Они у вас с собой?
– Лучше, если вы сами приедете их посмотреть.
– Запросто. За магазином приглядит помощница. Я приеду завтра в десять.
Теббит резко кивнул, поднял воротник и смело бросился под дождь, обратно к своему «роллс-ройсу». Он даже не потрудился сообщить, где живет.
Следующее утро выдалось ясным, но горизонт затянуло темными облаками. Я сел в видавшую виды «тойоту» и выбрался на загородную трассу, прочь из Линкольна. Через несколько миль свернул на дорогу с односторонним движением и со сторожкой при въезде. Надпись на следующем посту гласила: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
Под колесами стелился асфальт, по сторонам тянулась низкая металлическая ограда. Дорога вилась среди полей, тут и там росли дубы, паслись овцы. Я проехал около мили. Слева показалось маленькое озеро.
У коротенького причала ждала на привязи гребная лодка. За очередным изгибом дороги открылся усыпанный гравием внутренний двор – с фонтанами, безупречно ухоженными кустами и статуями в итальянском стиле, которые век-другой тому назад пользовались популярностью среди людей, державших в штате садовников.
Пока я поднимался по заросшей мхом лестнице, на меня холодно взирали поколения чужого семейного благополучия. На двери висел тяжелый медный молоток. Я постучал, и мне почти сразу открыли.
Девушке было лет девятнадцать. Темные глаза, собранные в хвост черные волосы, черные свитер и джинсы. И оценивающий взгляд.
– Папа сейчас будет.
Она провела меня по широкому коридору, и мы оказались в помещении, служившем, как я решил, кабинетом: где-то тридцать на двадцать футов, пол целиком застелен аксминстерским ковром.
Одна из стен скрывалась за книжными полками со старыми, в дорогих переплетах, аккуратно расставленными томами (которые, подумал я, отродясь никто не читал). Девушка указала мне на кресло, а сама села напротив, с персидской кошкой на коленях.
Опять этот оценивающий взгляд.
– Значит, вы Гарри Блейк…
– Да.
– Меня зовут Дебби. Чем вы занимаетесь?
– Я антиквар. Собираю главным образом старые географические карты и рукописи.
– Скучновато…
– При наличии воображения – ничуть. А как насчет вас? – спросил я. – Интересуетесь чем-нибудь?
– Главным образом ночными клубами и лошадьми. – Она шаловливо улыбнулась. – А также симпатичными парнями.
Тут вошел ее папаша в старом свитере и мешковатых брюках.
– Это дело тебя не касается, Деб. Когда будешь выходить, закрой дверь.
Она швырнула кошку на пол и бросилась вон из комнаты, так и пылая негодованием юности.
Сэр Тоби жестом пригласил меня к столу, стоявшему у большого эркерного окна. Под окном раскинулась лужайка, а дальше начинались деревья. В их тени я заметил худощавого человека в высоких сапогах, с черным Лабрадором и винтовкой.
– Понятия не имел, что у меня есть родня на Ямайке…
Он помолчал, словно ожидая какого-то отклика.
Я кивнул. Фыркнув, он продолжил:
– Некто по имени Уинстон Синклер. По-видимому, я его ближайший родственник. На момент смерти у него ничего не было.
Теббит будто стыдился признаться в этом.
– Вы хотите, чтобы я глянул на эти бумаги?
– Вы и в самом деле покупаете и продаете старинные документы?
Под окном стоял деревянный ящик размером с коробку из-под печенья. Сэр Тоби водрузил его на стол.
Сбоку я увидел трафаретную надпись: «Кофе Силвер-Хиллз. 20 кг». Пошуршав упаковочной бумагой, Теббит извлек и протянул мне кипу листов (формата кварто) дюйма в три толщиной.
– Ничего в них не понял. А вы что скажете? Это ведь какая-то рукопись, верно?
Бумага хорошо сохранилась, хотя старые чернила приобрели коричневатый оттенок, а углы, как говорят антиквары, «пошли лисьими пятнами». Первая страница была отведена названию, написанному неуверенной, почти детской рукой и расползающемуся в разные стороны: «О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ К БЕРЕГАМ АМЕРИКИ И МЕКСИКАНСКИМ ОСТРОВАМ, ГДЕ МНЕ СУЖДЕНО БЫЛО ОБНАРУЖИТЬ ОСТРОВА ЯМАЙКУ И КУБУ». Под заглавием значилось имя автора: «ДЖЕЙМС ОГИЛВИ». Мне это имя ничего не говорило. Я смог разучить на бумаге печать в виде короны, включенной в несколько овалов. Между овалами было написано: «АРХИВ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА». Возраст манускрипта я оценил лет в четыреста. Однако я не понял ни слова: похоже, автор пользовался некой скорописью.
