Затем в свою очередь осведомился, может ли он идти домой, на что также получил неохотную, но положительную устную резолюцию.
Оставив в отделении Рудина, неспособного оторваться как от пойманного мошенника, так и от приехавшего майора, Шкандыбаев отправился проведать родимую квартиру.
Закрыв дверь правоохранительного учреждения, напоследок расслышал донесшийся скозь сталь перегородок требовательный выкрик рыботорговца. В выкрике звучал вопрос о нынешнем нахождении средств пострадавшего «Каймана».
По пути в метро, упорно прикрывая углом воротника травмированный глаз, Шкандыбаев размышлял о том, что с обменом купюры его, конечно же, объегорили, однако обмен, к удовлетворению сторон, состоялся, а значит, бандиты наверняка списали его долг, и теперь следует думать исключительно о служении новому энергичному шефу, восстанавливающему свои финансовые силы.
Увы, в выводах своих Шкандыбаев заблуждался.
На пятачке возле подъезда, его, мелко и блеюще заголосившего, как старого козла на бойне, подхватили под локотки уже знакомые исчадия страшной банды, запихнули в автомобиль, и помчал автомобиль жутким маршрутом – к логову гангстеров, где вновь распахнулась перед Шкандыбаевым дверца, ведущая также в изученную до подробностей арматурную клеть.
Незамедлительно возле клети объявился главный толстый бандит.
Выглядел бандит обрюзгшим, устало-расплывшимся, даже несчастным, однако никакого сочувствия его вид в Шкандыбаеве не вызвал. Тем более, продемонстрировав узнику машинку для ампутации пальцев, бандит в грязных выражениях призвал незаконно похищенного к исповеди.
Исповедь началась с вопроса:
– Где шеф этой, сука, «Ставриды»?!
Узнав, что шеф «Ставриды» попался в стальные щупальца РУБОПа, наглядно отображенные на эмблеме этой организации, злодей пригорюнился, записал адрес отделения милиции, в которое поместили задержанного, а после пробурчал:
– С тобой будем работать долго… Очень долго! Выясним все на генном уровне, усек? И если ты в доле с кидалами… Да по-любому, должок твой теперь – о-го-го! Всю жизнь на меня пахать будешь! Квартиру – продашь! Завтра привезу нотариуса, все оформим! И попробуй учуди чего!
– Но…
– Сюда слушай! Жить будешь у меня. В будке собачьей, на цепи. Это – в лучшем варианте. В худшем – чеченам тебя переправлю в рабство. А в самом худшем – я тебя съем! И будешь удобрением на моем газоне! Э-э-э!!! – внезапно взревел он, призывая свою челядь. – Чего этот хрен тут балдеет?! Может, ему еще номер в «Савое» снимем?! В колодец падлу! На ночь! Пусть привыкает… – Посмотрел на часы, добавил ворчливо в сторону подчиненных: – Буду завтра днем… Все!
Шкандыбаеву в грубой форме было велено покинуть помещение.
Пленника вывели на территорию небольшой автостоянки, указывая дорогу хамскими толчками в спину, завели за вагончик-времянку, обвязали запястья капроновым буксировочным тросом.
Поодаль что-то грохнуло об асфальт, и, ориентируясь на звук, Шкандыбаев увидел сдернутую с пазов чугунную крышку канализационного люка.
– Лезь! – последовала команда.
Страхуемый тросом, врезавшимся в запястья, нелепо суча ногами, Шкандыбаев был опущен извергами на дно глубокого, темного колодца.
– Отвязывай веревку! – донесся из голубого далекого кружочка над головой приглушенный приказ, и, кое-как выдернув ободранные кисти рук из жестких пут, Шкандыбаев приказ исполнил.
Канат дернулся, разметенный его кончик скользнул в вышину, скрылся, а затем в сторону обитателя колодца слетела, ухнув, драная дворницкая доха.
– Грейся, крот! – донеслось напутствие, и вслед за тем тяжко опустилась на надлежащее место чугунная крышка и в тесном пространстве воцарилась зловещая темнота.
