руки своих же единоверцев и «братьев по оружию». Однако он родился под счастливой звездой: по странной прихоти судьбы Абрек остался жив. В тот же день российские части заняли это местечко, выбив банду Басаева. Вместе с ранеными в полевой госпиталь, который, к слову сказать, возглавлял тогда я, попал и Абрек. Тогда-то и пересеклись наши с ним пути-дорожки. Словом, через четыре месяца я сумел поставить его на ноги. Как-то само собой между нами завязалось некое подобие дружбы — насколько это возможно, конечно, в условиях военного времени между представителями двух враждующих сторон. Он был суров и молчалив, слова, бывало, из него не вытянешь. Однако, шаг за шагом, я узнал всю его историю. И понял, что, если я не вмешаюсь, судьба, на этот раз в лице российского военного командования, может обойтись с ним весьма и весьма сурово. Я неоднократно встречался с командиром части, с которым был в довольно-таки хороших отношениях, в надежде как-то повлиять на него и, в итоге, смягчить участь чеченского экс-боевика, однако каждый раз, когда я заводил об этом разговор, получал один и тот же непреклонный ответ: «Вопрос о его виновности будет решать суд». О том, какой приговор вынесет суд, я догадывался; по крайней мере, на снисходительность судей надежды было мало. Чудом избежав смерти от рук единоверцев, Абрек вполне мог получить «вышку» по решению российского суда. Я понимал, что это было бы верхом несправедливости. Понимал это и Абрек, однако с чисто восточным стоицизмом готовился принять свою судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Да, сомнений быть не могло, это был доктор: так улыбаться мог только он. Сергей едва сдержался, чтобы не обнять своего старого друга.
— З-забери свой аппарат, — снова проворчал «пьяница» голосом изрядно накачавшегося бродяги. — Не работает ни хрена.
Сергей машинально взял у него зажигалку — и почувствовал, как в руке хрустнул крохотный клочок бумаги. Записка!
— Там все написано, — прошептал доктор своим обычным голосом. — А теперь уходи.
Сергей послушно зашагал прочь.
Он ликовал — если, конечно, был еще способен на это чувство после всего, что с ним случилось за последние два дня. Теперь он не один, теперь рядом будет человек, на плечо которого он всегда сможет опереться.
Сергей осторожно огляделся. Слежки видно не было. Однако Свирскому он не верил, ни единому его слову, в том числе и обещанию снять наблюдение за ним и его квартирой. Возможно, сейчас, в это самый момент за ним наблюдает пара холодных глаз, а кинокамера фиксирует каждое его движение. Доктор прекрасно понимал это — отсюда и весь этот маскарад с переодеванием.
Записка жгла его ладонь. Ему не терпелось узнать ее содержание. Быстро свернув в полумрак чужого подъезда, он развернул скомканный клочок и жадно впился в него глазами.
Гостиница «Алтай», номер 517. Сегодня, в 22.00. Жду.
Так это же в двух шагах от его дома! Он будет там. Будет — вопреки проискам всех Свирских и Орловых вместе взятых. Найдет способ оторваться от возможного «хвоста» — но к десяти вечера он обязательно будет в номере 517. В лепешку расшибется, но будет.
Сергей сжег записку. А когда через два часа он вернулся домой, «пьяницы» у подъезда уже не было.
В семь Павел привез вещи Ларисы и тут же уехал.
Глава вторая
Не успел он переступить порог гостиничного номера, как оказался в объятиях доктора.
— Чертовски рад тебя видеть, мужик! — расплылся в широкой улыбке тот. — Проходи.
Сергей расположился в предложенном ему кресле. Он чувствовал себя страшно уставшим, особенно теперь, когда мог позволить себе расслабиться в обществе надежного друга.
— Коньячку тяпнешь? — предложил доктор.
Сергей покачал головой.
— Завязал. Подчистую.
— Пять капель? За встречу?
— Ни капли. Все, сухой закон.
Доктор удивленно покачал головой.
— Да-а, видать, крепко тебя жизнь-то шибанула. Покрепче, поди, чем там, в Огнях.
— Да уж крепче некуда, — мрачно ответил Сергей, отводя глаза от пристального взгляда доктора.
— Та-ак. Ну ладно, рассказывай. Со всеми подробностями, как на исповеди. Мы теперь с тобой в одной упряжке, и секретов друг от друга у нас быть не должно.
— Вряд ли тебе понравится мой рассказ, — сказал Сергей. — Похоже, я увяз в этом дерьме по самые уши. И чем дальше, тем хуже. Боюсь, нам не одолеть этих подонков — слишком они сильны. Подумай, может быть, тебе не стоит во все это ввязываться? Пока еще не поздно. Слишком уж крутая здесь каша заваривается.
