– Зачем вам понадобилось эдакое средство в нашем путешествии?
– Оно также помогает справиться с волдырями на коже. В часовне присутствует несколько людей, которые испытали это на себе.
В толпе раздался одобрительный шепот.
– А белладонна? – продолжал спрашивать Томас.
– Крошечная щепоть этой травы облегчает страдания от морской качки. Я помог с помощью нее нескольким морякам, в том числе и джентльменам. Мои слова подтвердит Мармадьюк Сент-Клер.
– А ягоды? Средство, убившее Дэвида Фалконера, само по себе или в сочетании с чем-то еще?
– Я травил им крыс. С большим успехом. Не сомневаюсь, что в дальнейшем во все путешествия следует с избытком брать эти ягоды.
В часовне зашептались. Крысы были нашим проклятьем, уничтожали нашу еду… Лейн сидел наклонившись вперед и сосредоточенно прищурившись. Я восхищался своим господином. Две минуты назад судьба аптекаря казалась решенной. И вот, после нескольких искусно заданных вопросов, его вина стала казаться вовсе не столь очевидной. Конечно, теперь суд не сможет признать его виновным!
Мистер Хэрриот продолжил:
– А что вы скажете об этом растении из Южной Америки?
Мистер Роузен замешкался с ответом.
– Некоторые племена используют его, чтобы испытать различные видения – будто человек летит или блуждает. Я прихватил его только с одной целью: углубить собственные познания в травах.
Несколько секунд мистер Хэрриот молча смотрел на Ральфа Лейна, после чего вернулся на место.
Сэр Эдвард встал и развернулся к Лейну. Каждая черточка его лица дышала гневом. Я чувствовал фальшь: он просто хотел своей страстностью повлиять на судей. Негодование заставило его возвысить голос:
– Приговор аптекаря – в его же устах! Посмотрите, как он вывернулся! Коробка, полная смертельных ядов, оказывается средством от волдырей и морской болезни, или приманкой для крыс, или поводом для удовлетворения любопытства! Нельзя не увидеть пронырливость, свойственную всем колдунам! Гляньте, как он скрыл свои истинные намерения, наговорив нам всяких умных слов! Сама хитроумность его речей служит свидетельством против него! Собственный язык лишает его всяких надежд на оправдание!
– Я не колдун! – вскричал Роузен в отчаянии.
– Что же еще может сказать колдун? Что от него ждать, кроме лжи?
Сэр Эдвард приблизился к аптекарю. Теперь их разделяло фута два.
– Как вы оказались в Англии?
– Я бежал из Бремена, где меня травили, – ответил Роузен с мукой в голосе. – Чтобы попасть в Англию, мне пришлось многое перенести!
Сэр Эдвард кивнул. Он шагнул к столу Ральфа Лейна и положил руку на „Молот ведьм“.
– Эта книга была написана Крамером и Шпрен-гером, выполнявшими предписание папы Иннокентия Восьмого. Колдовство получило в Германии широкое распространение – особенно в Кельне, Майнце и Бремене.
Законник сделал шаг назад. В его голосе слышался приговор.
– Уверен: в дальнейших словах нет необходимости. Среди лекарств у этого негодяя были обнаружены смертельные яды, прибыл он к нам из Бремена, рассадника ведьм и колдунов, словами он играет так, как не всякому иезуиту по силам… Мне этого вполне достаточно. Должен удовлетвориться этим и суд. Что убийства совершал именно он, я считаю доказанным.
А его попытка помешать нашему делу – злодеяние из злодеяний. Кроме того, он не англичанин. Подсудимый заслан к нам испанцами, и ему придется за все ответить.
Мистер Хэрриот встал и прошел к Ральфу. Аптекарь взглядом провожал моего господина. В его глазах мешались надежда и отчаяние. Томас говорил спокойно, даже тихо – в противоположность скрипучим воплям сэра Эдварда.
– Сэр Эдвард удивил меня, говоря о Генрихе Крамере и Якове Шпренгере как о столпах премудрости.
Ведь они были доминиканцами! Уж не обратился ли господин законник в католичество? Что же до колдунов и ведьм, которых якобы так много в Германии, то раз уже они не существуют в природе, то это указывает лишь на доверчивость и низость жителей указанных провинций. А яды… Какую чушь нагородил нам тут сэр Эдвард!