На какое-то время, показавшееся Шкандыбаеву вечностью, он впал в омертвелое оцепенение, растворившись в окружившей его холодной черноте.
Из оцепенения его вырвал странный, прошедший по телу мурашками шорох – то ли причудившийся, то ли действительно явный…
«Крысы! – обожгла сознание ужасная догадка. – Сожрут!»
Ухватив за ворот доху, Шкандыбаев совершил ею вращательное движение, отпугивая таким образом вероятных плотоядных, а после изнеможденно опустился на ледяной бетонный пол.
И тут все существо его обуяла неукротимая тяга к свободе и к жизни, которая существовала там, в недостижимой вышине, за чугунным покровом…
И он решился.
Откинул в сторону доху, снял носки и ботинки. Притулился к стене колодца, поерзал, находя соответствие собственным формам в изгибе стены, затем уперся голыми стопами в щербатую кирпичную кладку и какими-то немыслимыми рывками начал перемещать тело по вертикали.
Несколько раз он срывался, падая на плохо амортизирующую доху, однако в искусстве колодцелазания он обретал известные навыки, ибо, судя по болезненности и ослепленности последнего падения, произошло оно с высоты значительной.
в итоге бесконечных попыток подземный альпинист уперся макушкой в заградительный чугунный барьер и замер.
Любое неосторожное движение на сей раз сулило падение с трагическими увечьями.
Шкандыбаев собирал все силы организма для грандиозного подвига: поднятия шеей и, соответственно, затылком массы литого чугуна, общим весом превышающего половину центнера. При этом опорными точками в достижении рекорда являлись предательски дрожащие стопы ног, ободранные ладони, а также сакраментальная точка за номером пять – довольно обширная, однако куда менее чувствительная, нежели оголенные конечности, и обладающая, увы, значительной инерцией скольжения.
Кровавые круги плавали перед глазами Шкандыбаева, но – поддавался проклятый чугун, ерзал в пазах, поднимался на доли миллиметра, а по прошествии очередной вечности настал тот миг, когда беглец просунул пальцы в щель между крышкой и стальной окаемкой ямы.
Вот уже наружу вылезли руки, крышка сползла в сторону, морозный воздух наполнил бодрящей прохладцей легкие Шкандыбаева… совершив последнее немыслимое усилие, он выпростался наружу и упал на спину, глядя в черное беззвездное небо.
Было пять часов утра по московскому времени.
А в шесть часов утра в приемную РУБОПа под матерный крик возмущенного левака, нагло оставленного без мзды, постучался диковатого вида человек в мятом лиловом костюме, с такого же цвета лиловыми ступнями босых ног, с синяком под глазом и запекшейся коростой кровавых ссадин на затылке.
Дежурные милиционеры, пытавшиеся выяснить цель визита странного человека, вразумительных объяснений от него не добились. Качая травмированным облысевшим черепом, человек твердил как заклинание фамилию Пакуро и покинуть РУБОП, дабы поехать домой и привести себя в порядок, категорически и с ужасом отказывался, взирая на милицейскую форму с таким же трепетом и надеждой, как на облачение ангелов-спасителей.
Милиционерам пришлось выдать раннему визитеру кирзовые казенные башмаки сорок седьмого размера, платяную щетку и препроводить его в туалет для омовения множественно покорябанной головы, извлечения из затылочной части цементных вкраплений, дезинфекции собачьего укуса (при преодолении забора автостоянки беглеца тяпнула сторожевая собака) и вообще для отправления естественных потребностей, позывов к которым Шкандыбаев отчего-то совершенно не испытывал.
Милицейские будни
Звонок Рудина из отделения милиции, куда доставили троих участников потасовки, заставил Пакуро поспешить к задержанным, кляня инициативного нетерпеливого рыботорговца, уверявшего, что все замечательно, лже-Гринько согласен выплатить долг, а потому приезжайте быстрее, дабы незамедлительно отправиться к хранилищу денежных средств аферистов.
