.. И она называла
его Максом, а не Макисом, как остальные родственники - бабушка, тетки. Я
тоже должна называть его Максимом. Максом называла его только она, и
только она имела на это право.
6
Мы с миссис ван Хоппер вели жизнь на колесах, а я всегда ненавидела
деятельность, связанную с переездами, - укладывать чемоданы, запаковывать
вещи... Заглянешь в опустевшие шкафы и ящики стола, и становится грустно,
будто что-то утеряла навсегда. Частичка нашей души, частичка прожитой
жизни остается там, где мы были и куда уже никогда не вернемся. Очередная
глава нашей жизни заканчивается, тяжелые вещи запакованы и стоят в
коридоре, а мелочь будет уложена в последний момент. Корзина для бумаг
заполнена разорванными письмами и записками, везде валяются полупустые
пузырьки из-под лекарств и пустые банки из-под кремов.
Утром, когда я наливала ей кофе, миссис ван Хоппер передала мне
письмо и сказала:
- Элен уезжает в субботу в Нью-Йорк. У маленькой Нэнси был острый
приступ аппендицита, и Элен возвращается домой. Я тоже решилась. Европа
надоела мне до смерти. Я тоже еду домой. Как вы относитесь к тому, чтобы
побывать в Нью-Йорке?
Это сообщение подкосило меня, что, по-видимому, отразилось на моем
лице.
- Какая вы странная девушка. И вечно недовольны. Не могу вас понять.
Неужели вы не знаете, что в Штатах девушка, не имеющая ни копейки, может
очень удачно устроиться? Там много молодых людей вашего класса, много
развлечений и веселых сборищ. У вас там будет свой маленький круг
знакомых, и вы сможете развлекаться, как вам захочется. Ведь вам не
нравится в Монте-Карло?
- Я уже привыкла к нему.
- Ну, а теперь вам придется привыкнуть к Нью-Йорку! Мы едем на том же
пароходе, что и Элен. Ступайте в контору и распорядитесь, чтобы билеты и
все остальное было немедленно заказано. Сегодня у вас столько работы, что
некогда будет огорчаться из-за отъезда из Монте-Карло.
Я не сразу пошла вниз. Зашла в ванную, села там и уронила голову на
руки. Итак, это случилось. Я должна уехать и уже завтра буду сидеть в купе
спального вагона, напротив миссис ван Хоппер и держать на коленях ее
шкатулку с драгоценностями или большую сумку, как горничная. Мы будем мыть
руки и чистить зубы в крохотном туалете, где всегда стоит графин с водой
до середины, лежит кусок мыла с прилипшим волоском, а неизбежная надпись
гласит: "Таз под умывальником".
Каждый стук колеса будет напоминать мне, что я все больше и больше
удаляюсь от него, а он спокойно сидит в ресторане и даже не вспоминает обо
мне. Я, конечно, сумею увидеть его и попрощаться, но нам нечего будет
сказать друг другу: мы будем прощаться, как чужие. А голос внутри меня
будет кричать: "Я так тебя люблю! Я так несчастна!" Мы перебросимся
несколькими ничего не значащими фразами и расстанемся навсегда. В
последний момент из мрака выйдет миссис ван Хоппер и, увидев ее, он
вернется на свое место, за свой столик и углубится в газету.
Я пережила все это, не выходя из ванной, и даже представила себе наш
приезд в Нью-Йорк. Услышала пронзительный голос Элен, этой несколько
уменьшенной копии с миссис ван Хоппер. Увидела ее маленькую уродливую
дочку Нэнси. Представила себе американских студентов и банковских клерков
с их стандартной внешностью и стандартными разговорами: "Давайте
встретимся в среду", "Любите ли вы джаз?" А я должна отвечать вежливо и
любезно, хотя хочу только одного: остаться совсем одна, как сейчас в
ванной.
- Что вы там делаете? - послышался крик миссис ван Хоппер.
- Сколько можно там сидеть? Хотя бы сегодня, когда у вас столько дел,
вы можете не витать в облаках?