Законник испепелил Томаса взглядом, но мой увлекшийся господин не обратил на него никакого внимания.
– Аптекарь обязан брать с собой множество трав и веществ, которые при неразумном употреблении могут оказаться ядовитыми. Разъяснения, данные мистером Роузеном по этому поводу, вполне достаточны.
И еще: можно ли утверждать, что доступ к ним имел только он? Никто не видел, чтобы мистер Роузен – или кто-либо другой – пускал их в ход. Этот человек невиновен. Мистер Лейн, аптекаря следует отпустить.
Лейн задумчиво поглаживал бороду, глядя то на подозреваемого, то на законника, то на моего господина.
– Чтобы разобраться, нам понадобится время.
Он встал. Все с шумом последовали его примеру.
Судьи один за другим удалились в комнату, находившуюся в глубине часовни. Я не знал, следует ли мне отправляться туда же, но никто на меня не глянул, так что я собрал свои записи и стал ждать.
Постепенно вокруг начали шуметь и смеяться. Казалось, все разговаривали со всеми, словно в базарный день. Все, за исключением мистера Роузена, который стоял, опустив голову. Он лишь иногда поднимал глаза и поводил ими влево-вправо. У него был взгляд умалишенного.
После чуть ли не часового отсутствия судьи вернулись. Аптекарь стоял чуть живой.
– Абрахам Роузен! – сурово сказал Ральф Лейн.
В часовне стояла такая тишина, что, казалось, пробеги мышь – и то было бы слышно. От волнения я записывал его слова дрожащей рукой. Звон аптекарских цепей возобновился.
– Из всех убийц отравитель – самый подлый. Он коварен, он мерзок. Он использует темные, противоестественные силы. Такой злоумышленник незаметен: сделав свое дело, он тихо возвращается в тень. Мы нашли вас виновным в убийствах, обвинения в которых вам уже предъявлены. Но вы – не просто убийца. Вы – предатель страны, которая приютила вас, и королевы, чье покровительство позволило вам жить в Англии.
Тут мистер Роузен закричал:
– Нет! Я не совершал этого! Бог свидетель! Я невиновен!
Я знал об этом, так как видел тайник Мармадьюка. Отчаяние аптекаря было столь велико, а его возражения столь искренни, что суд на этот раз просто не мог ему не поверить!
Ральф Лейн дождался, пока стихнет шум в часовне и замолкнет мистер Роузен. Аптекарь продолжал всхлипывать, а он огласил приговор. В его голосе не было ни капли жалости.
– Наказание, достойное государственной измены, будет приведено в исполнение сегодня же. Тебя повесят и еще живого опустят вниз. Затем отрежут твои срамные части. Из тебя, еще живого, вынут внутренности. После смерти тебе отрубят голову. Капитан Вон, за исполнение отвечаете вы».
ГЛАВА 28
– Чак Мартин? Это Гарри Блейк. Я получил ваше письмо. Очень удачно вышло, что я проверил, нет ли сообщений. Откуда у вас адрес моей электронной почты?
Юрист оставил мой вопрос без ответа.
– Я рад вашему звонку, мистер Блейк. Очень рад. – Тут он понизил голос. – Вы можете говорить не таясь?
Вас никто не слышит?
Я вышел на балкон и огляделся. К тому времени ветер и дождь стихли. О них напоминал лишь пар над случайной лужей. Долтон, решив отдохнуть от расшифровки, плескался в бассейне. Стройное тело, плоский живот – такое требует ежедневной часовой тренировки. Ему можно только позавидовать! На садовой скамейке, в тени папируса, сидела Зоула. В желтом полотенце, темных очках и широкополой соломенной шляпе. Она что-то строчила в блокноте. Рядом лежали листы, прижатые стаканом с чем-то розовым.
– В чем дело?
– Могли бы вы сегодня вечером покинуть своих товарищей? Скажем, на пару часов.
– Та-ак… Что происходит, мистер Мартин?
– Я хочу свести вас с некими людьми.
– Не нравится мне все это. Что все-таки происходит?
– Поверьте, мистер Блейк, это в ваших же интересах. Сегодня вечером неподалеку от Матильдас-Корнер будет сборище на открытом воздухе. Многие придут туда повеселиться. Сумеете выбраться?
