Не говоря уже о том, что на него свалились все остальные дела бригады.
После нового похода к таксомоторному парку и турагентствам выяснить удалось мало. На объявление о награде всем, заметившим что-то подозрительное в ту ночь в районе канала Байли, так никто и не откликнулся. Впрочем, иного Юй и не ожидал.
Самому Чэню тоже ничего не удалось узнать в версии насчет икры.
– Парк разбит в XX веке в точном соответствии с романом «Сон в Красном тереме», произведением классической китайской литературы, самым известным романом, который пользуется особой славой начиная с середины XIX века, – бойко частил экскурсовод, держа в руке сигарету с длинным фильтром. – Не только резные ставни, двери и деревянные колонны точно соответствуют дизайну, но и мебель отражает удобства того времени. Взгляните только на тот бамбуковый мостик! И на папоротниковый грот. Вы как будто вступаете на страницы романа.
В самом деле, Сад Роскошных зрелищ был настоящим подарком для любителей романа. Пэйцинь уже пять или шесть раз просила мужа поехать сюда. Отложить визит было невозможно.
Поросшая мхом тропинка вела в просторный павильон с продолговатыми витражными окнами. Изнутри внутренний садик казался прохладным и манящим. Но Юю уже расхотелось бродить по парку. Стоя рядом с Пэйцинь в толпе туристов, он казался себе полным идиотом, которому здесь не место. Однако он усердно делал вид, что ему так же интересно, как и всем остальным. Многие беспрерывно щелкали затворами фотоаппаратов. У грота странной формы стояла импровизированная будка фотографа, где желающие могли взять напрокат костюмы и украшения – якобы эпохи Мин. Какая-то девушка позировала в тяжелом древнем золотом головном уборе, а ее приятель переодевался в шелковый халат с вышитыми драконами. Пэйцинь тоже преображалась благодаря великолепию Сада; она деловито сравнивала комнаты, каменные беседки и круглые ворота с картинами, созданными в ее воображении. Глядя на жену, Юй почти поверил в то, что она – одна из героинь романа и ждет, что из бамбуковой рощи вот-вот выйдет Баоюй – молодой и красивый герой.
Пэйцинь не упустила возможности поделиться знанием классической китайской литературы с Циньцинем.
– Когда Баоюю было столько же лет, сколько сейчас тебе, он уже знал наизусть Четырехкнижие.
– Четырехкнижие? – переспросил Циньцинь. – В школе нам о нем не рассказывали.
Не получив от сына ожидаемого ответа, Пэйцинь повернулась к мужу.
– Знаешь, ведь это, должно быть, тот ручей, где Дайюй хоронит облетевший цветок! – воскликнула она.
– Дайюй хоронит цветок? – растерялся Юй.
– Помнишь стихотворение Дайюй: «Сегодня я хороню цветок, но кто похоронит завтра меня?»
– Ах, вот ты о каком стихотворении!
– Гуанмин, – Пэйцинь нахмурилась, – твои мысли где-то блуждают!
– Нет, что ты! Я наслаждаюсь каждой проведенной здесь минутой, – поспешил заверить жену Юй. – Но я читал «Сон в Красном тереме» очень давно – когда мы с тобой еще были в Юньнани, помнишь?
– Куда пойдем дальше?
– Если честно, я немного устал, – признался Юй. – Давай сделаем так. Вы с Циньцинем пойдете дальше, во внутренний садик. А я посижу здесь несколько минут, докурю, а потом догоню вас.
– Хорошо, только много не кури.
Юй смотрел, как Пэйцинь ведет Циньциня в привлекательный своей необычностью внутренний дворик через ворота в форме тыквы. Казалось, ноги сами несут ее – как будто она возвращалась в родной дом.
Только вот он не Баоюй и никогда не собирался им становиться. Он – сын простого полицейского. И сам полицейский. Юй раздавил окурок подошвой ботинка. Он старается быть хорошим полицейским, но ему все труднее.