...Он, конечно, вернется недели через две в Мандерли. Там его будет
ожидать груда писем и среди них мое, написанное на пароходе. Я постараюсь,
чтобы оно было забавным, опишу спутников и мелкие события. Может быть,
через несколько недель он снова наткнется на мое письмо, лежащее среди
неоплаченных счетов. Второпях напишет несколько слов в ответ... И больше
ничего вплоть до Рождества. Тогда я получу открытку с отпечатанными
золотым шрифтом словами: "Счастливого Рождества и счастья в наступающем
году. Максимилиан де Винтер". А поперек золотых строк он, желая быть
любезным, напишет чернилами: "От Максима". Возможно, на открытке еще
останется место, и он напишет: "Надеюсь, вам понравилось в Нью-Йорке"...
Я стряхнула фантазии и вернулась в реальную жизнь. Миссис ван Хоппер
впервые после болезни спустилась в ленчу в ресторан. Я знала, что его там
нет: он еще вчера предупредил меня, что уедет в Канны. И все-таки в зал я
входила со страхом, боялась, что официант спросит меня: "А вы,
мадемуазель, будете завтракать, как всегда, с мистером де Винтером?" Но он
промолчал.
Весь день я укладывала вещи, а вечером к миссис ван Хоппер пришли
знакомые, чтобы попрощаться. После обеда она немедленно легла в постель, а
я около половины девятого спустилась в контору под предлогом, что мне
нужны багажные квитанции. Клерк улыбнулся мне.
- Жаль, жаль, что вы уезжаете завтра. На будущей неделе у нас будет
балет. Знает ли об этом миссис ван Хоппер? - Помолчав, он добавил: - Если
вы ищете мистера де Винтера, то могу вам сообщить: он звонил из Канн и
предупредил, что вернется не - раньше полуночи
- Мне нужны квитанции, - повторила я, но вряд ли он мне поверил.
Вот так. Вышло, что и последний вечер мне не удалось провести с ним.
А может быть, это и к лучшему: я была бы очень грустной и скучной, и,
возможно, не сумела бы скрыть свое горе.
Всю ночь я проплакала. Так плачут только в двадцать один год. Потом -
уже иначе. Утром у меня были распухшие глаза, пересохшее горло и
воспаленное лицо. Холодной водой, одеколоном и пудрой я постаралась
привести себя в порядок. Затем открыла настежь окно и высунулась в него:
может быть, утренний воздух взбодрит меня. Утро было чудесным. Было так
хорошо, что я, кажется, охотно согласилась бы остаться в Монте-Карло на
всю жизнь. А между тем я в последний раз причесывалась перед этим
зеркалом, мылась над этим умывальником и никогда больше не буду спать в
этой постели.
- Надеюсь, вы не простудились? - спросила миссис ван Хоппер, взглянув
на меня.
- Нет, не думаю... - неуверенно сказала я, ища соломинку, за которую
хватается утопающий.
- Терпеть не могу сидеть и ждать, когда все уже уложено. Мы могли бы
уехать и более ранним поездом, если бы вы постарались. Телеграфируйте Элен
о том, что мы приедем раньше срока. указанного в первой телеграмме, и
распорядитесь в конторе, чтобы нам поменяли билеты.
Я пошла в свою комнату, надела выходной комплект: неизбежную
фланелевую юбку и самодельный джемпер. Моя нелюбовь к миссис ван Хоппер
превратилась в лютую ненависть. Даже это - последнее - утро она ухитрилась
испортить и отнять у меня всякую надежду. Раз так, решила я, то отброшу и
скромность, и выдержку, и гордость!
Из своей комнаты я бросилась наверх, шагая через две ступеньки. Я
знала номер его комнаты. Добежав до таблички "148", я постучала в дверь.
- Войдите, - послышался его голос.
Открывая дверь, я уже раскаивалась в своей смелости: вернулся он
поздно и, возможно, еще лежит в постели. Может быть, он утомлен и
раздражителен. Но он не лежал в постели, а брился у окна в верблюжьей
куртке, наброшенной поверх пижамы.
- В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Я пришла попрощаться. Мы сейчас уезжаем.
Он посмотрел на меня, положил бритву.
- Закройте дверь. Не понимаю, о чем вы говорите.
- Это правда. Мы сейчас уезжаем. Она предполагала ехать более поздним
поездом, а теперь перерешила: мы едем немедленно. Ну, а я боялась, что не
увижу вас больше и даже не сумею поблагодарить...