Во всем абсурде такого подхода к развитию дальнейших событий существовал в словах Рудина и некоторый элемент здравого смысла, заключенный в «приезжайте быстрее». Отделение милиции – учреждение загадочное, с решениями парадоксальными, и потому гнал майор служебную машину с мигалкой по встречной полосе, огибая заторы, далекий от уверенности застать за решеткой пойманного жулика. И слышалось ему объяснение дежурного чина: граждане помирились и без каких-либо взаимных претензий спокойно разошлись…
Тогда – начинай зондировать вакуум по новому заходу! Ах, непоседа Рудин! Ведь предупреждали, ведь просили…
К огромному облегчению Пакуро, всю пламенную троицу он застал на месте, но о перипетиях предшествующих задержанию событий вначале расспросил заплаканных от злобного газа милиционеров, не обращая при этом внимания на настойчивые предложения радостного Рудина немедленно отправляться за обещанными деньгами.
Затем, узрев лже-Гринько среди толпившейся в «обезьяннике» разномастной публики, Пакуро оторопел.
Мошенник, чей лик отличала бледность и сосредоточенность, говорил по мобильному телефону.
– Телефон! – взвился Пакуро. – Отобрать!
И хотя телефон отобрали незамедлительно, майор, проклинавший разгильдяйство районных блюстителей порядка, обреченно понял: сообщники предупреждены, элемента внезапности в расследовании уже не будет, а следы с этой минуты начнут тщательно заметаться.
– Все на мази, он отдаст!.. – возбужденно бубнил за спиной рыботорговец. – Едем, чего там…
Отмахнувшись от настырного соискателя дензнаков, Пакуро вышел на улицу перекурить в ожидании уже выехавшего к нему Бориса.
У стоявшей рядом со стеной правоохранительного заведения передвижной автоцистерны деловито копались оснащенные всевозможными пластмассовыми бачками мелкие милицейские чины.
– С курением осторожнее, – предупредил Пакуро низкорослый сержант, вооруженный канистрой и шлангом. – Спирт…
– Откуда? – лениво спросил Пакуро.
– УЭП конфисковал. Левак… Канистра есть? – внезапно спросил охранник правопорядка.
– Ну… есть какая-то…
– Неси! В бачок омывателя зальешь, мороз по прогнозу. Вообще вещь ценная. В деревне – валюта!
– Понятно…
Майор вздохнул. Занимал его не дармовой спирт, а весьма насущные мысли о том, куда везти томящегося за решеткой мошенника. В этом отделении его не оставишь. Через час-другой сюда подъедут доверенные лица, начнутся определенного рода переговоры…
Из притормозившей возле крыльца машины выскочил Борис. С извечной беспечной улыбочкой вопросил:
– Куда везем шулера?
– Давай по месту регистрации фирмы, на юго-запад.
– Как он тебе, кстати?..
– По-моему, спроси его, сколько будет дважды два, и то начнет изворачиваться…
– Интересные люди – часть нашей профессии, – оптимистически заметил Борис.
С трудом отбившись от Рудина, умолявшего мчаться к заначкам аферистов с целью их изучения и так далее, Пакуро и Борис повезли задержанного в соседний округ.
По дороге Пакуро, рассматривая материалы дела, добродушно поинтересовался:
– Так вы, значит, никакой не Гринько, а Коваленко… Откуда сами-то?
– Из… Из Читы. Читинской области, вернее.
– Ага! И что в столице делаете?
– Вот… С вами общаюсь.
– И только? А у нас сведения, что открываете разного рода мошеннические предприятия, обналичиваете деньги…
– Мошенничество и финансовые трудности – категории разные, – веско заметил Гринько-Коваленко. – Приведу пример. Возьмите наши банки. Денег собрали со всего населения. И хрен кому их возвращают. А где банкиры? С вами в наручниках катаются? Нет. Очень хорошо себя чувствуют. Ограждены от посягательств. Аппетит не теряли, поглощают центнеры деликатесов, плавают с целью их вдумчивого переваривания в бассейнах личных особняков как на территории отечества, так и за границей. Далее. Обналичивание денег под закупку сельхозпродукции – благородный, общественно полезный акт…
– А как насчет поддельного паспорта на имя гражданина Гринько?
– А вы его видели, этот паспорт?