Пэйцинь другая. Нет, она не жалуется. И даже вроде бы довольна жизнью. Трудясь бухгалтером в ресторане, она прилично зарабатывает, вместе с чаевыми выходит около пятисот юаней в месяц. Сидит в крошечном отдельном кабинетике; ей не приходится общаться с посетителями. И дома, как она часто уверяет мужа, ее тоже все устраивает, несмотря на то что комната у них очень маленькая.
Но Юй понимал: жизнь Пэйцинь могла бы сложиться совсем по-другому. Например, как у Дайюй или Баочай, одной из талантливых красавиц из знаменитого романа.
В начале «Сна в Красном тереме» говорится о «Двенадцати шпильках» – двенадцати красавицах, которым суждено выполнить свою любовную карму, ниспосланную каждой из них небесной волей Судьбы. По мнению автора, любовная связь заранее предначертана любовникам, бродящим под луной в Саду Роскошных зрелищ. Конечно, «Сон в Красном тереме» – вымысел. Но ведь и в реальной жизни случаются вещи куда более странные, чем в романах.
Он полез за очередной сигаретой, но в пачке больше ничего не осталось. Он повертел в руках мятую обертку от «Пиона». По карточкам ему в месяц полагалось всего пять пачек высококачественных сигарет, таких как «Пион» или «Великая стена». Он уже выкурил свой лимит. Юй полез в нагрудный карман и достал металлический портсигар, где держал самокрутки, которые скручивал втайне от Пэйцинь: жене не нравилось, что он много курит.
Они с Пэйцинь знакомы с раннего детства.
Друзья детства вместе играют;
На бамбуковых лошадках друг за другом гоняют,
Срывая незрелые цветки со сливы.
Доктор Ся подарил им на свадьбу красиво переписанные на двух красных шелковых лентах эти строки из «Чжанганской песни» Ли Бая.
Их детство вовсе не было таким романтически невинным. Пэйцинь с родителями переехала в тот квартал, где жила семья Юя, в начале шестидесятых. Они вместе ходили в среднюю школу, а потом учились в старших классах. Однако они не искали общества друг друга; предпочитали держаться на расстоянии. В Китае шестидесятые годы были революционным пуританским периодом. И речи быть не могло о том, чтобы мальчики и девочки в школе держались вместе.
Другим разъединяющим фактором было ее буржуазное происхождение. Отца Пэйцинь, до 1949 года владевшего парфюмерной фабричкой, в конце шестидесятых отправили в исправительно-трудовой лагерь. Ему дали несколько лет, не объяснив за что. В лагере он и умер. Еще до того родителей Пэйцинь выселили из собственного дома в районе Цзиньгань; они вынуждены были переселиться на чердак дома в том квартале, где жил Юй. Худая девочка со впалыми щеками, с крошечным хвостиком, перевязанным резинкой… Пэйцинь можно было назвать кем угодно, только не горделивой принцессой. Хотя училась она лучше всех в классе, другие дети из рабочих семей часто обижали и травили ее. Однажды утром несколько маленьких хунвейбинов попытались даже отрезать ей волосы. Дело зашло слишком далеко, и Юй вступился за нее. Он, сын сотрудника народной полиции, пользовался известным авторитетом среди соседских ребят.
И лишь в последний год их обучения в школе старшей ступени случай свел их вместе. В начале семидесятых начался новый период культурной революции. Председатель Мао решил, что «красные охранники» – хунвейбины – прежде его пылкие сторонники – препятствуют усилению его власти. Поэтому Мао объявил: необходимо, чтобы хунвейбины – их тогда стали называть «грамотной молодежью» – ехали в деревню и «учились у бедняков и середняков». Тем самым молодежь удалялась из городов и не могла ему помешать. Общенациональная кампания проводилась под барабанный бой и звуки гонга. Наивно откликнувшись на призыв Мао, миллионы юношей и девушек поехали в отдаленные провинции. В провинции Аньхой, Цзянси, Хэйлунцзян, во Внутреннюю Монголию, на северную границу, на южную границу…
Юй Гуанмина и Цзин Пэйцинь, хотя по возрасту они еще не могли быть хунвейбинами, зачислили в ряды «грамотной молодежи», несмотря на то что они так и не закончили школу. Им выдали красные цитатники председателя Мао. Они, как представители «грамотной молодежи», также должны были покинуть Шанхай, чтобы «перевоспитываться в деревне». Им предстояло поехать в военную сельхозкоммуну в провинции Юньнань – на юг, на границу с Бирмой.