- Почему вы не сказали мне об этом раньше?
- Она ведь только вчера решила ехать. Ее дочь отплывает в субботу в
Нью-Йорк. Мы встретимся с ней в Париже, поедем оттуда в Шербур и дальше.
- Она хочет взять вас в свой Нью-Йорк?
- Да... А мне ненавистна даже мысль об этом... Я буду ужасно
несчастлива.
- Так чего ради вы едете с ней?
- Ведь я же вам объясняла: я работаю у нее из-за жалованья и не имею
возможности отказаться от него.
- Сядьте. - Он снова взялся за бритву. - Я не отниму у вас много
времени. Оденусь в ванной и через пять минут буду готов.
Схватив со стула одежду, он скрылся в ванной, а я села на кровать и
огляделась. Комната была безличной. Лежала груда ботинок - их было гораздо
больше, чем могло понадобиться, - и груда галстуков. На туалетном столике
- шампунь и пара головных щеток, оправленных в слоновую кость. Я надеялась
увидеть хотя бы одну фотографию, но увидела только книги и папиросы.
Через пять минут он вышел из ванной.
- Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю.
- У меня нет времени. Я должна бежать в контору, чтобы обменять
билеты.
- Мне нужно поговорить с вами - и он спокойно пошел к лифту. Он,
видимо, не понимал, что поезд отходит через полтора часа, и миссис ван
Хоппер наверняка уже звонила в контору и спрашивала - там ли я. Мы сели за
стол.
- Что будем есть?
- Я уже завтракала. Кроме того, я могу побыть с вами не более
трех-четырех минут.
- Принесите мне кофе, яйцо, тосты, джем и апельсин, - отдал он
распоряжение официанту. Затем достал из кармана пилочку и спокойно начал
подтачивать ногти. - Итак. миссис ван Хоппер надоело Монте-Карло, и ей
захотелось домой? Со мной то же самое. Только она едет в Нью-Йорк, а я в
Мандерли. Что предпочитаете вы? У вас есть возможность выбора.
- Не смейтесь надо мной! Это неблагородно.
- Вы ошибаетесь. Я не из таких людей, которые шутят за первым
завтраком. По утрам я всегда в прескверном настроении... Итак, повторяю,
выбирайте - желаете ли вы ехать с миссис ван Хоппер в Нью-Йорк или со мной
в Мандерли?
- Вы предлагаете мне место секретаря или что-нибудь в этом роде?
- Я предлагаю вам свою руку, глупышка!
Подошел официант, и я молчала, пока он не удалился.
- Вы понимаете... я же не из тех девушек, на которых вы можете
жениться...
- Что вы хотите этим сказать, черт возьми!
- Не знаю, как вам это объяснить... ведь я не принадлежу к вашему
кругу...
- Каков же он, мой круг?
- ...Богатое поместье Мандерли... и его окружение...
- Вы почти так же невежественны, как миссис ван Хоппер, и почти так
же глупы. Я единственный человек, который имеет право судить, кто подходит
для Мандерли, а кто - нет. Не думайте, что я действую под влиянием момента
или из вежливости. Вы думаете, что я делаю вам предложение из тех
соображений, по которым якобы катал вас на своей машине, то есть из-за
доброты? Боюсь, дорогая, что когда-нибудь вы заметите, что я отличаюсь
особой добротой и никогда не занимаюсь филантропией. Но вы не ответили на
мой вопрос: согласны ли вы стать моей женой?
Даже в самых смелых моих мечтах я никогда не думала об этом. Как-то
раз я вообразила, что он тяжело заболел и вызвал меня, чтобы за ним
ухаживать. Дальше этого мои мечты не заходили.
- Мое предложение, кажется, не принято? - продолжал он. - Очень
сожалею. Я-то думал, что нравлюсь вам. Какой ужасный удар для моего
самолюбия.
- Вы... вы нравитесь мне... и даже очень... Я безумно люблю вас...
Сегодня я проплакала всю ночь: думала, что больше вас не увижу.
Он засмеялся и протянул мне через стол руку.
- Да благословит вас бог за это! Когда вы достигнете возраста, о
котором мечтаете, то есть тридцати шести лет, я напомню вам об этом
разговоре, и вы не поверите мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
его Максом, а не Макисом, как остальные родственники - бабушка, тетки. Я
тоже должна называть его Максимом. Максом называла его только она, и
только она имела на это право.