– Даже знаем формальную предысторию его исчезновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Оставив в отделении Рудина, неспособного оторваться как от пойманного мошенника, так и от приехавшего майора, Шкандыбаев отправился проведать родимую квартиру.
Закрыв дверь правоохранительного учреждения, напоследок расслышал донесшийся скозь сталь перегородок требовательный выкрик рыботорговца. В выкрике звучал вопрос о нынешнем нахождении средств пострадавшего «Каймана».
По пути в метро, упорно прикрывая углом воротника травмированный глаз, Шкандыбаев размышлял о том, что с обменом купюры его, конечно же, объегорили, однако обмен, к удовлетворению сторон, состоялся, а значит, бандиты наверняка списали его долг, и теперь следует думать исключительно о служении новому энергичному шефу, восстанавливающему свои финансовые силы.
Увы, в выводах своих Шкандыбаев заблуждался.
На пятачке возле подъезда, его, мелко и блеюще заголосившего, как старого козла на бойне, подхватили под локотки уже знакомые исчадия страшной банды, запихнули в автомобиль, и помчал автомобиль жутким маршрутом – к логову гангстеров, где вновь распахнулась перед Шкандыбаевым дверца, ведущая также в изученную до подробностей арматурную клеть.
Незамедлительно возле клети объявился главный толстый бандит.
Выглядел бандит обрюзгшим, устало-расплывшимся, даже несчастным, однако никакого сочувствия его вид в Шкандыбаеве не вызвал. Тем более, продемонстрировав узнику машинку для ампутации пальцев, бандит в грязных выражениях призвал незаконно похищенного к исповеди.
Исповедь началась с вопроса:
– Где шеф этой, сука, «Ставриды»?!
Узнав, что шеф «Ставриды» попался в стальные щупальца РУБОПа, наглядно отображенные на эмблеме этой организации, злодей пригорюнился, записал адрес отделения милиции, в которое поместили задержанного, а после пробурчал:
– С тобой будем работать долго… Очень долго! Выясним все на генном уровне, усек? И если ты в доле с кидалами… Да по-любому, должок твой теперь – о-го-го! Всю жизнь на меня пахать будешь! Квартиру – продашь! Завтра привезу нотариуса, все оформим! И попробуй учуди чего!
– Но…
– Сюда слушай! Жить будешь у меня. В будке собачьей, на цепи. Это – в лучшем варианте. В худшем – чеченам тебя переправлю в рабство. А в самом худшем – я тебя съем! И будешь удобрением на моем газоне! Э-э-э!!! – внезапно взревел он, призывая свою челядь. – Чего этот хрен тут балдеет?! Может, ему еще номер в «Савое» снимем?! В колодец падлу! На ночь! Пусть привыкает… – Посмотрел на часы, добавил ворчливо в сторону подчиненных: – Буду завтра днем… Все!
Шкандыбаеву в грубой форме было велено покинуть помещение.
Пленника вывели на территорию небольшой автостоянки, указывая дорогу хамскими толчками в спину, завели за вагончик-времянку, обвязали запястья капроновым буксировочным тросом.
Поодаль что-то грохнуло об асфальт, и, ориентируясь на звук, Шкандыбаев увидел сдернутую с пазов чугунную крышку канализационного люка.
– Лезь! – последовала команда.
Страхуемый тросом, врезавшимся в запястья, нелепо суча ногами, Шкандыбаев был опущен извергами на дно глубокого, темного колодца.
– Отвязывай веревку! – донесся из голубого далекого кружочка над головой приглушенный приказ, и, кое-как выдернув ободранные кисти рук из жестких пут, Шкандыбаев приказ исполнил.
Канат дернулся, разметенный его кончик скользнул в вышину, скрылся, а затем в сторону обитателя колодца слетела, ухнув, драная дворницкая доха.
– Грейся, крот! – донеслось напутствие, и вслед за тем тяжко опустилась на надлежащее место чугунная крышка и в тесном пространстве воцарилась зловещая темнота.
На какое-то время, показавшееся Шкандыбаеву вечностью, он впал в омертвелое оцепенение, растворившись в окружившей его холодной черноте.
