– Отец Кили, – говорил Валендреа, – я спрашиваю вас прямо. Вы отрекаетесь от своей ереси? Вы признаете, что содеянное вами противно законам Господа и церкви?
Священник придвинулся ближе к столу.
– Я не считаю, что любовь к женщине противоречит божественным законам, – четко произнес в ответ Кили и обвел ясным взглядом толпу. – Поэтому прощать этот грех не имеет смысла. Я имею право высказывать свое мнение, поэтому я не собираюсь каяться за своих последователей. Я не сделал ничего предосудительного, ваше преосвященство.
– Вы глупы, отец. Я же дал вам возможность попросить о прощении. Церковь может и должна прощать. Но для раскаяния должно быть желание обеих сторон. Кающийся должен быть искренен.
– Я не нуждаюсь в вашем прощении.
Валендреа покачал головой, пухлые руки лежали спокойно на столе.
– Мое сердце скорбит о вас и ваших последователях, отец Кили. Безусловно, вы одержимы дьяволом.
Глава IV
Ватикан
8 ноября, среда
13.05
Кардинал Альберто Валендреа ожидал, что душевный подъем, который он испытал во время трибунала, преодолеет растущее в нем раздражение. Удивительно, как иногда неприятное впечатление может полностью перечеркнуть настроение.
– Как вы думаете, Альберто? – спросил Климент. – Может, мне пора показаться народу?
Папа кивнул в сторону открытого окна.
Валендреа всегда раздражало, когда Папа позировал у окна, приветствуя собравшихся на площади Святого Петра. Служба безопасности Ватикана неоднократно предостерегала его от подобного рода поведения, но упрямый старик не обращал внимания на все предупреждения. Журналисты постоянно писали об этом, сравнивая немца с Иоанном XXIII. И впрямь у них было много общего. Оба взошли на папский престол в возрасте восьмидесяти. Обоих считали временными папами. Оба не уставали всех удивлять.
Валендреа бесило, что все пишущие о Ватикане усматривали в открытом окне папской резиденции «символ его живого духа, его неподдельной искренности, его харизматической теплоты». Папская власть не должна стремиться к популярности. Она должна быть незыблемой, и его возмущала легкость, с которой Климент пренебрегал освященными временем традициями. Члены свиты уже не преклоняли колени в присутствии Папы. Немногие по-прежнему целовали его перстень. И почти никогда Климент не говорил о себе во множественном числе, как веками делали все папы. Сейчас двадцать первый век, часто повторял Климент, отменяя очередной старинный обычай.
До недавнего времени папы никогда не подходили к открытому окну. И дело вовсе не в безопасности, просто чем реже верующие могли созерцать Папу, тем больше таинственного ореола создавалось вокруг престола. А ничто не внушает людям чувство веры и почтения лучше, чем ощущение чуда.
Валендреа служил папам уже четыре десятилетия и быстро сделал карьеру в Курии, надев шапочку кардинала. Тогда ему не было и пятидесяти. Он стал одним из самых молодых кардиналов современности. Сейчас он занимал второй по значимости пост в Католической церкви – государственного секретаря – и был посвящен во все тонкости политики Святого престола. Но Валендреа жаждал большего. Ему нужно было еще более влиятельное положение. Он хотел, чтобы никто не мог оспорить его решения. Хотел произносить непогрешимые суждения по любому вопросу. Хотел поклонения и бесконечного уважения. Он стремился стать Папой.
– Чудесная погода, – говорил Папа. – Дождь перестал. Дышится легко, как в немецких горах. Альпийская свежесть. Как жаль, что приходится находиться в помещении.
Климент сделал шаг в сторону окна, но так, чтобы его не было видно с площади. На нем была белая льняная сутана и надетая поверх нее на плечи белая же традиционная накидка. На ногах красовались алые туфли, а на голове белая скуфья. Только ему, единственному прелату из миллиарда католиков, разрешалось носить такое облачение.
– Может быть, Его Святейшество приступит к этой приятной миссии после нашего разговора? У меня еще много дел, а все утро я заседал в трибунале.