6
Мы с миссис ван Хоппер вели жизнь на колесах, а я всегда ненавидела
деятельность, связанную с переездами, - укладывать чемоданы, запаковывать
вещи... Заглянешь в опустевшие шкафы и ящики стола, и становится грустно,
будто что-то утеряла навсегда. Частичка нашей души, частичка прожитой
жизни остается там, где мы были и куда уже никогда не вернемся. Очередная
глава нашей жизни заканчивается, тяжелые вещи запакованы и стоят в
коридоре, а мелочь будет уложена в последний момент. Корзина для бумаг
заполнена разорванными письмами и записками, везде валяются полупустые
пузырьки из-под лекарств и пустые банки из-под кремов.
Утром, когда я наливала ей кофе, миссис ван Хоппер передала мне
письмо и сказала:
- Элен уезжает в субботу в Нью-Йорк. У маленькой Нэнси был острый
приступ аппендицита, и Элен возвращается домой. Я тоже решилась. Европа
надоела мне до смерти. Я тоже еду домой. Как вы относитесь к тому, чтобы
побывать в Нью-Йорке?
Это сообщение подкосило меня, что, по-видимому, отразилось на моем
лице.
- Какая вы странная девушка. И вечно недовольны. Не могу вас понять.
Неужели вы не знаете, что в Штатах девушка, не имеющая ни копейки, может
очень удачно устроиться? Там много молодых людей вашего класса, много
развлечений и веселых сборищ. У вас там будет свой маленький круг
знакомых, и вы сможете развлекаться, как вам захочется. Ведь вам не
нравится в Монте-Карло?
- Я уже привыкла к нему.
- Ну, а теперь вам придется привыкнуть к Нью-Йорку! Мы едем на том же
пароходе, что и Элен. Ступайте в контору и распорядитесь, чтобы билеты и
все остальное было немедленно заказано. Сегодня у вас столько работы, что
некогда будет огорчаться из-за отъезда из Монте-Карло.
Я не сразу пошла вниз. Зашла в ванную, села там и уронила голову на
руки. Итак, это случилось. Я должна уехать и уже завтра буду сидеть в купе
спального вагона, напротив миссис ван Хоппер и держать на коленях ее
шкатулку с драгоценностями или большую сумку, как горничная. Мы будем мыть
руки и чистить зубы в крохотном туалете, где всегда стоит графин с водой
до середины, лежит кусок мыла с прилипшим волоском, а неизбежная надпись
гласит: "Таз под умывальником".
Каждый стук колеса будет напоминать мне, что я все больше и больше
удаляюсь от него, а он спокойно сидит в ресторане и даже не вспоминает обо
мне. Я, конечно, сумею увидеть его и попрощаться, но нам нечего будет
сказать друг другу: мы будем прощаться, как чужие. А голос внутри меня
будет кричать: "Я так тебя люблю! Я так несчастна!" Мы перебросимся
несколькими ничего не значащими фразами и расстанемся навсегда. В
последний момент из мрака выйдет миссис ван Хоппер и, увидев ее, он
вернется на свое место, за свой столик и углубится в газету.
Я пережила все это, не выходя из ванной, и даже представила себе наш
приезд в Нью-Йорк. Услышала пронзительный голос Элен, этой несколько
уменьшенной копии с миссис ван Хоппер. Увидела ее маленькую уродливую
дочку Нэнси. Представила себе американских студентов и банковских клерков
с их стандартной внешностью и стандартными разговорами: "Давайте
встретимся в среду", "Любите ли вы джаз?" А я должна отвечать вежливо и
любезно, хотя хочу только одного: остаться совсем одна, как сейчас в
ванной.
- Что вы там делаете? - послышался крик миссис ван Хоппер.
- Сколько можно там сидеть? Хотя бы сегодня, когда у вас столько дел,
вы можете не витать в облаках?