Накануне отъезда мать Пэйцинь пришла в гости к родителям Юя. В ту ночь родители долго проговорили. На следующее утро к Юю пришла Пэйцинь, а ее брат, работавший водителем грузовика на 1-м Шанхайском сталеплавильном комбинате, отвез их обоих на Северный вокзал. Они сидели в кузове на сундуках, в которых уместилось все их имущество, и вместе с ликующей толпой, провожавшей их, пели: «Езжайте в деревню, езжайте на границу, езжайте туда, где вы нужнее родине…»
Как понял Юй, тогда родители устроили им нечто вроде помолвки; однако он согласился почти не думая. Родители хотели, чтобы они, два шестнадцатилетних подростка, посланные за тысячи километров от дома, заботились друг о друге. А Пэйцинь к тому времени расцвела, превратилась в хорошенькую девушку, стройную и почти такую же высокую, как он. В поезде они стыдливо сидели рядом. В деревне они действительно поддерживали друг друга. Иначе они бы не выжили.
Военная сельхозкоммуна, куда их послали, находилась в отдаленной местности под названием Сишуанбаньна, затерянной в дебрях южной провинции Юньнань. Почти все тамошние бедняки и середняки были дайцами, представителями нацменьшинства; они говорили на своем языке и придерживались собственных обычаев. Из-за частых тропических ливней земля в тех краях была заболоченной, влажной. Поэтому дайцы строили себе дома на прочных бамбуковых сваях; внизу, между сваями, бегали свиньи и куры. «Грамотную молодежь» из города поселили в армейские казармы, где они изнемогали от духоты и жары. И речи быть не могло о том, чтобы городские юноши и девушки чему-то учились у дайцев. Правда, кое-что они все же узнали – только не то, к чему призывал председатель Мао. Например, они усвоили дайские понятия о любви. Пятнадцатого числа четвертого месяца по китайскому лунному календарю в тех краях отмечается Праздник обливания; его смысл заключался в смывании грязи, смерти и демонов предыдущего года. Однако у праздника имелся и другой смысл. В тот день любая дайская девушка имела право назвать своего возлюбленного – им становился тот, кого она обливала водой. Той же ночью избранник приходил петь и танцевать под ее окно. Если девушка открывала дверь, счастливец мог провести с ней ночь.
По прибытии Юй и Пэйцинь были шокированы, но быстро адаптировались. Выбора у них все равно не было. Все те годы они нуждались друг в друге, потому что в Юньнани не было ни кино, ни библиотеки, ни ресторана; в общем, там не было никаких развлечений. После долгих часов работы у них были только они сами. Как и многие «грамотные» юноши и девушки, они начали жить вместе. Официально расписываться они не спешили. И не потому, что не испытывали друг к другу никаких чувств. Дело в том, что у неженатых сохранялась хотя бы крохотная возможность когда-нибудь в будущем вернуться в Шанхай. В соответствии с политикой правительства, поженившись, молодые должны были навсегда поселиться в деревне.
Оба – и Юй, и Пэйцинь – скучали по Шанхаю.
В конце культурной революции все снова переменилось. Теперь они могли вернуться домой. Хотя официально о прекращении движения «грамотной молодежи» не объявляли, больше городских юношей и девушек не посылали в деревню «на перевоспитание». Как только Юй и Пэйцинь вернулись в Шанхай, они поженились. Юй, так сказать, получил место в полиции по наследству – по возвращении сына отец вышел в отставку. Пэйцинь распределили на работу в ресторан, бухгалтером. Это было не то, что она хотела, но ее работа оказалась довольно выгодной. Через год после рождения сына Циньциня их брак превратился в спокойную обыденность. Юю почти не на что было жаловаться.