Из оцепенения его вырвал странный, прошедший по телу мурашками шорох – то ли причудившийся, то ли действительно явный…
«Крысы! – обожгла сознание ужасная догадка. – Сожрут!»
Ухватив за ворот доху, Шкандыбаев совершил ею вращательное движение, отпугивая таким образом вероятных плотоядных, а после изнеможденно опустился на ледяной бетонный пол.
И тут все существо его обуяла неукротимая тяга к свободе и к жизни, которая существовала там, в недостижимой вышине, за чугунным покровом…
И он решился.
Откинул в сторону доху, снял носки и ботинки. Притулился к стене колодца, поерзал, находя соответствие собственным формам в изгибе стены, затем уперся голыми стопами в щербатую кирпичную кладку и какими-то немыслимыми рывками начал перемещать тело по вертикали.
Несколько раз он срывался, падая на плохо амортизирующую доху, однако в искусстве колодцелазания он обретал известные навыки, ибо, судя по болезненности и ослепленности последнего падения, произошло оно с высоты значительной.
в итоге бесконечных попыток подземный альпинист уперся макушкой в заградительный чугунный барьер и замер.
Любое неосторожное движение на сей раз сулило падение с трагическими увечьями.
Шкандыбаев собирал все силы организма для грандиозного подвига: поднятия шеей и, соответственно, затылком массы литого чугуна, общим весом превышающего половину центнера. При этом опорными точками в достижении рекорда являлись предательски дрожащие стопы ног, ободранные ладони, а также сакраментальная точка за номером пять – довольно обширная, однако куда менее чувствительная, нежели оголенные конечности, и обладающая, увы, значительной инерцией скольжения.
Кровавые круги плавали перед глазами Шкандыбаева, но – поддавался проклятый чугун, ерзал в пазах, поднимался на доли миллиметра, а по прошествии очередной вечности настал тот миг, когда беглец просунул пальцы в щель между крышкой и стальной окаемкой ямы.
Вот уже наружу вылезли руки, крышка сползла в сторону, морозный воздух наполнил бодрящей прохладцей легкие Шкандыбаева… совершив последнее немыслимое усилие, он выпростался наружу и упал на спину, глядя в черное беззвездное небо.
Было пять часов утра по московскому времени.
А в шесть часов утра в приемную РУБОПа под матерный крик возмущенного левака, нагло оставленного без мзды, постучался диковатого вида человек в мятом лиловом костюме, с такого же цвета лиловыми ступнями босых ног, с синяком под глазом и запекшейся коростой кровавых ссадин на затылке.
Дежурные милиционеры, пытавшиеся выяснить цель визита странного человека, вразумительных объяснений от него не добились. Качая травмированным облысевшим черепом, человек твердил как заклинание фамилию Пакуро и покинуть РУБОП, дабы поехать домой и привести себя в порядок, категорически и с ужасом отказывался, взирая на милицейскую форму с таким же трепетом и надеждой, как на облачение ангелов-спасителей.
Милиционерам пришлось выдать раннему визитеру кирзовые казенные башмаки сорок седьмого размера, платяную щетку и препроводить его в туалет для омовения множественно покорябанной головы, извлечения из затылочной части цементных вкраплений, дезинфекции собачьего укуса (при преодолении забора автостоянки беглеца тяпнула сторожевая собака) и вообще для отправления естественных потребностей, позывов к которым Шкандыбаев отчего-то совершенно не испытывал.
Милицейские будни
Звонок Рудина из отделения милиции, куда доставили троих участников потасовки, заставил Пакуро поспешить к задержанным, кляня инициативного нетерпеливого рыботорговца, уверявшего, что все замечательно, лже-Гринько согласен выплатить долг, а потому приезжайте быстрее, дабы незамедлительно отправиться к хранилищу денежных средств аферистов.