...Он, конечно, вернется недели через две в Мандерли. Там его будет
ожидать груда писем и среди них мое, написанное на пароходе. Я постараюсь,
чтобы оно было забавным, опишу спутников и мелкие события. Может быть,
через несколько недель он снова наткнется на мое письмо, лежащее среди
неоплаченных счетов. Второпях напишет несколько слов в ответ... И больше
ничего вплоть до Рождества. Тогда я получу открытку с отпечатанными
золотым шрифтом словами: "Счастливого Рождества и счастья в наступающем
году. Максимилиан де Винтер". А поперек золотых строк он, желая быть
любезным, напишет чернилами: "От Максима". Возможно, на открытке еще
останется место, и он напишет: "Надеюсь, вам понравилось в Нью-Йорке"...
Я стряхнула фантазии и вернулась в реальную жизнь. Миссис ван Хоппер
впервые после болезни спустилась в ленчу в ресторан. Я знала, что его там
нет: он еще вчера предупредил меня, что уедет в Канны. И все-таки в зал я
входила со страхом, боялась, что официант спросит меня: "А вы,
мадемуазель, будете завтракать, как всегда, с мистером де Винтером?" Но он
промолчал.
Весь день я укладывала вещи, а вечером к миссис ван Хоппер пришли
знакомые, чтобы попрощаться. После обеда она немедленно легла в постель, а
я около половины девятого спустилась в контору под предлогом, что мне
нужны багажные квитанции. Клерк улыбнулся мне.
- Жаль, жаль, что вы уезжаете завтра. На будущей неделе у нас будет
балет. Знает ли об этом миссис ван Хоппер? - Помолчав, он добавил: - Если
вы ищете мистера де Винтера, то могу вам сообщить: он звонил из Канн и
предупредил, что вернется не - раньше полуночи
- Мне нужны квитанции, - повторила я, но вряд ли он мне поверил.
Вот так. Вышло, что и последний вечер мне не удалось провести с ним.
А может быть, это и к лучшему: я была бы очень грустной и скучной, и,
возможно, не сумела бы скрыть свое горе.
Всю ночь я проплакала. Так плачут только в двадцать один год. Потом -
уже иначе. Утром у меня были распухшие глаза, пересохшее горло и
воспаленное лицо. Холодной водой, одеколоном и пудрой я постаралась
привести себя в порядок. Затем открыла настежь окно и высунулась в него:
может быть, утренний воздух взбодрит меня. Утро было чудесным. Было так
хорошо, что я, кажется, охотно согласилась бы остаться в Монте-Карло на
всю жизнь. А между тем я в последний раз причесывалась перед этим
зеркалом, мылась над этим умывальником и никогда больше не буду спать в
этой постели.
- Надеюсь, вы не простудились? - спросила миссис ван Хоппер, взглянув
на меня.
- Нет, не думаю... - неуверенно сказала я, ища соломинку, за которую
хватается утопающий.
- Терпеть не могу сидеть и ждать, когда все уже уложено. Мы могли бы
уехать и более ранним поездом, если бы вы постарались. Телеграфируйте Элен
о том, что мы приедем раньше срока. указанного в первой телеграмме, и
распорядитесь в конторе, чтобы нам поменяли билеты.
Я пошла в свою комнату, надела выходной комплект: неизбежную
фланелевую юбку и самодельный джемпер. Моя нелюбовь к миссис ван Хоппер
превратилась в лютую ненависть. Даже это - последнее - утро она ухитрилась
испортить и отнять у меня всякую надежду. Раз так, решила я, то отброшу и
скромность, и выдержку, и гордость!
Из своей комнаты я бросилась наверх, шагая через две ступеньки. Я
знала номер его комнаты. Добежав до таблички "148", я постучала в дверь.
- Войдите, - послышался его голос.
Открывая дверь, я уже раскаивалась в своей смелости: вернулся он
поздно и, возможно, еще лежит в постели. Может быть, он утомлен и
раздражителен. Но он не лежал в постели, а брился у окна в верблюжьей
куртке, наброшенной поверх пижамы.
- В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Я пришла попрощаться. Мы сейчас уезжаем.
Он посмотрел на меня, положил бритву.
- Закройте дверь. Не понимаю, о чем вы говорите.
- Это правда. Мы сейчас уезжаем. Она предполагала ехать более поздним
поездом, а теперь перерешила: мы едем немедленно. Ну, а я боялась, что не
увижу вас больше и даже не сумею поблагодарить...