Однако иногда он, как ни странно, скучал по тем годам, проведенным в Юньнани. Он вспоминал, как они вместе мечтали вернуться в Шанхай, устроиться работать на госпредприятии, начать новую жизнь, родить детей и жить совсем по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
После нового похода к таксомоторному парку и турагентствам выяснить удалось мало. На объявление о награде всем, заметившим что-то подозрительное в ту ночь в районе канала Байли, так никто и не откликнулся. Впрочем, иного Юй и не ожидал.
Самому Чэню тоже ничего не удалось узнать в версии насчет икры.
– Парк разбит в XX веке в точном соответствии с романом «Сон в Красном тереме», произведением классической китайской литературы, самым известным романом, который пользуется особой славой начиная с середины XIX века, – бойко частил экскурсовод, держа в руке сигарету с длинным фильтром. – Не только резные ставни, двери и деревянные колонны точно соответствуют дизайну, но и мебель отражает удобства того времени. Взгляните только на тот бамбуковый мостик! И на папоротниковый грот. Вы как будто вступаете на страницы романа.
В самом деле, Сад Роскошных зрелищ был настоящим подарком для любителей романа. Пэйцинь уже пять или шесть раз просила мужа поехать сюда. Отложить визит было невозможно.
Поросшая мхом тропинка вела в просторный павильон с продолговатыми витражными окнами. Изнутри внутренний садик казался прохладным и манящим. Но Юю уже расхотелось бродить по парку. Стоя рядом с Пэйцинь в толпе туристов, он казался себе полным идиотом, которому здесь не место. Однако он усердно делал вид, что ему так же интересно, как и всем остальным. Многие беспрерывно щелкали затворами фотоаппаратов. У грота странной формы стояла импровизированная будка фотографа, где желающие могли взять напрокат костюмы и украшения – якобы эпохи Мин. Какая-то девушка позировала в тяжелом древнем золотом головном уборе, а ее приятель переодевался в шелковый халат с вышитыми драконами. Пэйцинь тоже преображалась благодаря великолепию Сада; она деловито сравнивала комнаты, каменные беседки и круглые ворота с картинами, созданными в ее воображении. Глядя на жену, Юй почти поверил в то, что она – одна из героинь романа и ждет, что из бамбуковой рощи вот-вот выйдет Баоюй – молодой и красивый герой.
Пэйцинь не упустила возможности поделиться знанием классической китайской литературы с Циньцинем.
– Когда Баоюю было столько же лет, сколько сейчас тебе, он уже знал наизусть Четырехкнижие.
– Четырехкнижие? – переспросил Циньцинь. – В школе нам о нем не рассказывали.
Не получив от сына ожидаемого ответа, Пэйцинь повернулась к мужу.
– Знаешь, ведь это, должно быть, тот ручей, где Дайюй хоронит облетевший цветок! – воскликнула она.
– Дайюй хоронит цветок? – растерялся Юй.
– Помнишь стихотворение Дайюй: «Сегодня я хороню цветок, но кто похоронит завтра меня?»
– Ах, вот ты о каком стихотворении!
– Гуанмин, – Пэйцинь нахмурилась, – твои мысли где-то блуждают!
– Нет, что ты! Я наслаждаюсь каждой проведенной здесь минутой, – поспешил заверить жену Юй. – Но я читал «Сон в Красном тереме» очень давно – когда мы с тобой еще были в Юньнани, помнишь?
– Куда пойдем дальше?
– Если честно, я немного устал, – признался Юй. – Давай сделаем так. Вы с Циньцинем пойдете дальше, во внутренний садик. А я посижу здесь несколько минут, докурю, а потом догоню вас.
– Хорошо, только много не кури.
Юй смотрел, как Пэйцинь ведет Циньциня в привлекательный своей необычностью внутренний дворик через ворота в форме тыквы. Казалось, ноги сами несут ее – как будто она возвращалась в родной дом.
Только вот он не Баоюй и никогда не собирался им становиться. Он – сын простого полицейского. И сам полицейский. Юй раздавил окурок подошвой ботинка. Он старается быть хорошим полицейским, но ему все труднее.
Пэйцинь другая. Нет, она не жалуется. И даже вроде бы довольна жизнью. Трудясь бухгалтером в ресторане, она прилично зарабатывает, вместе с чаевыми выходит около пятисот юаней в месяц. Сидит в крошечном отдельном кабинетике; ей не приходится общаться с посетителями. И дома, как она часто уверяет мужа, ее тоже все устраивает, несмотря на то что комната у них очень маленькая.