– Это буквально пара минут, – мягко возразил Климент.
Государственный секретарь Ватикана понимал, что немцу нравится поддразнивать его. Из открытого окна доносился гул римской толпы, неповторимый, ни на что не похожий рокот трех миллионов людей, двигающихся по застывшему вулканическому пеплу.
Климент тоже слышал толпу.
– У этого города необычные звуки.
– Это наши звуки.
– Ах, чуть не забыл. Вы же итальянец, не то что мы все.
Валендреа стоял около старинной кровати, спинки которой были вырезаны из массивной дубовой древесины и украшены резными деревянными столбиками и шариками, покрытыми таким множеством царапин, как будто мастер наносил их специально. Один край накрыт старым, расшитым тамбуром одеялом, на другом лежали две огромные подушки. Вся остальная мебель тоже была немецкая – зеркальный шкафчик и туалетный столик расписаны в беззаботном баварском стиле. С конца одиннадцатого века папский престол не занимали немцы. Нынешний Папа Климент XV старался подражать Клименту II и не скрывал этого. Но того Климента, скорее всего, отравили. Валендреа часто думал, что и этому немцу не стоит забывать о судьбе предшественника.
– Может, вы и правы, – миролюбиво сказал Климент, – публика подождет. Ведь у нас с вами дела поважнее?
Порыв ветра из открытого окна чуть не смешал лежащие на столе бумаги. Валендреа успел прижать их к столу, не дав разлететься, монитор компьютера, стоявшего тут же, заслонил документы от ветра. Климент еще не успел включить его. Он первым из пап прекрасно пользовался современной техникой – и это тоже восхищало журналистов, – но против этого нововведения Валендреа не возражал. В конце концов, компьютерную связь и линии факсов гораздо легче отслеживать, чем телефоны.
– Мне говорили, сегодня утром вы были бесподобны, – сказал Климент. – Каким же будет заключение трибунала?
Кардинал, разумеется, знал, что Мишнер уже сообщил Папе все во всех подробностях. Он видел папского секретаря среди публики.
– Я и не знал, что Его Святейшество так интересуется делами трибунала.
– Трудно сдержать любопытство. Площадь набита репортерами. Итак, каким будет заключение?
– Отец Кили не оставил нам выбора. Он будет отлучен.
Папа сложил руки за спиной.
– Он не стал каяться?
– Он вел себя заносчиво, даже оскорбительно. Он посмел бросить нам вызов.
– А может, стоило его принять?
Это замечание застигло Валендреа врасплох, но за десятилетия дипломатической службы он научился скрывать свое замешательство, отвечая вопросом на вопрос.
– А в чем смысл такого нетрадиционного поступка?
– Зачем везде искать смысл? Просто выслушать другую точку зрения.
Валендреа не пошевелился.
– Нельзя открыто оспаривать принцип безбрачия, – спокойно продолжал Климент. – Церковь придерживалась его пятьсот лет. И что потом? Женщины-священники? Браки клириков? Разрешение использовать контрацептивы? Полный пересмотр всех догм?
Климент подошел к кровати и посмотрел на средневековое изображение Климента II, висящее на стене. Валендреа знал, что его принесли из похожих на пещеры подвалов, где портрет пылился несколько столетий.
– Он был епископом Бамберга. Простой человек, совершенно не хотел становиться Папой.
– Он был доверенным лицом короля, – сказал Валендреа, – имел связи. Оказался в нужном месте в нужное время.
Климент, обернувшись, с интересом взглянул на него:
– Как и я?
– Вы были избраны подавляющим большинством кардиналов, которыми руководил Святой Дух, – слишком быстро ответил Валендреа.
Губы Климента изогнулись в неприятной улыбке.
– А может быть, ими руководило сознание, что никто из них, и вы в том числе, не сможет набрать достаточно голосов для победы?
Сегодня они схлестнулись сильнее обычного.
– Вы амбициозны, Альберто. Вы думаете, что эта белая сутана осчастливит вас? Уверяю вас, это не так.