- Почему вы не сказали мне об этом раньше?
- Она ведь только вчера решила ехать. Ее дочь отплывает в субботу в
Нью-Йорк. Мы встретимся с ней в Париже, поедем оттуда в Шербур и дальше.
- Она хочет взять вас в свой Нью-Йорк?
- Да... А мне ненавистна даже мысль об этом... Я буду ужасно
несчастлива.
- Так чего ради вы едете с ней?
- Ведь я же вам объясняла: я работаю у нее из-за жалованья и не имею
возможности отказаться от него.
- Сядьте. - Он снова взялся за бритву. - Я не отниму у вас много
времени. Оденусь в ванной и через пять минут буду готов.
Схватив со стула одежду, он скрылся в ванной, а я села на кровать и
огляделась. Комната была безличной. Лежала груда ботинок - их было гораздо
больше, чем могло понадобиться, - и груда галстуков. На туалетном столике
- шампунь и пара головных щеток, оправленных в слоновую кость. Я надеялась
увидеть хотя бы одну фотографию, но увидела только книги и папиросы.
Через пять минут он вышел из ванной.
- Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю.
- У меня нет времени. Я должна бежать в контору, чтобы обменять
билеты.
- Мне нужно поговорить с вами - и он спокойно пошел к лифту. Он,
видимо, не понимал, что поезд отходит через полтора часа, и миссис ван
Хоппер наверняка уже звонила в контору и спрашивала - там ли я. Мы сели за
стол.
- Что будем есть?
- Я уже завтракала. Кроме того, я могу побыть с вами не более
трех-четырех минут.
- Принесите мне кофе, яйцо, тосты, джем и апельсин, - отдал он
распоряжение официанту. Затем достал из кармана пилочку и спокойно начал
подтачивать ногти. - Итак. миссис ван Хоппер надоело Монте-Карло, и ей
захотелось домой? Со мной то же самое. Только она едет в Нью-Йорк, а я в
Мандерли. Что предпочитаете вы? У вас есть возможность выбора.
- Не смейтесь надо мной! Это неблагородно.
- Вы ошибаетесь. Я не из таких людей, которые шутят за первым
завтраком. По утрам я всегда в прескверном настроении... Итак, повторяю,
выбирайте - желаете ли вы ехать с миссис ван Хоппер в Нью-Йорк или со мной
в Мандерли?
- Вы предлагаете мне место секретаря или что-нибудь в этом роде?
- Я предлагаю вам свою руку, глупышка!
Подошел официант, и я молчала, пока он не удалился.
- Вы понимаете... я же не из тех девушек, на которых вы можете
жениться...
- Что вы хотите этим сказать, черт возьми!
- Не знаю, как вам это объяснить... ведь я не принадлежу к вашему
кругу...
- Каков же он, мой круг?
- ...Богатое поместье Мандерли... и его окружение...
- Вы почти так же невежественны, как миссис ван Хоппер, и почти так
же глупы. Я единственный человек, который имеет право судить, кто подходит
для Мандерли, а кто - нет. Не думайте, что я действую под влиянием момента
или из вежливости. Вы думаете, что я делаю вам предложение из тех
соображений, по которым якобы катал вас на своей машине, то есть из-за
доброты? Боюсь, дорогая, что когда-нибудь вы заметите, что я отличаюсь
особой добротой и никогда не занимаюсь филантропией. Но вы не ответили на
мой вопрос: согласны ли вы стать моей женой?
Даже в самых смелых моих мечтах я никогда не думала об этом. Как-то
раз я вообразила, что он тяжело заболел и вызвал меня, чтобы за ним
ухаживать. Дальше этого мои мечты не заходили.
- Мое предложение, кажется, не принято? - продолжал он. - Очень
сожалею. Я-то думал, что нравлюсь вам. Какой ужасный удар для моего
самолюбия.
- Вы... вы нравитесь мне... и даже очень... Я безумно люблю вас...
Сегодня я проплакала всю ночь: думала, что больше вас не увижу.
Он засмеялся и протянул мне через стол руку.
- Да благословит вас бог за это! Когда вы достигнете возраста, о
котором мечтаете, то есть тридцати шести лет, я напомню вам об этом
разговоре, и вы не поверите мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36