Но Юй понимал: жизнь Пэйцинь могла бы сложиться совсем по-другому. Например, как у Дайюй или Баочай, одной из талантливых красавиц из знаменитого романа.
В начале «Сна в Красном тереме» говорится о «Двенадцати шпильках» – двенадцати красавицах, которым суждено выполнить свою любовную карму, ниспосланную каждой из них небесной волей Судьбы. По мнению автора, любовная связь заранее предначертана любовникам, бродящим под луной в Саду Роскошных зрелищ. Конечно, «Сон в Красном тереме» – вымысел. Но ведь и в реальной жизни случаются вещи куда более странные, чем в романах.
Он полез за очередной сигаретой, но в пачке больше ничего не осталось. Он повертел в руках мятую обертку от «Пиона». По карточкам ему в месяц полагалось всего пять пачек высококачественных сигарет, таких как «Пион» или «Великая стена». Он уже выкурил свой лимит. Юй полез в нагрудный карман и достал металлический портсигар, где держал самокрутки, которые скручивал втайне от Пэйцинь: жене не нравилось, что он много курит.
Они с Пэйцинь знакомы с раннего детства.
Друзья детства вместе играют;
На бамбуковых лошадках друг за другом гоняют,
Срывая незрелые цветки со сливы.
Доктор Ся подарил им на свадьбу красиво переписанные на двух красных шелковых лентах эти строки из «Чжанганской песни» Ли Бая.
Их детство вовсе не было таким романтически невинным. Пэйцинь с родителями переехала в тот квартал, где жила семья Юя, в начале шестидесятых. Они вместе ходили в среднюю школу, а потом учились в старших классах. Однако они не искали общества друг друга; предпочитали держаться на расстоянии. В Китае шестидесятые годы были революционным пуританским периодом. И речи быть не могло о том, чтобы мальчики и девочки в школе держались вместе.
Другим разъединяющим фактором было ее буржуазное происхождение. Отца Пэйцинь, до 1949 года владевшего парфюмерной фабричкой, в конце шестидесятых отправили в исправительно-трудовой лагерь. Ему дали несколько лет, не объяснив за что. В лагере он и умер. Еще до того родителей Пэйцинь выселили из собственного дома в районе Цзиньгань; они вынуждены были переселиться на чердак дома в том квартале, где жил Юй. Худая девочка со впалыми щеками, с крошечным хвостиком, перевязанным резинкой… Пэйцинь можно было назвать кем угодно, только не горделивой принцессой. Хотя училась она лучше всех в классе, другие дети из рабочих семей часто обижали и травили ее. Однажды утром несколько маленьких хунвейбинов попытались даже отрезать ей волосы. Дело зашло слишком далеко, и Юй вступился за нее. Он, сын сотрудника народной полиции, пользовался известным авторитетом среди соседских ребят.
И лишь в последний год их обучения в школе старшей ступени случай свел их вместе. В начале семидесятых начался новый период культурной революции. Председатель Мао решил, что «красные охранники» – хунвейбины – прежде его пылкие сторонники – препятствуют усилению его власти. Поэтому Мао объявил: необходимо, чтобы хунвейбины – их тогда стали называть «грамотной молодежью» – ехали в деревню и «учились у бедняков и середняков». Тем самым молодежь удалялась из городов и не могла ему помешать. Общенациональная кампания проводилась под барабанный бой и звуки гонга. Наивно откликнувшись на призыв Мао, миллионы юношей и девушек поехали в отдаленные провинции. В провинции Аньхой, Цзянси, Хэйлунцзян, во Внутреннюю Монголию, на северную границу, на южную границу…
Юй Гуанмина и Цзин Пэйцинь, хотя по возрасту они еще не могли быть хунвейбинами, зачислили в ряды «грамотной молодежи», несмотря на то что они так и не закончили школу. Им выдали красные цитатники председателя Мао. Они, как представители «грамотной молодежи», также должны были покинуть Шанхай, чтобы «перевоспитываться в деревне». Им предстояло поехать в военную сельхозкоммуну в провинции Юньнань – на юг, на границу с Бирмой.