Во всем абсурде такого подхода к развитию дальнейших событий существовал в словах Рудина и некоторый элемент здравого смысла, заключенный в «приезжайте быстрее». Отделение милиции – учреждение загадочное, с решениями парадоксальными, и потому гнал майор служебную машину с мигалкой по встречной полосе, огибая заторы, далекий от уверенности застать за решеткой пойманного жулика. И слышалось ему объяснение дежурного чина: граждане помирились и без каких-либо взаимных претензий спокойно разошлись…
Тогда – начинай зондировать вакуум по новому заходу! Ах, непоседа Рудин! Ведь предупреждали, ведь просили…
К огромному облегчению Пакуро, всю пламенную троицу он застал на месте, но о перипетиях предшествующих задержанию событий вначале расспросил заплаканных от злобного газа милиционеров, не обращая при этом внимания на настойчивые предложения радостного Рудина немедленно отправляться за обещанными деньгами.
Затем, узрев лже-Гринько среди толпившейся в «обезьяннике» разномастной публики, Пакуро оторопел.
Мошенник, чей лик отличала бледность и сосредоточенность, говорил по мобильному телефону.
– Телефон! – взвился Пакуро. – Отобрать!
И хотя телефон отобрали незамедлительно, майор, проклинавший разгильдяйство районных блюстителей порядка, обреченно понял: сообщники предупреждены, элемента внезапности в расследовании уже не будет, а следы с этой минуты начнут тщательно заметаться.
– Все на мази, он отдаст!.. – возбужденно бубнил за спиной рыботорговец. – Едем, чего там…
Отмахнувшись от настырного соискателя дензнаков, Пакуро вышел на улицу перекурить в ожидании уже выехавшего к нему Бориса.
У стоявшей рядом со стеной правоохранительного заведения передвижной автоцистерны деловито копались оснащенные всевозможными пластмассовыми бачками мелкие милицейские чины.
– С курением осторожнее, – предупредил Пакуро низкорослый сержант, вооруженный канистрой и шлангом. – Спирт…
– Откуда? – лениво спросил Пакуро.
– УЭП конфисковал. Левак… Канистра есть? – внезапно спросил охранник правопорядка.
– Ну… есть какая-то…
– Неси! В бачок омывателя зальешь, мороз по прогнозу. Вообще вещь ценная. В деревне – валюта!
– Понятно…
Майор вздохнул. Занимал его не дармовой спирт, а весьма насущные мысли о том, куда везти томящегося за решеткой мошенника. В этом отделении его не оставишь. Через час-другой сюда подъедут доверенные лица, начнутся определенного рода переговоры…
Из притормозившей возле крыльца машины выскочил Борис. С извечной беспечной улыбочкой вопросил:
– Куда везем шулера?
– Давай по месту регистрации фирмы, на юго-запад.
– Как он тебе, кстати?..
– По-моему, спроси его, сколько будет дважды два, и то начнет изворачиваться…
– Интересные люди – часть нашей профессии, – оптимистически заметил Борис.
С трудом отбившись от Рудина, умолявшего мчаться к заначкам аферистов с целью их изучения и так далее, Пакуро и Борис повезли задержанного в соседний округ.
По дороге Пакуро, рассматривая материалы дела, добродушно поинтересовался:
– Так вы, значит, никакой не Гринько, а Коваленко… Откуда сами-то?
– Из… Из Читы. Читинской области, вернее.
– Ага! И что в столице делаете?
– Вот… С вами общаюсь.
– И только? А у нас сведения, что открываете разного рода мошеннические предприятия, обналичиваете деньги…
– Мошенничество и финансовые трудности – категории разные, – веско заметил Гринько-Коваленко. – Приведу пример. Возьмите наши банки. Денег собрали со всего населения. И хрен кому их возвращают. А где банкиры? С вами в наручниках катаются? Нет. Очень хорошо себя чувствуют. Ограждены от посягательств. Аппетит не теряли, поглощают центнеры деликатесов, плавают с целью их вдумчивого переваривания в бассейнах личных особняков как на территории отечества, так и за границей. Далее. Обналичивание денег под закупку сельхозпродукции – благородный, общественно полезный акт…
– А как насчет поддельного паспорта на имя гражданина Гринько?
– А вы его видели, этот паспорт?
– Даже знаем формальную предысторию его исчезновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19