– Это больше похоже на путевой дневник, – сказал я. – Расшифровка займет некоторое время.
– Сколько?
– Возможно, несколько дней.
– Сегодня вечером я уеду в Лондон и пробуду там до воскресенья.
– Отлично. Мы отложим это до вашего возвращения.
Сэр Тоби замешкался.
– По правде говоря, я очень хочу избавиться от рукописи. Почему бы вам не взять дневник с собой? Сообщите мне свое мнение, когда я вернусь.
– Не уверен, что готов принять на себя такую ответственность. Вдруг у меня случится пожар? Или меня ограбят?
Еще одна задержка. Сэр Тоби взвешивал «за» и «против». Потом сказал:
– Этот риск я беру на себя. Тут есть одно обстоятельство… – Он понизил голос, хотя мы были в кабинете одни. – Конфиденциальность. Из соображений, о которых вам нечего беспокоиться, я не хочу иметь к этому дневнику никакого отношения.
– Я буду хранить его в своей квартире. Я живу один, и никто, кроме меня, не будет об этом знать. Сэр Тоби, вы все рассказали мне об этом документе? – попробовал я застичь баронета врасплох.
– Конечно! Что за странный вопрос!
Саркастический смешок.
– Тот ямайский юрист, кто он?
Сэр Тоби недовольно поджал губы.
– Какое, скажите на милость, вам дело?
– Если что-либо в документе представляет исторический интерес, то мне, возможно, захочется уточнить его происхождение.
Сэр Тоби замер.
– Не надо. Ограничьтесь расшифровкой. Я жду от вас перевод, оценку и счет за услуги.
Я взял бандероль.
– Перезвоню вам после выходных.
Сэр Тоби отрывисто кивнул и развернулся к книжным полкам. Когда я выходил из кабинета, он сделал вид, что читает.
О капот моей машины, словно модель из авто-шоу, оперлась «роковая женщина» Дебби.
– Люди иногда находят папу излишне резким, – сказала она.
– Мне так не показалось, – соврал я. – Возможно, на следующей неделе я заеду опять.
Дебби скатилась с капота и заглянула в окно машины.
– А как вы относитесь к верховой езде? – спросила она, широко распахнув глаза.
Я искоса глянул на нее и резко взял с места. Слева от меня, в роще, раздавалась беспорядочная стрельба.
ГЛАВА 3
В магазине никого не было, так что я отпустил Дженис и закрылся пораньше. Дома я вынул рукопись из коробки и переложил в сейф у себя в спальне. Это был старенький «Гардзмен»: двенадцатиразрядный цифровой замок, отдельный замок с ключом и несгораемая внутренняя облицовка. Снаружи он был обшит деревом, что делало его похожим на обычную тумбочку. Как правило, там не лежало ничего ценнее паспорта, нескольких почти израсходованных кредитных карт и тонкой пачки банкнот.
В пабе «Корона и мученик» было полно народу (среда, вечер – все как обычно), однако мне удалось найти место в уголке. Мы с Барни совершили свой всегдашний ритуал: он спросил, что я буду заказывать, а я ответил, что возьму карри из курицы и кружку пива. Он ушел. В пабе было светло и шумно, что составило приятный контраст с пасмурной тишиной теббитовского мавзолея. За соседним столом полдюжины «офисных» девушек праздновали чей-то день рождения и вовсю откровенничали. Одна из них склонилась вперед и говорила вполголоса: «Медовый месяц… резиновые перчатки… и чтобы я потрогала эту гадость…» За этим последовали радостные взвизги. Я занялся пивом.
События дня оставили в душе какой-то осадок и никак не складывались в ясную картину.
Я доел карри и выпил уже вторую кружку, когда заметил, что из другого конца паба Барни машет мне телефонной трубкой. Кто мог меня здесь искать? Я пробился к аппарату.
– Мистер Блейк?
Женский голос. По-английски говорит хорошо, только согласные звучат резковато. Акцент то ли средиземноморский, то ли турецкий, возраст – примерно моя ровесница, на четвертом десятке.