Накануне отъезда мать Пэйцинь пришла в гости к родителям Юя. В ту ночь родители долго проговорили. На следующее утро к Юю пришла Пэйцинь, а ее брат, работавший водителем грузовика на 1-м Шанхайском сталеплавильном комбинате, отвез их обоих на Северный вокзал. Они сидели в кузове на сундуках, в которых уместилось все их имущество, и вместе с ликующей толпой, провожавшей их, пели: «Езжайте в деревню, езжайте на границу, езжайте туда, где вы нужнее родине…»
Как понял Юй, тогда родители устроили им нечто вроде помолвки; однако он согласился почти не думая. Родители хотели, чтобы они, два шестнадцатилетних подростка, посланные за тысячи километров от дома, заботились друг о друге. А Пэйцинь к тому времени расцвела, превратилась в хорошенькую девушку, стройную и почти такую же высокую, как он. В поезде они стыдливо сидели рядом. В деревне они действительно поддерживали друг друга. Иначе они бы не выжили.
Военная сельхозкоммуна, куда их послали, находилась в отдаленной местности под названием Сишуанбаньна, затерянной в дебрях южной провинции Юньнань. Почти все тамошние бедняки и середняки были дайцами, представителями нацменьшинства; они говорили на своем языке и придерживались собственных обычаев. Из-за частых тропических ливней земля в тех краях была заболоченной, влажной. Поэтому дайцы строили себе дома на прочных бамбуковых сваях; внизу, между сваями, бегали свиньи и куры. «Грамотную молодежь» из города поселили в армейские казармы, где они изнемогали от духоты и жары. И речи быть не могло о том, чтобы городские юноши и девушки чему-то учились у дайцев. Правда, кое-что они все же узнали – только не то, к чему призывал председатель Мао. Например, они усвоили дайские понятия о любви. Пятнадцатого числа четвертого месяца по китайскому лунному календарю в тех краях отмечается Праздник обливания; его смысл заключался в смывании грязи, смерти и демонов предыдущего года. Однако у праздника имелся и другой смысл. В тот день любая дайская девушка имела право назвать своего возлюбленного – им становился тот, кого она обливала водой. Той же ночью избранник приходил петь и танцевать под ее окно. Если девушка открывала дверь, счастливец мог провести с ней ночь.
По прибытии Юй и Пэйцинь были шокированы, но быстро адаптировались. Выбора у них все равно не было. Все те годы они нуждались друг в друге, потому что в Юньнани не было ни кино, ни библиотеки, ни ресторана; в общем, там не было никаких развлечений. После долгих часов работы у них были только они сами. Как и многие «грамотные» юноши и девушки, они начали жить вместе. Официально расписываться они не спешили. И не потому, что не испытывали друг к другу никаких чувств. Дело в том, что у неженатых сохранялась хотя бы крохотная возможность когда-нибудь в будущем вернуться в Шанхай. В соответствии с политикой правительства, поженившись, молодые должны были навсегда поселиться в деревне.
Оба – и Юй, и Пэйцинь – скучали по Шанхаю.
В конце культурной революции все снова переменилось. Теперь они могли вернуться домой. Хотя официально о прекращении движения «грамотной молодежи» не объявляли, больше городских юношей и девушек не посылали в деревню «на перевоспитание». Как только Юй и Пэйцинь вернулись в Шанхай, они поженились. Юй, так сказать, получил место в полиции по наследству – по возвращении сына отец вышел в отставку. Пэйцинь распределили на работу в ресторан, бухгалтером. Это было не то, что она хотела, но ее работа оказалась довольно выгодной. Через год после рождения сына Циньциня их брак превратился в спокойную обыденность. Юю почти не на что было жаловаться.
Однако иногда он, как ни странно, скучал по тем годам, проведенным в Юньнани. Он вспоминал, как они вместе мечтали вернуться в Шанхай, устроиться работать на госпредприятии, начать новую жизнь, родить детей и жить совсем по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71