Доктор, сощурив глаза, усмехнулся. Не спеша закурил.
— А теперь послушай, что я тебе скажу. Не для того я сюда приехал, чтобы смотреть, как ты сопли на кулак мотаешь. И я не хуже твоего знаю, какая тут каша заваривается. Уже заварилась. И не только здесь. К твоему сведению, тот мой знакомый из Огневского городского УВД три дня назад найден у себя дома с пулей в затылке. Да-да, и не надо на меня смотреть такими глазами. Надеюсь, ты догадываешься, чьих рук это дело. А у него остались жена и трое ребятишек.
Сергей до боли стиснул зубы и с силой стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
Доктор продолжал, в упор глядя на друга:
— Беспокоишься за мою шкуру? Так вот, я, к твоему сведению, знаю уже достаточно, чтобы тоже схлопотать пулю. Так что ты зря думаешь, что я могу остаться в стороне. Не-ет, мужик, это наше с тобой общее дело. Ответь, тебе нужна моя помощь?
— Нужна. Однако я не хочу подставлять тебя под удар.
— Посмотрите-ка на него! Какое благородство! Принц датский, да и только! — доктор распалялся все больше и больше. — Он, видите ли, не хочет подставлять меня под удар! Тогда какого хрена мне писал?
Сергей поднял глаза. В его взгляде было столько боли и страдания, что доктор невольно осекся.
— Ну что с тобой, Серега? — мягко спросил он. — Выдохся? Устал? За дочку душа болит? Так мы ее вызволим, клянусь!
— Болит, Коля, — тихо отозвался Сергей. — Так болит, что… Понимаешь, ведь это еще не все. — Он сделал паузу. — Они убили мою жену.
Доктор неслышно отошел к окну и долго смотрел в ночную тьму. Затем вернулся к Сергею и осторожно, словно боясь причинить боль, положил ему руку на плечо.
— Жизнь ведь на этом не кончается, правда? — чуть слышно, почти шепотом, произнес он. — Жить-то все равно надо, Серега. Жизнь — тяжкое бремя, которое никто, кроме тебя, нести не будет. Куда же от нее денешься, от жизни-то? Поставить на ней крест, плюнуть на все, отдаться на произвол судьбы — это, знаешь ли, проще всего. А ты попробуй плыть против течения, попробуй сопротивляться. Как там у Макаревича: «Не стоит прогибаться под обманчивый мир». Очень правильные, кстати, слова. Болит, говоришь, душа? Она и должна болеть, иначе грош бы была тебе цена. На то и я здесь, чтобы помочь тебе справиться со всем этим дерьмом. Вместе мы их одолеем, вот увидишь. — Голос его окреп, стал тверже, увереннее. — Ты, главное, держись, Серега, не раскисай, соберись с силами, возьми себя в руки; это сейчас тяжело, потом легче будет. Тебе сейчас нужно помнить только одно: этим мерзавцам нельзя давать ни одного шанса на будущее. Они лишили себя права на жизнь. Все, баста, они свою игру сделали, теперь наш ход. И мы не имеем права проиграть. Не имеем, понимаешь, хотя бы потому, что на карту поставлена жизнь твоей дочери. Твоя жизнь, в конце концов. — Он сделал небольшую паузу и добавил: — Мне очень жаль, друг, что все так получилось. Очень жаль.
Доктор достал две сигареты, одну сунул себе в рот, а вторую предложил Сергею. Тот молча взял. Они закурили, и минут пять в комнате царила тишина. Докурив сигарету, Сергей встал, прошелся по комнате, остановился.
— Ты, наверное прав, — нарушил он молчание, — я действительно немного раскис. Столько всего сразу навалилось… Это пройдет. Я ведь прекрасно все понимаю. И готов драться до конца.
— До победного конца, — уточнил доктор.
В глазах Сергея вспыхнул огонь.
— До победного конца, — повторил он твердо. — Этим мерзавцам нет места на земле. За все, что они сделали, за все, что еще собираются сделать, они получат сполна. Заплатят собственной жизнью. Иного выбора у нас нет. Либо мы, либо они.
— Вот это другой разговор, — улыбнулся доктор. — Вот таким ты мне по нраву. — Он протянул руку. Сергей крепко ее пожал. — Вместе?
— Вместе.
— До конца?
— До конца.
— До победы?
— До победы.
— Тогда давай к делу. Рассказывай. Мне необходимо знать все, до самых мельчайших подробностей. А потом вместе подумаем, что нам предпринять.
Однако Сергей так и не успел ничего рассказать. Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел незнакомый человек весьма необычной наружности.
Глава третья
Вошедший был высоким, крепким, хорошо сложенным и принадлежал явно к так называемым «лицам кавказской национальности». Национальные черты его были ярко выражены: орлиный профиль, густая черная шевелюра, иссиня-черная растительность, покрывавшая добрую половину смуглого лица, характерный для южанина блеск в глазах — все это свидетельствовало о том, что незнакомец был типичным представителем далеких Кавказских гор.