– Передавал ли вам Тоби Теббит что-либо на хранение?
«Откуда ей это известно? Вот черт!»
– Возможно, – уклончиво ответил я.
– И Теббит ничего не рассказал вам о содержимом?
– Извините, а с кем я говорю?
– Можете называть меня Кассандрой. Мне кое-что известно, и я хотела бы поделиться с вами этими сведениями.
Раздался очередной взрыв девичьего смеха. Я закрыл ухо ладонью.
– Я вас слушаю.
– Будет лучше, если мы встретимся. Но видеть нас разговаривающими не должен никто, мистер Блейк. Знаете молельную комнату в местном соборе?
– Вы имеете в виду придел Ленгленда?
На том конце повесили трубку.
После теплого паба вечерний воздух показался холодным. Я тяжело шагал вверх по Стип-Хилл, перебирая возможные объяснения, но среди них не находилось ни одного здравого. Собор был открыт. Я кивнул женщине, собирающей пожертвования. Немногочисленные припозднившиеся туристы разбрелись по огромному, опустошающему разум пространству. Я прошел в глубь собора, пересек большой трансепт и свернул на право, в маленькую комнату с каменными стенами и тяжелой дверью. Окошко в двери было забрано прутьями. Одна надпись сообщала: «СЮДА ПРИХОДЯТ ПОМОЛЧАТЬ НАЕДИНЕ СО ВСЕВЫШНИМ». И еще одна:
«СОБЛЮДАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ТИШИНУ».
В центре комнаты стоял маленький стол с горящими свечами. На одной из стен висел простой деревянный крест, другую занимали узкие витражные окна. Еще там были деревянные стулья, выстроенные по краям комнаты, и две горгульи – мать и сын, чьи широкие лица напоминали статуэтки с острова Пасхи.
Я ждал. Минут через десять комната начала давить: наверное, так на меня действовала тишина. Или тут было слишком много изображений. Я развернулся к выходу и вздрогнул. В дверях стояла женщина, молча за мной наблюдая. У нее были коротко остриженные короткие волосы, крючковатый нос и темные глаза.
Возможно, гречанка, или итальянка, или даже турчанка. В деловом костюме. Не местная.
Ее темные глаза встретились с моими.
– Мистер Блейк?
– Да. И вы…
– Я сразу перейду к делу, мистер Блейк. Я хотела бы купить у вас бумаги.
Я отрицательно покачал головой, сбитый с толку и обеспокоенный.
– Вам придется обсудить это с сэром Тоби. Кстати, – понизил я голос, звучавший слишком громко в пустом соборе, – откуда вы узнали, что дневник у меня?
Она отмахнулась.
– К несчастью, Теббит сейчас в Лондоне, а мне надо получить документ как можно быстрее.
– Здесь холодно. Может, поговорим в каком-нибудь другом месте, где потеплее? – предложил я. – За бокалом вина?
Она нетерпеливо покачала головой. Я пожал плечами:
– Тогда очень жаль, но мне нечем вам помочь.
– Я уполномочена предложить вам двадцать тысяч фунтов.
В кабинете сэра Тоби я прикинул, что за дневник можно выручить от одной до трех тысяч долларов. На мгновенье я засомневался, все ли у этой женщины в порядке с головой. В ней чувствовалось какое-то неблагополучие: то ли в жестах и мимике, то ли в прямоте, то ли в какой-то фанатичности – не знаю.
– Рад был бы помочь, но я не имею права продавать чужой дневник.
Опять нетерпеливое движение головой.
– Мне некогда торговаться. Нам нужен этот дневник. Немедленно. Пятьдесят тысяч фунтов. Больше я дать не могу. Деньги вы получите завтра утром. Если хотите – наличными.
«Пятьдесят тысяч!»
Происходящее начинало терять правдоподобие. Словно бы я смотрел какой-то фильм. Женщина вглядывалась мне в лицо, пытаясь прочитать мои мысли.
– Извините, но если этот дневник принадлежит не мне, то как же я могу его продать?
– Настоящая головоломка… – задумчиво покивала Кассандра, рассеянно водя пальцем по шее вверх-вниз. – Ответ – сто тысяч фунтов?
Наверное, я побледнел. Во рту у меня, по крайней мере, пересохло. Женщина ни капельки не шутила.
Я смотрел на опущенные уголки ее губ и чувствовал на себе пристальный, сбивающий с толку взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42