У них и раньше случались подобные разговоры, но в последнее время взаимные выпады обострились. Оба прекрасно понимали друг друга. Они не были друзьями – и не могли ими стать. Валендреа всегда удивляло, что остальные считали их отношения священным союзом двух набожных душ, для которых превыше всего – нужды церкви. На самом деле они были совершенно разными людьми. Их связь держалась на совершенно противоречащих друг другу интересах. К чести обоих, никто из них не шел на открытый конфликт. Валендреа был слишком умен для этого – с Папой не полагалось никому спорить. Климент видел, что большинство кардиналов поддерживают государственного секретаря.
– Я хочу, чтобы вы, Святой Отец, жили долго и счастливо.
– Вы не умеете лгать.
Он уже порядком устал от выпадов старика.
– Какая разница? Когда начнется конклав, вас все равно уже не будет. Зачем вам думать о будущем?
Климент пожал плечами:
– Действительно, какая разница? Меня положат в раку в базилике Святого Петра, как и всех, кто раньше сидел на этом престоле. Мне все равно, кто станет моим преемником.
Но Валендреа? Ему далеко не все равно. Что было известно старому Папе? В последнее время он часто делал странные намеки.
– Святого Отца что-то тревожит?
Глаза Климента вспыхнули.
– Вы оппортунист, Альберто. Грязный политикан. Я назло вам проживу еще десять лет.
Внезапно Валендреа решил перестать притворяться:
– Сомневаюсь.
– На самом деле я бы хотел, чтобы престол достался вам. Вы сами убедитесь, что это совсем не то, что вам кажется. Может, вы и должны стать им.
Альберто уточнил:
– Стать кем?
Несколько секунд Папа молчал.
– Стать Папой, конечно, – сказал он после раздумья. – Кем же еще?
– Что вас тревожит?
– Мы глупцы, Альберто. Мы все, во всем нашем величии, всего лишь глупцы. Мы не можем даже примерно осознать, насколько Бог мудрее каждого из нас.
– Ни один верующий не усомнится в этом.
– Мы навязываем всем наши догмы и ломаем жизнь таких людей, как отец Кили. Он просто священник, который пытается поступать по своему разумению.
– Он больше похож на оппортуниста – говоря вашими же словами. Ему нравится быть и центре внимания. Но когда он давал клятву следовать нашему учению, он не мог не понимать позиции церкви.
– Что значит «нашему учению»? Люди, например вы или я, провозглашают так называемое Слово Божье. Люди, такие как мы с вами, наказывают других за отступление от этих правил. Я часто думаю, – Папа поднял глаза на кардинала, – что такое наши догмы – заповеди Всевышнего или выдумки обычных клириков?
Валендреа посчитал это очередной странной выходкой Папы, которые тот так часто позволял себе в последнее время. Он хотел было возразить, но в последний момент решил, что Папа просто испытывает его, и ответил так, как только и мог ответить:
– Я считаю, что Слово Божье и церковные догмы – это одно и то же.
– Отличный ответ. Прямо как в учебнике. Но это когда-нибудь и приведет вас к гибели, Альберто.
Папа отвернулся.
Глава V
Ватикан
8 ноября, среда
14.10
Мишнер шел медленно, наслаждаясь лучами полуденного солнца. Утренний дождь перестал, небо усеяно пушистыми облаками, и голубизну прорезал след от пролетевшего на восток самолета. На булыжниках площади Святого Петра оставались следы прошедшего дождя, тут и там блестели маленькие лужицы, как множество озер, раскиданных на огромной долине. Телевизионщики еще были здесь, многие из них передавали репортажи в свои студии.
Он ушел из трибунала, не дожидаясь перерыва. Потом один из его помощников сказал ему, что спор отца Кили и кардинала Валендреа длился без малого два часа. Мишнер искренне не понимал, для чего вообще были нужны эти слушания. Решение отлучить Кили от церкви, очевидно, было принято задолго до того, как священника вызвали в Рим. Обвиняемые редко появлялись в трибунале, и, скорее всего, Кили пришел на заседание, чтобы привлечь побольше внимания – к себе и своим сторонникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55