— Все чисто, — сказал он, обращаясь к доктору, без какого-либо намека на кавказский акцент. — «Хвоста» нет.
— Отлично, Абрек, — кивнул доктор.
Сергей переводил недоуменный взгляд с одного на другого и ничего не понимал.
Доктор, перехватив взгляд друга, хитро прищурился.
— Я вижу, Абрек произвел на тебя должное впечатление, — смеясь, сказал он. — Позволь представить тебе Абрека, моего старого друга еще по Чеченской войне. Кстати, Абрек — коренной чеченец. А чтобы тебе совсем все стало ясно, сразу же сообщу, что работать мы будем вместе, то есть втроем. Можешь ему полностью доверять.
Сергей, все еще пребывающий в состоянии крайнего удивления, обменялся с чеченцем рукопожатием. Рука у Абрека была большая, крепкая, сильная.
— У Абрека вполне конкретная миссия, — продолжал доктор, когда они втроем уселись вокруг небольшого обеденного стола. — Его задача — спасти твою дочь, Сергей.
Сергей удивленно вскинул брови и более внимательно пригляделся к странному кавказцу. Тот сидел неподвижно, словно мумия или медитирующий йог, и никак не реагировал на слова доктора.
— Да-да, именно спасти твою дочь, ни много ни мало. Можешь быть уверен: он ее спасет. Вытащит из этого волчьего логова, из этого гадюшника. Абрек — мастер своего дела, настоящий профессионал.
Час от часу не легче! Какой-то кавказец самой что ни на есть бандитской наружности берется вызволить Катюшу из лап Орлова!
— Кофе будешь? — внезапно перевел разговор доктор.
— Не откажусь, — с готовностью кивнул Сергей.
Абрек встал.
— Я приготовлю, — коротко сказал он и вышел в соседнюю комнату.
— Откуда ты его взял? — шепотом спросил Сергей, с тревогой косясь в ту сторону, куда скрылся Абрек.
— С собой привез, откуда же еще! — улыбнулся доктор, тоже переходя на шепот. — Из самых Огней. Великолепный экземпляр, не правда ли?
— Не то слово! Где ты его откопал?
— О, это долгая история. Абрек — личность по-своему уникальная. Если хочешь знать, во время Чеченской кампании он возглавлял одну из групп боевиков в отряде Шамиля Басаева. Да-да, именно так, не делай такую удивленную мину. Так что я был совершенно искренен, когда говорил, что он — настоящий профессионал. Кстати, вместе с Басаевым Абрек участвовал в захвате заложников в Буденовске. Потом, после этих событий, отряд Басаева передислоцировался в один из районов Чечни. Там-то между Абреком и его командиром и произошел конфликт. Абрек открыто выступил против слишком жесткой, я бы сказал — жестокой, политики Басаева по отношению к российским военнопленным, отказавшись от участия в уничтожении русских солдат, попавших в плен. За что сам был приговорен к расстрелу за предательство национальных интересов «великой Чечни» и зеленого знамени ислама. Приговор был приведен в исполнение, и Абрек пал от руки своих же единоверцев и «братьев по оружию». Однако он родился под счастливой звездой: по странной прихоти судьбы Абрек остался жив. В тот же день российские части заняли это местечко, выбив банду Басаева. Вместе с ранеными в полевой госпиталь, который, к слову сказать, возглавлял тогда я, попал и Абрек. Тогда-то и пересеклись наши с ним пути-дорожки. Словом, через четыре месяца я сумел поставить его на ноги. Как-то само собой между нами завязалось некое подобие дружбы — насколько это возможно, конечно, в условиях военного времени между представителями двух враждующих сторон. Он был суров и молчалив, слова, бывало, из него не вытянешь. Однако, шаг за шагом, я узнал всю его историю. И понял, что, если я не вмешаюсь, судьба, на этот раз в лице российского военного командования, может обойтись с ним весьма и весьма сурово. Я неоднократно встречался с командиром части, с которым был в довольно-таки хороших отношениях, в надежде как-то повлиять на него и, в итоге, смягчить участь чеченского экс-боевика, однако каждый раз, когда я заводил об этом разговор, получал один и тот же непреклонный ответ: «Вопрос о его виновности будет решать суд». О том, какой приговор вынесет суд, я догадывался; по крайней мере, на снисходительность судей надежды было мало. Чудом избежав смерти от рук единоверцев, Абрек вполне мог получить «вышку» по решению российского суда. Я понимал, что это было бы верхом несправедливости. Понимал это и Абрек, однако с чисто восточным стоицизмом готовился принять свою судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49