– Не исключено, – сказал я.
– Все начнется с наступлением темноты. То есть где-то через час или около того.
– Так чьи же интересы вы представляете, мистер Мартин?
– Своим клиентом я считаю мисс Теббит. Но она почти ребенок, мистер Блейк, и я не уверен, что могу передать ей информацию, которую приготовил для вас. Эта встреча отвечает ее интересам не в меньшей степени, чем вашим.
Долтон вылез из воды и теперь вытирался. Солнце с обычной для тропиков скоростью опускалось за горизонт. Облака над Кингстоном окрасились в ядовитые химические цвета.
Происходящее мне не нравилось, однако я не видел другого выхода. Схватив кошелек и ключи, я пошел к «тойоте». Зоула с удивлением на меня посмотрела.
– Я в город.
– Что?! А как же шифр?
Тратить силы на ответ я не стал. Всю дорогу к машине я чувствовал на себе взгляд Зоулы. «Тойота» стояла под папайей. Еще немного, и крупные розовые плоды плюхнулись бы прямо на нее. Рулевое колесо было обжигающе горячим.
Я осторожно спустился по горной дороге. Слившееся с поверхностью моря солнце окружали красные с желтым облака – последние напоминания о буре. Наконец светило ушло под воду.
Я двигался по Олд-Хоуп-роуд. Доехав до Матильдас-Корнер, я оставил машину в переулке. Густой, бухающий ритм эхом отлетал от домов. Жизнерадостные подростки рекой текли к источнику шума, и я последовал за ними.
Парк был освещен, словно ярмарочная площадь.
Я встал в очередь. Толстяк в огромной вязаной шапке с красными, золотыми, черными и зелеными полосами собирал со всех по три тысячи ямайских долларов.
Он курил большой, небрежно свернутый косяк. Я прошел под аркой с синей надписью «ТО И ЭТО» и оказался в парке, в котором собралось никак не меньше тысячи народу. Все – или почти все – с темной кожей.
Заметить меня, во всяком случае, труда не составляло.
Я протолкнулся к высоким столикам, где продавали жареных цыплят, и наполнил бумажную тарелку всякой всячиной. Натянутые между деревьями гирлянды цветных электрических лампочек раскачивались на ветру, в воздухе носились запахи травки и специй, карибский говор мешался с танцевальной музыкой, рвущейся из громаднейших колонок. На сцене скакали и дергались юнцы с гитарами. Я почувствовал себя столетним старцем.
Чака Мартина не было и следа. Да и мог ли он меня обнаружить в этой свалке?
Вдруг мне в голову взбрело следующее: а что, если за юристом стоит Кассандра со своими друзьями и дергает за нитки? Разве не могут они в толпе всадить мне под ребра нож? Место самое подходящее. Именно этого они и хотели – чтобы я почувствовал себя в безопасности!
Меня охватило беспокойство. Я решил подождать еще десять минут и смыться. В любом случае, еще немного, и я бы оглох. Закончив есть, я прихватил со стойки порцию пунша (судя по всему, плата за вход была платой за выпивку) и начал прокладывать себе путь к выходу.
– Хочешь потанцевать?
Лет около двадцати, темнокожая, в желтом топе, открывающем не только живот, но и большую часть груди, и желтой юбке, открывающей значительную часть бедер. «Хорошие бедра», – мелькнуло у меня. Девушка широко улыбалась, показывая безупречные белые зубы. Она носила золотые серьги и ожерелье, а обута была в белые тапочки.
– Не очень, – ответил я, перекрикивая музыку.
– Я не кусаюсь, – опять улыбнулась она.
– А я не танцую.
– Передвигай ноги – и все.
Она взяла меня за руку. Ладонь у нее была маленькая и теплая, и я подумал, что плевать, чего там…
Выходя, я оставил пунш на одном из столиков, и мы смешались с разгоряченной толпой. Пахло ромом, и жареными цыплятами, и потом, и травкой, и было жарко. Тесно прижатые ко мне бедра, раскованность, волнообразная свобода движений… Я пытался повторять за девушкой, но не мог попасть в ритм. Она сказала:
– Не мучайся. Делай, как я сказала. Передвигай ноги.
– Как тебя зовут?
– Хелен. По-моему, ты не любишь шумные компании?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42